Полная версия
Мимикрики. Песок времени
Мимикрики. Песок времени
Лес Ситдик
Редактор Орлова Елена
© Лес Ситдик, 2025
ISBN 978-5-0068-3694-5
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Мимикрики.
Песок времени
Прошлое. Настоящее. Будущее.
Это не более, чем маски одного лица. Цельность не обнаруживается, она возвращается.
Мы были цельными, прежде чем стали кем-то.
ВечныйЯ же вам говорил. Ну, помните? Как-то. Может быть, не в этой реальности, в другом измерении, в иной жизни, не такой форме, что явленна вам в этот момент, но вы точно должны помнить… То, что присутствует в вашем сознании, даже в виде невозможного, где-то уже существует на самом деле. Наше с вами «где-то» находится на Вар-Вилоне. Знакомое название, не правда ли? Уверен, что-то подобное или созвучное с этим, вы уже где-то слышали.
Ну вот, опять это «где-то». Давайте я приближу его к вам вплотную, чтобы у вас была возможность, разглядеть, более подробно то, что так явственно вижу я.
Итак, Вар-Вилон. Цивилизация Запутанных Судеб.
Время Жриц Тучных Радостей и Расстановщиц Рока. Реальность в этом мире выступает трижды. Сразу тремя слоями. Просто так и не разберёшься. Сначала видно чётко, и всё кажется понятно, привычно. Этот слой можно понюхать, потрогать, в общем, знакомый вам материальный мир во всей красе.
Затем второй слой. Что-то едва-едва, не имеющее объёма и веса, но имеющее очертания и собственное мнение, странные… нет, неправильное слово, скорее непривычные формы и существа.
А ещё есть третий слой – мерцающий. Он то появляется, то исчезает, проявляя в себе жуткие картины. Но на них лучше внимание не заострять. Как прыгнут! Как вцепятся! Как втекут жидким металлом в сознание, и пиши пропало. Поэтому третий слой игнорируем. Делаем вид, что пока не замечаем. Право же, так безопаснее, вот просто поверьте. Когда настанет момент полной видимости, тогда нужно будет соображать по ходу дела.
А сейчас это дело обстоит так – три слоя реальности, ручьями вытекают из-под Сапфирового Божества Мгновений. Он, вернее, она, высечена из цельного куска сапфира в виде юной прелестной девушки. Божество находится в храме Семи Ветров в Охраняющем Замке-крепости. Замок принадлежит Верховному Консулу Вар-Вилона и, знаете ли, не просто так Замок, а целый Город в городе. В народе его вообще Башней называют.
Фу! Кажется, всё объяснил. Не очень понятно? Ну а вы как хотели? На то она и Цивилизация Запутанных Судеб.
Сегодня на Вар-Вилоне наступило Лето. В эту пору всегда усиливается проявление всех трёх реальностей. Лето – последняя временная точка, в которой, по расчётам авторитетных лиц, могут случиться перемены.
Хотя не мне вам рассказывать, как сложно что-либо менять летом. Тем более на Вар-Вилоне. Поскольку именно в этот период в Цивилизации Запутанных Судеб наступает перемирие между реальностями. Всё немного успокаивается, перестаёт цепляться друг к другу, напряжение спадает – приходит пора полной отдачи и бурного цветения. Кажется, что так будет всегда. Но это только кажется. И все об этом знают, но продолжают пребывать в сладкой летней иллюзии, теряя возможность что-то изменить, потому как Лето на Вар-Вилоне проходит мгновенно и в связи с этим имеет большую ценность. Пора наслаждений длится три дня. Всего три дня! Ну кто захочет что-то менять в тот момент, когда кажется, что всё уже и так прекрасно?
Вот и я думаю, получится ли на этот раз распутать то, что запуталось давным-давно?
Все инструменты и Потоки для этого уже опущены в Мир. И я сейчас говорю не только про это измерение. Вам ведь не надо объяснять, что есть невидимая связь, которая существует между Мирами? А между мыслью и воплощением? Для многих эта связка до сих пор объясняется одним лишь словом – чудо. А это, дорогие мои друзья, никакое не чудо, а закономерный процесс. Всё, что вы испытываете, и всё, что вас окружает, – проекция ваших мыслей.
Осмыслили то, что я вам сейчас нашептал? Ещё раз повторю, чтобы наверняка – всё, что вас окружает и в вас рождается – это проекция ваших мыслей. А порой и не ваших… но каким-то образом с вами связанных. Связанных через время, расстояния и даже измерения.
