Между империями

Я решил понаблюдать издалека, чтобы не портить пацану игру. Но потом понял, что он вовсе не прячется. Он что-то собирал или искал на газоне.

Заинтригованный, я подошёл ближе. Пацан меня не замечал, увлечённый своим занятием. Он был тощим, загорелым, белобрысым – даже светлее меня.

– Привет! – окликнул я его.

Тот вздрогнул и поднял голову. Его волосы были растрёпаны, веки чуть припухли, выразительные, широко посаженные глаза глядели тоскливо и грустно.

– А. Ну привет, – сухо ответил он, потом снова посмотрел вниз, что-то высматривая в траве.

– Во что играешь? – спросил я.

– Ни во что, – таким же сухим тоном произнёс пацан. В другое время после такого ответа я бы просто развернулся и ушёл, но, во-первых, домой всё-таки не хотелось и во-вторых – было любопытно, что же он там такое выискивает.

– Меня Серёга зовут, – сказал я, перешагнув через ограждение и ступив на газон.

Я присел рядом с пацаном и протянул руку. Тот ещё раз поглядел на меня, чуть нахмурившись, но всё-таки пожал мою ладонь.

– Я Саня.

– Ты живёшь здесь? – вежливо поинтересовался я.

– Ага, – кивнул Саня. – Скоро уже год как.

– Ясно. А я тут с родителями к бабушке приехал. В прошлом году тоже здесь был. Но ты, наверно, позже переехал, иначе встретились бы.

Пацан снова поднял голову, положил руки на ободранные коленки и вздохнул.

– Наверное, – кивнул он.

– Что у тебя там? – спросил я, кивнув на газон и устраиваясь рядом.

– Да ничего… – смутился тот. – Просто искал подорожник почище. У меня вот.

Он вытянул правую руку и продемонстрировал уже подсохшую ссадину под правым локтем.

– Где это ты так? – вежливо поинтересовался я.

– Да в подъезде навернулся, – вздохнул Саня. – Глупо получилось, спешил…

– Ясно, – серьёзно ответил я, наклоняясь над газоном. Тот давно зарос всякими сорняками – специально его никто не засеивал. Однако система полива работала исправно, так что зелени здесь хватало. И одуванчики, которые уже отцвели, и низкие, приземистые лопухи, подорожник и даже клевер! Это меня удивило: не помню, чтобы в прошлом году мне попадался на здешних газонах клевер. Может, кто-то посадил?

На газоне было темновато. Свет давал лишь тусклый уличный фонарь у подъезда. В таких условиях не помешал бы карманный фонарик.

Мне удалось притащить с собой самодельный, сделанный из пачки отцовских сигарет и плоской прямоугольной батарейки. Он лежал в боковом кармашке моего чемодана. Дома, в Чите, у меня был ещё один, военный, с цветными стёклами, которые надвигались на основную линзу, чтобы им можно было сигналы разные подавать. Но отец строго-настрого запретил брать с собой, чтобы не разбить и не потерять на отдыхе.

Я как раз подумывал, не вернуться ли в бабушкину квартиру за самоделкой, как вдруг отчётливо увидел четырёхлистный клевер. Улыбнувшись, я аккуратно сорвал его и продемонстрировал Сане.

– Видал? – спросил я.

Тот аж с лица спал.

– Ох ты… – вздохнул он. – Ну, везёт тебе, что…

Ровно в этот момент я сообразил, что это именно его Саня искал здесь, на газоне. В редком месте, где растёт настоящий клевер. Что дело вовсе не в подорожнике – подходящих листьев тут было полно. А вот удача ему, видимо, для чего-то была очень нужна.

– Держи! – сказал я, протягивая клевер. – Хочешь, подарю?

Саня поджал губы и глянул на меня с сомнением.

– А он разве работает, если его дарят? – спросил он.

– Ты что? – я развёл руками. – Конечно же, работает! Мы иногда его специально всей толпой ищем, когда кому-то очень сильно удача нужна!

