Второгодка. Книга 1. Старая школа рулит

У бетонных плит в дальней части двора кучковалось несколько парней в спортивной одежде. На головах капюшоны, руки в карманах. Наркоманы хреновы или хулиганы… Некоторые вещи не меняются…

Мне пришло в голову, что Никита, скорее всего, меня угробил. Именно поэтому моя «дискета» перелетела сюда. А вот куда делся первоначальный Краснов думать не хотелось…

Во двор медленно въехала крутая тачка. Ни хрена себе… Это был «мерин», но, блин, я таких никогда не видел. Джип. Весь чёрный, чёрные стёкла, чёрные диски, навороченный, сияющий, хищный, наглый, самодовольный.

Да, в моё время таких машин не было, это уж точно. Тачка остановилась рядом. Она вздрагивала от музыки, ритм прорывался наружу. Стекло водительской двери съехало вниз, я увидел Назарова и услышал гнусаво-мультяшный голос, повторявший одну фразу: «За деньги – да».

Назаров самодовольно ухмылялся и кивал в ритм. Двери открылись и из джипа выскочили те самые придурки, что сопровождали его в туалете.

– Опаньки… – хищно улыбнулся он, вырубив магнитолу. – Красивый. Битый и недобитый. Приплыл ты. П***да тебе, малыш.

Я не пошевелился и, чуть прищурившись, смотрел на него. У меня был аргумент, о котором он пока не догадывался. Выглядели они, как карикатура на хулиганов – в дурацких бейсболках и яркой мешковатой одежде.

– Прохор! – вдруг воскликнул один из его прихвостней и показал рукой в сторону беседки. – Вон она за кустами шкерится!

– Живи пока, – ухмыльнулся мне Назаров и сплюнул на асфальт. – Но недолго. Я за тобой приду.

Пацаны бросились в сторону беседки, а Назаров газанул, переехал клумбу, вывернув огромными колёсами цветущие астры и рванул прямо по газону. За беседкой мелькнуло платье, и я узнал Глотову.

Вот же дерьмо! Я схватил отвалившийся от скамейки брус и рванул за «мерином».

Когда я подбежал, девчонка стояла между машиной и беседкой. Она испуганно крутила головой, а вокруг неё расположились Назаров с прихвостнями. Один из них поигрывал ножом-бабочкой, раскрывая его и складывая, как шаблонный голливудский сутенёр. Густые заросли надёжно скрывали происходящее от жильцов и случайных прохожих.

– Залазь, Глотова, – ухмыльнулся главарь шайки. – Не бойся, покатаемся, расслабимся. У меня батя уехал, дом пустой. Потусим, музло послушаем. В тесной компании. Ты, я и ребята. Тебе понравится, я гарантирую. Лезь сказал, а то Кот тебе рожу щас распишет. Бегом-на!

Кот, похожий на латиноса жиган в понтовом и большом не по размеру спортивном прикиде, в подтверждение сказанного поднял руку со своим ножичком, и тут на него обрушился я. Силы были неравными. А, учитывая, что Серёжа Краснов был редкостным дохляком, шансов у меня было чуть меньше нуля.

Но так только казалось. Уж я-то знал, что грубая сила часто пасует перед отчаянным бесстрашием и явной готовностью идти до конца не смотря ни на что.

– Позишн намбер ван, – воскликнул я и со всей силушки шибанул дубиной по руке с ножом. – Отдыхаю сам.

Не дожидаясь реакции, я тут же крутанулся и рубанул по ногам второго урода, а третьего отоварил по хребтине. Они разлетелись, как кегли в боулинге.

– Э! – заревел Назаров, отскакивая в сторону. – Ты чё, Крас, попутал?!

– Ссышь, когда страшно? – усмехнулся я и дёрнулся в его сторону, заставив отшатнуться. – Позишн намбер ту.

Было от чего испугаться. Я знал, глаза мои не предвещали ничего хорошего. Может, помятая щенячья рожа и вызывала ложное чувство беззащитности, но взгляд был суровым, уж я-то себя знал.

