Между империями

Бабушка отперла калитку. Отец с мамой положили вещи на деревянную скамейку, достали краску-серебрянку, кисточки, щётки, тряпки. Запахло химией.

– Клаус Вольфович, мы тут пока порядок наведём – может, вам будет удобнее у входа подождать? Там тенёк есть, возле сторожки, – предложила мама.

– Я мог бы помочь, – заметил дядя Шнайдер.

– Да куда там! – улыбнулась бабушка. – Мы втроём-то еле разворачиваемся! И правда, Коль: может, с Серёжей прогуляетесь пока? А через полчасика приходите, мы как раз закончим, и столик подготовим.

– Что ж, хорошо. Ну что, пойдём погуляем? – он подмигнул мне. – Заодно клеммы аккумулятора посмотрим, а то, мне кажется, зарядка плохо идёт.

Мне было интересно посмотреть, как красят обелиск. Или даже самому поучаствовать, если бы отец позволил. Но поглядеть вблизи, что и как под капотом устроено у настоящего авто было куда как любопытнее.

– Хорошо, – кивнул я. – Могу помочь, если надо.

– Надо, конечно, – подмигнул дядя Шнайдер.

Некоторое время мы шли молча. Солнце поднималось всё выше и становилось по-настоящему жарко. Я начал понимать, почему бабушка так хотела управиться до обеда.

– Что, жарко? – спросил дядя, глядя на меня.

– Ну, так, – я неопределённо пожал плечами. – Я вообще люблю, когда жарко. Лето же!

– Это верно. Намёрзся, небось, в своём Забайкалье?

– Есть немного… но мы обычно тепло одеваемся. Так что нормально, жить можно. Но летом всё равно лучше, – ответил я.

– Ясно… – вздохнул он и будто бы задумался о чём-то, нахмурившись. Однако тут же продолжил: – Серёжа, мы ведь с тобой раньше не говорили про твоего дедушку, да?

– Не-а, – ответил я, немного удивлённый его вопросом.

– Ты становишься похож на него, – продолжал тот. – Даня всегда хотел сына, но не успел…

Он вздохнул и оглянулся на секунду.

– Знаешь, он был очень хорошим человеком. Таких мало. Однажды он спас мне жизнь.

Кажется, бабушка прошлым летом упоминала что-то такое, но вскользь. Я тогда не придал этому большого значения. В то время, когда они жили, как мне казалось, многие друг другу жизни спасали.

– И не только жизнь. Кое-что поважнее, – загадочного добавил дядя Шнайдер.

– Важнее жизни? – скептически ухмыльнулся я. – У вас, наверно, какое-то особенное задание было, да? Комсомольское или партийное? А он помог?

– Это верно, – почему-то рассмеялся дядя. – Вот только задание на самом деле было совсем не таким, как я думал. И не от тех людей, кому я тогда служил…

Я решил, что сейчас он начнёт мне рассказывать историю о том, что они такого важного и героического сделали с дедушкой. Пожилые люди такое любят. Я же приготовился изображать вежливое внимание. Да, часто такие истории гораздо скучнее, чем думают рассказчики, но тогда я готов был потерпеть. Очень уж хотелось заглянуть под капот «Жигулей».

Однако дядя Шнайдер вдруг повёл разговор совсем в другую сторону.

– Незадолго до его ухода у нас был один разговор, – сказал он.

Я, конечно, понимал, что под «уходом» дядя Шнайдер имел ввиду смерть. Почему-то среди взрослых такие вещи было не принято говорить прямо. Это называлось «деликатностью». Раньше меня это раздражало, но потом привык. Наверное, просто вырос.

– Он очень хотел сына, но понимал, что уже не судьба. Вот тогда-то он и решил, что уж внук-то у него обязательно будет, – дядя Шнайдер подмигнул мне. – И оказался прав.

– Жаль, что я его не увижу, – искренне сказал я. – Было бы интересно поговорить.

