Мимикрики. Песок времени

– А я не глазом говорю. Я гораздо сложнее и интереснее, чем твои представления. Мой Голос появляется прямо у тебя в голове. Можешь так?

– Ну ладно, ладно, не обижайся. Кстати, а ты какой глаз?

– В смысле?

– Левый или правый?

– Это что, так важно?

– Да нет. Просто интересно.

– Ну правый, а что?

– Да? Точно? Точно правый? – оживился Феюс. Так оживился, что даже вскочил.

– Кажется, да, – немного растерявшись, ответил Голос Вечного.

– Кажется или точно? – не унимался Управитель Потоков, обходя стеклянный Шар по кругу и с интересом всматриваясь в него, словно впервые видел.

– Да чего ты так возбудился-то? Точно правый.

– Всё! Я знаю, кто ты! – закричал Феюс, как будто в лотерею выиграл. – В смысле… чей ты!

– Я ничей, – важно заявил Глаз. – Я всеобщий.

– Сейчас, да. А раньше был чей-то.

– И чьим же я был по твоему разумению?

– Одина! Верховного Бога Ассов в одном из параллельных измерений, – восторженно выпалил Феюс. – К слову сказать, Бог войны, победы, поэзии и шаманских ритуалов. Как тебе характеристика? Похоже?

– Поэзии? Похоже.

– Только про поэзию похоже? Я что-то ни разу от тебя стихов не слышал. Может почитаешь что-нибудь из своего?

– Я только этим и занимаюсь. Столько уже всего начитал. Неужели не видно?

– Видно? Стихи должны быть слышны, а не видимы.

– Кто сказал?

– Все это знают.

– Кто это все? Деревья, травы, бабочки, ветры, реки, камни, киты, соль, звук, излучение? Продолжить или сам уже догадался, что для каждого язык поэзии свой?

– А-а-а-а-а… ты в этом смысле?

– Поэзия – это способ взаимодействия с миром. Не только стройные, рифмующиеся строки. Это ви́дение! Ви́дениетого, что не замечают другие.

– Понял. И что ты сейчас замечаешь? Ну, там, где сейчас Прокл?

– В капкан твой друг угодил.

– Шуточки у тебя, конечно.

– А я не шучу. Ты только не переживай сильно. Вон как побледнел. Всё хорошо с твоим другом.

– Знаю я твоё «всё хорошо». Уже проходил. Как так получилось? Он же только-только из Пещеры вышел? – ещё больше разволновался Феюс.

– Отвлёкся, потерял бдительность и хлоп – попался.

– А кто капкан-то поставил? Я как-то могу помочь?

– Ух, какой ты шустрый, Феюс. Научился правильные вопросы задавать? И главное, как ты их быстро вычленил из множества других? Молодец. Хвалю.

– Ты мне что, зубы заговариваешь? Я тебе конкретные вопросы задаю, а ты мне вилами по воде.

– Какое интересное выражение. Что значит?

– Прекращай давай! Всё ты понял! Что с Проклом?

– Ну, если ты настаиваешь, тогда я должен тебя покинуть и перенести своё сознание обратно. Чтобы всё, как говорится, в подробностях и деталях… Да, а тебя, кстати, Мать ищет. Что-то у вас произошло, видимо.

– И у нас произошло? То-то я чувствую, что мне не по себе.

– Не удивительно. Твой внетелесный уровень перегружен сообщениями от Матери Клана, а ты не внимаешь. Оторви своё сознание от мира иллюзорного и перенеси его в настоящее. Настоящее тоже нуждается в твоём внимании. В первую очередь.

– Шу-шу-шу-шу-шу, – внезапно зашуршали Шуруны, складывая изображение колышущегося от ветра поля с ковыль-травой, а затем дверь открылась и появился запыхавшийся Белиам.

– Феюс, мы тебе уже тысячу сообщений послали, а ты недоступный какой-то. Беги быстрее в главный Дом, там с Нэнси что-то странное происходит.

