Полная версия
– Сто тридцать семь битых секторов, – спокойно сказал Кваме. – Диск сыпется. Он умрёт через пару месяцев. Новый стоит пятьдесят седи.
Мужчина посмотрел на экран, потом на Кваме. В его усталых глазах промелькнуло уважение. Он увидел того, кто знает.
– Сто пятьдесят, – сказал он.
– Сто двадцать, – ответил Кваме.
– Сто тридцать. И кабель питания в подарок.
– Идёт.
Кваме отсчитал мятые, потёртые купюры. Почти всё, что он скопил за два с половиной года. Он отдал их без сожаления. Он положил тяжёлый ноутбук в рюкзак и, не оглядываясь, пошёл прочь, унося с собой свой первый собственный кусок мира.
Вечером Кваме положил ноутбук на свой маленький стол. Он был похож на алтарь. В комнату вошла его мать, Ама. Увидев ноутбук, она застыла на пороге.
– Кваме, что это? – её голос был тихим, но в нём звенела тревога.
– Ноутбук, мама.
Он не смотрел на неё, продолжая протирать корпус сухой тряпкой.
– Я вижу, что это ноутбук, – она поставила тарелку на край кровати, и суп в ней опасно качнулся. – Откуда он у тебя? Откуда у тебя такие деньги?
Её взгляд был острым. В нём смешались страх и подозрение. Она слышала истории о Yahoo Boys, о быстрых и грязных деньгах. И сейчас все её страхи сфокусировались на этом чёрном куске пластика.
– Ты украл его? – её голос сорвался на шёпот. – Ты связался с этими… с этими бандитами из кафе? Кваме, встреться со мной взглядом!
Кваме поднял голову. Он увидел, как застыло выражение её лица, и понял, что её тихий голос звенел от страха не за него одного, а за всю их хрупкую жизнь. Правда была сложным уравнением, которое она не захочет решать. Ей нужна была простая, понятная легенда, и он впервые создал её не для анонимной жертвы, а для самого близкого человека.
– Заработал, мама, – сказал он. Голос звучал ровно. Он репетировал эту ложь последние полгода. – Я чиню компьютеры. Уже давно. Для торговцев с рынка Макола, там, где ты работаешь. У них постоянно всё ломается. Коджо меня научил. Это… это для работы. Чтобы не ходить каждый раз в кафе.
Он говорил ровно, глядя ей в глаза. Легенда была конкретной, привязанной к рынку Макола, к её миру. Ама замерла, её взгляд стал неподвижным, словно она пыталась прочесть невидимые символы на его лице. Или, может, искала повод поверить ему. Не нашла. Она медленно кивнула, словно заставляя себя согласиться. Тень сомнения, впрочем, так и не сошла с её лица.
– Смотри у меня, Кваме. Если я узнаю, что ты врёшь… – её голос упал до тихого, почти беззвучного шёпота, который был страшнее крика.
– Не вру, мама. Ешь, суп остынет.
Она ушла. Эта ложь стала миной замедленного действия, заложенной в самое основание его мира. Он отодвинул тарелку. Аппетита не было.
Он включил лампу поярче и начал ритуал присвоения. С помощью самодельной отвёртки он методично разобрал ноутбук до последнего компонента. Затем вынес всё на задний двор. Вооружившись аэрозольным баллончиком со сжатым воздухом и тонкой кистью для оптики, он начал счищать с деталей многолетнюю европейскую пыль. Он стирал прошлое машины, её корпоративную историю, следы чужих пальцев. Он обнулял её, удаляя каждую частицу чужой энтропии.
Через час он начал сборку. Когда последний винтик был закручен, ноутбук выглядел так же, как и раньше – старый, поцарапанный. Но теперь он был другим. Теперь он был его. Он подключил кабель питания. Маленький зелёный индикатор загорелся.
Машина была готова к получению души.
Неделю спустя, поздним вечером, Кваме снова пришёл в интернет-кафе. Под мышкой он нёс свой Dell – тяжёлый, чёрный кусок магниевого сплава, весомое доказательство его новой автономии.
– Купил-таки, – констатировал Коджо. – Хорошая машина. Dell. Надёжные.
Кваме провёл рукой по матовой крышке ноутбука. – Да.
Коджо подошёл ближе. Его тревога была смесью искренней привязанности и животного страха за собственную шкуру. Он давал Кваме понять, что их отношения изменились. Теперь Кваме был не просто помощником. Он был потенциальным риском.