Дядя улыбнулся и протянул руку, будто хотел потрепать меня по голове, но в последний момент убрал ладонь. Это меня обрадовало – не люблю, когда взрослые так делают.

– В общем, есть одна вещь. Её подарил твоему дедушке его отец. То есть, твой прадедушка, – сказал дядя Шнайдер. – Я обещал Дане, что вручу её тебе в день, когда тебе исполнится шестнадцать.

– Ясно, – разочарованно протянул я. До шестнадцати мне было ещё расти и расти. Пропасть времени!

– Но, видишь ли, какое дело…

Дядя Шнайдер вдруг остановился и пристально посмотрел на меня. В его светло-серых глазах застыло такое выражение, что, несмотря на жару, я почувствовал, будто повеяло ледяным холодом.

– У меня есть ощущение, что такой возможности может и не быть, – продолжал он. – Поэтому я готов сделать это раньше. Держи вот.

Он полез в карман своей лёгкой накидки, защищающей от солнца, вытащил потёртый кожаный футляр размером с пачку сигарет и протянул мне.

Я взял футляр и принялся с интересом разглядывать его.

– Можешь достать, – сказал дядя Шнайдер.

На футляре была металлическая застёжка «кнопка». Я осторожно потянул за край накидной крышки, пока она не щёлкнула. Потом откинул её. Внутри что-то серебрилось. Осторожно подцепив пальцами рифлёный металлический бок, я вытащил содержимое футляра наружу.

Плоский круглый корпус, крышка на замке. Чтобы открыть, надо нажать кнопку сбоку. Поначалу я подумал, что это часы: круглый циферблат, деления, цифры. Но потом сообразил, что стрелка только одна. Она как раз заканчивала колебаться, указывая точно на север.

– Компас? – улыбаясь, спросил я.

– Да. Чтобы ты понимал: в начале века это была очень ценная вещь, особенно для охотников. А твой дедушка обучался охоте с детства. Он ведь вырос на Алтае, ты знал об этом?

– Не помню. Вроде, бабушка рассказывала.

– Как я сказал, ему этот компас подарил отец, твой прадедушка. Когда Даня впервые вернулся с добычей. Чтобы, значит, он мог заходить дальше в неизведанные места и не бояться, что потеряет дорогу домой.

Я вдруг вспомнил про Санька и его план дальнего похода. В такой прогулке компас точно не был бы лишним.

– Полезная вещь, – с умным видом кивнул я, разглядывая подарок.

На его нижней стороне обнаружился рисунок, грубоватый, как мне показалось, будто бы нацарапанный иглой. Это было что-то вроде буквы «Ш», но с раздвоенной в нижней части средней перекладиной.

– А это кто нацарапал? – спросил я. – Какой-то малыш игрался?

Дядя Шнайдер улыбнулся.

– Нет, не малыш. Рисунок сделал твой прадедушка, собственноручно. Этот символ называется «тамга». В старые времена богатые рода в степи таким образом метили свою собственность: лошадей, скот, ценные вещи.

– А-а-а, – кивнул я, стараясь сделать умный вид.

– Интересно, что обычай ставить тамгу зародился где-то в этих краях, в Великой Степи. Но твой прадедушка привёз этот знак совсем из других мест… хотя тебе это сейчас не так интересно. Хочешь, я научу тебя брать азимут по компасу? – вдруг спросил он.

За время разговора мы успели подойти к «Жигулям», и я тоскливо посмотрел на машину.

– О, с клеммами ещё успеем – это на пять минут дело, – улыбнулся он. – А вот с азимутом – когда ещё возможность будет?

– Ладно, давайте, – согласился я.

Брать азимут оказалось вовсе не сложно. Дядя Шнайдер достал из бардачка авто карту местности, и мы активно ей пользовались. Заодно я изучал окрестности – наверняка пригодится, если я и Саня всё-таки соберёмся в поход.