Глава 6

Новый элемент

До того, как Пропыпут открыл глаза, он уже многое понял. Разум ещё не собрал себя по частям, а знания уже начали суетиться и шептать на подкорке. Первым делом он, разумеется, проверил память. И да, он помнил всё до мельчайших деталей. Особенно последнее. Воспоминание нависло над ним дичайшими овациями, обращёнными конкретно к нему. В тот момент Пропыпут испытал замешательство, и его внимание на пару секунд отъехало. Этих секунд хватило для выхода на сцену неожиданности. Что-то с треском грохнуло так, что по внутренним стенкам черепа пробежали синие искры, что-то лязгнуло и прищемило ему уши в самом волнующем месте. Сознание вздрогнуло, поскользнулось на собственной растерянности и испарилось, оставив после себя темноту.

Где оно всё это время шаталось, его блудное сознание, неизвестно, но сейчас вернулось. Робко извиняясь, буквально на ощупь, сантиметр за сантиметром, оно исследовало предлагаемую реальность. Пальцы рук были крепко сжаты. Хорошо. Хорошо, потому что в одной руке Пропыпут всё ещё сжимал ручку чемодана из ивовых прутьев, а в другой – верёвочку с шаром из болотного газа, в котором пребывал Думающий Мох. Затем сознание быстро пробежалось по телу, проверяя сохранность своего вместилища, и обнаружило, что всё в порядке. По крайней мере, никаких сигналов SOS оно не уловило. Вместо этого оно поймало нечто совершенно другое. Это был восторг! Да, это другое, было великолепно! У Пропыпута аж дух захватило от предвкушения, как же это будет работать в объёме всех чувств, когда он откроет глаза.

Шёлковые простыни!

Вы будете смеяться, но он их всё-таки получил. Да-да, те самые, о которых он мечтал, лёжа ещё недавно в Плюющей Пещере на влажном мхе. Вот не зря я твержу: всё, что вы в сознание погружаете, рано или поздно проявит себя в материи.

Пропыпут лежал на шёлке и был укрыт шёлком. И это… это было не просто «приятно». Это было как войти в вечность, как лечь на песню, спетую тёплым вечером. Шёлк ласкал его. Он был прохладой сказочной воды, он блаженно скользил по коже. Ноздри его втянули тёплый воздух, напитанный миксами говорящих ароматов. О многом говорящих.

Ароматы, ах, эти ароматы, сразу же начали перебивать друг друга, словно дети, получившие внимание взрослого:

– Я инжир, зрелый и сладкий!

– А я сыр с ноткой сложности!

– Дерево, дуб, стойкость!

– Я – сталь, и я пою!

– Свежий хлеб, вдохни меня…

– Я хвоя, я память леса…

– А я – пыльная дорога, я путешествие

– Я ультрафиолет, я запах света!

Ноздри улавливали дуновения этого Мира, а уши разговор. Он доносился… из соседнего помещения, но слышно было прекрасно, и Пропыпут послал своё внимание туда, где находилась точка рождения звуков.

– Я надеюсь, вы всё сделали аккуратно? – спросил мужской голос. В нём слышались нотки непреклонной воли, уверенности и глубинной усталости. Это Пропыпут определил сразу, как и то, что голос был до странного знакомым.

– Всё, как вы рассчитали, мой Саиб, – ответил другой мужской голос, более взрослый, благородный. Его тембр струился мягко, будто тёплый воск, капающий с серебряного подсвечника.

– Как он?

– Всё хорошо… но…

– Что но?

– Он немного… необычен…

– Необычен? Что ты хочешь этим сказать, Бамбулек?

– Я бы предпочёл, чтобы вы, мой Саиб, сами составили своё мнение.

– М-м-м-м… Даже так?

– От вашего мнения во многом будет зависеть общественное мнение.

– Ты думаешь, они уже знают?

– Предполагаю, с большой вероятностью. На главной дороге клубится жёлтая пыль. Они уже на пути к вам, Верховный Консул.