– Да я тебе твою доску щас в гудок засуну! – проревел этот бегемот.

– Да ну? – усмехнулся я и с ноги захерачил начавшему подниматься Коту по роже.

Тот снова упал и завыл. Да они все уже выли.

– Попытайся, Прошка, – усмехнулся я и, подняв свой дрын, замахнулся на тачку. – Сейчас только стекляшки тебе повышибаю.

– Э-э-э! – заорал он, и глаза у него полезли на лоб. – Не вздумай! Мой батя тебя порешит!

– Да ты чё, – расплылся я в улыбке. – Сам-то ты жирный ноль, да? За батю прячешься, поц? Только мне почему-то кажется, что батя твой не меня, а тебя порешит. Думаю, он даже и не догадывается, кто в его отсутствие рассекает по городу на его «мерине». Без прав и без спросу, а? Нарушая правила дорожного движения и причиняя ущерб муниципальной инфраструктуре.

Похоже, я попал в самую точку. Он осёкся и как-то сник.

– А если звякнуть ментам? – подмигнул я.

– Да с батиными номерами ни один мусор в городе не осмелится меня тормознуть.

– Вон, как, – понимающе кивнул я. – А если сказать, что тачка в угоне? Думаешь не тормознут? Чего приуныл, носорожка? Давай, выбирай, что я расхерачу – твой шарабан или светотехнику?

– А-а-а… – он мне руку сломал, – заныл Кот.

– Я тебе ещё и голову отрежу. Если кто из вас не то что подойдёт, а косо посмотрит на Глотову, живым бошки поотрубаю. Это не шутка и касается всех!

В этот момент чувак, получивший по хребту накинулся на меня сзади. Я тупо проглядел, когда он поднялся, и он врезал мне по почкам. И хорошо так врезал, у меня аж в глазах потемнело. Глотова вскрикнула. Но я не упал, не стал охать и выть, только сжал зубы, развернулся и своей волшебной палочкой наотмашь навернул ему по башке.

Силёнок у Краса было маловато, так что за жизнь этих уродов я не особо переживал.

– Вломи ему, Прохор… – простонал тот, которому прилетело по ногам. – Я ходить не могу. Завали его! У тебя же пушка…

– Не сейчас! – попытался сохранить лицо Назаров. – Тут свидетели могут быть. Крас, ты себе приговор подписал, ты понял?

– Бешеный, – проныл Кот, выплёвывая сгустки крови.

– В натуре бешеный, – ощерился Назар.

– Точняк, пацаны, – кивнул я. – И я вас предупредил. Мне ваши папики похеру, ясно? Я вас достану. Каждого найду, ссыкуны дешёвые, и лично глотки перегрызу. А чтоб вы не дёргались, я сейчас пойду на освидетельствование, а она напишет заяву, мол хотели совершить групповое изнасилование, а меня избили, потому что я заступился. Отличное заявление получится, даже два. А потом будем наблюдать, как ваши папы и мамы начнут на пузе ползать, чтоб ваши жопы спасти от сурового возмездия на малолетке. Всё, сдриснули отсюда!

Они спешно погрузились в тачку и отвалили.

– Кровью не залейте, бараны! – рыкнул на них Прохор.

Глотова стояла ни жива, ни мертва, но глаза её сияли.

– Серёжа… – едва слышно прошептала она. – Ты… Ты такой… Спасибо… А я уж думала всё, как с Женькой Мурашкиной сделают…

– Не сделают, – хмуро кивнул я. – Почему они именно к тебе прицепились?

– Я не знаю, – мотнула она головой и отвернулась.

Смущённо. Я внимательно на неё посмотрел. Лолита, блин, малолетняя. Платье короткое, ноги длинные, красивые, грудь маленькая, но обтянутая, выпирающая из платья. Курточка коротенькая. Макияж. Бляха, взрослеют они сейчас рано, конечно, и сами из себя делают шалав с этой модой дурацкой. Вот мудачьё и считывает сигналы, как умеет. А если присмотреться, она же ещё ребёнок ребёнком.