– Смотрите, вон там, вдалеке. Тридцать шесть градусов, – сказал я. – Интересно, будто кусок дороги среди сопок! Или даже взлётная полоса! Для кукурузников! Да? Мне кажется, там точно мог бы кукурузник сесть!

Дядя Шнайдер посмотрел в указанном направлении. На его лице появилось странное выражение: удивление, смешанное с тоской и даже с какой-то странной гордостью.

– А ты глазастый, – сказал он.

– Есть такое дело, – охотно согласился я.

– Там действительно когда-то был аэродром, – продолжал дядя. – Очень давно. Больше сорока лет назад. Именно там мы и познакомились с твоим дедушкой…

Он задумался о чём-то своём. Погладил подбородок. Потом, будто спохватившись, улыбнулся мне и сказал:

– Клеммы же! Давай проверим скорее – а то уже время идти обратно. Арина будет недовольна, если задержимся.

Под капотом у «Жигулёнка» ожидаемо пахло бензином и смазкой. А ещё нагретым металлом.

– Вот видишь эта штуковина? – показывал дядя Шнайдер. – Это аккумулятор… ну да, клемма разболталась, сейчас затянем.

Я уже знал, как выглядят аккумуляторы. Даже плавил свинец из пластин для всяких своих нужд. А вот многие другие вещи под капотом мне были незнакомы.

– А это что такое? – я показал на штуковину с проводами, похожую на торчащего вниз головой осьминога.

– Это трамблёр, – ответил дядя. – Он даёт искру на свечу, которая воспламеняет смесь в цилиндре. Там внутри бегунок, он бегает по кругу и по очереди замыкает контакт для свечи каждого из четырёх цилиндров.

– А-а-а, ясно, – кивнул я.

– Ну всё, пошли к остальным, – дядя Шнайдер закрыл капот. – Справились!

Пока мы шли, я пытался на ходу брать азимуты. Но получалось плохо.

– Серёжа, очень большая просьба.

Мы остановились возле входа на кладбище.

– Эту вещь ни в коем случае нельзя потерять. Совсем-совсем никак. Понимаешь?

– Понимаю, – кивнул я с серьёзным видом.

– Von Vater zu Sohn. Die Wurzeln des Baumes sind in der Vergangenheit, die Krone in der Zukunft, – произнёс дядя Шнайдер, нахмурившись.

Я впервые слышал, как он говорил на немецком. Уже хотел было спросить, что это значит, но он сам сказал:

– От отца к сыну. Корни дерева в прошлом, крона – в будущем. Когда придёт время, ты передашь этот компас дальше, своему сыну.

Я улыбнулся и повторил:

– Von Vater zu Sohn. Die Wurzeln des Baumes sind in der Vergangenheit, die Krone in der Zukunft.

– Ого!

Дядя Шнайдер смешно округлил глаза и даже приподнял очки, будто не мог поверить в то, что видит. Я улыбнулся.

– А у тебя способности к языкам, – сказал он.

– Да, мама так же говорит. Хочет меня отдать в школу с китайским, но папа против. Говорит, что это неперспективно.

Когда мы вернулись к могиле, столик, застеленный газетами, уже был накрыт. Там бы припасённый мамой «Кагор», варёная курица, колбаса, яйца, хлеб, огурчики. Типичная походная еда, которую мы обычно брали с собой, если ехали куда-то на поезде.

Говорили мало, больше молчали. Бабушка всплакнула пару раз. Ближе к полудню закончили и вернулись к «Жигулям».

Я сначала хотел похвастаться подарком, но потом, уловив настроение взрослых, передумал. Когда вернулись в квартиру, я сразу положил компас в свой чемодан, в отделение на молнии – чтобы уж точно не потерять. Брать его в поход с Саньком я передумал.

Обедать не хотелось – мы ведь уже наелись на кладбище. Так что я сразу, как только разрешили родители, выбежал во двор, искать Саню.