– Бамбулек?

– Да, мой Саиб.

– А тебе не кажется, что сегодня как-то по-особенному душно?

– Не удивительно. Наступило Лето, мой Саиб. Ну и Альберт. Перезагрузится, будет комфортно, как и прежде.

– Опять Церемония Наложения Рук?

– Боюсь, что да, мой Саиб. Каждые триста лет, стабильно. Стабильность очень важна для нашего Мира. Вы квинтэссенция стабильности. Да будет так всегда.

– Да будет. Вижу жёлтую пыль. На этот раз она как-то…

– Клубится…

– Да, клубится…

– Шатры на воздушных подушках. Ваше изобретение в действии. Очень эффективное и гуманное.

– Чем на этот раз будем откупаться?

– Да позволит мой Саиб, но он всегда может рассмотреть другой способ взаимодействия.

– Закрой окно, Бамбулек. Я не хочу испачкаться в пыли.

– Понимаю.

Раздался звук, будто кто-то перекатывал камешки в мешке. Окна закрывают, – понял Пропыпут. И тут же на него дохнуло чистейшим горным воздухом. А вот это, наверное, Альберт перезагрузился, – решил Пропыпут и, наполнив лёгкие живительным воздухом, блаженно улыбнулся. Повезло! Простыни, запахи, воздух! Ему всё больше нравилась эта реальность. Внимание на пару секунд задержалось в наслаждении, а потом вновь ринулось на разведку.

А его словно дожидались. Как только оно настроилось внимать, вновь раздался голос того, кого называли Саиб:

– Сколько у нас времени?

– По расчётам Альберта, хватит на три перемены блюд, мой Саиб. Две фиолетовые полностью с переворотом и одна жёлтая половина.

Я кое-что должен вам объяснить. В этом Мире время не абстрактная тень, а вполне ощутимая субстанция. Оно живёт в высоких витражных нишах Охраняющего Замка, в огромных колбах с разноцветным песком. Эти колбы, словно органы самого Замка, встроены в стены.

– Значит, Жрицы Тучных Радостей? – спросил Консул голосом ровным, вычищенным от эмоций, в котором слышался ледяной тон снисходительности.

– Одна.

– Нет.

– Да, мой Саиб.

– Видеть её не могу.

– Тут вы не можете выбирать. Она действует строго по регламенту.

– Где Мастер? Показывай! Скоро регламентам конец. Если он и вправду тот самый… скоро всё изменится.

– Он в соседней комнате, мой Саиб. Немного… не в себе.

– Не в себе? Ты сегодня Бамбулек прямо загадками сыпешь. Если не в себе, то в ком?

– С вашего позволения… в ком-то… зелёном, мой Саиб. И он, как бы так сказать… спит.

– Ну так пойдём его разбудим, Лето пришло. А Жрице скажите, что я занят. Это ведь не противоречит регламенту?

– Это грубо, мой Саиб. Она поймёт, что вы хотите её унизить.

– Терпеть не могу регламенты.

– Однако вы соблюдаете их. Я восхищён, с какой выдержкой вы ведёте беседу со мной, как неспешно мы качаемся на волнах диалога, в то время как ваше сердце устремлено туда, где ваша настоящая цель.

– Хм. Так точно всё подмечаешь. Бамбулек, ну признайся уже, ты Бытовой Маг?

– Вы опять, мой Саиб? Нет. Я просто очень хорошо вас знаю. Пожалуйста, пройдёмте к Мастеру. Думаю, он уже пришёл в себя.

– Думаю…

– Думаю…

– Думаю… – вдруг оживился молчавший всё это время Мох. Но его услышал только Пропыпут. Может, конечно, и к лучшему, что только он. Там, где его тело соприкасалось с шелками, раздались твёрдые шаги. По тому, откуда и как они звучали, Прокл сообразил, что находится в просторной комнате, и может, даже не в комнате, а в огромной зале. Шаги приближались. Прокл почувствовал, что над ним кто-то склонился. Очень низко, минуя границы личного пространства. Дохнуло озоном. Пропыпут чувствовал, что его разглядывают. Как-то уже даже неприлично, – успел подумать зелёный и резко открыл глаза.

