Мимикрики. Песок времени

Дикие Шуруны

Эва Комкинс была девушкой без возраста. Некоторые считали, что она хорошо сохранившаяся старушка, другие… просто проходили мимо. Зачем обращать внимание на того, кто и сам не хочет обращать на себя внимание?

Высохшее перекати-поле, бесцветная амёба… Острый подбородок, нос, рот – всё острое. Плечи её сжались в подобие крыльев, но таких, что давно не летают. Провалиться бы сквозь землю, – думала Эва, – и утащить за собой всё прилегающее: тело, руки, ноги, прошлое, настоящее, будущее.

Будущее? Нет! Будущее я не отдам.

Походка у Эвы была такая, будто она извинялась за каждый шаг. Неуверенная, осторожная, словно земля под ногами могла обидеться и отказаться держать её. Глаза… За круглыми очками, похожими на иллюминаторы очень уставшего дирижабля, глаз толком не было видно. Что-то там маячило, плавало в глубине линз, как любопытная камбала в тумане. Эти глаза, казались большими. Больше, чем нужно для жизни, но для чтения, размышлений и разглядывания мира с безопасного расстояния – в самый раз.

Эва Комкинс – ни тебе приставки Великая, ни Чудесная – вообще никакая, без приставки.

Комкинс… – это что вообще? – размышляла Эва, толкая перед собой чемодан с платьями. Славик рвался её проводить, помочь, донести, подвести, но она отказалась. Ей был жизненно необходим этот мятежный марш-бросок по мокрой от недавнего ливня, булыжной мостовой.

Эва Комкинс – комок нервов, комок иголок, комок в горле или… комок земли, может? Комок земли – это неплохо. Из капель – море, из комков – земля. А я ведь Принцесса древнего племени Теллуров. Племени, возникшего из земли, защищающего её, преобразующего её… забывшего, что значит быть Теллуром, ёлки-палки.

Чемодан какой тяжелющий. Нахапала платьев, теперь вот мучаюсь. Не, если честно, мучаюсь не из-за платьев, конечно, но из-за платьев тоже. Теперь никто никогда не подарит мне платье.

Уф! М-м-м-м-м… Как же я не заметила эту лужу? Мокрая с ног до головы. И грязная… Принцесса фигова, крот недоделанный, ненавижу тебя…

– Слышишь? Ненавижу тебя! – крикнула Эва, что есть мочи. А мочь у неё была. Откуда-то. Сама удивилась, как громко это получилось. Над головой скрипнула оконная рама, и из неё высочился такой же скрипучий голос:

– Чего орёшь? Люди приличные спят ещё.

– А я неприличная! Неприличная, слышите? – как ужаленная взвилась Эва. – Буду орать! Мне нужно орать! Мне нужно орать и мне плевать на всех! А если кто-то недоволен, пожалуйста, все претензии в Замок к Мэл- Карту! Слышите? Всё к нему. Я его поверенный! То есть… я в женском роде… слышите… в женском… Поверенная!

– Чего сразу не сказала? Ори на здоровье… если надо.

Окно с грохотом закрылось.

Эва только сейчас почувствовала, что между платьем и телом гуляет ледяной ветер, что ноги её промокли. Взгляд тяжёлой каплей смолы упал вниз. Она стояла в глубокой луже по щиколотку в воде. Из лужи на неё смотрело нечто растрёпанное, нелепое, со съехавшими в сторону очками и перекошенным от гнева лицом. Чисто городская сумасшедшая, – чтобы не потревожить свою хозяйку, пробежали на цыпочках оставшиеся разумные мысли Эвы Комкинс.

– Шу-шу-шу, – раздалось у самого уха. Дикие Шуруны? Серьёзно? Так бывает? Редкость необыкновенная. Я думала, что они только в сказах у Шептунов остались – и на тебе, пожалуйста, в первой попавшейся луже.

