Мимикрики. Песок времени

Подождите, сейчас вроде такое слово в отношении одежды не используют? Туалет – это сейчас про другое? Тогда скажу так… Если бы на вас были такие мудрёные платья. Хотя… и на платья это тоже не тянет.

В общем, очень много на них ткани накручено, сложно упаковано. Ой, не понимаю я в этом. Поэтому, дети мои, давайте-ка оставим барышень разбираться во всех хитросплетениях Цивилизации Запутанных Судеб и перенесёмся в Охраняющий Замок. Хотя, а ведь и верно. Вот сейчас смотрю на него со своего надтелесного уровня и понимаю: на Башню он тоже похож. Очень-очень большую. Или Крепость? Или Дворец? Или… Да, что-то он мне напоминает. Вспомнить не могу что. Ну, метнёмся? Пока я тут окончательно в тряпках девичьих не запутался. Только держитесь крепче, не порвите по дороге нить повествования.

Глава 10

Экстатический транс

Пропыпут, сложив руки на груди, ходил по Замку и восхищался. Рядом зелёной коровой семенил Мох. Впитывал. Ахи и охи Прокла Пылающего Тарарамского Путираспутывающего доносились отовсюду. Уши Пропыпута развивались в волнении, глаза наполнялись влагой, и сам он трепетал и волновался от гармоничных форм и разнообразия фактур.

– Альберт, Альберт, да что же ты со мной делаешь? – вздыхал Прокл-Пропыпут и вытирал изящными пальцами крупную слезу драгоценного восторга. Альберт был в ударе. Сезонная перезагрузка не просто случилась, она была преобразующая. Ви- Тот с радостным удивлением смотрел на Бамбулека, видимо, подозревая его в таком кардинальном обновлении Замка. А Бамбулек, в свою очередь, растерянно пожимал плечами, не находя внятного объяснения столь разительной перемене Альберта.

Но мы-то, мы-то с вами знаем, когда рядом появляется Прокл Пылающий Путираспутывающий Тарарамский, он же Пропыпут Болотный, то всё незаметно начинает меняться и вставать на свои места. Свойство у него такое.

А сейчас Прокл изучает огромное полотно, расположенное на стене комнаты для чайной церемонии. Тут, и кроме картины, много чего есть, чем повосторгаться, но он ушами потрепещет над ценным чайным сервизом или вазой фарфоровой, и опять к картине. Что-то его там зацепило, видимо.

– Ну, что скажешь? – Пропыпут наклонился ко Мху и взял его на ручки.

– Думаю. Змею на две части разрезало, – произнёс Думающий Мох авторитетно.

– В корень зришь, Мох! Точно ведь. Это же змея… питон, да?

– Думаю. Питон, только каких-то нечеловеческих размеров, – ответствовал Мох.

– А я сразу и не понял, что за фон у картины такой странный. Замок наш узнал – очень похоже изображено – и сады, и площадь, и храмы разные, и даже огород. Кстати, мы там ещё не были. И вот, смотри, – река, через реку мост. Красивый-то какой, как труба хрустальная в серебре. На противоположной стороне тоже город. Домишки круглые, вон аж до горизонта, а над ними что-то высокое и запутанное.

– Думаю. Может, тоже дома? Дома для важных. Консул что-то про Жриц говорил.

– Ах, я прямо-таки ликую, что тебя с собой прихватил. У тебя не глаз, а рентген. Ты прав, это дома. Да, безусловно, дома… но как будто вокруг них… вокруг них что-то такое запуталось. Необычная архитектура. А архитектура – это всегда зеркало мышления. Вот представь, если так выглядят их дома, что же тогда в голове происходит?

– Думаю. Всё запутывается.