– Они видели фоточки мои в инсте… Мы с подружками дурачились, короче… Ну… там такое…

Она рукой махнула.

– В общем эти прицепились, с самого первого сентября мне харрасмент устроили. Типа, нюдсы требуют, да сами шлют всякий скам. А теперь вот…

Она вздохнула, а я снова нихрена не понял. Хреновато мой накопитель данных работал.

– Ты здесь живёшь? – спросил я.

– Ну… да, – удивлённо кивнула Глотова. – Мы же с тобой в одном подъезде…

– А, точно… – согласился я. – Я просто головой долбанулся сегодня, немного штормит.

Она сочувственно кивнула.

– А ты домой сейчас?

– Не знаю… – повёл я плечами.

– Пойдём. Хочешь, ко мне завалимся? У меня никого до вечера не будет.

Она покраснела.

– Нет, сейчас не до гостей, – отказался я. – Голова болит.

Не хватало ещё с малолетками тусоваться… Блин! Вообще-то, я и сам сейчас был малолеткой.

– Ты в каком классе? – уточнил я, когда мы двинули к подъезду.

– В девятом «А», – удивлённо ответила она и обиженно поджала губы.

Подразумевалось, вероятно, что я должен был и сам знать. Я промолчал. Подойдя к подъезду, она приложила небольшой металлический кружок, болтавшийся на ключах к кодовому замку и тяжёлая железная дверь открылась. Нужно было подключать «жёсткий диск». Квартиру-то свою я должен был знать.

И я вспомнил. Остановился перед нужной дверью и даже с первого раза открыл. Спасённая стояла, не уходила. Наверное, ждала, что я приглашу её зайти. Но я не пригласил. Мне бы самому как-то для начала нужно было осмотреться, освоиться.

– Глотова, – кивнул я на прощанье, – ты бы поскромнее одевалась, глядишь, и проблем с домогательствами поубавилось бы.

– Почему по фамилии-то? – передёрнула она плечами. – Я вообще-то Настя.

– Ну да, Настя. Но это не отменяет того, что я сказал.

Я вошёл в квартиру и закрыл дверь, оставив Настю снаружи. Нужно было оглядеться. Обстановка оказалась простой. Комнат было две и жил я похоже с матерью. Я порылся в «физической памяти» и нашёл подтверждение. Да, отца не имелось, причём с детства. В длинном коридоре на стенах были наклеены виниловые обои, на полу лежал линолеум.

Гостиная служила, похоже, мне спальней и рабочим кабинетом. Старый диван, письменный стол, телевизор, стенка местной фабрики. Надо сказать, что такой интерьер был актуальным и в моё время. В этой, отдельно взятой квартире ничего за прошедшие годы не изменилось.

Следующая комната была спальней матери. Я прошёл на кухню. Она оказалась обычной, совковой. Я включил электрический чайник. Он засветился голубыми огоньками и на борту появились крупные цифры, показывающие температуру. Как говорится, до чего дошёл прогресс…

Ладно. В ванной я снова уставился на своё отражение. Патлатый растрёпанный кент с подбитым глазом, смотревший на меня, нихрена мне не нравился. Абсолютно. Интересно, это что же получается, меня навсегда заточили в этот сосуд? И для чего?

Посмотрим. Разберёмся, как говорил мой братан Никитос. В любом случае, придётся делать из этого щенка настоящего волка. Волчару. Я оскалился и разочарованно покачал головой. Открыл дверцу шкафчика и… О! То, что нужно! Там лежала машинка для стрижки волос.

Но воспользоваться ей я не успел. В прихожей раздался звонок. Блин! Наверное, мать пришла… Я пошёл открывать, быстро выискивая необходимые сведения. Но за дверью снова оказалась Глотова.

– Чего, Насть? – хмуро кивнул я, но она не ответила.

Она решительно шагнула ко мне, обхватила за шею и прижалась губами к моим губам.

3. Моя подруга Глотова

Губы её оказались прохладными и напряжёнными. Будто котёнок ткнулся мокрым носом.