Эва согнулась в три погибели и не погибла. Из лужи никто не выпрыгнул, никто не вцепился в нос. Из глубины неглубокого на неё смотрело лицо. На Эву не походило. Ну, то есть совсем.

– Это что, галлюцинации от переохлаждения? – произнесла она, надеясь тем самым придать происходящему хоть каплю разумности.

– Шу-шу-шу, – развеяли вполне логичное предположение сказочные Шуруны, и отражение в луже, вернее, изображение, чуть дрогнув, вновь сложилось в лицо молодого…

– Извините, извините… А кто это? – спросила лужу Эва.

– Шу-шу-шу-шу, – ответили невидимые создания и показали незнакомца в полный рост.

– Ну, хорошо, я посмотрю более внимательно, раз вы такие настойчивые. Видимо, вы считаете, что это важно? Так. Ну и кто это? Зачем вы мне его демонстрируете? У меня сейчас и ситуация, и настроение… Неужели не видно, что я в терзаниях и обидах, и мне не до… подождите, подождите… – Эва вгляделась в демонстрируемый Шурунами образ и почувствовала, как в ней что-то откликнулось. Это что-то постучалось из глубины души и, надо сказать, очень громко. Эва даже оглянулась, не услышал ли кто ещё? Слава Великому Логосу, поблизости никого не оказалось. А изображение укрупнилось и притянулось, как магнит к железу.

– Мне сейчас отношения не нужны, – шёпотом, сопротивляясь внутреннему порыву своего внутреннего, активно запротестовала Эва. – Тем более с этим… этим… этим… чудовищем…

– Шу-шу-шу, – обиженно отозвались Шуруны и добавили в изображение чёткости и яркости.

– Не, ну вы совсем обалдели? Я только что рассталась с парнем. Ну, то есть это был не мой парень, конечно. Но потенциально он мог бы им быть. Я переживаю и злюсь, а вы мне подсовываете… этого, зелёного…

Из лужи на Эву, благодаря стараниям Шурунов, смотрел почти живой, почти настоящий…

– Да нет, не может быть. А-а-а-а-а!

Эва на всякий случай закрыла рот рукой, чтобы снова не закричать, и ошарашенно уставилась на максимально приближенные глаза невиданного существа. В них плескалось море.

– Принц Воды! – наконец смогла произнести Эва. – Надежда Тэллуров, моя судьба и миссия. Какой страшненький. Но красота ведь не главное, так? Ох. Дедушка не говорил мне, что Принц Воды может быть таким страшненьким. Ёлки-палки, корки-норки, как теперь со всем этим жить?

Эва шмыгнула носом, отпустила ручку чемодана, которую до сих пор сжимала в правой руке, поправила очки. Затем набрала в лёгкие побольше воздуха, как перед прыжком в неизвестность, и одним точным, крепким жестом стянула всю растрёпанность и мокрость в тугую ракушку на затылке.

Стало полегче. Яснее стало. Чему она у Славика, то есть Сан- Раху, научилась, так это тому, что внешнее сильно влияет на внутреннее. Повлияло. Решимости придало. Она взялась за ручку чемодана и с выражением обречённой отваги потащила его в Замок Мэл- Карта.

– Шу-шу-шу, – как будто кто-то встряхнул воздух за её спиной. Что-то лёгкое, живое скользнуло мимо, будто ветер.

Эва остановилась. Нахмурилась. Душа отозвалась, как будто распознала что-то важное ещё до того, как разум решил, важно ли это, вообще?

Шуруны… Дикие. Вольные. Они не поддаются дрессуре, не терпят приказов. Они приходят сами. И если уж выбрали, значит, разглядели в тебе что-то, что ты и сам в себе ещё не увидел.

– Я согласна, – произнесла Эва тихо, как произносят очень важную клятву, и, помедлив, прислушиваясь к трепету в груди, добавила: – Спасибо, что выбрали меня. Я постараюсь быть вам хорошим… Слово «другом» запнулось на краю языка. Оно показалось слишком тёплым, слишком личным. Вместо него она выбрала более сдержанное: – …компаньоном. Я постараюсь.

