Мы все неидеальны. Других людей на эту планету просто не завезли!

Потом перевели нас на новую систему учета потребностей, все стали еще жестче, чем во времена СССР, нормировать, в СССР то нормы все-таки учитывали, что в детдоме дети, они растут, согласия администрации на это не спрашивают, поэтому одежду им, например, нужно новую каждый год покупать, а тут норма износа одежды появляется, откуда только такую взяли – юбка женская (нигде не сказано, что для девочки, которая растет, именно женская, видимо, так обосновывали ненормальный срок использования) – одна на ТРИ года, блузка – на год, а пальто, не поверите, на ДЕСЯТЬ лет, про обувь я вообще не говорю. У меня дети в семь лет приходят, в пятнадцать уходят, так им на все время пребывания, получается, одно пальто положено!

А потом вообще новая система финансирования появилась – нам деньги из бюджета переводят, а мы сами на них все должны закупать, ладно, что денег тех ничтожно мало, в стране инфляция бешеная, а нам лимит по ценам за прошлый год определяют, так хоть бы переводили эти самые деньги! Так нет же, весь год ждем, просим, спрашиваем: «Когда?», ответ один – ждите, нам самим из федерального бюджета еще не перевели. А как ждать? Дети что есть должны, пока мы ждем? Нет ответа!

А под самый конец года, числа 25 декабря примерно, вдруг «сваливаются» все деньги сразу, и их обязательно нужно до конца года потратить, не потратишь, на следующий год урежут финансирование – раз не потратили, значит вам столько не нужно. И начинается сущий кошмар – все или в дефиците или стоит у коммерсантов денег немыслимых, а ты возьми и за пару дней на целый год вперед на весь детдом все купи, от продуктов до одежды с обувью.

А к середине 90-х еще одна беда прибавилась – здание самого детдома стало ветшать, крыша течет, трубы лопаются, штукатурка кусками осыпается, а денег на ремонт нет, от слова совсем, их на ближайшие несколько лет вообще не запланировали, решили, что не нужен детдому ремонт. Дошло до того, что у нас зимой температура в спальнях выше +12 градусов не поднималась!

В общем, к 98-му году у меня никаких сил уже на эту борьбу «с ветряными мельницами» не осталось, я уже не педагог была, а исключительно хозяйственник, поэтому и дело свое перестала любить.».

«Так и решили,» – продолжил Максим, «Тамара Сергеевна опеку над тобой оформила и сразу уволилась, наоборот нельзя было поступить, могли в опеке отказать, мол, нет источника дохода, чтобы ребенка содержать, а так все практически без проблем прошло и быстро.

Ты к ним со Славой жить переехал, я квартиру себе снял и тоже с Юркиной съехал, а Лизавета, умница, твою квартиру стала сдавать, ну, да это мы уже обсуждали.

За Юрку мы поквитались, уже к концу 98-го года не существовало больше Ореховской ОПГ, посадили их всех, конечно, позже, но к концу 98-го они уже разбежались, да попрятались, бандитствовать больше не могли. Вот так и дожили до сегодняшнего радостного дня, когда тебе восемнадцать исполнилось.».

«За это и выпьем!» – радостно откликнулся Старшина, «Выпьем, и по домам, поздно уже.».

Все разошлись, остались Никита с Тамарой Сергеевной вдвоем, стали убирать со стола.

Никита молчал, «переваривал» услышанное, Тамара Сергеевна его от мыслей не отвлекала, понимала, что уж очень много он в этот день узнал, нужно уложить как-то эту информацию в голове, передумать, переосмыслить.

Так минут пятнадцать прошло, со стола уже почти все убрали, посудомойку запустили, и тут Никита сказал: «Да, баба Тома, понимаю я теперь почему Макс никого никогда так полюбить и не смог, всю жизнь к проституткам ходит, а постоянно ни с кем и не жил никогда – с такой мамашей, как у него, это просто невозможно! Уж на что мои мамка и обе бабки шалавы были, да вот погубили они только себя, а его мамаша и отца погубила и его, нелюбовью своей ничем не обоснованной, практически уничтожила! Она, кстати, сам то жива до сих пор или как?».

«Жива, что ей сделается,» – ответила Тамара Сергеевна, «живет все там же, поэтому Максим до сих пор на съемном жилье и обретается. И живет на деньги Максима, хоть он ни разу с ней и не виделся и не разговаривал.