– Да? Ну, спасибо… – неуверенно пробормотал Саня, принимая у меня из рук клевер.

– А тебе зачем? Расскажешь? – спросил я.

– Да так… уходить мне надо, вот что, – вздохнув, ответил пацан. – Вот я и решил, что в дороге самое важное – это удача.

– Куда уходить? – растерялся я.

– Не куда, а откуда. И дому мне уйти надо, вот что, – насупившись, сказал Саня.

– Наказали? – догадался я.

– Угу, – буркнул пацан.

– Сильно?

– Ремнём…

– Хоть было за что?

– Да какой там! – Саня махнул рукой. Его глаза влажно блеснули в свете тусклого фонаря. – Я опыт проводил. Хотел понять, как гальванизатор на комбинате работает. Делал раствор меди… вот за него батя и взбесился…

– Ясно, – сочувственно произнёс я.

– Ну, там, немного ещё на пол пролилось… линолеум обесцветился… – пояснил Саня, ещё раз вздохнув.

– Слушай, – сказал я. – Если уходить – то это же серьёзно готовиться надо! А что у тебя с собой есть? Где еду брать? Ночевать как?

– Да разберусь, – Саня махнул рукой. – У меня леска с крючком есть, – он указал на небольшую матерчатую сумку, которая болталась у него на плече. – Рыбачить я умею. Если пойти на восток, то там рыбы больше. Спички тоже есть, чтобы костёр разводить. Какое-то время проживу. А дальше уже будет видно.

– Ну а ночевать? Тут холодает… а ты вон, в одной футболке и шортах, – сказал я, насупившись и потерев подбородок.

– А я не мерзлявый! – Санёк легкомысленно пожал плечами.

– Ну не знаю. Так бы я с тобой рванул – но мы только что прилетели. Мама с ума сойдёт. А вот если подготовиться хорошенько, собраться. Может, договорюсь, чтобы в поход отпустили, вот! Но тогда у нас всё будет: может, даже старая дедушкина палатка, я видел в кладовой.

Походы я любил. Только из дома сбегать по-настоящему, конечно, не собирался. Но отговаривать Санька бесполезно, это я понимал. Можно только хуже сделать. Так что я решил действовать иначе: заставить его включить голову, продумать план. Когда мозги работают – тут становится не до злости или обиды. Так, глядишь, и сбегать передумает. А не передумает – так пойду и присмотрю за ним сам. Со временем он точно остынет. А я тут как тут – сказать, что можно и вернуться, и что в этом нет ничего такого.

– Палатка? Настоящая? – заинтересовался пацан.

– Ну да, – я пожал плечами. – В ней так вообще месяцами жить можно! Даже зимой, если печку наладить.

Саня почесал лоб.

– Звучит, конечно, заманчиво… а ты точно сможешь договориться?

– Даже если не смогу – можно будет тихонько собраться, – подмигнул я. – А потом, когда родители заняты будут – сбежать. И ещё – днём автобусы работают. Можно уехать подальше, а то мы с тобой полночи только до окраины города идти будем. А вдруг милиция?

– Дело говоришь, – кивнул пацан.

– Слушай, а ты ужинал? – вдруг осенило меня.

– Да какой там…

Будто назло где-то над нами скрипнула форточка. Через пару секунд потянуло запахом табака и жарящейся картошки. Санёк сглотнул.

– Айда к нам! – предложил я. – Пирожков натащу. Ну, или бабушку попрошу борща налить, если тебе мало будет!

– А с чем пирожки? – деловито спросил Саня.

– Да разные есть: с картошкой, с яйцом и луком…

– О, обожаю! – перебил он. – Где твоя бабушка живёт?

Сначала бабушка обработала Саньку ссадину: аккуратно промыла, намазала края зелёнкой и заклеила широким пластырем с подушечкой в центре. Пацан терпеливо это вынес, даже не пискнув, чем сразу заслужил моё уважение.