А в небе, буквально на долю секунды, совсем незаметно для глаз что-то блеснуло и растворилось – как знак принятия.

Глава 4

Встреча

В это время в замке Мэл- Карта происходила встреча. Эпическая, напряжённая, хотя по странной логике сильных мира сего, она произошла ещё до того, как участники обменялись хоть одним словом. Да, так бывает, когда одна личность входит в пространство, а другая уже чувствует её приход.

О ком это я?

О Рэйне. Владетельнице Тоскливых Островов. Хотя «Владетельнице» – громко сказано. Рэйна не мечтала ни о каких островах. Она туда вообще не собиралась. Это судьба доставила её не по адресу.

Рэйна был из рода Мимикриков – тех, кто умеет работать с материей Мира, менять оболочки, как маски на балу. Она была редким цветком, распускающимся один раз в столетие. Её пророчили в Матери Клана – высокое звание, огромное бремя, контроль и взращивание потомства. И создание волшебных Миров, в которых она бы, в конце концов, растворилась, отдав по крупицам всю себя. Но Рэйна всё это не приняла. Для неё это было слишком скучно, обыденно, сложно. Она пошла по другому пути, – туда, где свобода пахнет дымом и солью. Туда, где можно быть, кем угодно.

Так вот, давным-давно, в один, казалось бы, обычный день в Замке Мэл- Карта выбирали горничных на ежегодном конкурсе красоты (дело, конечно, государственной важности), и Рэйна из чистого любопытства, ради игры, решила принять в нём участие. Проблема в том, что она была не просто красива, она была умна и интересна. А для Мэл- Карта, сурового, самодовольного и слегка одинокого, это оказалось куда опаснее красоты. Он был заворожён. Очарован. Он слушал её, и сам не замечал, как начинал улыбаться. Слуги многозначительно переглядывались, Советник Крэгир тактично кашлял и удалялся при виде задушевно-беседующих в кулуарах Замка. Воздух начал пахнуть теплом, и реальность стала мягче, как будто кто-то подложил под доспехи Охотника за Мирами шерстяную подкладку.

И вот, однажды утром, не выдержав всей этой своей нежности, Мэл- Карт сделал предложение.

Рэйна, сдержанно улыбаясь, вроде бы согласилась. Ну, как согласилась… она не сказала «нет», однако и «да» не прозвучало, а внутри у неё что-то тревожно скрипнуло. Потому что всё это – любовь, внимание, восхищение – предназначалось не ей, а созданной ею оболочке, образу, который она сотворила, ради игры. Настоящая Рэйна была пышным Пионом, а не стройной Розой, подходящей под формат Мэл- Карта. И она знала: он не полюбит её без прикрас. Не сможет.

А он… он испугался. Ведь сила Рэйны была, как надвигающаяся буря. Она умела наполнять пространство собой, и тогда Замок начинал дышать по-другому, стены оживали волшебными сказками. Мэл- Карт был правителем, привыкшим к контролю. Его тянуло к её свободе, но в то же время до дрожи пугало. Поэтому он сделал то, что делают слабые, когда встречают сильных – приказал сковать её ограничителями.

Когда Рэйна очнулась и поняла, что в ней замкнули бурю, она обрушилась на Мэл- Карта с силой, что была ей ещё подконтрольна, и снесла пол Замка. Горе и обида в ней были неукротимы.

Она ответила отказом. И тогда… её сослали.

На Тоскливые Острова.

Туда, где почти никогда не бывало солнца, где плачет дождь, где творить можно только по ночам в одиночестве, превращая утёсы в крылатых чудовищ, а туман в страшные сказки. Была ли это любовь, история ещё не решила, но Рэйна точно знала: любой, кто любит за оболочку, – влюбляется не в человека, а в фантазию.