Опять у меня какие-то запутанные объяснения, да? Но вы ведь что-то уловили? Вы ведь всегда что-то улавливаете? Если прижмёт. А прижимает периодически, поэтому опыт для улавливания у вас, скорее всего, есть. Воспользуйтесь им, и тогда вы сможете читать не только строки, но и то, что спрятано между ними.
Ну что, – в путь, за вашей мыслью! Понеслись!
Глава 1
Пассионарный скачок
Ви- Тот, Верховный Консул Вар-Вилона, с трудом открыл глаза. Провёл по ним рукой, смахивая горячие песчинки. Лёгкие, словно пёрышки, они поднялись в воздух и растворились с остатками сна. Странно, – подумал Ви- Тот, и взгляд его упёрся в чью-то руку, покрытую звериной шкурой. – Странно, – вновь пронеслось в голове у Верховного Консула. В этот самый миг в его сознании произошёл переворот. Из струящегося изнутри света стало складываться воспоминание.
Рядом с кроватью стоял его старый камердинер Бамбулек. Ви- Тот улыбнулся ему, а Бабулек с почтением приклонил голову. Бамбулеки, как секвойи, живут долго. Жили. Этот был первый и, видимо, последний в своём роду. Полубобр, получеловек, приятной наружности, спокойный, аккуратный, невозмутимый. Сама надёжность с изрядной долей аристократичности.
Бамбулек – часть Замка, его первый и единственный Распорядителель. А этот Замок нуждается в распорядителе, уж поверьте. Причём именно в таком: выдержанном, хладнокровном, способным пережить все его закидоны и не повредиться рассудком. Ходят слухи, что дед Ви- Тота был Магом Архитектором, а в свободное от магических трудов время занимался алхимией. Он-то и дал жизнь этому Дому-крепости. Да-да, именно дал жизнь. Назвал его – Умный Дом Альберт. Однако тот никак не хотел оправдывать возложенные на него надежды и долгое время вёл себя как полоумный. Пока не появился специалист по укрощению.
Здесь я нахожу нужным ещё раз заострить ваше внимание на том, что Бамбулек наполовину человек, а на другую половину бобр. И, как вы могли догадаться, ничто бобриное ему не чуждо. Хватило пары демонстративных предупреждений в виде источенной в мелкую стружку входной двери и десятка лестничных балясин, и Альберт стал податлив, как гоблин на допросе, которому пообещали ужин. Каменные холодные стены затянулись шёлковыми обоями с невероятной по своей красоте и изобретательности сюжетами и орнаментами. На окнах появились воздушные тюли и шторы, расцвеченные сном безумного художника, аккуратно выглаженные магией. Альберт преобразился до неузнаваемости, потому как Бамбулек подошёл к делу с чувством, с толком, с расстановкой и даже написал для Альберта специальные сценарии-партии, который тот исполнял с подозрительной дотошностью и щепетильностью. Ви- Тот предполагал, что Бамбулек – Бытовой Маг, но камердинер отнекивался и говорил, что это всего лишь программы, помогающие убрать суету и упорядочить действия.
Ходили слухи, что когда прежний Консул Вар-Вилона, сверкнув последней огненной искрой, ушёл к праотцам, у Альберта на какое-то время основательно съехала крыша. Он остервенело сыпал песком, дико подвывал в своих длинных коридорах, скрипел половицами, царапал на стенах неприличные слова… ну, в общем, вы поняли. Распоясался до разнузданного состояния, став неуправляем. Ви- Тот этого не помнил. Маленьким был. Но остались дневники, в которых всё это описывалось. Там говорилось, с каким профессионализмом и дипломатией подошёл к делу усмирения Альберта, Бамбулек. Как ввёл маленького Ви- Тота в сложную и болезненную Церемонию Наложения Рук. Как сопровождал его по жизни, словно древний обет, вырезанный в воздухе самой судьбой. Благодаря этому всё опять заработало, и неизменная стабильность вновь воцарилась над всей Цивилизацией.
В общем, Замок Верховного Консула был не просто Замком. Он был… разным. В солнечные дни он вальяжно растягивался в усадьбу с внутренними двориками, где каждый куст знал своё имя. Когда надо – становился Крепостью, хмурой и неприступной. Иногда был Храмом, задумчивым и пахнущим благовониями. По ночам превращался в Башню, вечно слушающую звезды. А временами в нём просыпалось родовое Поместье, где в коридорах эхом катались детские воспоминания, которых и быть не могло.