– Вот-вот, мало того, что тут всего так много, вон смотри: и люди с кувшинами вместо голов, и Духи, и существа какие-то хищные. Но… ах, какие у них шеи! Какие руки! Не тела, а знаки восклицания! А ещё, смотри, Мартышки Синие. Помнишь? Мы их видели. Приземлились, бедняжки, в клетках на парашютах. В общем, вся картина этого Мира в подробностях. А теперь… вот он, змей. И он не злобный, а… вроде бы даже связующий. Ползёт по заднему плану, обвивает детали, как будто всё здесь держится на нём. Но загадка! Как только к Охраняющему Замку подползает… раз, и нет его. Растворяется. Какая-то философская змея! Подожди… вот! С другой стороны снова выныривает. Ах, какая игра! Будто кто-то его располовинил, и обе половины ползут независимо, но одинаково. Как левое и правое ухо слушают одно и то же, но по-разному. Такое впечатление, что мы в чью-то память заглядываем. Странная картина. Как же ты так всё чётко определил, Мох? Главное ещё быстро-то как.

– Я впитываю, – польщённо произнёс Мох.

– Впитывай, впитывай, скорее эволюционируешь. Ты знаешь, чего я тут понять не могу?

– Думаю. Многое.

– Это да. Многое. Но я чувствую, что понять не могу. И чувства мне подсказывают, дополняют картину. И знаешь что? Мои чувства, когда я на эту картину смотрю, слезами переполняются. Вот, вот, смотри, – сейчас через край хлынут.

– Плачь. Я впитаю, – сказал Мох и подставил свою зелёную дружескую спину.

– Вот это искусство, вот этому веришь. Такой масштаб и надлом. Такая страсть, энергия, драма! – плакал Прокл, приговаривая в экстазе: – Драма? Почему я это драмой назвал, а, Мох?

– Думаю. Потому же, что и экран порталом, – ответил Мох, с воодушевлением поглощая слёзы катарсиса.

Прокл на миг отвлёкся от своего восторженного трепета. Что-то в картине дёрнуло его внимание, как будто кто-то осторожно, но настойчиво потянул за ухо. Он ещё раз всхлипнул, снижая интенсивность чувства, – когда красота доводит до такого состояния чистоты, что начинает резать изнутри, – провёл ладонью по щеке. Слеза блестела на кончиках пальцев, как жидкий хрусталь.

И тогда он увидел это – Синий Дым!

Полупрозрачный, он клубился холодом прямо из картины.

Храм Семи Ветров на заднем плане больше не был просто мазком краски, он вздулся и задышал, как грудная клетка волшебного существа. Башни его дрожали в лёгком, почти незаметном вибрационном шёпоте, будто залётный ветер пел в них на давно забытом языке.

Прокл почувствовал, как его тонкая блуза превратилась в тонкое стекло, а уши натянулись и задубели, как струны арфы, забытые под снегом.

А потом… фш-ш-ш… – комнату медленно заволокло синим туманом. Все цвета поблёкли, всё стало акварелью, размытой слезой, и только Храм – синий, холодный, беззвучный – сиял в центре этого безмолвия.

Прокл закашлялся и случайно выронил своего спутника. Заледеневшими ушами обмотал горло. Они судорожно изгибались, хрустя инеем, как хрупкие мостики между чувствами.

– Не хватало ещё простыть, – сипло сказал он. Слова мгновенно обледенели и упали на пол звенящими кубиками. А Мох в это время перекувыркнулся через голову и подпрыгивать начал. Прыгал посиневшей коровой и мычал.

Дым же валил, не переставая. Он вился по нервам, вползал под ногти, просачивался в зрачки.

В чайную вбежал Бамбулек, запыхавшийся, но великолепно собранный. Не позволяя себе паниковать, он метнул взгляд в самую гущу событий и, конечно же, мгновенно разглядел в дыму Прокла.

– Приведение себя в порядок – первый шаг к победе, – произнёс Бамбулек с деликатной строгостью, хватая Мох и прижимая его под мышкой, как не определившийся бутерброд.

– А второй, – добавил он, приобняв Прокла, – это удержание линии событий в приемлемом русле. Если бы вы только захотели, Мастер, – прошептал он едва слышно в заледеневшее ухо Прокла, – вы могли сделать так, чтобы всё стало как было. Без дрожащих храмов, без мыслящего тумана и без посиневших коров. Только чай, приятные беседы и правильная температура в Замке.