И вот сейчас, спустя столько лет, они сошлись лицом к лицу, там, откуда она была изгнана. Её скрывали до последнего, но такой Дар не утаишь. Отпечаток одухотворённой энергии Мимикриков остаётся в материальной форме. У каждого – свой индивидуальный стиль. Стиль неповторим, неподражаем. И если внешнее можно скопировать, то Отпечаток личного Духа – никогда.

Мэл- Карт – Единый Судья и Правитель, Воин, говорящий с оком Луны, а с недавнего времени ещё и Царь, – видел, как его владения проявляют в себе идеальную упорядоченность. Разрушенный Дворец восстанавливался и приобретал доселе неизвестную ему симметрию и стройность. Мэл- Карт был очень внимателен. Как Воин он всегда был начеку. Как Судья – мог выстроить причинно-следственные связи. А как трёхголовый Царь – обсудить сам с собой закравшееся подозрение и сделать вывод. А именно: ищите женщину!

Когда появляется так много индивидуальной красоты, которая имеет столь неповторимый стиль, нужно искать ту, чей Отпечаток Духа застыл в материальной форме. Да, встречались спонтанные, эмоциональные всполохи в виде чёрных глянцевых куч, соломенных чучелок, залитых золотом, витой торжественной лестнице в прожилках вен, но всё это современное искусство явно кричало о своём авторе – Великом Кутюрье-Режиссёре, непревзойдённом Славике.

Непревзойдённом? – Мэл- Карт усмехнулся своим размышлениям. – Всё-таки она сумела тебя превзойти. Сумела! Интересно, как долго её от меня прячут и главное где? – Мел- Карт принюхался одновременно тремя головами… – Запах… какой знакомый запах. Запах роз на закате. Аромат усилился, став плотным. Она где-то поблизости. Демон её побери! Столько времени прошло. Столько прошло. Она уже другая. Я другой. Этот аромат… Как мог какой-то запах, который не увидеть, не потрогать, так меня потревожить? Как он мог? Как посмел? – У Мэл- Карта заскрежетало внутри. Болезненно заныло. В голове сам собой сложился разорванный на клочки образ… Царь на секунду закрыл глаза, а когда вновь открыл, перед ним пышной розой стояла Рэйна.

Скептическая полуулыбка скользнула по её лицу, как лёгкая тень от облака на солнце, но в глазах плескался смех – тёплый, непочтительный, совершенно бесстрашный. Она в упор рассматривала оболочку Мэл- Карта, созданную для него Славиком, и, казалось, еле сдерживалась, чтобы не расхохотаться.

Странная реакция, – подумал Мэл- Карт. Глядя на него, обычно все испытывают страх. Преклонение перед подавляющей силой. Чаще эти чувства смешаны с отвращением, но всё же. А она? Она смотрела в глубину… и улыбалась. По телу Мэл- Карта прокатилась неожиданная, давно не испытываемая волна тёплого волнения.

– Я смотрю, вы масштабировались, – кивнув на дополнительные головы Мэл- Карта, произнесла Рэйна. Искрящийся смешинками звуковой сачок точно накрыл стоящего перед ней трёхголового Правителя, сосредоточивая его внимание. Мэл- Карту стало неловко. Неловко, но вместе с тем и приятно. Он нашёл эту женщину! Это она отражалась в каждой детали воссозданного Замка, это она подмигивала из чистейших зеркал, картин, фресок. Отпечаток её Духа вошёл в эти стены, раскрасил, оживил безжизненное. Она стояла перед ним и не боялась. Не боялась!

Рэйна! Сказочная дева из рода Мимикриков, видящая глубину и смыслы. Мэл- Карт с трудом отцепился от нахлынувших на него воспоминаний. Не надо жить прошлым. Не надо. Сейчас он другой. Другой.

– Парламент… э-э… создали, – неуверенно начал он, кашлянув в кулак, и слегка стукнул чешуйчатым хвостом об мраморный пол. – Теперь, значит, Потоки… разные… в общем, потекут свободно, как и положено в просвещённой державе.