– Надеюсь, ты не будешь делать на ней глупостей, – тихо сказал Коджо, глядя не на Кваме, а на чёрный корпус. – Полиция, когда приходит… они не разбираются. Просто закрывают место. А у меня семья, Кваме.
– Мне нужна гибкость системы, Коджо, – ответил Кваме. – Открытый код. Больше контроля. Windows слишком уязвима.
Он не врал. Но и не говорил всей правды. Он активировал щит из шифрованных протоколов, давая понять, что его область знаний стала слишком сложной для Коджо. Что его трафик теперь шёл по другому маршруту. Коджо вздохнул и вернулся за свою стойку.
Кваме заплатил за всю ночь. Когда последний клиент ушёл, он достал свою флешку. Свой ключ. Вставил её в порт. Включил ноутбук. Нажал F12. Вошёл в загрузочное меню.
На экране побежали белые строки кода на чёрном фоне. Для Коджо, если бы он проснулся, это была бы абракадабра. Для Кваме это был священный текст, поэма о рождении его собственного мира. Он запустил установку, выбрав опцию «Стереть диск и установить Ubuntu». Система предупредила его, что все данные будут уничтожены. Кваме нажал «Продолжить» без колебания.
Четыре часа утра. Установка была завершена. Ноутбук перезагрузился. На экране появился чистый, фиолетово-оранжевый рабочий стол с изображением леопарда. Тишина.
Кваме открыл терминал. На экране появился чёрный прямоугольник с мигающим курсором. Точка отсчёта. Он положил пальцы на клавиатуру. Они не дрожали. Он медленно, с наслаждением от каждого щелчка клавиши, набрал команду:
whoami
И нажал Enter.
Щелчок клавиши в гулкой тишине кафе показался оглушительно громким. Фиолетово-оранжевое свечение экрана отражалось в его зрачках. Он чувствовал тепло, исходящее от клавиатуры, и слышал едва различимый шелест кулера – дыхание его собственной, личной системы. Он вспомнил тот самый первый день в этом же кафе. Себя, двенадцатилетнего, просившего разрешения прикоснуться к системе, и себя нынешнего, который только что создал свою собственную.
Система ответила мгновенно. Ниже его команды появилась новая строка. Одно слово.
kwame
Он был один. Он был дома. Он больше не зависел ни от кого. У него был свой ключ от своего мира.
Глава 5
Два месяца превратились в полгода. Ноутбук в старом школьном рюкзаке, казалось, сросся с его спиной, превратившись в ещё один орган.
Дни сжимались в плотную, однообразную массу: школа, где он существовал на автопилоте, затем несколько часов мелкой, грязной работы у Коджо – не ради денег на еду, а ради оплаты ночного доступа к единственному надёжному источнику питания. Ночи же, наоборот, растягивались в бесконечные, наполненные смыслом эпохи.
Он похудел. Скулы заострились. Под глазами залегли тёмные, почти фиолетовые тени – стигматы добровольного монашества. Отношения с матерью превратились в холодную войну из тяжёлых вздохов и неодобрительных взглядов на экран. За ужином – молчание. Однажды он уронил ложку. Звук удара о плитку вырвал его из раздумий. Мать вздрогнула, но ничего не сказала. Он даже не заметил, как ослабли пальцы. Он научился быть призраком в собственном доме – бесшумной тенью, существующей в параллельной реальности, отделённой от него частотой гула старого вентилятора Dell. Он формировал свою среду. Платой за каждую строчку кода была частица мира, который он покидал.
Час ночи. Воздух в интернет-кафе Коджо был густым и неподвижным, как застоявшаяся вода. Он пах тёплым пластиком перегретых корпусов, дешёвым чистящим средством, которым Коджо протирал столы, и едва уловимой ноткой пота – коллективным выдохом дюжины тел, запертых в замкнутом пространстве на всю ночь. Снаружи доносился лишь монотонный стрекот цикад. Внутри же царил свой звуковой ландшафт: низкий, утробный гул системных блоков, прерывистое жужжание потолочных вентиляторов и сухие, частые щелчки мышек.
Кваме сидел в своём обычном углу, вжавшись в хлипкое пластиковое кресло. Его личная вселенная была подключена к розетке толстым кабелем, похожим на пуповину. Аккумулятор давно сдох – неизбежная плата за низкую цену на рынке Circle. Эта зависимость была унизительным напоминанием, что его автономия – иллюзия. Но теперь это была оплаченная зависимость. Каждый ватт был куплен часами чистки чужих, заляпанных жиром клавиатур.