Он умел становиться всем этим и даже чуть больше. Осуществляя сообщение между различными реальностями, он являлся объединяющим инструментом в их коммуникациях. Да и был он не столько Замком, сколько медиумом между Мирами, точкой, где невозможное проходит таможню и получает визу в человеческое восприятие. Альберт отправлял отданное, возвращал ожидаемое, сглаживал возмущённое, успокаивал гневное. Пребывание Охраняющего Замка по имени Альберт в мире и здравии было жизненно необходимым условием для мирного и здорового существования всей Цивилизации Запутанных Судеб.
И ещё кое-что. Условие. Правило. Консул Вар-Вилона никогда, ни за что, ни под каким предлогом не мог покинуть Альберта. Ни по долгу службы, ни во имя любви, ни даже если бы его позвали звёзды. Его уход означал бы не только нарушение протокола, но и вызов самой ткани реальности. Вар-Вилон держался на Консуле Ви- Тоте. Пока он был в Замке, мир жил, пусть и с перекосами, капризами и вечно спорящими между собой слоями различных реальностей.
И вот теперь, почтеннейшие уши и пытливые умы, настала пора временно покинуть чертоги Консула и перенестись вместе с вашим вниманием в Плюющую Пещеру Вар-Вилона. Потому что там, – как говорят старые хроники и безответственные поэты, – тронулся лёд. Не буквально, разумеется, а в смысле метафизическом, драматическом, ну и, в общем-то, лирическом.
Для тех, кто подзабыл или, чего доброго, не знал, хочу представиться. Я… э-э-э… м-м-м… Как же себя назвать в этот раз?
Я Голос Вечного!
Скромно и со вкусом. Да, так и запишем. Пока не появится новое имя. А имён у меня… Но я отвлёкся. Речь-то сейчас не обо мне.
О чём это я? Да, о Плюющей Пещере на Вар-Вилоне. У неё священный и неприкасаемый статус. В здравом уме и в твёрдой памяти в её сторону никто не смотрит и, как следствие, не посещает. Табу есть табу. Страшный запрет со страшными последствиями в виде сверхъестественных наказаний и, само собой, изощрённейших, несмываемых проклятий. Есть ещё проклятья смываемые, но это совсем другая история. Так вот, в этой самой Пещере, в эту самую минуту, когда вы осознаёте написанные мной строки, разворачивается судьбоносное для многих действие, смахивающее скорее на простую перепалку.
Дети мои… Так я вас ещё не называл? Хорошо звучит!
«Дети мои!» – давайте это тоже закрепим.
Так вот, дети мои, многое, очень многое, кажется одним, а на самом деле, оказывается… другим. Достаточно чуть-чуть расширить контекст, добавить новые вводные, и ситуация полностью может поменять своё значение. Давайте понаблюдаем, как всё развернётся.
– Па-па! Па-па! Па-па!.. Феюс! Брат! Па-па! Отзовитесь… кто-нибудь! Па-па! – орал Пропыпут таким припротивнейшим, надсадным голосом, что будь у меня уши, они бы отстегнулись и сбежали.
– Сколько он здесь уже надрывается?
– Век ещё не прошёл.
– Кому-нибудь это нравится? – пробормотал мох, пуская споры сомнения. Он часто разговаривал сам с собой.
– У нас на второй день все ризоиды заложило. Вода теперь через них не поступает. Сохнем.
– И мы больше не можем это слушать. Думаем. Будет целесообразно выплюнуть его из Пещеры.
– Как в прошлый раз того коротышку, что ОМ без умолка ныл? Думаем. Хорошая идея!
Прокл замер, прислушиваясь, зацепился за Поток невысказанного, а потом вдруг выдал:
– Вообще-то, я вас слышу. Думающий Мох, я полагаю?
– Он слышит!
– Он слышит!
– Он нас слышит!
– Ерунда, не зеленейте больше меры. Думаем. Такого не может быть.
– Мы тоже. Думаем. Мы уникальный Думающий Мох. Нас не способен услышать простой смертный.
– Плохо думаешь, Мох. Не тем местом, видимо. Ты уши мои видел? – Прокл горделиво подбоченился и затрепетал ушами. В воздухе разлилось концентрированное обаяние.
– Ах-х-х, какой хорошенький, – тут же отреагировала одна часть Мха.
– Ух-х, какой непростой, – отозвалась вторая часть. И обе одобрительно зашуршали.