Потом нас заставили съесть борщ. Без этого бабушка отказывалась давать сладкие пирожки, так что пришлось осилить. На выбор ещё была окрошка на сладком покупном квасе, но мы с Саньком, не сговариваясь, от неё отказались.

Родители уже застольничали в большой комнате. Для этого в большой комнате раздвинули письменный стол и накрыли его парадной скатертью. Бабушка достала из серванта хрусталь. Но разговоры были грустными: вспоминали дедушку. Назавтра была годовщина, как он умер. Пили специальное вино, «Кагор», которое мама хранила несколько месяцев до поездки.

Зато на кухне было свободно: мы сидели, наслаждаясь прохладным ветерком, который задувал из отрытого балкона. Бабушка уже успела там постелить постель – я обычно всегда спал на балконе, когда мы приезжали летом.

– Хорошие они у тебя. Добрые… – грустно заметил Саня, откусывая кусок пирожка с повидлом и запивая чаем с чабрецом. Бабушка очень любила именно такой чай.

– Да разные, на самом деле, – я пожал плечами. – Думаю, мне бы тоже ремнём досталось, если бы я пол в комнате испортил.

– А ты никогда из дома не уходил? – чуть прищурившись, спросил мой новый друг.

– Нет, – немного поколебавшись, честно ответил я.

– А думал об этом?

– Конечно!

После того, как мы расправились с борщом и пирожками, я отнёс посуду в раковину и всё вымыл. Саня вызвался помогать – сам, без моей просьбы. И мне это очень понравилось.

– Какие молодцы! – сказала бабушка, когда вернулась на кухню и застала порядок. – Саша, скажи, пожалуйста, ты в нашем доме живёшь? Или в соседнем? Я видела тебя на нашей площадке, но всё никак не соображу…

– В нашем! – ответил Санёк. – Соседний подъезд.

– У вас дома есть телефон? Время уже позднее. Я бы хотела позвонить твоим родителям и предупредить, что ты поужинал у нас.

Санёк поджал губы, чуть нахмурился. Бабушка терпеливо ждала.

– Спасибо, – наконец, ответил он и продиктовал свой номер.

Бабушка кивнула, потом вышла в прихожую. Через пару секунд до нас донеслись звуки вращающегося диска. Разговор с родителями Санька длился необычно долго. Я пытался прислушиваться, но тщетно – слов было не разобрать. Мама с папой как раз в это время начали громко обсуждать возможную поездку в дом отдыха, их голоса всё перебивали.

Всё это время Санёк молчал, скрестив руки на груди и насупившись. Я хотел сказать ему что-то ободряющее, но, как назло, ничего такого не мог придумать.

Наконец, вернулась бабушка. Она улыбалась своей мягкой, уютной улыбкой, а в глазах не было и тени строгости. Я тоже невольно улыбнулся: значит, всё в порядке.

– Саша, твоего отца вызвали на работу. Что-то случилось в цехе. Возможно, он сильно задержится. А мама завтра с утра на смену. Так что, если хочешь, можешь заночевать у нас. Запасная щётка у меня найдётся, я её тебе подарю, – бабушка подмигнула. – Ты не боишься спать на балконе?

– Нет, конечно! – ответил Санёк со смесью возмущения и восторга. Теперь и он улыбался, демонстрируя крепкие зубы.

– Вот и отлично. Можете почитать перед сном. Или поиграть во что-нибудь тихое. Но в одиннадцать чтобы оба легли!

Я посмотрел на большие круглые часы, которые висели над обеденным столом. Получается, до «отбоя», как выражался папа, ещё целых полтора часа! Роскошно!

– А можно проектор достать? – попросил я.