Он моргнул и уже громче и бодрее сказал, повернувшись к выходу:

– Полагаю, пора вернуться к более… константным обстоятельствам, прежде чем Сапфировое Божество решит перекроить реальность заново.

Бамбулек вежливо взял под руку застывшего в экстатическом трансе Мастера и подтолкнул его к выходу.

Для тех, кто ещё не сталкивался с таким понятием, как «экстатический транс», объясню – это такое глубокое переживание других реальностей, после которого становится всё ясно. Ясно, потому что происходит ускоренное духовное развитие. Раз – и на несколько ступенек вверх.

Прокл понял! Не всё, но всё же. Он был как-то связан с этой картиной, со всеми этими реальностями, и ему даже показалось, что он и есть эта Башня.

Но пока рассказывать об этом никому не нужно. Необходимо, чтобы понимание созрело окончательно и приобрело целостность. Сейчас же в нём настойчивым колокольчиком ярко пульсировало одно чувство: ему срочно нужно в Храм Семи Ветров. Срочно!

Сапфировое Божество. Оно тянуло его так, будто Пропыпут был привязан к нему, и только сейчас Прокл обнаружил, как опасно натянуты между ними Нити Судьбы. Если они порвутся, то всем несдобровать. Прокл сине-зелёным желе вывернулся из спасительных рук Бамбулека, выхватил у него Думающий Мох и со всех ног припустил к намеченной цели.

А в это же самое время в индивидуальной ветке реальности, во вновь рождённом юном Мире Легендарных Мимикриков, происходило следующее… Ну, вы помните, как я отношусь к симметрии и синхроничности? Я вижу в этом математически-поэтическую красоту! Да, иногда эта красота заметна только мне, и по вашим меркам это, как бы так сказать… чрезвычайная ситуация, но когда проходит время… Впрочем, оно ещё не прошло, поэтому сосредоточимся на том, что видим в эту минуту…

Преодолев тридцать три ступеньки, Феюс и Белиам влетели на висящую в облаках веранду, увитую жасмином. Нэнси совсем уже не было видно. Синий Дым обездвижил девочку и полностью скрыл её от мира. Лали- Рэй находилась в высокой точке концентрации. От сильного напряжения по её вискам и шее струились капли пота. Мать Клана пыталась втянуть в себя потусторонний Дым, пришедший из другого измерения, но он прибывал так быстро, что она просто не успевала. В итоге Лали решила поменять тактику. Отделив от себя часть жизненной энергии, она бросила её Нэнси, усиливая поле девочки и давая силы на сопротивление. Какое-то время дочь ещё продержится… но потом… – Лали не стала додумывать эту мысль, спиной почувствовав появление Феюса и спросила:

– Ты не выходил из Пещеры, Феюс?

– Пещеры? – Управитель Потоков Логуса вопросительно посмотрел на Белиама.

– Пещеры на Вар-Вилоне, – подсказал мальчик. Шуруны вокруг него зашуршали и сложились в едва прозрачную картинку странной ступенчатой Башни.

– Феюс, соображай быстрее! – крикнула Лали- Рэй, усилив давление на синюю материю. – Этот Дым имеет на себе отпечаток Цивилизации Запутанных Судеб! Я чувствую его ДНК. Он мог попасть сюда, только если ты или кто-то из нас соприкасался с этим Миром. Мы все были закованы. Остаёшься только ты. Ты выходил из Пещеры?

Синий Дым стал плотнее. Несмотря на усилия Лали, он расползался с невероятной проворностью.

– Белиам, отправь зов старшим сёстрам. Они нужны мне здесь, – приказала Лали, младшему сыну. Белиам кивнул.

– Феюс, не стой! Делай что-нибудь! – Мать Клана с усилием отбрасывала от Нэнси очередную порцию потяжелевшего Дыма.