На экране его Dell не было ни картинок, ни видео. Только чёрный прямоугольник терминала, по которому бежали ровные, гипнотизирующие строки.
–-2010-05-22 01:17:14– http://docs․python․org/2/tutorial/
Resolving docs․python․org… 151․101․108․223
Connecting to docs․python․org|151․101․108․223|:80… connected.
HTTP request sent, awaiting response… 200 OK
Length: 46788 (46K) [text/html]
Saving to: ‘docs․python․org/2/tutorial/index․html’
Он не читал. Он скачивал. Методично, страница за страницей, он выкачивал всю документацию по языку Python. Команда wget, дополненная ключами для рекурсивной загрузки, работала как цифровой пылесос, втягивающий знания с далёкого сервера и аккуратно складирующий их на его жёстком диске. Для него эти бегущие строки были увлекательнее любого голливудского боевика. Он не потреблял – он строил. По крупицам собирал свою личную Александрийскую библиотеку в мире, где свет мог погаснуть в любую секунду.
Эта работа требовала терпения, граничащего с медитацией. Yahoo Boys, сидевшие через два стола от него, жили в мире мгновенного результата. Их работа состояла из коротких, яростных всплесков: отправка письма, звонок, получение денег. Их цифровой след был эфемерным. Они потребляли трафик, сжигали его на музыку и видео, превращая биты в дешёвый дофамин. Из-за их плеч доносился модный трек Sarkodie. Они качали головами в такт, тратя драгоценные мегабайты на то, что завтра забудут.
Кваме окинул их взглядом, который ни за что не зацепился, скользнув дальше. Его мозг, привыкший всё раскладывать по полочкам, выдал сухую оценку их активности: высокий трафик при ничтожном коэффициенте конверсии. Они были охотниками. Он же строил ферму. Медленно, кропотливо, но надёжно. Его знания, сохранённые локально, не зависели от прихотей провайдера. Это был его фундамент. Его актив.
Он снова перевёл взгляд на экран. Скачивание раздела было завершено. Он ввёл следующую команду. Щелчок клавиши Enter был тихим, деловитым. Он запустил следующую итерацию, неумолимо наращивая объём своего офлайн-архива.
Дверь в каморку Коджо скрипнула. Владелец кафе вышел, щурясь от света мониторов. Его тень накрыла спину Кваме. Коджо наклонился, и в воздухе запахло дешёвым чистящим средством. На его лице отразилось недоумение. Перед ним был не сайт, не игра. Чёрный экран с рядами белых, непонятных букв, которые казались ему зловещими письменами. Он инстинктивно чувствовал, что это не имеет ничего общего с мошенничеством Yahoo Boys. Это было что-то другого порядка. Что-то, что могло привлечь совсем другие проблемы.
– Кваме, – начал он, но осёкся.
Шея Кваме оставалась неподвижной, взгляд – прикованным к терминалу.
– Почти закончил, Коджо.
Его голос был коротким, безэмоциональным, и прозвучал как строгий протокол, исключающий дальнейшие запросы.
Коджо постоял ещё мгновение, чувствуя себя чужим рядом с этим подростком. Он издал тихий, цокающий звук – не то осуждения, не то досады, – развернулся и скрылся в своей каморке. Пространство между ними стало плотным, как неотправленное сообщение об ошибке. Кваме было всё равно. Он отсекал все лишние связи, все неэффективные протоколы.
Пять утра. Кафе погрузилось в сонную тишину. Скачивание последнего, самого объёмного архива – коллекции PDF-книг по сетевым протоколам – подходило к концу. Девяносто семь процентов. Девяносто восемь.
Кваме наклонился к экрану. В этот момент он был богом своей маленькой цифровой вселенной. Он чувствовал абсолютный, пьянящий контроль. Каждый байт, пересекающий океан и оседающий на его жёстком диске, был актом его воли. Он побеждал хаос. Девяносто девять процентов.
Внезапный, сухой щелчок, прозвучавший в тишине как выстрел.
И всё погасло.
Не просто свет. Погасло всё. Звук. Движение. Смысл. Гудение компьютеров оборвалось. Потолочные вентиляторы замерли. Наступила абсолютная, густая, африканская темнота. Привычный гул оборвался. В наступившей пустоте уши заложило, как при резком перепаде давления.