Отец долго не разрешал мне взять проектор с собой. Считал, что я его разобью или даже потеряю. Его уговорила мама. Объяснила, что проектор – это всё-таки не фонарик, который надо таскать с собой на улицу, а домашний прибор. И что «ребёнку не помешает что-то тихое, чтобы совсем на улице не пропал; пускай уж лучше друзей домой приводит».

– Только тихо и быстро, – ответила бабушка. После этого она вышла из кухни и вернулась к маме, папе и дяде Шнайдеру в большую комнату.

– У тебя есть проектор? – восхищённо спросил Санёк.

– Ага.

– А фильмов много?

– Хватает!

Я вышел в прихожую, где стояли всё ещё неразобранные чемоданы, аккуратно переставил свой так, чтобы его можно было открыть. Потом, покопавшись, достал завёрнутый в газеты проектор и пластиковые тубусы с диафильмами. Собрав все эти сокровища, я отнёс их на кухню.

Санёк ждал меня, сидя на табурете и поджав ноги. Увидев проектор, он нахмурился, поцокал языком с видом знатока и сказал:

– Компактная модель. Удобно в поездки брать.

– Ну да, – ответил я с деланым равнодушием, хотя, конечно, мне было приятно, что он похвалил такую ценную вещь.

– На чём показывать будем? – деловито поинтересовался он.

– Простынёй обойдёмся, – ответил я.

На балконе под потолком были натянуты верёвки, на которых обычно сушилось бельё. Вот туда мы, помогая друг другу, и повесили простыню. Чтобы дотянуться, нам пришлось взять на кухне пару табуретов – но справились мы отлично. Простыня висела ровно и надёжно.

– Прикольно, получается, с той стороны тоже будет видно! – заметил Саня, когда мы выключили свет и я начал настраивать фокус.

– Ну да. Только вот текст не прочитать – буквы зеркальными будут.

– Это да… А что смотреть будем? – спросил Санёк.

Я заколебался. Можно было глянуть что-то простое и интересное, вроде «Тайны третьей планеты». Но у меня было странное настроение: я всё пытался представить себе, как Санёк бредёт один по пустынному берегу озера, выбирая место для ночлега. Хватило бы у него духа ночевать одному? Или бы он живенько обратно домой рванул?

– Скажи, ты любишь страшные истории? – ответил я вопросом.

– Конечно! – уверенно улыбнулся мой новый друг. – Ещё как! Хочешь, расскажу?

– Мы же смотреть собрались, – подмигнул я, доставая из коробки старый, пожелтевший от времени тубус. – Вот, редкая вещь. Батя говорит, сейчас такие не найти. Называется «Быть человеком». Точно не испугаешься?

– Вставляй давай, – уверенно ответил Саня, – посмотрим ещё, кто испугается!

Он действительно не испугался. Даже когда герои оказались заперты в бывшей лаборатории, и у них не было никакого выхода.

– Ну как? – спросил я, когда история закончилась.

– Нормально, – ответил Санёк. – Думаю, его всё-таки спасли. Я одного не понимаю: почему люди раньше против этих чудовищ-отарков не организовались? Они же и лошадей сожрали, и вообще…

– Мне кажется, они пытались, – ответил я.

– Плохо пытались! – фыркнул Саня. – Надо было сразу отряд организовывать и местность прочёсывать! Как только они из лаборатории сбежали! А тут ждали непонятно чего.

– Ну да, это странно, конечно… но, может, там места дикие, и у людей связи нормальной не было.

– Да, скорее всего! – согласился он.

– А скажи жутко, когда они в сарае заперлись? Когда отарки по-человечески заговорили? – спросил я.

– Угу… – согласился Саня. – Вот это самое жуткое. Когда думаешь, что с человеком разговариваешь, а на самом деле это зверь, который только и думает о том, чтобы тебя сожрать. Они даже врать умели, ты заметил? Когда пытались его выманить.

– Ну да. – Я пожал плечами. – Хотя люди тоже врут.

– А ещё, когда они своего растерзали. Вот это самое странное, – продолжал Саня. – Зачем они так сделали? Может, чтобы людей напугать?