Видеть не видел, а все годы содержит, в этом весь Максим, не может бросить на произвол судьбы даже такую, не знаю уж, как и назвать!

Он вскоре после Афгана ездил в тот дом, где квартира отцовская, не к матери, к той соседке, что за ним еще при жизни отца присматривала. Соседка все такая же сплетница, все про всех знает, вот она то ему и рассказала, что мать его буквально голодает, работать не работает, и пенсии не получает, ей по возрасту до пенсии еще, ой как, далеко, хоть и выглядит старухой, а лет то ей, на самом деле, слегка за сорок, злость ее старит, злость на все и на всех и неудовлетворенность. Комнаты в квартире сдает торговцам с ближайшего рынка, сама в одной живет, а две другие сдает, только торговцы те платят нерегулярно, да еще, как напьются, и поколотить могут.

Максим тогда приехал сам не свой, пришел ко мне посоветоваться, рассказал, спросил как ему быть, мол, не может он ее голодной оставить, какая ни есть, а она ему мать, то есть женщина, за которую он отвечает, но и общаться с ней сил нет никаких, даже исключительно на денежную тему.

Я сказала, что все решу, не нужно ему общаться. Съездила к ней на следующий день, поговорила, она даже в этом разговоре не стерпела, все пыталась до меня донести как она Максима ненавидит, что всю жизнь он ей, якобы, сломал своим появлением на свет, мерзкая баба, да я ее быстро осадила, сказала – денег хочешь, заткнись и номер счета давай, куда вносить. Дала она мне номер счета, куда бы делась.

Вот на этот счет Максим в тех пор каждый месяц деньги и кладет, ровно половину того, что зарабатывает. Даже в начале 90-х, когда, как сегодня говорили, вы все на квартире Юрки коммуной жили, и денег совсем ни на что не хватало, все-равно всегда половина всех его заработков ей шла.».

Тамара Сергеевна сделала паузу, даже вздрогнула, как бы отряхиваясь, видимо, сбрасывая мысленно с себя то отвратительное ощущение, которое вызвали у нее воспоминания о том разговоре с мамашей Максима.

Потом улыбнулась грустно и продолжила: «А насчет того, что Максим никогда не любил, не прав ты, Никита, он то как раз любил, любил так, как, наверное, один Максим любить и умеет! Любил ту самую мамзель, которая сегодня в разговоре упоминалась, и прожили они вместе почти восемь лет, всем казалось, что в такой любви – только позавидовать. Всю душу Максим ей отдал, вернее, не саму душу, а ту любовь, которая в душе его была, всю, без остатка. А она ему в эту самую душу и плюнула, да так, что с тех пор и правда, не может он никого полюбить, не осталось в его душе этой самой любви. Я раньше боялась, что Славка мой такой же, что он также не сможет пережить истории со своей первой женой, а он, видишь, ничего, оправился, слава Богу, теперь у него Марина и Сашенька!».

На этом тогда и разошлись, подробностей у бабы Томы Никита спросить не решился, подумал, что лучше со Славой об этом поговорить при случае, раз уж он в похожей с Максом ситуации был, но смог от нее, как баба Тома выразилась, оправиться.

Глава 27.

Разговор со Славой состоялся вскоре, был он коротким, но емким, во всяком случае, Никите из него многое стало понятно.

Больше всего Никиту интересовало две вещи:

– что произошло у Макса с мамзелью и у Славы с первой женой;

– и если, как баба Тома говорит, произошедшее у них похоже, то почему такая разная реакция – Максим никого больше полюбить не может, а Слава оправился.

В подробности того, что у Макса не сложилось с мамзелью Слава вдаваться особо не стал, сказал только, что мамзель эта самая просто бросила Макса, променяв его на деньги, сбежала от него к богатому, да еще и нормально уйти не смогла, унизила его напоследок, ясно дав понять, что раз он нормально заработать не может, то и такой «прынцессы» он недостоин, лузер он, одним словом, конченый в ее глазах, да и для всех окружающих.

«А, ну теперь понятно, почему Лизавета в прошлый раз тварью эту мамзель хотела назвать, хоть Макс и не дал тему развить, мужика лузером выставить – это уже беспредел, а уж такого мужика, как Макс – это вообще за гранью! Хоть мамзелью ее назови, хоть как, тварь – она и есть тварь!» – подумал в этот момент Никита.