Ноутбук Кваме, лишённый питания, умер мгновенно. Чёрный экран слился с тьмой. Девяносто девять процентов превратились в ноль. В ничто. Воздух мгновенно стал неподвижным и плотным. Запах тёплого пластика, до этого разгоняемый вентиляторами, теперь застыл в духоте, смешавшись с острым запахом пота.
Нет. Нет-нет-нет. Не сейчас. Блядь.
Оставался один процент. Вся ночь, вся работа – в ничто. Гнев ударил в голову – короткое, злое замыкание в нейронах. Он сжал кулаки так, что ногти впились в ладони. Перед глазами на долю секунды вспыхнула картина: он, двенадцатилетний, стоит в этом же кафе, и свет гаснет впервые. Тогда это было лишь наблюдение, интересный сбой в чужой системе. Теперь – личное оскорбление. Прямое вторжение враждебной силы в его мир.
В темноте послышался сдавленный выдох.
– Asem b3n koraa ni! – прошипел он в пустоту на тви. – Ёбаный свет. Блядь.
Он со всей силы ударил ладонью по столу. Глухой удар утонул в тишине. Это была его первая настоящая неудача. Первое поражение в войне, которую он считал почти выигранной.
Прошла минута. С улицы донёсся кашляющий звук, потом натужный рёв. Дизельный генератор Коджо с неохотой вступал в бой. Под потолком моргнула и загорелась тусклая флуоресцентная лампа. Свет был жёлтым, больничным. Компьютеры Yahoo Boys пискнули и начали загружаться. Они лениво потянулись, обменялись парой нецензурных реплик в адрес электрокомпании и снова погрузились в свои дела.
А ноутбук Кваме оставался мёртвым.
Он тупо смотрел на чёрный, безжизненный прямоугольник экрана. На нём отражалась тусклая лампа с потолка. Истина была простой и убийственной. Он не купил свободу. Он купил новую, более дорогую клетку. Он всё так же зависел от розетки. А розетка зависела от городской сети, от дизеля в баке генератора, от настроения Коджо. «Я просто добавил в уравнение ещё несколько уязвимых переменных», – пронеслось в голове. Его враг – не отсутствие денег и не старый аккумулятор. Его враг – сама реальность, с её ёбаными законами энтропии. И эта работа только начиналась.
Одиннадцать вечера. В доме было тихо. Сегодня им повезло – электричество не отключали. Кваме прислонился спиной к прохладной стене своей крошечной комнаты, экран ноутбука отбрасывал на его лицо холодные блики.
Он занимался практикой. Слева на экране была открыта сохранённая страница с главой «Первые шаги в программировании». Справа – текстовый редактор с несколькими строчками кода.
#!/usr/bin/pyton
print "Hello, World!"
Он сохранил файл, открыл терминал и ввёл команду для запуска. Терминал ответил короткой, непонятной строкой: bad interpreter: No such file or directory.
На его лице не отразилось ничего, кроме предельной концентрации. Ошибка была не врагом, а загадкой. Система сообщала, что не может найти «интерпретатор». Но ведь он был на месте, он сам проверял версию. Он снова и снова всматривался в свой код, затем в пример на веб-странице. Идентичны. Он перепечатал строчку заново. Тот же результат. Он проверил версию Python в системе. 2․6. Синтаксис был верным. Тогда в чём дело?
Он вернулся к своему коду и начал проверять его посимвольно. И тут он увидел. В первой строке, в так называемом шебанге, который указывал системе, какой интерпретатор использовать, он допустил опечатку. Вместо /usr/bin/python он написал /usr/bin/pyton. Одна пропущенная буква. Одна ничтожная человеческая ошибка делала всю конструкцию бессмысленной.
По телу разлилось тёплое, тихое удовлетворение. Он нашёл уязвимость. Исправил её. Сохранил. Запустил снова.
И в чёрной пустоте терминала, словно первое слово новорождённого бога, появилась белая надпись:
Hello, World!
На его лице дрогнула редкая, кривая ухмылка. Это был его личный, невидимый для всего мира триумф. Он заставил машину сказать два слова. Но это было нечто большее. Он решил проблему сам, используя только свою офлайн-библиотеку и собственную голову. Он не просто скопировал знание, он его добыл.
Дверь в его комнату беззвучно приоткрылась. В щели показалось лицо его матери. Ама не спала. Она стояла в темноте коридора и смотрела на сына. Она не видела его триумфа. Она видела худую, согнувшуюся фигуру, освещённую нездоровым светом. В её взгляде смешивались безграничная любовь и ледяной ужас перед чужеродным свечением. Этот светящийся ящик крал у неё сына. Ей захотелось ворваться в комнату, выдернуть шнур из розетки, разбить эту коробку. Но она лишь плотнее закуталась в шаль и так же тихо прикрыла дверь.