– Настя, – отступил я. – Ты погоди. Ты же на эмоциях сейчас. Посмотри на себя, какая ты красотка, и на меня. Что-то я не вижу, здесь гармонии, а?

– Ты чего! – изумилась она. – Какая разница? Ты мне всегда нравился!

– Да? – недоверчиво прищурился я. – Ты сейчас моё представление о девушках перевернула. Ладно, тогда пошли со мной.

– Куда? – насторожилась она и щёки её чуть порозовели.

– В ванную, куда же ещё?

Глаза её сделались широкими. Похоже, она немного сдрейфила, но отступать не собиралась, хотя и спросила:

– Почему в ванную-то?

Прозвучало это немного растерянно, и я улыбнулся. Улыбнулся и даже залюбовался этой девчулей. Достанется кому-то такой подарочек. Она действительно была ничего. Тоненькая, ладная, длинноногая. Губки, носик, глазки – всё при ней. Картинка. Впрочем, не более. И ещё у меня немного сердце защемило – чем-то она Катю мою напомнила. Когда я её встретил, она совсем молоденькой была…

– Увидишь, – подмигнул я и, не дожидаясь реакции пошёл в ванную.

Настя сбросила кроссовки и прошлёпала за мной.

– Держи, – сказал я и дал ей в руки машинку. – Аккуратно только, рану не задень.

Я зашёл на кухню, взял табуретку и вернулся. Уселся перед зеркалом, как в парикмахерской и скомандовал:

– Приступай.

– Прямо всё что ли сбривать? – испуганно спросила она. – Налысо?

– Там выставлена длина, это не совсем под Котовского, немного останется.

– Под какого Котовского?

Я только усмехнулся и рукой махнул. Молодёжь…

– Брей, доча.

Не могу сказать что я сразу стал выглядеть, как крутой парень, но, в любом случае, получилось лучше, чем было. Перестал быть похожим на лохматое чучело, хотя бы.

– Ну как? – усмехнулся я.

– Да не знаю, чё-то… – растерянно ответил мой парикмахер.

– Не нравится что ли?

– Да не знаю я… Ну… Так… кринжово немного…

– Это хорошо или плохо?

– Блин… Красивый… чёт я не знаю.

– Ладно, Настя Глотова, спасибо за помощь. Ты есть хочешь?

– Блин, да чё ты с этой фамилией! Я её ненавижу вообще. Из-за неё ко мне Назар этот прицепился.

– Почему?

– Потому что от слова глотать.

Я засмеялся.

– Ну, ты даёшь, подруга. Вообще-то старинная русская фамилия. Дворянская или боярская.

– Правда что ли? – удивилась она.

– Правда. Так… надо как-то волосы…

– Я соберу.

– Как Самсон и Далила?

Она не ответила, но действительно нашла метёлку и собрала состриженные волосы, а потом и зашла на кухню, где я уже проводил досмотр холодильника.

– Тут цыплёнок есть. Хочешь?

– Не, давай лучше пиццу закажем, – предложила Настя.

– Закажем?

– Ну, доставку, чё?

– Нет, я без денег, – на всякий случай ответил я, не понимая, пятьсот рублей – это мало или много в текущей обстановке.

– У меня есть, – пожала она плечами. – Я тебе должна, ты меня спас.

– Так ты ж уже расплатилась, – усмехнулся я.

Она залилась румянцем. Детский сад, честное слово.

– Ладно, если не хочешь цыплёнка, давай шакшуку сделаем.

– А это что? – удивилась Глотова.

– Не знаешь, что ли? Круче пиццы, отвечаю. Вон на подоконнике помидоры лежат, порежь.

Я взял открытую томатную пасту, быстро нарубил чеснок и лук, полил на сковородку масло и бросил обжаривать. Быстро нарезал сладкую паприку, и ветчину. Тоже отправил в сковороду. Она была такой, как я любил – старой чугунной.

– Теперь кинзу порежь, – скомандовал я. – В холодильнике возьми, не слишком мелко только.

Я обжарил ветчину с паприкой, добавил помидоры, а потом и томатную пасту. Протушил это всё и разбил четыре яйца.