Про свою первую жену Слава рассказал довольно подробно, вопреки свойственной ему обычно немногословной манере, увлекательная, да и поучительная вышла история: «С момента гибели твоего отца прошло буквально несколько месяцев, мы все едва в себя начали приходить, и тут я влюбился. В Новосибирск поехал в командировку, вечером иду со службы, поздно уже совсем, темно, хоть в июне и поздно темнеет. Подхожу к гостинице, где остановился, и тут из кустов ко мне девчонка бросается, вся зареванная, мол, помогите.

Я ей говорю: «Не бойся, пойдем со мной с гостиницу, там в холле и расскажешь мне что с тобой приключилось, я постараюсь помочь.».

А она в ответ: «Нельзя мне в гостиницу, им сразу доложат, что я там, меня найдут и убьют!».

«Кому им, кто доложит и почему тебя должны убить?» – спрашиваю.

«Им – это тем, кто родителей моих убил, чтобы бизнес отцовский себе забрать, убить они меня хотят, так как я наследница, мешаю им, значит, а доложат из гостиницы, кто увидит, тот и доложит, у них тут все схвачено. Я поэтому к Вам и обратилась, случайно узнала, что Вы милиционер из Москвы, а значит, с ними не связаны, почти весь день здесь возле гостиницы пряталась, ждала, когда Вы придете.».

Рассказ ее меня не удивил, по тем временам, к сожалению, весьма обычная ситуация.

Отправил я ее к себе в номер, да не через холл, а через балкон, благо он открыт был, а номер на втором этаже. Сначала сам залез, потом ее затащил, в номере оставил и также через балкон вылез, чтобы зайти уже одному через холл на глазах у всех. Камер никаких, благо, тогда и в помине не было, не было риска особого засветиться.

По пути в номер в баре еды набрал, немного, чтобы не привлекать внимание, решил, что сам я вполне и без ужина обойдусь, а вот ее нужно покормить.

Поела она, в душ сходила, даже порозовела, уже не такая напуганная и зареванная, оказалась красоткой.

«Рассказывай,» – говорю, «что с тобой приключилось, постараюсь помочь, чем смогу.».

И рассказала она мне такую историю: отец ее бизнесмен, колбасное производство у него было, не супербогатый, но вполне обеспеченный. Еще в начале 90-х оборудование импортное купил, производство наладил, стал колбасы и другие копчености всякие выпускать по импортным же рецептам. Спрос был офигительный, во-первых, страна голодная, вся еда в дефиците, во-вторых, все импортное в таком почете, будто и не производили у нас никогда ничего своего, в том числе колбасы, а тут все прямо как надо – и рецепты, и оболочка с надписями на иностранном, и упаковка!

Через два года отец уже ферму ближайшую животноводческую купил, производство расширил. Еще через год развернулся так, что конкурентов у него практически не осталось, нет, были, конечно, старые, еще советские заводы по производству мясных продуктов в городе, и они работали, но их продукция – для бедных, не модная, не престижная, ее рекламу по телевизору не показывают, а отцовские колбаски – для элиты, исключительно для новых хозяев новой жизни, так они в рекламе и позиционировались: «Новая жизнь, новая элита, новая колбаса! Покупай мясное от Нового!». Новый – это стала фамилия отца, он ее даже официально в паспорте у себя и всей семьи поменял. «Представляешь, была я Ксюша Новикова, а теперь – Ксюша Новая!» – говорила тогда она.

К концу 1995 года у Ксюшиного отца, помимо собственно производства и животноводческой фермы, было пять магазинов в городе и два в области. Тогда же появилась огромная квартира в самом центре Новосибирска и дом трехэтажный в престижном пригороде, все с «царским», как тогда называли, «евроремонтом».

Для Ксюши прикупили квартирку в Питере, тоже в самом центре и тоже немаленькую, она туда учиться ехать собиралась после школы на искусствоведа, на кого же еще такой умнице-красавице Ксюше еще учиться, как не на искусствоведа, да и где ей на него учиться, как не в Питере, Питер же культурная столица, а вовсе и не Москва.

В 1996 году Ксюша школу окончила, папочка, любящий, ее в Ленинградскую художественную академию имени Репина, тогда уже Санкт-Петербургскую, но еще институт, а не академию, пристроил, уехала она в Северную столицу в свою новую студенческую жизнь. Там благополучно и существовала все это время, даже на каникулы к родителям не приезжала, предпочитала где-нибудь в Европе с ними встречаться.