Вечер следующего месяца принёс с собой прохладу и запах дыма от угольных жаровен. Кофи Одуафо вернулся домой поздно. От него пахло потом, бензином и дорожной пылью. Он вышел во двор, чтобы посидеть в тишине.
Кваме был уже там. Он сидел на низкой бетонной ступеньке, склонившись над открытым ноутбуком. Его плечи чуть опустились, будто он только что стряхнул невидимый груз. Кофи тяжело вздохнул и присел рядом.
– Что ты там делаешь, Кваме? – голос Кофи был уставшим.
– Учусь, – не отрываясь от экрана, ответил Кваме.
– Всё время учишься. В школе мало учат?
– В школе учат не тому.
Кофи развернулся к нему всем корпусом.
– А чему надо учить?
– Как всё работает. По-настоящему. – Кваме наконец закрыл ноутбук, но положил его рядом, как щит. – Ты водишь тро-тро. Ты знаешь дорогу, знаешь каждую яму, знаешь, где стоит полиция. Ты знаешь, как работает система дороги. Я учусь тому же самому. Только моя дорога – другая.
Отец хмыкнул.
– Дорога… На дороге всё понятно. Есть машина, бензин, пассажиры. Деньги. Всё можно потрогать. А это… – он кивнул на ноутбук, – …это просто коробка со светом. Что в ней можно потрогать?
– Информацию.
– Информацию, – Кофи медленно повторил слово. Оно показалось ему пустым. – Соседи говорят разное. Твоя мать… она не спит ночами. Она боится.
– Чего боится? – в голосе Кваме прозвучало раздражение.
– Того же, чего и я. Эти Yahoo Boys… Я вижу их каждый день. Ездят на хороших машинах, носят дорогую одежду. И тратят деньги так, будто завтра не наступит. Для многих из них оно и не наступает. Это грязные деньги, Кваме. Они пачкают руки. И душу.
– Я не Yahoo Boy, – отрезал Кваме.
– Ты всё время с этой машиной. Они – тоже. Ты сидишь в интернете ночами. Они – тоже. Для твоей матери, для соседей… для меня… разницы нет. Мы не видим, что у тебя внутри этой коробки. Мы видим только то, что снаружи.
Отец боится. Аналогия с Yahoo Boys – его единственный способ понять. Цель – успокоить, прекратить допрос. Нужно дать ему простое объяснение. Без деталей. Механик. Да, механик для программ. Это он должен понять.
– Папа, я учусь программировать. Это как… как быть механиком, только не для моторов, а для компьютерных программ. Люди будут платить мне за то, чтобы я чинил их программы или создавал новые. Это настоящая работа. Чистая.
Кофи долго смотрел на него. В его глазах отражалась внутренняя борьба: уставший разум цеплялся за надежду, которую не могло объяснить сердце. Тяжелая рука, лежавшая на колене, непроизвольно сжалась в кулак.
– Программировать… Я не знаю таких слов. Я знаю слово «работа». Работа – это когда ты устаёшь. Когда у тебя болит спина. Когда ты видишь результат своих рук. А ты просто сидишь и нажимаешь на кнопки.
Разговор зашёл в тупик.
– Знаешь, в чём разница между моей дорогой и твоей? – вдруг сказал Кофи, поднимаясь. Он положил тяжёлую руку на плечо сына. – На дороге ты видишь опасность своими глазами. Видишь пьяного водителя, видишь грабителя с ножом. А в этой твоей машине… опасность невидима. И это страшнее всего.
Он сжал плечо сына и пошёл в дом.
Кваме смотрел ему вслед. Слова отца вызвали не страх, а острое чувство одиночества. Он впервые так ясно понял, что в своей собственной семье, в своём собственном доме, он был иностранцем, говорящим на непонятном языке. И переводчика для этого языка не существовало.
Прошли месяцы, сложившиеся в год, потом в полтора. Ритуал не менялся. Ночи в кафе, дни за учебниками. Пропасть между ним и семьёй стала привычной частью ландшафта. Жёсткий диск ноутбука неумолимо заполнялся скачанными книгами, документацией, архивами взломанных программ. Его «университет в коробке» рос, а вместе с ним росла и его уверенность. Он учился думать как система: находить зависимости, выявлять уязвимости, оптимизировать процессы. Он жил в мире логики и протоколов, который был так не похож на хаотичный мир за порогом его дома.