Ничего себе! – удивление его подскочило вместе с бровями.

Глаза в глаза на него смотрел… Ви- Тот!

На лице Математического Шамана Пропыпут прочитал интерес, любопытство и озадаченность. Всё это, но не узнавание.

– Па-па! – восторженно заорал Прокл, выпустил ручку чемодана, шар со Мхом и полез обниматься. – Папа, папа, какая встреча! А ты куда волосы дел?

– Волосы? – опешив произнёс Ви- Тот и вопросительно посмотрел на Бамбулека.

– Что-то вроде моей шкуры, мой Саиб, – невозмутимо ответил полубобр-получеловек.

– Волосы? – повторил Ви- Тот с сомнением.

– Ну, да! У тебя всегда были волосы. Длинные, красивые, ниже плеч, как у твоего сына, – радостно тараторил Пропыпут.

– Сына? – Ви- Тот опять вопросительно посмотрел на Бамбулека.

– Ну да, сына… другого… Феюса! – не унимался обрадованный Прокл.

На этот раз Ви- Тот посмотрел на Бамбулека умоляюще. Тот кивнул. Выступив вперёд, он начал свою речь.

– Великий Мастер! – обратился он к Пропыпуту уважительно, с таким достоинством, что тот засомневался, – ему ли предназначается столь лестное послание? Даже обернулся на всякий случай, проверить, может, кто за спиной стоит? Вот как раз этот самый Великий Мастер. Но никакого не было. Обращались именно к нему, теперь в этом не было никаких сомнений. И, между прочим, обращались со всей серьёзностью.

– Великий Мастер, приветствуем тебя у нас на Вар-Вилоне, в нашем Мире! Цивилизация Запутанных Судеб желает тебе приятного путешествия! Позволь представиться. Я камердинер и распорядитель Охраняющего Замка, Бамбулек. С особой гордостью и волнением проявляю для тебя Верховного Консула нашей Цивилизации, достопочтенного Ви- Тота. Видишь ли ты его?

– Папу? Вижу, – Пропыпут в замешательстве переводил взгляд от Бамбулека на Ви- Тота и обратно и при этом успевал замечать и анализировать.

Ви- Тот – высокий, мускулистый, с оливково-золотистой кожей, без единого волоса на голове. Глаза миндалевидные, карие. Нос крупный, чуть с горбинкой. Не молодой, но и не старый. В некоторых измерениях таких называют «во цвете лет», не уточняя при этом, что это за лета такие? Несмотря на впечатляющий внешний вид, энергия у Верховного Консула транслировала невероятную усталость. Казалось, что он держится из последних сил. А ещё в ней, в этой энергии, циркулировало раздражение и досада. Не на Пропыпута, на жизнь. Даже не вооружённым такими сверхспособностями, как у Прокла, глазом, было видно, что Верховный Консул сильно недоволен своей реальностью. И это было странно. Ведь при первой встрече, он таким Проклу не показался. Да, тогда он был в безвыходной ситуации, однако был деятельным, размышляющим, а потому и выход из безвыходного появился. А этот Ви- Тот внешне был очень… ну, наверное, можно сказать, импозантен… Да, он был импозантен, то есть внушал уважение и доверие манерами, осанкой, внешним видом. Но жизни в нём не было. Складывалось впечатление, что забери у него Бамбулека, и всё, рассыпется. Странно. Непонято.

Понятно было одно. Этот Ви- Тот был совсем не тот. Прокла не помнил, волос не имел, для решений опору в ком-то искал. Подозрительный какой-то.

А вот с Бамбулеком всё было более-менее понятно. Полубобр-получеловек занимал позицию слуги, но это только внешне. Так-то главным в этой команде Консул – камердинер был он. Ну и его образ, явленный миру, ясно говорил о трудолюбии, организованности и выдающемся административном таланте. Такой он был весь из себя благородно-элегантный, образцово-выдержанный, в общем, радость для глаз и внимания такого ценителя индивидуальности, как Пропыпут.