Прокл Пылающий Путираспутываюший Тарарамский, в быту известный как Пропыпут Болотный – личность, скажем так, с изысканным налётом сложности. Не то чтобы он был странен… хотя, будем честны, он был странен. Но в этом и заключалась вся его прелесть. Он был существом капризным, обидчивым и жеманным так, что даже пафосные павлины стеснялись при нём распускать хвост. Любил точность, придирчивость возводил в ранг искусства, а любое невежливое замечание в свой адрес воспринимал как личную трагедию. Но не спешите осуждать! Внутри этого бурлящего котла характера билось сердце огромное, щиряще-бурлящее, полное страсти, чувств и тонких ноток эмпатии. Если кто-то приходился ему по сердцу, он щедро осыпал избранных благосклонностью и поддержкой, такой всесторонней, что за ней можно было укрыться от всех бурь жизни.
Длинный, тонкий, пластичный. Формально он мог сойти за человека, если бы не ряд очаровательных нюансов: кожа его была зелёная, с жёлтыми пупырышками, будто его собирали из огурца и горчицы, глаза круглые, бездонные, с разлившимся в них морем. А уши… эти уши! Розовые, длинные, трепетные, как у взволнованной медузы. Стоило ими чуть-чуть пошевелить, и наблюдающие тут же хватались за сердца, выдыхая дружное протяжное: «Ах-х-х!».
Прокл резко прервал восторги. Притормозил трепещущие уши, свернул в спирали и с неожиданной грацией завязал на затылке в аккуратный, почти элегантный хвост.
– Уф-ф-ф, – разочарованно откликнулся Мох на изменения.
– Ну, раз ты, наконец, разговорился, давай поговорим, – по-деловому предложил Прокл, усаживаясь в самом центре зелёного мшистого ковра.
Мох молчал.
– Значит так? Молчим? Ну ладно. Па-па! Феюс! Па-па! – вновь заорал Пропыпут Болотный, явно получая от этого удовольствие.
– Нет…
– Нет…
– Нет… – заволновался Мох.
– Поговорим? – ещё раз спросил Прокл, и его глаза подёрнулись рябью, как будто по воде пробежал ветер.
– Думаем. Можно, – нехотя протянул Мох.
– Кстати, ничего, что я тут на тебя… сел?
– Мы тактильно нечувствительны. Думаем. Это благо.
– Когда о тебя вытирают ноги или ещё чего похуже, а тебя это совсем не трогает – это точно благо. Спокойствие через абсолютное безразличие! – глубокомысленно произнёс Пропыпут. – Это благо, Мох.
Мох одобрительно зашуршал:
– Думаем! Ты неглуп. Можем поговорить.
– Слушаем…
– Слушаем…
– Слушаем…
– Так уж случилось, – начал Прокл, выразительно подняв бровь, – что я чувствую все, так скажем, душевные занозы собеседника. Так уж случилось. Прокл выдержал паузу, убедившись, что его действительно слушают, и продолжил: – Судьбой так задумано, что, улавливая их, я могу распутывать очень запутанные Потоки. Но сам я этому не рад. Часто получается, что мой Дар против меня и работает. Людям не всегда приятно слушать правду. Почти всегда неприятно. Больно. И мне от этого больно. Но я ничего с собой поделать не могу, таким уж я создан. Понимаешь?
– Понимаем…
– Понимаем…
– Понимаем, – подтвердил Мох и плотнее прижался к Проклу, заострив внимание.
– Так вот, – продолжил Пропыпут, – сейчас меня одолевает одна навязчивая идея, и я точно знаю, что она не моя. Миграция Мха! Что-нибудь слышал об этом?
– Ересь!
– Ересь!
– Ну-у-у… я допускаю… не всё так однозначно…
– Значит так, с тобой… ну, тем, кто последний сказал «я допускаю», будем разговаривать дальше. Ты где?
– Ну-у-у… под попой твоей.
– Думаем. Тема щекотливая. Развивать не стоит, – заволновалась бо́льшая часть Мха.
– Так это пожалуйста. Не развивай. Кто не готов, тот спит дальше. Я обращаюсь к той вашей части, которая допускает эту прекрасную идею.
– Думаем. Нужно выбросить его из Пещеры как можно быстрее.
– Думаем. Мы имеем право на своё мнение. Даже если оно противоречит общепринятому.
– Думаем. Это ересь.
– Думаем. Это ерунда.