Когда всё было готово, высыпал сверху кинзу и поставил сковороду на старую деревянную доску. Мы сели за стол и начали есть прямо из сковороды.

– Ну всё, – покачала головой Настя. – Ты теперь точно мой краш.

– Это что значит? – спросил я.

– Дурак, – нахмурилась она и снова покраснела.

Для барышни с такой манерой одеваться слишком уж часто её бросало в краску.

– Ладно, не парься, макай прямо сюда хлеб. Вот так.

– Блин! Капец, как вкусно. Серёж, ну ты меня удивил.

– Ешь-ешь, – усмехнулся я.

– Ты меня спас, накормил. В общем, настоящий Супермен.

– Ага.

– Чё делать будем? Тебе «Пошлая Молли» нравится? Многие говорят, что это отстой, а ты что думаешь?

– Ну, то что она пошлая, мне кажется уже должно настораживать, – пожал я плечами и она захохотала.

– Сейчас на телефоне покажу.

Настя достала из кармана такую же плоскую штуковину, как была у меня, приложила палец, и экран засветился. Телефон, значит. Сенсорный. Ага… Она быстро потыкала пальцем, перелистнула несколько страничек и ткнула в сине-красный значок.

– О смотри, вот эта мне нравится.

Экран превратился в маленький телевизор. Охренеть, конечно… Она поставила его на стол и привалила к чашке с чаем, пододвинула табуретку и прижалась ко мне. Заиграла музыка и на экране появился какой-то малолетний неформал. Трындец. Из того, что он ныл я почти ничего не разобрал, кроме странных слов «Целуйте мой контракт, висюльки на руках»… Точно трындец. Остановите Землю, я сойду.

– Ты что не слышал никогда?

– Да почему, слышал… Просто я другое предпочитаю… «Любэ», «Агату Кристи»…

– Чего?!!

Она захохотала, а на экране замелькало вообще порево какое-то. Куда мир катится.

– Так ты у нас скуф, оказывается, – весёлым колокольчиком заливалась Глотова.

Сколько слов новых за один день. Этак лет через сто от языка, кроме мата ничего натурального и не останется…

– А хочешь, я тебе фотки покажу? Ну, которые я в «инсте» постила?

– В «инсте» постила, – повторил я.

– Я решила забить на «инсту», если честно. Заколебалась уже эти ограничения обходить.

– Ага, – кивнул я. – Правильно решила.

– В общем… но только… чтоб между нами, ладно. На «инсте» только самые безобидные были.

Она снова потыкала в экран и протянула телефон мне. На экране она стояла в одних трусиках, а верх прикрывала подушкой. Я офонарел, честно говоря, а она с интересом наблюдала за эффектом.

– Насть…

– Чего? Ты листай, это так вообще, там намного интересней есть!

– Ты это на общее обозрение что ли выкладывала?

– Ну только вот эту, с подушкой.

– А это… это нормально?

– А чего такого? – округлила она глаза. – Тебе не нравится что ли?

– Да как такое может не понравиться?

Я быстро пролистал и отдал ей. Честно говоря фотки оказались слишком уж откровенными для девятиклассницы и мне прям стыдно смотреть было. Видно, девчонки хорошенько жахнули перед съёмкой.

– А как ты их в телефон загнала? – уточнил я. – Отсканировала?

– В смысле? – округлила она глаза. – Сразу на телефон снимали. У Снежи «Айфон», там камера огонь. Она мне перекинула потом.

Я понимающе кивнул. Типа.

– Ну как? – спросила она.

– Отпад…

– Тебе кто больше понравился – я, Ирка или Жанка?

– Я на них и не смотрел. Слушай, Настя, ты никому их не показывай, ладно?

– Почему? – насупилась она.

– Потому что я запарюсь от тебя всех этих Назаров отгонять.

– А я, может, хотела, чтобы только ты увидел… – сделалась она серьёзной.

Капец, надо было это срочно прекращать.