– Да нет, скорее всего, просто за власть боролись. Между собой, – ответил я.

– Ну да. Похоже на то… будем что-нибудь ещё смотреть? – с надеждой спросил Санёк.

Я глянул на часы. Без десяти одиннадцать. За десять минут историю не проглядишь… взрослые продолжали о чём-от говорить в комнате, им явно было не до нас.

– Нет, – всё же ответил я. Я знал, что бабушка не будет ругаться, даже если заметит, что мы засиделись. Но сделает некоторые выводы. А мне бы этого не хотелось, особенно сейчас, когда лето только начинается. – Давай в другой раз. Поздно уже.

– Ладно, – нехотя согласился Саня.

Я свернул плёнку и аккуратно убрал её обратно в тубус. Потом выключил и сложил проектор. По-хорошему его бы сейчас поставить в шкаф в большой комнате, чтобы не валялся где попало – но я решил, что взрослых беспокоить не стоит. Поэтому поставил его на холодильник, подальше, чтобы никто не задел случайно.

После этого мы с Саней пошли на балкон, укладываться.

Со стороны озера веяло приятной прохладой. Горели фонари, по улице проезжали редкие машины. В соседних домах кое-где светились синим окна. Там смотрели телевизор.

– Ты где ляжешь, у края или у выхода? – спросил я.

– Да всё равно, – Саня пожал плечами.

– Давай тогда сбросимся на камень-ножницы-бумага, – предложил я.

– Давай.

Мне выпало лежать у выхода. С одной стороны, удобно – если вдруг ночью надо будет встать по делам. С другой – сложнее представлять, что ты в лодке посреди океана. Или в спасательной шлюпке космического корабля. Под такие фантазии всегда хорошо засыпалось.

– Айда завтра на озеро? – предложил Санёк. – Твои отпустят?

– Прямо завтра не получится, – вздохнул я. – Мы с утра все вместе едем на кладбище к дедушке. У него годовщина. Вот…

– А-а-а, ясно, – ответил мой новый друг. – Ну, может, вечером. Если успеем… а вообще, получается, что у тебя здесь родня похоронена. Выходит, ты больше местный, чем я. Мама говорит, что место становится родиной, когда кто-то в том месте в землю ложится.

– Наверно, что-то в этом есть, – согласился я, зевая и натягивая на себя тонкое одеяло.

– Ага. Доброй ночи!

– Доброй ночи, Саня.

Глава 3

Один из бастионов Брестской Крепости, Беларусь, наши дни

Мы сидели, свесив ноги, прямо на траве, которой была покрыта бетонная крыша. Солнце миновало зенит и теперь медленно опускалось в сторону леса.

Марек убрал ладонь с компаса и внимательно посмотрел на меня.

– Так понимаю, это был временный якорь? Четырёхлистный клевер, который ты отдал мальчишке?

– Ты верно понимаешь, – вздохнул я.

– Ну да. Приближение уже ощущается. Дети находят якоря. Самые чувствительные пытаются их использовать. Это, разумеется, это всё равно никого бы не спасло… в обычных обстоятельствах, – вздохнул Марек.

– Всё так, – кивнул я.

– Мальчишка выжил? – тут же спросил он. Его очки блеснули на солнце.

– Сам всё увидишь. Мы ведь ещё не закончили.

– Если бы якорь был постоянным – то я бы понял, что он погиб, – вздохнул Марек. – Но он точно временный. Живой росток слишком хрупок, чтобы существовать достаточно долго. Так что есть шанс.

– Тут, скорее, дело в другом было… – возразил я, но тут же осёкся и добавил: – сам поймёшь.

– Этот друг твоей бабушки, – добавил Марек. – Он явно что-то знает.

– Конечно, – кивнул я.

– Проверял его?

– В этом не было необходимости, – ответил я. – Ты готов продолжить?