– А ну-ка, тихо все! – пророкотало тысяча голосов, отразившись от стен Пещеры. Звук укатился в тоннели-коридоры раскатисто и округло. Духи Плюющей Пещеры спали слишком долго, а недавно они проснулись и сразу заметили, что под самым их носом зарождаются странные, свежие, по-хорошему подозрительные идеи. А идеи, как известно, любят рост, а рост, увы и ах, без конфликта не обходится. А конфликт – это почти праздник! Особенно для Духов, которым надо чем-то заполнять вечность. Поэтому они, разумеется, не могли позволить, чтобы нечто новое просто проскользнуло мимо незамеченным, без приличного взрыва смысла.
– А ну-ка, тихо! – контрольным заревели Духи Пещеры, и Мох разумно предпочёл притихнуть.
– Благодарю! – сказал Прокл, с изяществом приложив ладонь к сердцу, и продолжил: – В общем, идея с миграцией содержит в себе зерно развития. Пассионарный толчок, если ты понимаешь, о чём я?
– Думаем… думаем… думаем… думаем…
– Заклинило? – прищурился Прокл, поднял руки, как дирижёр перед особо упрямым оркестром, и, хорошенько размахнувшись, смачно хлопнул по зелёной макушке Мха, настраивая его на свежую волну.
– Ик, – произнёс Мох и перестал думать. По крайней мере, та его часть, которая нашла в себе силы признаться, что даже не знает, как относиться к такому понятию, как «пасси… мусси… пусси…».
– Пассионарный толчок, – с важным видом подсказал Прокл. – Видишь ли, Мох, даже такие почтенные и без сомнения чарующие древние организмы, могут меняться не только через мутации – эти медленные шалости природы, – но и через модификации.
Прокл наклонился ближе, понизил голос, словно собирался поведать Мху рецепт внутреннего преображения с лёгким вкусом безумия:
– Ты, конечно, и дальше можешь сидеть в Пещере и быть невероятно уникальным, а можешь рискнуть, выйти за пределы спор – ну, в смысле споров, – и шагнуть за идеей. А там… может произойти что-нибудь. Может, даже что-нибудь великолепно непредсказуемое. А это, согласись, на порядок интереснее, чем просто сидеть и философски плесневеть в тишине.
– Думаем. Мы всегда были исполнителями пассионарного толчка. Просто не знали, как это называется.
– Думаю, – в тон Мху ответил Прокл. – Что пора становиться непосредственным участником. Как насчёт Коровы в сферическом вакууме?
На этой фразе Прокла, мы с вами ненадолго покинем Пещеру и вернёмся в Замок. Обожаю, мгновенные переносы. Есть у меня знакомая девочка… она так здорово умеет переносить… но я отвлёкся… понеслись… обратно в Охраняющий Замок… держитесь…
Ви- Тот хотел задержать остатки сна, рассмотреть их, вспомнить, но тот ускользал, прятался и вместе с тем закреплялся в мышцах каким-то важным переживанием.
Бамбулек деликатно кашлянул.
– Мой Саиб, вам необходимо обтереть лицо.
– Да-да, конечно. Просто у меня такое чувство… такое чувство. Что я… что-то должен.
Бамбулек с торжественной осторожностью протянул Консулу Кисею Забвения – прохладную, чуть покалывающую дымку, похожую на материю, но таковой не являющуюся. Это были крошечные микроорганизмы, которые составляли колонию: видимое изолированное скопление, выросшее на питательной среде цифрового кода. А в целом они очень походили на тонкий шёлковый шарф. Кисея была древним ритуалом перехода из Мира Снов в Цивилизацию Запутанных Судеб. Согласно суровому, тщательно отполированному регламенту Верховного Консула Вар-Вилона, Кисею следовало использовать незамедлительно после пробуждения, желательно до того, как сознание вспомнит, кто оно.
Ви- Тот взял протянутую Кисею. Помедлил. Прислушался к себе. Что-то странное происходило внутри. Он должен вернуться. Куда? Зачем?
– Ах да, простите, мой Саиб. С возвращением, – Бомбулек с достоинством приклонил голову. – Пусть ваше путешествие будет приятным и на этот раз.
Ви- Тот уловил короткую волну сожаления. Оно всплыло в сознании и тут же растворилось, как только Кисея коснулась его лица. Он задумался. Путешествие… новое путешествие, не выходя из замкнутого пространства, очерченного Альбертом. Может «путешествие» не совсем то слово? Сегодня оно звучало как-то неестественно. Путешествие. Сегодня оно не казалось таким привлекательным.