Только в этом году все пошло не по плану, отец ее срочно домой вызвал, потребовал вылететь первым рейсом, сразу после последнего экзамена. Она и вылетела. Только в аэропорту ее никто не встретил, ни родители ни хотя бы водитель.

Она удивилась, села в такси, поехала сначала на городскую квартиру, там все заперто, никого нет.

Вышла на улицу, хорошо, что такси не отпустила, предполагала, что в загородный дом ее нужно будет везти, только хотела в такси сесть, сзади свист, знакомый такой, так ее одноклассник один с ней еще в школе общался. Она и в школьные то годы на свист не оборачивалась, а тут тем более! Только любопытство пересилило, все-таки не видела она никого из одноклассников уже два года. Обернулась, он ей из кустов машет, мол, отпускай такси, иди сюда, есть что сказать. Сама не поняла, почему она ему поверила, расплатилась, отпустила такси, подошла.

Одноклассник то ей и рассказал, что весь город «на ушах», вчера ночью ее родителей расстреляли прямо в загородном доме, положили всех, включая прислугу, охрану, водителей. Утром, когда все узнали, он стал ее телефон в Питере искать, чтобы рассказать, да не сразу нашел, стал звонить, да она не ответила, видно в самолете уже была. Еще сказал, что прятаться ей нужно, пока никто, кроме него, не знает, что она в городе. Бандосы, по слухам, киллера за ней в Питер отправили, они же не знали, что отец ее домой вызвал, вот и поручили ее там порешить, не нужна она никому живой, она же наследница. Он сам очень удивился, когда увидел ее из такси выходящей, хорошо, что так произошло, успел предупредить.

Следующую ночь она дома у этого одноклассника провела, утром поехала в аэропорт, билеты купила не в Питер, там же ее киллер ждет, а в Москву, на вечерний рейс. Вернулась домой к однокласснику, а он на пороге зарезанный лежит.

Она сбежала, металась по городу, не зная куда деться, в Москву решила не лететь, понимала уже, что в аэропорту ее ждать будут.

Хотела в милицию местную пойти за защитой, уже почти дошла, да передумала, решила, что в милиции у бандитов все схвачено.

В этот момент меня и увидела, я в форме был, на обед как раз вышел. Решила, что московский милиционер, с местным криминалитетом, вроде, не связанный, ее последняя надежда. Побежала к гостинице, в городе то их много, да приезжих милиционеров всегда в одной селили, она еще со школы знала в какой. Прождала в кустах до самого вечера, в нужный момент ко мне и выбежала.

Выслушал я ее историю, проникся, понял, говорю, сейчас спать ложимся, ты в кровать, я вот здесь в кресле пристроюсь, утро вечера мудренее, как говорится, не бойся, не брошу я тебя, к утру придумаю как помочь. Легли свет потушили, минут через пятнадцать зовет она меня к себе, не могу мол уснуть, очень страшно одной в постели. Я сначала отнекивался, не хотелось состоянием ее испуганно-возбужденным пользоваться, но уж очень она была настойчива, не устоял я.

Не устоял, а на утро понял, что без Ксюши этой жизни мне больше нет! Вот она – моя женщина, единственная и на всю жизнь!

Глава 28.

На утро оставил ее в номере, сам пошел на службу. Проверил аккуратно сводку по Новосибирску и области за предыдущие дни, все подтвердилось: и зверский расстрел в пригороде бизнесмена Нового со всеми чадами и домочадцами, кроме дочки, которая в Питере учится, и то, что в самом Новосибирске пацана 19-тилетнего зарезанным нашли, который в той же школе, что и дочь Нового, одновременной с ней учился.

Да, непросто мне будет ее из города вытащить, подумал я тогда, и никто не посмотрит, что я следователь из Москвы, засвечусь рядом с ней, грохнут обоих, не задумываясь, сейчас не советские времена, грохнуть милиционера, хоть местного, хоть приезжего, «как два пальца об асфальт», потом даже оправдываться, что не знали, мол, о моей принадлежности к милиции не станут, как это во времена отца Макса было. Помощь друзей мне была необходима, та самая ситуация, когда если они спину не прикроют, не выжить.