– Дай ещё пару минут, дух переведу… – попросил Марек, доставая из кармана брюк пакетик с леденцами. – Хочешь? – предложил он.

Подумав секунду, я кивнул и взял одну конфету. Они оказались малиновыми.

– Знаешь, что меня больше всего удивило? – спросил Марек спустя пару минут.

– Что?

– Открытые двери. Я думал это байки от современных любителей коммунизма и тех, кто ностальгирует по советскому прошлому, – ответил он. – У нас так не делали. И ещё – твоя бабушка так запросто пригласила пацана, которого ты только что встретил. Это… необычно.

– Возможно, в больших городах было иначе, – ответил я. – Но сомневаюсь. Просто в то время это было нормой.

– У нас так не делали, – повторил Марек. – Будь иначе – ностальгирующих было бы больше. Хотя, что уж там, их и без того немало. Просто не афишируют свои взгляды.

– В свободной и демократической стране, – не удержался я.

Марек посмотрел на меня с укором.

– Серёг, вот не начинай только, ладно?

– Ладно, извини, – примирительно сказал я. – Ты прав. Мы не для того собрались.

– Проехали, – он махнул рукой. – Ну что, я готов продолжить.

СССР, Казахская ССР, Джезказганская область, город Балхаш, 1983 год

Бабушка разбудила нас рано, в семь утра. Я долго не мог заставить себя подняться, потягивался и тёр глаза. А вот Санёк встал легко. Помахал руками и поприседал, изображая зарядку. Я хоть и подумал про себя, что он позёр, но в целом такой подход одобрил: себя надо держать, как мама выражается «в тонусе».

Я убрал постель, аккуратно сложив в стопку на небольшой столик, который стоял в уголке балкона. Потом размял суставы и провёл несколько «двоек» с уклонением. Конечно, насколько это было вообще возможно в небольшом пространстве.

– Ого! – ожидаемо впечатлился Саня. – Ты где так научился?

– В секции, – ответил я. – С пяти лет хожу.

– Круто, – одобрительно кивнул он. – А я бы и не подумал, глядя на тебя.

– По массе немного отстаю, – я изобразил грустный вздох. – Хочу на следующую категорию претендовать, но пока не получается. Вот, надо отъедаться как следует!

– Не переживай! – подмигнул Саня. – С твоей бабушкой точно отъешься!

Я улыбнулся в ответ.

– Ну что, молодёжь? О, уже прибрались? Молодцы! – сказала бабушка, заглянув на балкон. – Бегом завтракать! Коля звонил, он уже выезжает, так что шамором! Надо до обеда там управиться!

Она любила иногда вставлять такие вот словечки. А Колей она называла дядю Шнайдера. Вообще-то его звали Клаус Вольфович, но так обращались к нему только на официальных мероприятиях, вроде субботников.

Санёк и я по очереди сходили в санузел, привели себя в порядок, почистили зубы. На завтрак бабушка приготовила глазунью и гречневую кашу. Я любил такое сочетание, да и моему новому другу оно тоже пришлось по вкусу. Взрослые не спешили к нам присоединяться: были слишком заняты сборами. Мама никак не могла определиться, какое платье надеть – одно слишком яркое для кладбища, в другом жару терпеть невыносимо. Отец молча сносил её причитания, помогая распаковывать чемоданы.

Санёк быстро расправился со своей порцией, помыл за собой посуду, аккуратно поставил тарелку в сушку.

– Ну что, пойду я, наверное? – спросил он, глядя на меня.

– Давай, – кивнул я, делая глоток сладкого чая.

– Приходи во двор, как вернёшься. Я сегодня гулять буду. Обсудим, что и как, – он многозначительно подмигнул.

Я же вспомнил про его план побега из дома и настроение, которое и без того не было слишком радостным, окончательно испортилось.

Вскоре подъехал дядя Шнайдер. Он припарковал свою зелёную «Копейку» возле подъезда, так что я старался выходить медленнее, чтобы здешняя шпана успела заметить, на чём я катаюсь.