Глава 2
Миграция мха
– Так как насчёт Коровы в сферическом вакууме? – повторил свой вопрос Прокл.
Духи Пещеры мгновенно затаили дыхание. Мох, потрясённый в самую суть фотосинтеза, вообще язык проглотил. Непонимание, плотное, ощутимое, завернулось в тишину. Та, в свою очередь, потянулась, разрослась, пытаясь стать необъятной, но, натолкнувшись на стены Пещеры, нервно зазвенела.
– Вижу, что предложение сильно опережает время. Мысли на этот счёт ещё не подвезли? Так, что ли? – усмехнулся Прокл.
Мох молчал.
– Э-э-э… к-хм… к-хм… Мы долго были в состоянии сна, – отозвались Духи Пещеры. – Из того, что ты сейчас сказал, лично мы не поняли ни слова… извините.
– Поверьте мне, этот Поток не понимают даже те, в чьём измерении он был зафиксирован. Если объяснить простыми словами, получается что-то типа упрощённого взгляда на сложные явления и модели. Типа тебя, Мох. Ты ведь прародитель всех растений? Один из древнейших?
– Думаем. Да, – неуверенно ответил Мох, не понимая, куда клонит этот зелёный ушастик.
– У тебя ведь корней нет? Не так ли?
– Ризоиды. Крепятся над поверхностью земли, – ответил Мох, польщённый тем, что Прокл знает о нём такие тонкости.
– Ну вот. Очень необычно для растения. Уникально. Воду берёшь не из земли, из воздуха?
– Думаем. Ты весьма осведомлён, – смущённо произнёс Мох.
– Живёшь сотни лет, – продолжал Прокл, – можешь впадать в состояние криптобиоза. Тогда метаболические процессы прекращаются, и ты засыпаешь. Разбудить тебя может только солнце. Так было и в этот раз. А ещё ты можешь впитывать в себя воду, во много раз превышающую твой вес. Просто потрясающе!
Звенящая тишина вновь встрепенулась и стала фоном звукового бархата, чтобы лучше оттенить то, что было сказано, и то, что залегло в складки каменного чрева Пещеры, оставшись невысказанным.
Думающий Мох и подумать не мог, что о нём кто-то знает, да ещё так много. Впервые за сотни лет нашёлся тот, кому судьба Мха была не безразлична. Мало того, предлагался путь развития. А это вам ни хухры-мухры, ни ёлки-опёнки и даже ни ёшки-крошки.
Это путь! Путь, по которому можно идти! Пока непонятно как, но идти было можно, то есть двигаться, перемещаться, мигрировать.
– Мы… выделим тебе нашу часть для исследования идеи миграции Мхов. Думаем. Это будет, хорошо… – Мох запнулся. И хорошенько подумав, решился уточнить то, что понял, но не до конца. – Корова в сферическом вакууме – это форма, в которой будет заключена наша часть?
– Ты очень сообразителен. Вот уж действительно Думающий Мох, – сказал Прокл и, аккуратно оторвав точку соприкосновения с ковром, встал. – Да, я хотел ещё кое-что тебе сказать.
– Слушаем…
– Слушаем…
– Слушаем…
– Понимаешь… – начал Прокл, слегка поморщившись. Его длинные подвижные уши едва заметно дрогнули, улавливая настроение Мха. – У моей чувствительности есть обратная сторона. Я имею дело со сложными закрученными Потоками. Он поёжился, уши плавно легли назад, как паруса в штиль.
– Поэтому мне необходимо материальное. Многие думают, что это избалованность, блажь, но это не так. Это компенсаторная мера. Мне нужно что-то тяжёленькое, надёжное, как гиря Истины. Но… – он вскинул палец с театральной изящностью, – не абы что! Я чувствительный, понимаешь? Мне нужно, чтобы это материальное было… изысканным. Прекрасным! Таким, чтобы сознание цеплялось за форму и говорило: «О, как хорошо! Я остаюсь».
– Думаем. Мы понимаем.
– Сложность можно понять только сложной системой. Такой, как ты, Мох. Я рад, что не ошибся в тебе. Моя нервная ткань гипперсложная. В одном из измерений есть Поток, называющий таких, как я, существами без кожи. Многие говорят, что я не похож на человека. Но я человек. И знаешь почему?
– Почему?
– Почему?
– Почему?
– Потому, что я так решил, – ответил Прокл, и уши его затрепетали.
Глава 3