Рэйна подняла бровь и с лёгкой улыбкой кивнула в сторону трёх голов, каждая из которых отчаянно пыталась выглядеть умнее двух других.

– Потоков всего три, и все из одного источника, – сильнее затянула невидимый сачок серебристой нитью голоса Рэйна.

– Умеешь ты сказать, Рэйна, ох, умеешь. Из одного Источника! И все три Потока попадают в одно русло. И текут, текут. Я тоже могу красиво говорить. Красиво?

– Аллегорично.

– Тебе всегда нужно показать, что ты умнее? Да? Словами запутать, заморосить…

– Заворожить и развлечь!

– Развлечь?

– Ваш этот Кутюрье-Режиссёр… Как его?

– Славик?

– Заманил меня в ловушку. А потом уговорил.

– Уговорил?

– Да. Что же ты, Рэйна? – говорит. – Такой Великий человек… то есть Царь, в твоей жизни появился, а ты этот подарок судьбоносный посмела отринуть.

– За дурака меня держишь? – взревел Мэл- Карт, и сам, похоже, удивился силе собственного рыка. Из пасти пламя вырвалось дикое, неуправляемое, с запахом расплавленной гордыни. Но до Рэйны не долетело. Она только руку навстречу вытянула, и огонь с шипением в воздухе растворился.

– Вообще не держу, ваше… Величество? – произнесла она, слегка сместив ударение, как будто взвешивая, а есть ли оно здесь, это величие?

– Пережил я твой отказ, – глухо сказал Мэл- Карт. Голова в центре упрямо смотрела прямо на Рэйну, а две боковые синхронно прикрыли глаза и глубоко, с сожалением вздохнули. Тишина после этих слов, повисла такая, как мёд из ядовитых цветов. Рэйна ситуацию оценила. Увидела открывшуюся брешь в сознании Правителя и поспешила туда журчащим ручейком просочиться.

– Знаю, знаю. Кто я, а кто вы, Ваше Величество. Заботы, дела… Я, чтобы искупить… как-то загладить… послужить, так сказать, и отдать свой талант для цели великой, которую вы, моё Величество, так сказать, воплощаете ежеденно, еженощно восстанавливаете свой организм нетривиальный, вот для этого, чтобы потом, поутру, с новыми силами броситься на решение того, что сами накануне напортачили… – то есть оттого, что мозг ночью не отдыхает, всё в думах тяжёлых рабочих варится… гормоны не успевают выработаться нужные… – необходимо мозг утешить, переключить, расслабить…

– Понял, понял, – прервал словесный поток Рэйны Мэл- Карт. – Как утешать собираешься?

Не просто будет, – подумала Рэйна, – воля в нём железная, контроль неусыпный. Придётся сначала воспоминания укрепить, положительный окрас им придать и только потом…

– Сказки! – сказала Рейна, растёкшись патокой золотистой. – Помнишь, мне ведь титул Первой Красавицы именно за них дали.

Сладкие воспоминания хлынули водопадом в расщелину между скалами, но Мэл- Карт их попридержал, подозрительными взглядами Рэйну с ног до головы просканировал.

– Твой интерес в чём? – спросил холодно, отстранённо. Но одна из голов выжидательно как-то, с надеждой на Рэйну взглянула, и та поняла, что шанс есть. Не всё потеряно. Чутьё у него, конечно, звериное, – всполохом на небе пролетели мысли Рэйны, – чтобы поверил, нужна правда… хоть какая-то. Хоть малая её часть.

– Одиночество, Ваше Величество. Знаете ли вы, что такое одиночество? Острова сырые, угрюмые. Там не поблистаешь. Я рождена, чтобы блистать. А там… на Тоскливых Островах… никогда не бывает солнца… Тяжело выносить… смертельно тяжело. Бессмысленная, серая жизнь. Какой дурой я была… признаваться в этом неприятно, но вы были правы… Я украшение… дорогое украшение… и я хочу блистать. В этом моё предназначение и великий Дар Мимикриков.