– Послушай, Настя, – нахмурившись начал я, подбирая слова, чтобы не обидеть и не ранить, а то они в этом возрасте совсем дурные, но в это время хлопнула входная дверь.

– Мама, – сказал я.

Глотова быстро схватила телефон и убрала в карман.

– О! – воскликнула мама, входя на кухню. – А я думаю, чьи это кроссовки такие гламурные? Привет, Настя. Как дела?

– Здравствуйте, Тамара Алексеевна, – улыбнулась моя гостья, моментально став скромницей.

– Серёжа! Боже мой! Что случилось?!

Мама, мама, мама… а мама у меня врач. Точно. Она педиатр. И всё детство таскала меня по больницам… Вернее, не меня, а своего болезненного отпрыска…

– Решил имидж сменить, – улыбнулся я. – Привет, мам.

– Какой имидж! Что у тебя под глазом?

– Фонарик.

– Кошмар! А на затылке?!

– Да вот, Настя стригла и перестаралась.

–Я?! Нет!!! Тамара Алексеевна!

У Глотовой от ужаса глаза стали, как блюдца, и я засмеялся. М-да… Хотя бы небольшая эмоциональная разрядка нужна же?

– Мам, не беспокойся, пришлось отстаивать свои права. Но зато теперь будущее стало максимально безопасным. Не волнуйся, теперь никаких шрамов и синяков не будет. Сто процентов. А как тебе моя новая причёска?

– Да катастрофа вообще. Просто кошмар. Ну-ка, не крутись, я осмотрю.

Она тщательно и долго рассматривала мой затылок и спросила, наконец:

– Это чем тебя ударили.

– Это я сам. По неосторожности, короче.

– По неосторожности. Вроде не страшно. Голова не кружится? Не тошнит тебя? Ну-ка, следи за пальцем.

Она несколько минут крутила меня, заглядывала в глаза и даже в горло.

– Ты знаешь о чём со мной Салихова хочет говорить? Это с твоими побоями связано?

– Нет, – покачал я головой, и Настя окаменела от ужаса, вспомнив о словах Юли в женском туалете. – Это связано с тем, что я ей сказал.

– И что ты сказал?

– Что она педагог на троечку.

– Ужас! Как ты мог?! Да что с тобой происходит?

– Но никто не слышал, мы один на один говорили. Так что ей волноваться не о чем, никто не узнает.

– Зачем ты это сделал? – воскликнула мама.

– Ну, просто я так думаю. Мам, да не придавай ты этому значения. Она сейчас взвинчена, потому что мы статус меняем. Были школой, а станем лицеем, вот у неё нервишки и не выдерживают.

– Так как не придавать значение? Ты же второгодка, они тебя попытаются выдавить из школы, чтобы другим место отдать. Знаешь сколько платят за то чтобы в вашей школе учиться? Сумасшедшие деньги. А вы не цените! Ты только благодаря Юлии…

Она осеклась.

– Мам, мы ценим. Мы цыплёнка не ели, кстати. Разогреть тебе?

– А что вы ели?

– Яичницу с помидорами.

– Странно… Ну… ладно. Настя, а ты почему к нам не заходишь? Тысячу лет тебя не видела уже. Ты заходи, пожалуйста, а то у этого обормота лысого и друзей-то кроме тебя нет никаких.

Зато врагов хватает и будет ещё больше наверное.

– Кошмар, зачем же ты так побрился, Серёжа?

– Как зачем, я на бокс хочу записаться, а туда хипарей не берут. Ладно, мам, я пойду уроки делать. Мне ещё Насте про интегралы рассказать надо, а то она не шарит.

Настя засмеялась.

– Боксёр, – покачала мама головой. – Скажи ещё, космонавт. Этот переходный возраст меня доконает…

– Пойдём, – кивнул я своей новой подружке.

Мама осталась на кухне.

– Ты правда, давай осторожнее, – сказала озабоченно Глотова, когда мы перешли в гостиную и уселись на диван. – А то выпрут из школы, что я тогда делать буду? Ты же, правда, второгодка.