Позвонил Максу, прямо со службы позвонил, не скрываясь, знал, как разговор построить так, чтобы он сразу понял, что мне помощь нужна, и какая именно, а посторонним наш разговор простым трепом бы показался – была у нас с детства одна фишка, мы когда только в детдоме познакомились, книжку про трех мушкетеров много обсуждали, как и многие мальчишки нашего возраста, наверное, даже звали друг друга какое-то время по их именам, я – Атос (самый рассудительный), батя твой – Арамис (худой, высокий), Макс, понятно, Д”Артаньян. Потом быстро перестали, просто выросли. А в начале 90-х, когда вся жизнь наша в войну бесконечную превратилась, договорились мы, что упоминание мушкетеров в разговоре – это знак, что помощь нужна, Старшину предупредили, стал он, разумеется, Портосом.

Вот в том разговоре я Максу на вопрос как дела и ответил, что все нормально, собираюсь завтра, как тот мушкетер, за подвесками для королевы смотаться, только не через Ла-Манш, а всего лишь из Новосибирска в Томск, заодно, с Портосом бы неплохо там повстречаться.

Макс сходу все понял, ответил в том же духе, повстречаетесь, мол, с Портосом, отчего не повстречаться, Портос же в Томске прямо возле пристани самой обитает, только не небольших рыбацких лодок, а самых что ни на есть скоростных парусников. Последнее, как ты, наверное, понял, означало, что Старшина будет ждать меня прямо в аэропорту.

После службы взял я в аренду машину, тогда конторы по аренде машин уже вовсю работали, дорого только в них было неимоверно, но деньги у меня с собой были. В то время еще почти всегда и везде только налом и платили, поэтому, уезжая куда-нибудь, в ту же командировку, люди деньги с запасом брали, если не хватит – проблема, нужно звонить домой, там родственники в банк пойдут, перевод оформят, он, мало того, что стоит недешево, так еще три дня идти будет, пока ты его снимешь… Короче, все понимали, что тяжеловато придется без денег в чужом городе, вот и запасались заранее.

Поздно вечером тем же путем, через балкон, вытащил я Ксюшу из своего гостиничного номера, в машину посадил и в Томск погнал. К четырем утра добрались. Я ее в машине оставил, а сам пошел в местную гостиницу, номер снял и девочку заказал, я на следующий день планировал в Новосибирск вернуться, чтобы подозрения своим внезапным отъездом не вызвать, а если бы спросили, какого лешего, я в Томск ночью гонял, планировал ответить, что как раз девочку и хотел снять, а что «за семь верст киселя хлебать», так это я репутацию берегу, не хочу, чтобы коллеги местные узнали и начальству моему доложили, что у меня с моральным обликом проблемы. Покувыркался с той шалавой сколько положено, расплатился и к машине вернулся. Поехали в аэропорт.

В аэропорту я ее опять в машине на стоянке оставил, пошел внутрь, дождался Старшину, который с московского рейса вышел, жестом ему показал, чтобы не подходил ко мне, не демонстрировал нашего знакомства.

Сходил в машину за Ксюшей, засветил ее Старшине, он кивнул, понял, мол, кого под охрану принять нужно.

Дальше нужно было билеты им взять на Москву, отлет через несколько часов, рейс то обратный тому, которым Старшина в Томск прилетел. Вот это, кстати, мне тогда казалось самой большой проблемой – рейсы то из Томска в Москву не каждый день, в тот день как раз был, но вот билетов на него вполне можно было и не достать, но оказалось, что об этом Макс со Старшиной позаботились. Пошли мы с Ксюшей к кассам, смотрю, Старшина нас опередил и в сортир заруливает, я паспорт любви моей ненаглядной взял и за ним. В сортире мужик отирается, оказалось, спекулянт местный, таких тогда в любом аэропорту найти можно было, если знаешь кого искать, отдали мы ему паспорта, я Ксюшин, Старшина свой, через двадцать минут я там же у спекулянта этого паспорт Ксюшин и забрал, но уже со вложенным билетом на нужный рейс.

Пошли мы с ней к выходу, по пути я ей аккуратно на Старшину показал, сказал, что это мой друг, он тебя до Москвы довезет и там спрячет, пока я не вернусь, ему ты полностью доверять можешь.

