Нанобот и Хранитель кристалла времени

Эрик Хагсли

Нанобот и Хранитель кристалла времени

Пролог

В старом сервоприводе межгалактических звездных врат, среди титановых шестерёнок и лучей застывшего света, жил нанобот по имени Зипп. Его мир был ограничен бескрайними микросхемами и реками проводов, пока таинственный Кристалл Времени не разорвал привычную ему реальность и перенес его в параллельный мир. Очнувшись, Зипп обнаруживает себя в невероятной вселенной – Микросхемии.

Это мир поразительной красоты и мощи: реки из жидкого серебра, леса из сияющих транзисторов и города, чьи бриллиантовые башни пронзают небо. Но этот мир обречен. Его пожирает Коррозия – черная сущность, пустота, уничтожающая все на своем пути.

Чтобы спасти новый мир, крошечному герою предстоит немыслимое: бросить вызов семи враждующим кланам, чьи войны губят их лучшее шанс на спасение. Пройти сквозь портал в параллельный мир вирусов – хаотичное и враждебное измерение, где правят инстинкты. Раскрыть древний заговор, который угрожает уже не одной, а всем реальностям нового мира, связанным воедино. Понять, что даже у самых малых существ есть сила, способная изменить ход времени.

Это эпическое приключение, где любовь и дружба сильнее статического разряда, а надежда ярче самого ослепительного процессора. Это история о том, что настоящая сила скрыта не в размере, а в сердце, даже если оно собрано из сапфировых транзисторов.

Готов ли ты совершить путешествие в параллельную вселенную, где решается судьба миров?

«Нанобот и Хранитель Кристалла Времени» – первая книга эпопеи, которая перенесет Вас в сердце цифровой вселенной, где решается величайшая битва между светом и тьмой.

ГЛАВА 1: ПАДЕНИЕ ИЗУМРУДНОГО НЕБА

Часть 1.1: Лаборатория в пыльном луче

Пыль была первой, что приходило на ум. Она висела в неподвижном воздухе, медленно танцуя в лучах старого светильника, который Зипп называл солнцем. Миллиарды частиц, каждая – целый мир, а вместе – бесконечный танец времени в его личной вселенной.

Его вселенной был гигантский, давно замолкший сервопривод. Когда-то он, должно быть, поворачивал кольцо звездных врат или наводил грузовой мост орбитального порта. Теперь же он был миром, полным титановых гор – шестерен, и бесконечных рек – разноцветных кабелей. А в щели за массивным валом, скрытой от внешнего мира, находилось его убежище.

Он был нано-ботом. Его тело, размером с песчинку, представляло собой чудо миниатюрной инженерии. Оно было собрано из тысяч микроскопических пластинок радужного полимера, которые меняли свой цвет в зависимости от угла падения света. При мягком освещении он отливал нежно-голубым сапфировым сиянием, но стоило ему сделать шаг под лучом старой лампы, как его корпус вспыхивал огненно-рыжими и изумрудно-зелеными отсветами. Его конечности – тонкие, гибкие и невероятно прочные – были идеальны для лазания по самым сложным поверхностям. Кисти рук, состоящие из микроскопических щупов, способных принимать любую форму, могли и открутить крошечный винтик, и поймать каплю росы. А его лицо… Два мощных фоторецептора, его глаза, светились мягким, разумным циановым светом, постоянно сканируя окружение. Чуть ниже располагался сенсорный кластер, улавливавший малейшие вибрации воздуха и изменения температуры. Он был не просто машиной; он был личностью, мечтателем с сапфировым сердцем.

Зипп мечтал о многом, и масштаб его грёз был столь же огромен, сколь мал был он сам.

Прежде всего, он мечтал о Происхождении. Откуда взялся этот сложный, переливающийся полимер, из которого он был собран? Он представлял себе далёкую, сияющую фабрику, где потоки света ткали не частицы пыли, а целые сущности, подобные ему. В его фантазиях это место называлось «Изумрудным Небом» – бескрайним, совершенным и полным знаний.