Феюс растерялся. Ну не был он готов к такому. Он думал, что всё уже закончилось.

– Как же так? – шептал он себе под нос в полном оцепенении. – Как же так?

Лали, мельком взглянув на сына, крикнула в сердцах:

– Ах ты ж пропыпут болотный! Встал как пень с Горе-Рощи, на котором совы вместо листьев растут!

Быстрая, как мысль перед катастрофой, в сторону Феюса полетела стрела. И в тот же миг Управителя Потоков пронзило озарение: Пропыпут Болотный! Точно!

– Мам, там парень был. В Пещере. Он ещё оболочку Нэнси создавал. Очень правдоподобно. Это он из Пещеры вышел! Он, не я!

А вот сейчас я должен кое-что напомнить и прояснить. Мимикрики с раннего детства овладевают ношением защитных оболочек. Ну, я про это уже рассказывал, помните? Они нужны не только для защиты, но и для понимания окружающего. Для глубокого погружения в изучаемый предмет. Так вот, примеряемая оболочка отпечатываться на семи невидимых слоях вокруг видимого тела навечно. Навечно, дети мои! Поэтому не просто так вас предупреждают взрослые, умудрённые опытом, что нужно очень внимательно выбирать для себя предмет соприкосновения.

Всё, с чем вы соприкасаетесь – что примеряете, пробуете, изучаете или рассматриваете, взаимодействуя с полями, – остаётся в вас навсегда. И это всех касается, не только Мимикриков. Они просто более чувствительны к такому воздействию, могут расшифровать, что пришло, откуда и какого рода энергия. А ещё они могут понять, как это может влиять на них и что делать, когда влияние настолько сильное, что трансформирует под себя всё, к чему прикасается.

– Я же говорила не выходить… – в бессилии прошептала Лали, оседая на пол.

– Мам, это не я… это он, он вы… – попытался оправдаться Феюс, но замолчал на полуслове. Волосы матери, меняя цвет, превращались в белую пургу.

– Время, – прошептала Лали.

– Ты признала время? – Феюс остолбенело глядел на Мать.

– Нет. Оно само, – на лице Лали появились морщинки, тело, будто кусок сахара, погруженный в воду, оплыло вниз. Сколько циклов отразилось на её лице, было непонятно, – Мимикрики считают циклы до двадцати одного, потом перестают. Внешность фиксируется и остаёется неизменной до самого финального распыления. Возраст Мимикрика можно определить только по делам и величине Мира. Так было, но теперь всё изменилось. Время, застывшее на лице Лали- Рэй со всей отчётливостью, давало понять, что теперь не нуждается в том, чтобы его призывали. Время выбрало для себя самое правдивое зеркало, в котором отразилось без искажений лицо Матери.

– Феюс, тебе нужно как-то реагировать, – на внетелесном уровне возник Голос Вечного.

– Я не понимаю… Что делать? Не понимаю… – растерянно прошептал Управитель Потоков. Он стоял весь сжатый в комок, как свернувшаяся улитка. Феюс чувствовал каждую вибрацию мира, умел уловить полёт мысли, ритм музыки, дыхание страниц…

Но в себя он не верил.

Вдруг его словно в спину толкнули. Импульс был задан верно. Он подбежал к Матери, оттащил её от Синего Дыма, в котором совсем утонула Нэнси. В это время в вихре цветов и Ручных Фей на веранде возникли старшие сестры, Дэйна и Вихат.

Дэйна, с лицом спокойным и сосредоточенным, как чашка крепкого настоя, бросилась помогать Феюсу. Вместе они аккуратно оттащили Лали- Рэй подальше от синего наваждения. Феюс дрожащими пальцами создал Поток Отсечения – вибрации стихов, разделяющих опасное и живое. Туман отступил. Лали- Рэй с трудом передвигала ногами, поэтому Дэйна, присев на пол, положила белую голову Матери себе на колени и сразу же начала исцеление: прикосновениями, дыханием, зельем, сложенными в ладонях заклинаниями. Ручные Феи закружились вокруг неё, создавая мягкое свечение и поднося травы в крошечных малахитовых ступках.