А почему же я два года-то в девятом просидел? Я начал тыкаться по разным папкам своего архива, но отдел с информацией об этой истории был закрыт. На учёт, наверное. Что за хрень…

– А почему меня на второй год оставили? – спросил я.

– Так ты же… – недоумённо посмотрела на меня Глотова. – Ты же болел целых три четверти.

– Вот именно.

– Нет, я же не говорю, что ты типа… – она смущённо замолчала.

– Да ладно, договаривай. Что? Тупой?

– Да почему сразу тупой… Я же знаю, что ты просто забил, потому что тебя ну… Обзывали там… Но ты же сам сдал экзамены после девятого. Мне, кстати, эта канитель ещё предстоит весной. Эх, была бы я на полгода старше, а так… Говорят, экзамены будут прям пипец, лицей ещё свои профильные поставит и всех будут отсеивать прям конкретно. Чтобы там разных сыночков принять… Короче, ты тоже берись за учёбу. Хватит уже, ладно?

– Слушай, Насть, мне надо человека одного найти, не знаю, как?

– Какого человека? – нахмурилась она. – Это ту девку, с которой ты в больнице лежал?

– Да блин, какую девку. Это когда было вообще? Нет чувака одного надо пробить.

– Ну, а ты гуглил?

– Нет.

– Ну, загугли, может есть инфа в сети. Или в ВК. Что за чувак? Он кто?

– Ему уже за пятьдесят.

– О, зачем тебе скуф какой-то? – она прищурилась. – Или это… Это твой отец биологический?

– Тьфу! Ну и фантазии у тебя. Не отец.

– Ну, скажи, кто? Давай, я сейчас поищу в ВК. А почему ты никак не зарегишься? Давай тебе тоже акк сделаем.

– Потом сделаем. Ты сможешь пробить в ВК?

– Давай попробуем. Говори имя.

– Щеглов Никита Антонович, – назвал я Никитоса.

Она ткнула на значок на экране телефона и на появившейся на том же экране клавиатуре, набрала имя Никитоса.

– Смотри сколько здесь Никит Щегловых, – помотала она головой. – Двести человек… Есть тут твой?

Мы стали листать. Там в основном были молодые пацанята, хотя и взрослых дядек тоже хватало. Но на моего Никиту никто не походил.

– Ну… давай в Яндексе поищем, – пожала плечами Глотова и, смахнув с экрана программу, запустила другую.

В принципе это выглядело довольно просто, но надо будет хорошенько разобраться.

– О! – удивилась она. – Смотри. Сразу выдало. Начальник областного УВД генерал-майор Щеглов прокомментировал слухи о вызове в Следственный комитет. Вот фотка. Посмотри.

Она протянула телефон, и мне пришлось хорошенько постараться, чтобы не выдать эмоций. Это был Никитос. Заматеревший, раздобревший и ставший седым, но, безо всяких сомнений, Никитос. Сердце забилось, как перед боем. Я сжал зубы.

– Он? – засмеялась Настя.

– Нет, – тихо ответил я. – Не он… А можешь глянуть Екатерину Викторовну Шалаеву в ВК?

Сердце застучало ещё сильнее и даже голос будто бы стал другим.

– А это кто? – нахмурилась Глотова.

– Ну… девушка там одна… семьдесят третьего года рождения.

– Тоже мне девушка, – усмехнулась Настя. – Даже на милфу уже не тянет. А вот, тоже в Яндексе… Но это старая заметка, десять лет назад было. Жена начальника ГУВД задекларировала недвижимость на астрономическую сумму… Но это желтизна какая-то, не…

– Дай! – излишне резко воскликнул я и вырвал телефон из рук Глотовой.

– Ты чего?

– Где фотографию посмотреть?

– Ну, ты нажми на ссылку, там, может, и фотка будет. Это она что ли?

Я не ответил и жадно впился глазами в фотографию десятилетней давности. Сердце оборвалось, во рту пересохло. Вне всяких сомнений это была Катя. Моя Катя. Повзрослевшая, но всё ещё красивая. С той же улыбкой и тем же мягким, проникающим в душу взглядом. Ухоженная. Дорогая…