– Победа! – закричала на три голоса поистрепавшаяся самооценка Правителя.

– А я говорил, предупреждал… – не удержался Мэл- Карт от упрёка. – Говорил, что сама ко мне прибежишь и… на коленях умолять будешь… – злорадство разлилось по лицам всех трёх голов сразу, словно в них вдруг проснулась древняя хоровая обида. Они выжидательно уставились на Рэйну.

Ах, ты ж гад, – с холодной яростью подумала Рэйна. – И посмотрите на него, единогласие-то какое!

Но вслух – ни слова. Никакой вспышки, ни капли возмущения. В глаза раскаянья плеснула, распределив его мазками на лице. Медленно, не отводя взгляда от центральной головы, словно в танце с ядовитой змеёй, она стала опускаться на колени.

В её движении было столько напряжения, что даже воздух сжался в ожидании.

– Ну, не надо, не надо. Встань. Вижу, что раскаиваешься, – так хорошо Мэл- Карт себя давно не чувствовал. – Красиво тут всё создала, – снисходительно перевёл разговор на другую тему Правитель и мотнул башками в разные стороны, указывая на дизайнерские изыски Рэйны. – Вижу, что старалась. Дорого, богато. Со вкусом, как я люблю. Не то что Славик. Эти его золотые унитазы с глазами… ёршики танцующие – перебор, по-моему.

– Он препарирует стереотипы, создаёт искусство, – защитила коллегу Рэйна и после небольшой паузы добавила недостающий элемент, специально для Мэл- Карта: – Со временем его произведения вырастут в цене. Не сомневайся. Славик творит на века.

– Ну, то есть он тебе не конкурент? – продолжил расслабленный диалог Мэл- Карт, упиваясь этой словесной игрой с красивой, умной, талантливой. Как в былые времена. Лёгкий разговор ни о чём, летающий от одного к другому мячик, состояние игры и свободы… давно этого не было. Нужно возобновить. Срочно нужно возобновить. Такое приятное чувство. Головы заурчали.

Готов, – подумала Рэйна и, взяв костлявую, покрытую чешуёй руку Мэл- Карта, поднесла к своему лицу.

– Мой Правитель, – прошептала она и прикоснулось к холоду теплом.

Глава 5

Выход из Пещеры

Последнее, что Пропытут помнил, это звуки восторга и одобрения. Если точнее, он помнил цветы, похожие на смесь лопоухих орхидей с театральными веерами. Они хлопали лепестками и издавали звук, смахивающий на бурные, продолжительные аплодисменты. Пропыпуту даже показалось, что он артист, который только что сыграл свою премьерную роль. Причём блестяще.

Но прямо перед этим было странное… Сложное. Словно сон на трёх языках. Пропыпут чувствовал, что реальность… наложилась сама на себя, как трёхслойный бутерброд. Один слой – плотный и привычный. Второй – зыбкий, с ощущением забытой тоски. А третий… третий мелькал на самом краю восприятия, как отражение в глазу древнего существа.

Пропыпут помнил, как его удивили плавающие в воздухе существа, прозрачные, едва заметные, и веяло от них холодом тарарамским. Среди прочих неопознанных были Люди-Кувшины, прозрачные, словно хрусталь. Пропыпут их запомнил, потому что они, в отличие от всех остальных, хоть на что-то знакомое были похожи. Медленные, важные. Тела как у людей, а вот головы… голов не было, вместо них были кувшины разной формы: пузатые, вытянутые, со шрамами старых трещин. И все звенели, как будто в них пел ветер. От этого звона у Пропыпута аж голова закружилась. Создавалось ощущение, что внутри они пустые. Остальные были ещё сложнее. Какая-то мешанина форм и фактур.

Мерцали дымчатые целлофановые Монстры. Скользкие, полупрозрачные, они сновали меж Людей-Кувшинов, оставляя за собой тёмные странные следы, какие-то кляксы с резкими, нервными движениями, Слизняки-перекормыши, ленивые, жирные, с десятком наблюдающих глаз и Духи разных мастей и силы.