– А! Ну если нужна церемония… – сообразил он, – то да, конечно. Я тоже рад. Приятно. Очень приятно, Бамбулек, познакомиться и… вновь встретиться с тобой, папа… Ну, то есть Верховный Консул, конечно. В свою очередь, хочу представить, э-э-э… проявить для вас моего спутника в виде Коровы в сферическом вакууме, прошу любить и жаловать – Думающий Мох.

На этих словах шар истаял, – наверное, это самое подходящее слово, – и на пол мягко приземлилась мохнатая зелёная Корова, размером не больше ботинка.

Сирена ворвалась в пространство, как раскалённый клинок. Ни колокольчики, ни арфа, ни флейта, а резкая ушизакладывающая сирена. Пропыпута как под дых ударили. От боли он скрючился окаменевшей рептилией. Розовые лепестки ушей мгновенно свернулись в трубочки.

Сбой системы!

Сбой системы!

Сбой системы!

Вредоносная программа!

Вредоносная программа! – надрывался со всех сторон металлический голос.

Ви- Тот и Бамбулек напряжённо вытянулись, собрались. С лиц исчезла любезность, осталась только сосредоточенность. Они действовали слаженно, словно части одного организма. В воздухе материализовался прозрачный экран, на котором что-то бегало, мигало, переливалось, пересыпалось. Сквозь вой сирены доносились голоса:

…он просто разволновался…

…Церемонию Наложения Рук нельзя откладывать…

…новый элемент…

…да, да, его только что перезагрузили, а данные о новом не внесли…

…нет, вреда тут нет…

…Алберт, Альберт…

…мог бы сам распознать, как только Мастера доставили…

…по всей видимости не мог…

…вызывай сороконожек…

Откуда ни возьмись появились сороконожки. Не маленькие, незаметные, а такие, знаете, упитанные, нежно-голубого цвета с розовыми переливами, как облака на восходе солнца. А ещё Прокл уловил запах мака. В некоторых измерениях мак не пахнет. В некоторых, но не в этом. Тут мак пах! Благоухал, если быть точным! Тонкая, вязкая, сладковато-дымная, солоновато-травяная, горьковато-свежая, кисловато-пудровая, остро-терпкая… От восхищения Прокл затаил дыхание. Он пытался уловить и распутать сложные ноты аромата. Сознание полностью погрузилось в эту тонкую алхимию восприятия. Прокл с восхищением вдыхал эликсир, пряный, с влажной минеральной прохладой, с едва заметной ноткой серебра и лунного света. Прокл понял: благоухание рождалось кристаллами, которые несли на своих переливчатых спинах расторопные сороконожки.

Он не сразу заметил, как прозрачный экран дрогнул и внезапно стал порталом. Тонкая плёнка между Мирами, как сон, расступилась, и из неё начали выползать тени. Тёмные, бесплодные, словно ожившие шорохи. В их грации было что-то тревожное. А среди них, чуть сбоку, вспыхивала и мелькала капля живого огня в потоке безликости.

Капля вспыхнула, ещё один миг – и её отблеск собрался в нечто плотное. Портал вытянулся, закрутился, и вдруг… из пульсирующего света, вынырнула лохматая рука. Она медленно, но настойчиво потянулась к Ви- Тоту. Верховный Консул, не удостоив рыжую лапу даже взглядом, легко, точно пианист клавиш, коснулся портала. В том месте, где его пальцы соприкоснулись с рукой, раздался щелчок, и рыжая форма, запузырилась, как перегретая карамель, и с шипением растаяла.

Принесённые облачными сороконожками кристаллы с эликсиром, сияющим, словно сонное солнце, парили в воздухе, издавая мелодичный звон. Ви- Тот с Бамбулеком аккуратно брали кристаллы и со всем вниманием переливали содержимое прямо в портал.