Отставил ее у выхода, поцеловал на прощание, и ушел. Уже выходя, обернулся, Старшина на морду улыбочку свою знаменитую нацепил, знаешь ее – ему когда надо, он откуда то из закромов своей памяти улыбочку свою деревенскую достает, сразу на вид становится этаким провинциальным дурачком, и не узнать в нем тогда крутого московского опера, не догадаться, чем он по жизни занимается, и делает вид, что за Ксюшей приударить собрался, мол, что же это парниша Ваш такую красотку да без присмотра оставил, а давайте я Вам помогу, сумочку поднесу и все такое, короче, повел ее в самолет под белы рученьки.

Я понял, что все в порядке будет, вернулся к машине и в Новосибирск погнал. Приехал, машину сдал, пришел на службу, ждал вопросов, но никто ничего не спросил, не заметили моего опоздания или заметили, да спрашивать ни о чем не стали. Так и доработал до конца командировки, а потом вернулся в Москву.

В Москве меня Макс со Старшиной встретили, доложились, что с Ксюшей все в порядке, долетели они без проблем, поселили ее на съемной квартире, приглядывают, активности никакой возле нее незаметно, похоже, гладко все прошло, не узнали Новосибирские бандосы о ее со мной знакомстве, вот и не ищут ее в Москве.

Я только к вам с матерью на полчаса заскочил, отметился по возвращению, вещи собрал и рванул на ту квартиру, не мог я уже без Ксюхи.

Дальше подробно рассказывать не буду, так мне хорошо было, что больше мы ни на день не расставались, и в середине октября уже поженились.

Глава 29.

После свадьбы решил я Ксюше своей ненаглядной подарок сделать – разобраться с тем кто, за что и почему родителей ее убил, да заодно, и вопрос с наследством как-то решить, деньги ее родителей меня не интересовали, даже напрягали, не очень я хотел, чтобы жена у меня была главная по деньгам в семье, но вот опасность то для нее никуда не делась, она же по-прежнему наследница, .ее могут до сих пор искать. Ей ничего не сказал, она, вроде, забыла уже ту историю, расслабилась, зачем по новой пугать.

Макс со Старшиной подключились, с энтузиазмом вызвались помочь. В Новосибирск мы с налету решили не соваться, сначала мне в Питер слетать, в институте у Ксюши носом поводить, узнать кто ей после исчезновения интересовался, а потом уже, с учетом этой первичной информации, в Новосибирск заходить.

Взял я отгулы, билет на Красную Стрелу и помчался в славный наш город на Неве, вот там то я «первый звоночек» и получил, мне в деканате сказали, что Ксюша Новая уехала домой вовсе не в июне, сразу после последнего экзамена, как мне говорила, а еще на Новый год, да больше и не возвращалась, поэтому к июню ее уже из института отчислили.

Удивился я очень, решил подружек ее среди студенток поискать, с ними побеседовать.

Побеседовал, еще больше удивился: девчонки сказали, что Ксюша в Питере с первого дня учебы зажигала нереально, деньгами отцовскими направо и налево разбрасывалась, жила на широкую ногу и еще на первом курсе в клубе каком-то познакомилась с одним типом, пацан молодой, но скользкий какой-то, девчонкам он не нравился, а вот Ксюша от него без ума была. В квартире своей, родителями для нее купленной, вместе с ним поселилась, да и стали они зажигать уже вдвоем.

Родители Ксюшины что-то просекли, мать примчалась, посмотрела на этого красавчика и велела гнать его в шею, Ксюша не послушала, матери сказала, мол, сама проваливай, а он для меня самый лучший! Следом папаша Ксюшин пожаловал с инспекцией, тоже недоволен остался ни образом жизни Ксюшиным ни кавалером, пригрозил денег лишить, если она не одумается.

Не одумалась, отец денежный кран то и перекрыл, очень Ксюша по этому поводу возмущалась, на Новый год сказала, что домой полетит разбираться, нет у ее отца никакого права денег ее лишать, нашелся тоже «учитель жизни»! Улетела, да больше и не появлялась.

Сходил я еще перед отъездом на ту квартиру, что Ксюхе отец купил, думал, может там что еще узнаю, но там тихо все, заперто, соседи сказали, что давно никого не видели.

Вернулся я в Москву, мягко говоря, озадаченный, хотел Ксюхе с ходу все вопросы задать, что у меня накопились, но меня Макс на Ленинградском вокзале прямо на перроне перехватил, поехали, говорит, на Петровку, нужно побеседовать.

Приезжаем, Макс мне справку дает, которую ему из Новосибирска пока я в Питере был по официальным каналам прислали, а там информация по Ксюшиному делу.