И действительно нашёл его, возле большой песочницы. Он стоял возле какой-то мелкой девчонки, в окружении ребят постарше. Они о чём-то громко спорили. Судя по тону и сжатым кулакам Санька, спор выходил каким-то нехорошим.

Глава 4

Один из бастионов Брестской Крепости, Беларусь, наши дни

– Помню, ты кричал эту фразу там, когда первым вышел из укрытия, – сказал Марек. – Я тогда ещё удивлялся: зачем?

– Чтобы не так страшно было, – пояснил я. – В детстве она для меня стала чем-то вроде заклинания или литании.

– Ты ведь знаешь, что многие считают её чем-то вроде неофициального девиза «Аненербе»?

– Узнал гораздо позже, – ответил я. – Когда это уже ничего не меняло.

Марек посмотрел мне в глаза. В стёклах его очков отражался догорающий закат. Опускались сумерки, быстро холодало.

Мы спустились с крыши по пологому скату, который был замаскирован по естественный склон, и теперь стояли возле одного из входов в бастион.

– Что-то как-то неуютно здесь становится, – сказал Марек. – А мы такими темпами до утра не закончим.

– Как у тебя со временем? – спросил я.

– Нормально. Я сам себе хозяин – говорил же, – ответил он.

– Тогда мы можем поехать в гостиницу, переночевать, – предложил я.

– У меня с собой нет никаких документов, – улыбнулся Марек. – Я даже смартфон оставил там.

– И правильно сделал, – кивнул я. – Но это не проблема.

– Что за гостиница? Проверенная?

– Возле аэропорта, – ответил я. – На отшибе. Я позаботился, чтобы все номера были свободными. Персонал тоже получит выходной, если мы решим туда поехать. Там не так надёжно, как здесь. Зато рядом парк со скамейками. И еду заказать можно, нам доставят.

– Что ж, дружище, звучит заманчиво, – улыбнулся Марек. – Давай так и поступим.

СССР, Казахская ССР, Джезказганская область, город Балхаш, 1983 год

Я осторожно подошёл и встал рядом. На меня никто не обратил внимания.

– Нет, сиреневый в игре не был! Я на него никогда не играю! Это все знают! – кричала девчонка, сжимая кулачки. Её чёрные волосы были растрёпаны, тёмно-карие, почти чёрные глаза сжаты в щёлочки. Для казашки у неё были необычно высокие скулы, и это придавало её вытянутому лицу волевой вид.

– Это правда, – кивал Саня. – Она всегда предупреждает, что на него не играет, и его не ставит. И на земле его не было.

Я опустил взгляд. На песке валялась лянга и несколько цветных стеклянных шариков. Лянга – это кусок овечьей шкуры, на который нашивают специальный свинцовый грузик. Потом эту штуку надо набивать ногой так, чтобы он не падал на землю. Кто больше продержался – тот и выиграл.

У нас, в Чите, в такое не играют. Да и сам я пробовал всего пару раз, прошлым летом. Мне не понравилось, как-то скучно. А вот шарики в ходу повсюду. Это что-то вроде детских денег, на которые можно играть или выменивать нужные вещи с игрушками.

Они имеют разную ценность. Самые дешевые – прозрачные. Потом, дороже – синие, красные и жёлтые. Сиреневых я никогда не видел, значит, его ценность была очень высокой.

– Она ничего не сказала! И согласилась на условия! – хмыкнул здоровый, чуть полноватый парень. Он стоял, насупившись и скрестив на груди руки. – Так что пускай гонит, что проиграла!

– Положено три раунда играть! – возразила девчонка.

– Это если есть на что! А тебе есть на что? Где твой сиреневый, а? – ещё один незнакомый пацан угрожающе приблизился к девчонке. Саня встал на его пути. Тот поднял кулаки.

Я же решил, что пришла пора вмешаться.

– Алё, чё за базар! – выкрикнул я, стараясь вести себя развязано и нагло. Обычно это смущает хулиганов, они теряют кураж. Могут и отступить.