И в это же мгновение Вихат, богиня Радости, Плодородия и Неуловимой Сути Праздника, уже влетела в самую бурю происходящего. Она пронеслась, как солнечный ветер и её смех уже звенел сквозь синий страх. Вихат окинула взглядом закованную в транс Нэнси, прислушалась к дикой, натянутой как канат, атмосфере и сделала то, что могла сделать только Богиня Радости.

Она материализовала трубы! Трубы!

Медные, сверкающие, волшебные трубы. Они светились, как жизнь, как утро после тяжёлого сна.

– Вихат, ты что? Что ты собираешься делать? – рядом с ней возник Феюс. Он совсем не понимал, что создаёт сестра, и, главное, зачем? Всё это казалось ему бессмысленным.

– Тебе помогаю, – ответила Вихат, не прекращая действовать.

– Мне? – Феюса точно током прошибло. – Опять я? Ты хочешь взвалить всю ответственность на меня?

– Я хочу, – спокойно и уверенно начала Вихат, придавая каждому слову такой вес, что игнорировать эти самые слова стало невозможно. – Я хочу, чтобы ты вспомнил свой Поток Пяти Элементов и сыграл эту мелодию ещё раз. Прямо сейчас! Слышишь?

– Это всего лишь мелодия. Как она может помочь? – попробовал протестовать Феюс, но Вихат положила обе ладони ему на плечи – как будто не руки, а мосты между Мирами, – и произнесла одно-единственное слово:

– Вспоминай!

Над Феюсом и Вихат в торжественной тишине трепетали крылышками Ручные Феи – существа, сотканные из эфира. Их движения казались игрой, но на самом деле были работой, древней и необходимой. Воздух, который взбивали крылышки Фей, был перемешанным полем вероятностей. Эфир, рождаемый Феями, как старое пророчество, узнавшее момент своего исполнения, начал втекать в ткань реальности. Феюс сдался.

Вообще, конечно, странная штука. Почему люди порой так обесценивают свои таланты? Феюс же помнил, что он, объединив энергии Пяти Элементов, создал рождающий жизнь Поток. Помнил, как благодаря сочинённой им музыке, сантиметр за сантиметром проявился новый Мир, который они сейчас обживали. И несмотря на это, он до сих пор не считал свои умения чем-то ценным. Сам он даже не попытался применить свои Дары. Видимо, до сих пор не понимал, какая сила в них таится.

Дети мои, никогда не сомневайтесь в своих Дарах. Они есть в каждом из вас. Увидьте их, признайте, вытащите на свет. Но я отвлёкся… Пока рассуждал, Феюс всё же вышел из оков сомнений, значит, ничего не потеряно. Смотрите-ка, начал вспоминать. Слава Великому Логусу!

— Если нужны ещё какие-нибудь инструменты, только скажи, – Вихат и Ручные Феи выжидательно смотрели на Феюса.

– Барабаны, скрипки, виолончели, контрабасы, поющие стрекозы и… Белиам, ты здесь?

Из Синего Дыма показалась светлая голова мальчика.

– Да, я здесь.

– Что думаешь? Это по твоей части, а? Распознаватель Всего Живого, какова природа этого Дыма?

– Он не совсем Дым, – проникая в предлагаемое к исследованию, сказал Белиам, – в нём есть живое… Пока не пойму, к чему это отнести. К чему-то знакомому, наверное. Точнее, не могу.

– Давай своих Шурунов. Пусть окружат Нэнси зеркальной стеной. Сможешь?

– Попробую, – проговорил Белиам и перешёл на язык Распознавания. Шуруны тут же откликнулись, засветились мельчайшими пикселями, сложились в единое зеркальное полотно вокруг непосвящённой Хранительницы Печати Времени, и грянули трубы.

Звуковой волной, пробивших пространство труб, Пропыпута сшибло с ног. Синий Дым расступился, оставив ясною видимую тропу от Пропыпута до Сапфирового Божества.