Жаркий полдень августа 2011 года. Сотня выпускников толкалась у доски объявлений, на которой вывесили списки с результатами экзаменов WASSCE. Воздух вибрировал от смеси надежды и страха. Этот листок бумаги для многих был приговором или билетом в новую жизнь.
Кваме стоял поодаль, под тенью мангового дерева. Он ждал. Внешне он был абсолютно спокоен, но дышать стало трудно, словно кто-то затянул невидимый ремень у него под рёбрами. Пальцы его правой руки в кармане шорт едва заметно постукивали по бедру – старый стресс-тик. Два года он шёл к этому моменту. Все его ночи, все жертвы сейчас проходили проверку на прочность.
Толпа на мгновение расступилась. Его зрение, натренированное выискиванием ошибок в коде, мгновенно выхватило знакомую фамилию: ODUAFO, KWAME ABEKU.
Крики вокруг слились в один неразборчивый гул. Солнце ударило в глаза. Он почувствовал, как по виску медленно катится капля пота.
«Вот оно. Протокол выполнен. Статус: успех. Следующий этап…»
Ремень под рёбрами ослаб. Дыхание, которое он, оказывается, задерживал, вырвалось из груди с тихим свистом. Постукивание пальцев прекратилось. Наступила холодная ясность. Это было не похоже на радость. Скорее, на холодное удовлетворение инженера, чей скрипт отработал без ошибок. Система сработала.
Напротив фамилии стояли символы, похожие на статусы в системном логе. A1. A1. B2. Проверка пройдена. Доступ к следующему уровню – Университет Ганы – разрешён.
Вокруг него взрывались эмоции. Кто-то кричал от радости. Кто-то тихо плакал. Кваме наблюдал за этим хаосом с отстранённостью антрополога. Он просто кивнул сам себе, развернулся и пошёл к выходу.
Для него это была не победа. Это было успешное завершение этапа долгосрочного плана. Он получил официальное разрешение на вход. Он получил ключ.
По пыльной дороге домой он не думал о том, как сообщит родителям. Его мозг уже работал над следующей задачей. Университет Ганы. Какой у них интернет-канал? Есть ли публичный Wi-Fi? Какая архитектура у их локальной сети? Какие уязвимости могут быть в системе регистрации студентов?
Университет был для него не храмом знаний. Это была новая, большая, сложная и, без сомнения, дырявая система. И он шёл туда не учиться. Он шёл туда работать.
Глава 6
Год в университете не сделал мир понятнее. Он лишь добавил новые слои сложности и подтвердил главное подозрение Кваме: официальные системы были фасадом, за которым скрывался либо хаос, либо некомпетентность. Он похудел ещё сильнее, и хроническая усталость стала фоновым процессом, потребляющим системные ресурсы с неотвратимостью утечки памяти. Сон превратился в функциональную необходимость, короткий сеанс перезагрузки, а не отдых. Он научился существовать в этом пограничном состоянии, где мир воспринимался с задержкой, словно видеопоток с плохим пингом.
Войдя в аудиторию, Кваме попал внутрь умирающей машины. Воздух здесь был настолько плотным, что казался структурой, сотканной из перегретого металла и токсичных испарений – химический выдох медленно разлагающейся электроники. Под высоким потолком облупившаяся краска обнажила серый бетон. Единственный вентилятор под ним с протестующим скрипом изношенного подшипника перемешивал эту тяжёлую взвесь, не принося прохлады, лишь перемалывая тот же спёртый воздух. Солнечный свет резал пространство на косые полосы сквозь мутные стёкла, и в этих столбах света застыл неподвижный рой пыли. Кваме сел в самом дальнем углу, спиной к стене – старая привычка, выработанная в кафе Коджо. Кожа под рубашкой горела от пота, а жёсткая поверхность скамьи ощущалась как прямое давление на позвоночник. Этот физический дискомфорт был идеальным аккомпанементом к тому, что происходило у доски.
У доски стоял доктор Аду, пожилой человек с седыми висками и усталым голосом, который, казалось, тоже покрылся пылью. Он монотонно зачитывал лекцию по основам сетей из учебника, изданного, судя по всему, ещё до того, как Кваме научился ходить.
– …таким образом, концентратор, или хаб, просто повторяет полученный пакет на все свои порты, создавая коллизионный домен, – бубнил доктор Аду, водя указкой по выцветшей схеме на доске.