Тощий растерянно захлопал глазами с длинными ресницами. Вопросительно посмотрел на здорового.

– А ты откуда будешь? – спросил он, прищурившись. – Местный? Или понаехал?

– Побольше местный, чем некоторые! – заявил я, вспомнив про то, что говорил Саня про похороненных родственников.

Здоровяк растерялся на секунду. Я воспользовался этой паузой, чтобы перехватить инициативу в разговоре.

– Так, что им надо? – спросил я, обращаясь к Саньку.

– Да они хотят, чтобы она им сиреневый шарик отдала, – пояснил тот. – Вроде как по условиям игры они договорились, что победитель забирает любой один шар из тех, что есть у другого.

– Сиреневый не в игре! Я его даже не доставала! – добавила девчонка.

– Так, а кто слышал, как вы договаривались? – теперь я спрашивал у здоровяка.

– Да все слышали! – охотно ответил тот. – Лёха слышал, даже этот вот, – он кивнул на Санька. – Тоже слышал. Скажешь нет?

Саня насупился, но не ответил. Плохо. Выходит, они с этой девчонкой, если играли вместе, просто невнимательно условия слушали. Ну и дали обвести себя вокруг пальца. Но по всем правилам те, кто выиграл, были правы.

Оставалась только одна возможность исправить ситуацию.

– Так. Выходит, ты думаешь, что фиолетовый шарик твой, поэтому не идёшь на третий тур. А у проигравших нет ничего такого же ценного, – произнёс я нарочито спокойным тоном.

– Ну! – охотно подтвердил здоровяк, масляно улыбаясь.

– Что ж. В целом ясно, – кивнул я, сохраняя полную серьёзность. – Но у них есть, что поставить!

Саня удивлённо посмотрел на меня. Девчонка же вообще, кажется, потеряла дар речи.

– Но у меня нет ничего… – прошептал он.

– Зато у меня есть, – так же, шёпотом ответил я и незаметно подмигнул ему.

– Чего? – недоумённо промычал толстый.

– Ждите. Игра не закончена! – сказал я, после чего бегом рванул в бабушкину квартиру.

Больше всего я боялся, что старшие додавят Санька и его подругу, пока меня нет. Вообще в таких ситуациях принято ждать, но у меня были сомнения, что толстый и тощий будут действовать так, как положено. Поэтому я спешил.

Дверь, как обычно, была не заперта. Мой чемодан стоял в коридоре, крайним. Очень удобно! Я открыл его, достал из кармана модель УАЗика, повертел его в руках, спрятал в карман. Потом я достал фонарик из сигаретной пачки. Его поставить на кон вряд ли удастся, ценность не та – но хотя бы можно будет использовать по назначению, если догуляем до темноты. После этого я выбежал из квартиры, аккуратно закрыв за собой дверь. Кажется, родители даже не заметили, что я приходил.

Я бегом вернулся к песочнице.

– Вот на него будет игра, – сказал я, демонстрируя модель.

Судя по глазам здоровяка, которые тут же загорелись жадностью, ставка была удачной. Он облизал пухлые губы и сказал:

– Предлагаю обмен. Сейчас меняемся на фиолетовый, и расходимся. Без игры. Или рискуете потерять всё!

Я посмотрел на Санька, а тот – на девчонку. Она же испуганно подняла брови и молчала.

– Смотри сам: играет по правилам она же! – вмешался тощий. – Иначе несчитово! А играет она так себе!

Он довольно ощерился.

У меня есть одна особенность: я совершенно не понимаю азарт. Многие пацаны «забиваются» на разные ценные вещи или желания, когда речь идёт о футбольных матчах или других играх. Тайком от взрослых, конечно. Я же никогда на подобное не вёлся. Риск потерять что-то своё, реальное за призрачную возможность получить больше никогда не казался мне оправданным. Да и футбол я не особо жаловал. А на бокс ходил только для того, чтобы во дворе меня не доставали, а не для каких-то там соревнований или кубков. Мой тренер, кстати, догадывался что к чему, и это его бесило.