– Мох, дружище, ты со мной? – почему-то шёпотом спросил Прокл, проворно передвигаясь на четвереньках навстречу драгоценной статуе.

– Думаю.

– Во, хорошо. Кто-то из нас двоих должен думать. Я вот, например, сейчас точно не могу. У меня такое чувство, такое чувство… короче, меня чувствами затопило всего и тянет.

– Думаю. Нужно отдаться этому чувству, – сказал Мох, семеня рядом. А потом задумался на секунду и добавил: – Му-у-у.

– Ты чего? – удивлённо вскинул брови Прокл.

– Думаю. Нужно осознанно примерять на себя социальные роли. Внешне я корова.

– А, ну это да, молодец. Думаю, – ответил Прокл и, быстро-быстро передвигая руками и ногами по красивейшему, до блеска отшлифованному фантазийному срезу диковинного камня, пополз к подножью всё ещё дымящего Божества.

Скульптура была потрясающая! Уж чего-чего, а высокое искусство Прокл мог распознать издалека. Эта статуя была очень высокая. Высоченная!

Несмотря на кружащий Синий Дым, при взгляде на неё возникало ощущение лёгкости, подвижности и какого-то даже течения времени, сквозящего вокруг и сквозь, растворяющегося в синем тумане. У Прокла дух перехватило. А потом ещё раз перехватило то, что перехватило до этого. Он чуть не задохнулся. А всё почему?

Пропыпут не мог поверить глазам своим.

Перед ним…

во всей своей красе…

стояло, как живое…

Сапфировое Божество с лицом Нэнси!

Да-да, именно Нэнси, девочки с глазами утреннего неба, которую он уже когда-то видел там, в Плюющей Пещере. Тогда она была закована в лёд – волшебную материю, – как застывшая песня.

А сейчас…

Сейчас она сияла.

– Распутать… – пробормотал Пропыпут неуверенным голосом. Уши его длинные, чувствительные, как шёлковые антенны, завибрировали.

– Ну надо же… Сапфировое Божество с лицом сестры Феюса.

Он нервно оглянулся:

– Какая… странная путанка. Я боюсь… не смогу всего этого распутать. Всё вибрирует. Всё красиво. Слишком… красиво. Божественно…

Не закончив фразу, Пропыпут тихо, грациозно, как летящий лист, упал в обморок. Потому что не всякая душа, даже если она изначально соткана для чудес, выдержит прямое прикосновение к тайне.

Глава 11

Мастер

– Мастер, Мастер… очнитесь… с вами всё хорошо? – причитал Бамбулек, оттирая от Синего Дыма лицо Прокла.

– Мне бы кружева, – еле шевеля языком, проскрипел Пропыпут.

– Простите, Мастер, не разобрал? Что бы вам?

– После такого потрясения мне необходим новый наряд… тога, туника, костюм, платье. Хоть что-нибудь?

– Платье? – озадаченно повторил Бамбулек.

– Именно, – уже совсем уверенно ответил Прокл, выхватил полотенце из рук Бамбулека и сам вытер себе лицо – раз-раз и выжидательно уставился на Распорядителя.

– Это можно устроить. Скоро мы будем принимать у себя Жрицу Тучных Радостей. Она в совершенстве освоила ритуал преображения. У вас будет платье, Мастер! Любое или какое-то конкретное?

– Не любо-о-ое, – капризно протянул Пропыпут, – идеальное.

– Необычная просьба, но, я думаю, мы с Альбертом справимся. А позвольте поинтересоваться… если это не оскорбит вашу милость…

– Демократичнее, Бамбулек, демократичнее. Можно без милости, просто на ты.

– Вы… ты… заранее прошу прощения, если мой вопрос может быть неправильно интерпретирован…

– Бамбулек, дружище, давай покороче, хорошо?

– Хорошо, Мастер. Говорят, вы являетесь в этот Мир каждые триста лет и каждый раз в новом образе.