Какой интересный портал… будто живой… – вдруг подумалось Проклу. Мысль возникла внезапно, и он отмахнулся от неё, как от назойливого комара. – Нет-нет, порталы живыми не бывают. Это просто экран. Или зеркало. Или пульт управления. Да, пульт – звучит солидно. Но портал продолжал… облизываться. В прямом смысле. Края мерцали влажным сиянием, точно он наслаждался каждой каплей волшебного эликсира.

– Ну нравиться ему эликсир, ну и пусть пьёт, – пробормотал Прокл. Внутри всё сильнее шевелилась настырная догадка: портал живой! И он не просто штука для переноса. Он существо, которое чувствует вкус. Он пьёт… и возможно… даже наслаждается…

А тем временем портал мигнул, икнул и, вполне удовлетворённый своей судьбой, растворился. Сирена стихла так же внезапно, как и появилась. Пропыпут с осторожностью развернул уши, приподнялся с пола, где лежал в позе трагически-скрюченной рептилии, и осмотрелся.

Охраняющий Замок менял настроение, а вместе с ним и убранство. То, что ещё миг назад было цветисто-позолоченным, с налётом торжественного великолепия, внезапно стало… да, футуристическим. Именно так! Пол гладкий, без швов, будто вылитый из одной мысли. Стены – проекции воспоминаний, которые ещё не случились. Мебель из голографического камня и лестницы, которые распадаются и собираются по желанию того, кто ещё не решил, вверх он направляется или вниз. Плавные песочные линии, динамичные формы, полупрозрачные купола – короче, совсем-совсем другой вид. Видимо, продолжалась перезагрузка с учётом новых вводных, коими были Прокл и его спутник.

Кстати, Мох во всей этой заварушке чувствовал себя прекрасно: залез под кровать и оттуда с особым впитывающим интересом наблюдал за происходящим, ну и не переставал думать, естественно. Короче, присутствия духа не терял, осуществлял свою великую миссию миграции, пытаясь осознать, куда его занесло.

А ещё Прокл подумал про Духов, которые из экрана выползали. И про рыжую, мерцающую руку, тоже подумал. Просто ужас! И всё это тоже было непонятно. Непонятно, но знакомо, – вот что было страннее странного, ко всему странному в придачу.

Ну что, будем распутывать, – бодренько решил Прокл и уши свои трепетные навострил, готовый к действию.

Глава 7

Потустороннее дело

Славик кричал, катался по полу кухни, прижав к груди повреждённую руку. Он натыкался на медные кувшины, ящики с овощами, кастрюли, производя дополнительные звуки и активно внося в пространство свой вибрирующий хаус. Реальность вокруг него висела размытой акварельной лужей и, стоило подойти поближе, чутко реагировала, покрываясь пузырями. Тяжело дыша, прижав руку к груди и беспомощно переминаясь с ноги на ногу, рядом стояла Эва Комкинс. Девушка пыталась восстановить дыхание после быстрого бега.

– Позвала? – спросил Дед-Пчела, вытирая со лба капли пота, холщовым полотенцем. На кухне было жарко. На плите вовсю пели сковородки. Из кастрюль дымными фонтанами валил ароматный пар. Эва кивнула, попыталась подойти к Славику, но его симбиотический спутник её мягко отодвинул.

– Не суйся. Тут дело потустороннее. Рэйна идёт?

Эва не отводила взгляда от Великого Кутюрье, который сейчас, ну вообще, на Великого не тянул. Такого Славика Эве видеть не приходилось. Он был беспомощен. Фрагмент Славикиной реальности трясло так, что рядом начинало вибрировать всё то, что с этой реальностью соприкасалось.

– Плохо дело, – сказал Дед, пытаясь удержаться в вертикальном положении. Кухню периодически потряхивало, как при небольшом землетрясении.

Эва никак не могла успокоиться. Волнение покалывало в кончиках пальцев, а взгляд снова и снова, возвращался к входной двери.