– Ты как? – спросил я девчонку. – Уверена в себе?

Она колебалась. Смотрела на меня, как побитый щенок.

– Если надо я… попробую! – наконец, произнесла она.

– Значит, не надо, – ободряюще улыбнулся я. После чего повернулся к здоровяку и протянул раскрытую ладонь. – Значит, по рукам.

– Давай! – ответил тот, пожимая мою ладонь и протягивая другую руку, чтобы забрать модельку.

Конечно, у меня сердце сжималось. «Ладно. Буду считать, что забыл её в самолёте», – решил я, чтобы сохранить хладнокровие.

Я отдал модельку. Здоровяк довольно осклабился и отпустил мою руку, разглядывая своё новое сокровище.

– Но… это же… он ведь… – всхлипнула девчонка.

– Ничего! У меня ещё много, – ответил я с деланым равнодушием.

Старшаки недовольно зыркнули на меня, но ничего не сказали. После чего тощий сделал знак, и они отошли от песочницы, переговариваясь о чём-то своём.

– Тебя как зовут? – спросил я девчонку.

– Гуля… – ответила она, потрепав кончик непослушного локона.

– Я Серёга, – представился я.

– А я Саня, – добавил мой друг.

Я удивлённо посмотрел на него.

– В смысле? Вы что, незнакомы?

– Теперь знакомы! – улыбаясь, ответил Саня.

– Ну ты, блин, даёшь!

– А что я даю? Вижу, старшаки до малолетки девчонки докопались! Ты бы не вмешался?

– Вмешался бы… – признал я.

– А ты, случайно, не Назипы Жанибековны дочка? Руси… учительницы русского языка? – спросил Саня.

– Ну да, – девчонка пожала плечами. – Это моя мама.

– Тогда ясно, что они до тебя докопались! Ты бы вообще осторожнее была и думала бы, с кем играешь! – назидательно сказал Саня, после чего пояснил: – Этот жирдяй – Жека Скворцов, у него с русским проблема, мне брательник рассказывал. Он мог спецом тебя выслеживать, чтобы отчебучить что-нибудь эдакое!

– Да? – удивлённо спросила Гуля. – Но я его совсем не помню…

– Зато он твою маму очень хорошо помнит! Так что будь осторожнее! И никогда в лянгу с незнакомцами не играй! Тем более на ценные шарики.

– Хорошо, не буду… – сказала девчонка, опустив взгляд.

– Ну да ладно, чего уж там… – махнул рукой Саня, потом посмотрел на меня и спросил: – А что, у тебя реально много моделек?

– Дома, в Чите. Есть несколько, – уклончиво ответил я.

– Но это же УАЗик! Я даже не знал, что они есть! И все дверцы открываются!

– Даже крыша снимается, – добавил я, вздохнув.

– Второго такого у тебя нет, – догадался Саня.

Я промолчал.

– Вечером ребята в казаки-разбойники собирались… – сказал Гуля. – А что, если там эти будут? Я хотела сыграть, но…

– Нет уж, если сегодня эти будут гулять в нашем дворе – лучше держаться подальше, – рассудил Саня. – Так что айда на Чечен-гору! В карты играть! Как вам?

Чечен-гора – это возвышенность в самом центре Балхаша, недалеко от комбината, на берегу озера. По местным легендам, её когда-то облюбовали горцы, которых вывезли в Казахстан во время войны. Видимо, это место хоть как-то напоминало им родину посреди бескрайней и ровной как стол степи.

– В карты? – заинтересовалась Гуля. – А у тебя есть колода?

– Только не на шарики! – сразу предупредил я. – На интерес!

– Батя хотел старую колоду выбросить. Говорит, слишком рубашки истрепались, и можно запомнить, за какой какая карта, – ответил Саня. – Но, если внимания не обращать – играть можно!