Ах, вот оно что, – подумал про себя Бамбулек, но вслух ничего не сказал, только важно кивнул: да, мол, это так.

– Говорят… – продолжил Бамбулек, убедившись, что Мастер подтверждает его слова. – …Ты… вы… выполняете желания, а следовательно, можете всё. Я сам видел, как вы в одиночку справились с Сапфировым Божеством. А она, как бы так сказать, весьма несговорчива. Да, она предсказывает весьма точно. И она очень важна для нашей Цивилизации, потому как держит в своих руках, вернее, под своими ногами… есть такое выражение «держать в своих руках», оно, как бы так выразиться… более точное, что ли…

– Бамбулек, – нетерпеливо перебил разволновавшегося Распорядителя Прокл, – что там с Божеством?

– Да, да, – спохватился Бамбулек. – Она… оно припечатывает… нет, лучше сказать цементирует собой наши установки.

– Что за установки? – не смог скрыть любопытства Пропыпут. Бамбулек настороженно посмотрел на него, а Распутыватель Судеб отметил, что за словом «установки», видимо, стоит что-то такое, о чём Распорядитель Замка и личный камердинер Консула предпочёл бы умолчать. Так оно и произошло. Бамбулек, обходя случайно выпрыгнувшее слово, попытался объяснить что-то про смысловое наполнение символа, про религиозный пыл и важные сезонные ритуалы, обеспечивающие жителям Вар-Вилона психологическую и ментальную стабильность. Но Прокл чувствовал за этими объяснениями, как пульсируют непроизнесённые слова, спрятанные, завуалированные, скрывающие что-то более важное.

Установки… припечатывает… – повторил про себя Пропыпут, внимательно смотря и кивая камердинеру, чтобы у того складывалось впечатление, что Прокл ни на секунду не сомневается в его словах.

– Религиозный пыл… – как ты хорошо сказал, Бамбулек. Я здесь именно для этого, чтобы поддержать и направить… его течение, – изрёк Прокл, напуская на себя всезнающий и одновременно загадочный вид. Бамбулек с облегчением выдохнул, но всё ещё выжидательно смотрел на Мастера.

– Ты говорил про желания, – Пропыпут решил осторожно прощупать почву для собственных действий и решений. Для этого прощупывания Прокл заметно посерьёзнел, добавил себе вес авторитетности и расширил внимающее поле.

Они ждут, что я буду исполнять желания? – размышлял он про себя. – Хорошо бы знать, какие и сколько? Да, желания. Три желания, – ответил Бамбулек, заметно нервничая. Хотя надо уточнить, что заметно это было только для Прокла. Бамбулек, с точки зрения простого обывателя, был непробиваем. По крайней мере, таким казался.

Три желания, значит? Хорошо, что не сто, – подумал Прокл, а для Бамбулека, понимающе закивал головой. В некоторых случаях лучше вообще ничего не говорить, это Прокл помнил хорошо. Это был как раз такой случай.

Но Бабулек не удовлетворился кивком, он ждал от Мастера ещё какого-то ответа. Прокл понял, что номер с киванием не прокатит.

– Материализация желаний – дело серьёзное, – наконец сказал Прокл, а потом, уловив в Бамбулеке лёгкую неудовлетворённость, добавил: – торопиться тут не сто́ит. Требуются расчёты. И не стоит забывать, что любое мгновенно исполненное желание несёт за собой последствия. Порой разрушительные. Я должен убедиться, что ваша Цивилизация не пошатнётся. Поэтому сначала расчёты, Бамбулек.

Слова его легли, как зачарованный камешек в центр кругов силы. На лице, вернее, на морде Бамбулека, промелькнуло не просто одобрение, а нечто большее: выражение, сродни древнему кивку хранителей великой тайны. Проклу оставалось выяснить, за что на его зелёную голову снизошло такое всеобъемлющее расположение. И Распорядитель по какому-то чудесному стечению обстоятельств незамедлительно ответил на его вопрос.