На частной машине, конечно, ездить куда приятнее, чем на автобусе. Спросив разрешения, я до упора опустил стекло и попытался положить руку на дверцу. Однако тут же убрал её: машина нагрелась на солнце, да и тянуться вверх было неудобно. Так что пришлось довольствоваться штатным подлокотником.

Мы развернулись и выехали на улицу Ленина. Чересчур быстро, на мой взгляд. Мимо мелькали дома. В салон попадали водяные брызги от включенной системы полива, расположенной вдоль дороги. Приятно пахло дождём и прибитой пылью.

Промчав сквозь центральный район, мы оказались на окраине, где строились новые микрорайоны.

– Это вот здесь тебе двушку предлагают? – озабоченно спросила мама бабушку.

Та нехотя кивнула.

– Ну да. Вроде как новая планировка, второй этаж…

– Отказывайся, до последнего, – убеждённо сказала мама.

– Да пока Коля помогает отбиваться… но сложно: я ж одна уже давно, а тут целая трёшка, – ответила бабушка.

– Ничего, отобьёмся! – убеждённо сказал дядя Шнайдер, который слышал разговор. – Ты, Арина, главное только никаких документов без меня не подписывай!

– Что ты! И в мыслях не было! – бабушка махнула рукой.

Так, за разговорами, мы выехали из городской черты. Дорога шла вдоль берега озера, оттуда задувало приятным прохладным ветерочком с лёгким запахом водорослей. Он надёжно блокировал то, что выбрасывал комбинат из огромных чёрных труб; в городе можно было свободно дышать, что очень ценилось местными жителями.

Сам комбинат был виден на горизонте, если оглянуться – сквозь заднее стекло «Жигулей».

Дорога пропетляла немного, потом дядя Шнайдер притормозил и включил левый поворотник. Мы выехали по второстепенной дороге на невысокий холм. Асфальт тут был разбитым, потрескавшимся, так что теперь мы двигались медленно, объезжая самые глубокие колдобины. А ещё мне приходилось держаться изо всех сил, чтобы не наваливаться на бабушку.

Кладбище с высоты холма, на котором мы оказались, неприятно напоминало оставшееся справа озеро. Только вместо воды здесь были могилы: серебристые обелиски, такие же серебристые оградки.

Спустившись с холма, мы остановились возле ворот. Они были открыты настежь. Справа стояла бетонная сторожка, где по идее должна была быть охрана, но сейчас она пустовала. Невозможно долго находиться на таком солнцепёке; видимо, сторож решил прогуляться до озера, освежиться.

Мы подняли окна, а дядя Шнайдер вставил под лобовое стекло специальную картонку – чтобы солнце не перегревало салон, пока мы будем заниматься своими делами.

Взрослые без лишних разговоров достали привезённые с собой вещи и еду с напитками, после чего так же молча двинулись на территорию.

– Ну вот, весь старый Балхаш здесь… – сказала бабушка, оглядываясь на надгробия.

– Ничего, зато новый стоит себе, – ответил дядя Шнайдер.

Меня всегда удивляло, как бабушка умудрялась здесь ориентироваться. Могилы выглядели совершенно одинаковыми: серебристые оградки, высокие, взрослому человеку по пояс. Одинаковые обелиски с красными звёздами. Однако же, она шла вполне уверенно. Даже быстрее, чем ходила обычно.

На дедушкиной могиле стояло точно такое же надгробие, как и на других. Отличалась только фотография: с неё на меня смотрел крепкий усатый мужчина с массивной челюстью. «Бушмин Даниил Гавриилович» гласила надпись ниже. И годы жизни. В отличие от многих других портретов, где люди выглядели очень серьёзными, дедушка улыбался. Даже его глаза смеялись. Это было резким контрастом по отношению к атмосфере кладбища, но мне нравилось.