Игра в «дурака» была самым популярным способом скоротать время у взрослых, если под рукой не находилось интересной книги и разговоры надоедали. Играли, конечно, на интерес. По крайней мере, я не помню, чтобы было иначе. Часто в игре участвовали дети – особенно в дороге, в поездах дальнего следования.

– Можно, – улыбнулась Гуля. – Только я правил не знаю. Расскажете?

– Расскажем, конечно! – кивнул Саня.

Подъём на Чечен-гору был крутым, так что я весь вспотел, пока добрался до вершины. Саня и Гуля немного отстали: он помогал ей и страховал в самых сложных местах. По дороге попадалось много разного хлама: сломанная мебель, старая домашняя утварь. Так что, может, и не врут, что раньше здесь, на крутых склонах, действительно жили люди.

Наконец, Гуля и Саня тоже забрались на плоский камень на вершине горы и уселись рядом, свесив ноги в сторону озера. Справа от нас высилась тёмная громада металлургического комбината: огромные трубы, которые, казалось, подпирали небо. Закопчённые коробки цехов. Оттуда периодически доносились странные механические звуки, тепловозные гудки и какие-то пиликанья.

Солнце клонилось к горизонту. Я улыбнулся, вспоминая, что догадался захватить с собой фонарик.

– Ну что? Начнём? – подмигнул Саня, доставая из кармана шорт старую, потрёпанную колоду.

– Давай, – улыбнулся я.

– А правила? Расскажете? – попросила Гуля.

Саня коротко и без излишеств изложил простые правила игры. Гуля слушала, поджав губы и зачем-то высунув кончик языка. Видимо, так сильно старалась запомнить. Это выглядело забавно, но смеяться я не стал.

Пока Саня тасовал колоду и делал раздачу, Гуля достала из кармана сиреневый стеклянный шарик. Он был очень красив и размером вроде был чуть больше обычных. Она протянула руку и посмотрела сквозь шарик на заходящее Солнце.

– Осторожнее! Для глаз может быть опасно, – предупредил Санёк.

– Да оно же заходит уже, – пожала плечами Гуля. – Уже не так ярко и не больно. Просто красиво. Хочешь посмотреть?

Она протянула шарик Саньку. Тот принял его, но на Солнце смотреть не стал. Просто повертел в руках и вернул обратно.

– И где ты такой нашла? Не видел ни разу.

– Мне тоже не попадались, – вставил я.

– Это большая тайна, – сказала Гуля, понизив голос и на всякий случай оглянувшись. – Я нашла его в фашистском бункере на берегу, за кладбищем.

Саня засмеялся.

– Так-таки и в фашистском? – спросил он, немного успокоившись.

– Да, – кивнула Гуля. – Там когда-то фашисты были.

– Если хочешь знать – немецкие войска во время войны до сюда не доходили, – продолжал Санёк, – их остановили намного западнее, под Сталинградом! Он сейчас только Волгоград называется.

– Может быть. Но там они всё равно были! – настаивала Гуля.

Я хотел было присоединиться к Сане, чтобы объяснить девчонке, что это невозможно. Но тут вспомнил про дядю Шнайдера и то, как он сегодня говорил про какой-то старый аэродром. «Дядя Шнайдер и фашисты? – подумал я. И тут же про себя добавил: – да ну нафиг, он же старый коммунист, член парткома комбината!»

– Хотите покажу? Я ещё никому не рассказывала, даже маме! – предложила Гуля, видимо, по-своему истолковав возникшую в разговоре паузу.

– Кстати, почему бы и нет? Мы всё равно хотели прогуляться, да, Саня? – спросил я.

– Пожалуй, можно. Только пораньше. Айда завтра с утра? – ответил тот.

– Я могу. Только маму предупредить надо, – серьёзно ответила Гуля. – Чтобы я не проспала.

– В семь тридцать во дворе? – предложил я.