Однако самыми заметными во всём этом были Синие Мартышки. Небо словно распахнулось, и из чёрного провала чётко, слаженно, как будто их запускали по приказу, начали появляться клетки. Клетки с визжащими, потрясённо жестикулирующими Мартышками, ярко-синими, словно их выкрасили в цвет волшебного сапфира. Над каждой клеткой, хлоп, раскрывался парашют, похожий на крылья летучей лисицы, натянутый на тонкие косточки.

Парашюты медленно и торжественно опускались в долину, где, слепя глаза, сверкала от утренней росы сочная зелень. Там по берегам петляющей реки стоял настоящий город, разделённый руслом, как пирог, разрезанный мудрым, но немного рассеянным великаном.

Пропыпут помнил, как с опаской, выжидательно смотрели на него бестелесные существа, плавающие в разных слоях реальности. Они угадывались, намекали, проступали один сквозь другой и как будто чего-то ждали. Таких, наверное, видят дети в темноте, но им никогда не верят, – подумал Пропыпут. – Родители всегда придумывают логичное объяснение, и оно становится правдой. Правдой, закрывающей доступ к ви́дению другого Мира.

Да. Этот Мир был совсем другим. Что-то похожее рисуют художники-сюрреалисты. Они соединяют сон и реальность, доводя всё до состояния абсурда, и получается вот такой Мир. Но чтобы он вдруг здесь и сейчас, появился во плоти, такой живой и настоящий? В это нельзя было поверить. Нельзя, но нужно.

Пропыпут смотрел на долину сверху. В одной руке он держал чемодан из ивовых прутьев, а в другой – шар с болотным газом, в котором сидел Думающий Мох. Ну как Мох? Не весь, разумеется, только его авантюрная часть. И эта часть имела форму… не пойму, кто это? Корова, что ли? Да, точно! Эффектно, конечно. Зелёный человек с зелёной коровой в шаре…

– Корова в сферическом вакууме? – Феюс даже присвистнул. – Ты уверен?

– Подожди, подожди, дай дух переведу. Я переносы уважаю, но даже для меня это сильно бодро. Сейчас, момент… фу… выдохнул и…

Дети мои! Мы с вами находимся на ветке индивидуальной реальности, выстроенной отцом Феюса, математическим Шаманом Ви- Тотом. А теперь спрашивай.

– Ты кого сейчас детьми назвал? Мне, вообще-то, шестнадцать циклов, я уже не ребёнок.

– Ты же знаешь, я вездесущ. Ты в курсе, что такое, вездесущ? Существую везде. Приходится одновременно вести несколько повествований. В общем, сочиняю понемногу.

– Сочиняешь? Я думал, ты мне рассказываешь то, что видишь. Что на самом деле, но далеко. А ты…

– Не-не-не, это даже не переживай. Всё так и есть. Просто действительность обретает мой поэтический Дар. Так чего ты спрашивал?

– Ну, ты сказал, что Прокл, ну, Пропыпут… из Пещеры вышел. А в руке держал шар… Мох… Корову в сферическом вакууме. Ты уверен? Всё так и есть?

– Когда я тебя обманывал? – подмигнул Управителю Потоков Глаз в Шаре.

– Смешно. Жаль, что я не там, не с ним. Мы ещё встретимся, как считаешь?

– На прямые вопросы я не отвечаю, – ворчливо ответил Глаз.

– Друг. Мой друг, – тепло улыбаясь воспоминаниям, произнёс Феюс. – Слушай, центральная нервная, а давай я тебе имя дам? Хочешь?

– Ну-у-у, – протянул Глаз. – вроде бы у меня есть имя. И вроде бы оно меня устраивает.

– Это какое же?

– Голос Вечного.

– Слушай, Вечный, видок у тебя, конечно, тот ещё – глаз в стеклянном шаре для предсказаний. Уверен, что Вечный говорит глазом?