– Ну где же она? Где? – шептали перепуганные мысли. Вслух же она с тщательно-отмеренной небрежностью произнесла:

– Сложно… ей уйти незаметно от Мэл- Карта, сложно…

Интонация у неё получилась с лёгким привкусом ревности, таким, что даже дверь почувствовала подвох и распахнулась.

– Сложно, но если нужно, можно! – раздался уверенный голос.

В проёме распахнутой двери стояла Рэйна в новой оболочке, как всегда неожиданно прекрасной. Волосы тёмные, гладкие, будто ночь спустилась с неба, глаза глубокие, сияющие, кожа свежая, фарфоровая. Она была не просто красива, она была эталоном, образцом, по которому Вселенная подгоняла красоту остального. Эва мгновенно почувствовала себя земляным червяком. Изнутри острым коготком царапнула зависть. Рэйна оценивающе бросила взгляд на происходящее. На Славика даже не посмотрела, только вокруг него, как хищная лиса, изучающая ловушку. Поле её внимания скользнуло по карамельной луже, вошло в неё, растеклось по липкой поверхности. Через миг, пальцы выудили оттуда фрагмент материи. Рэйна растерла её и даже понюхала.

– Ему помочь надо! – не выдержала Эва, но голос её предательски дрогнул.

– Я помогаю, – спокойно отозвалась Рэйна, даже не повернувшись. Её внимание всё ещё было приковано к луже, а не к Славику.

– Ты фигнёй занимаешься! – сорвалось с губ Эвы.

Не глядя на Эву, Рэйна резко взмахнула рукой в её сторону, и та оказалась приклеенной к ближайшей стенке крепчайшей на свете лентой для мух. Ленты были не простыми, они тонко и язвительно пели: «не суйся, не суйся, не суйся…»

Унизительно.

– Дура! – закричала Эва, пытаясь выбраться из липких, тянущихся пут, но от такого воздействия они становились только крепче, невыносимее.

– Что, новое ругательство? – усмехнулась Рэйна, разглядывая свои руки. В них с шипением исчезала карамельная материя, оставляя золотистые крупинки песка.

– Старое. Хорошо забытое, из параллельного, – ответил за Эву Дед-Пчела и тоже опустил палец в пузырящуюся вокруг Славика субстанцию.

– Ему же плохо! Больно! Вы не видите, что ли?

– Прекрати истерить, – бросила Эве через плечо Рэйна, – мешаешь.

Реальность опять качнуло. Карамель, что ещё мгновение назад бурлила вокруг Славика, замерла. Пузырьки лопнули и застыли, сваренным из тишины и тревоги льдом. Ещё один толчок, и Дед-Пчела не удержался, поехал по полу, как вареник по промасленной сковороде. Проскользил через всю кухню, нелепо раскинув руки, и врезался в дверь. Ухватился обеими руками за ручку, чтобы не упасть, хотел было дверь закрыть, но остановился, прислушиваясь. Где-то далеко в коридорах Замка раздавались чеканные шаги Охотников за Мирами. Очень далеко, но звук как будто приближался.

– Время совещания у Мэл- Карта, – буркнул Дед, не отпуская ручку. – А после… Охотники любят заглянуть ко мне. Стаканчик-другой моей фирменной настойки махнуть. Травяной, на сказах Шептунов и капельке мёда из архивного улья, – он бросил взгляд на Рэйну. – Так что поспешай, милая.

– Делаю всё, что могу, уж поверь мне, Дед, – сказала Рэйна и начала втягивать окружавшее Славика поле в себя.

Эва опять вскипела от злости. Я не буду передавать всех тех слов, которые рождались в её устах, потому что, во-первых, у меня есть вкус, а во-вторых, вы и сами можете представить, как звучит бессознательное, сконцентрированное в точке боли. Вы ведь помните, да? На чём концентрируешься, то и растёт. А чего от боли ждать? Она всё теневое оголяет и высвечивает.