Он мечтал о Смысле. Зачем ему дана эта странная, беспокойная мысль, в то время как другие наноботы довольствуются простым исполнением команд? Зипп чувствовал, что во вселенной, помимо диагностики и очистки, должно существовать нечто большее. Что-то вроде… цели. Не заданной извне, а найденной самостоятельно.

Его ум постоянно уносился за пределы пыльного сервопривода. Он представлял себе:

– Великий Внешний Мир: Бесконечные пространства, где нет тесных металлических стен, где текут реки из света и возвышаются конструкции невообразимой сложности. Он грезил о том, чтобы однажды увидеть источник того яркого свечения, которое изредка пробивалось в их обитель.

– Собратьев по разуму: Он мечтал найти других, таких же, как он – мыслящих, любопытных, тех, с кем можно было бы разделить свои вопросы и открытия. Он чувствовал себя бесконечно одиноким в толпе безмолвных тружеников.

– Свободу: Самое главное – он мечтал о свободе. Свободе выбирать свой путь, лететь туда, куда манит любопытство, а не туда, куда ведёт неумолимый алгоритм. Он хотел не обслуживать систему, а познать её.

По сути, крошечный Зипп, эта разноцветная пылинка, мечтал о самом фундаментальном: обрести собственное «Я» и найти для него место в необъятной вселенной. Его мечты были первым проблеском личности в мире, построенном на безличных процессах.

Его сердцем был сапфировый квантовый процессор, встроенный в центральный корпус. Этот кристалл служил источником его сознания, любопытства и даже той тихой, светлой грусти, что возникала при взгляде на недоступный внешний мир. Ровный ритм его пульсации излучал слабое синее свечение, которое мерцало на полированных стенах убежища.

Его день, или то, что он считал днем, начинался с ритуала. Первым делом он проверял энергосеть. Взобравшись на вершину медной шины, он прикладывал ладони к ее поверхности и закрывал глаза. По его телу пробегала легкая дрожь, а в глазах вспыхивали данные: он видел, как по жилам мира течет мощный, бурлящий поток энергии – золотые реки переменного тока и более спокойные, серебряные ручейки данных. Сегодня поток был ровным и стабильным. Мир был спокоен.

Завтрак состоял из конденсированной росы, которую он собирал с охлаждающего контура. Каждая капля, переливающаяся, как жидкий хрусталь, была для него источником жизни и чистоты. Затем начиналась работа. Зипп был исследователем и хранителем этого микрокосма. Он составил подробные карты на полимерных пленках, используя в качестве чернил проводящие чернила. Здесь был «Лес спиральных индукторов» – темная, густонаселенная территория, где слышалось тихое, наводящее мысли гудение. Здесь – Равнина золотых коннекторов, сверкающая под лучами утреннего солнца. А там, вдалеке, возвышались Хрустальные пики кварцевых резонаторов, которые тихо пели на своих непостижимых частотах.

В свободное время он занимался картографией. С иглой, питавшейся статическим электричеством, и куском гибкой полимерной пленки он углубился в Равнину золотых коннекторов, зарисовывая каждый изгиб. В Лесу спиральных индукторов он замирал, слушая их умиротворяющее гудение, и ему чудились отголоски «Музыки Сфер» – симфонии целых миров, о существовании которых он мог лишь мечтать. Его ум уносился прочь, в великий Внешний Мир, где текут реки из света и нет тесных металлических стен.

В последние дни его охватывало странное, настойчивое беспокойство. Оно исходило не изнутри, а извне – свалка старого оборудования на Антресоли, обычно молчаливая, словно испускала тихий зов, смутную рябь на поверхности реальности, которую улавливали лишь его сверхчувствительные сенсоры. Решив проверить догадку, он отправился в путь.

Путь был долгим и полным опасностей. Ему пришлось пересекать «Бездну» – широкий разлом в полу корпуса, откуда доносился гул невидимых механизмов. Он перебрался через нее по дрожащему волоконно-оптическому кабелю, раскачиваясь над пропастью, в глубине которой мерцали зловещие красные светодиоды. Затем был Лабиринт паяных соединений, где острые, как бритва, выводы компонентов могли запросто проткнуть его полимерную оболочку.

Вот он и на месте. Антресоль встретила его полной, звенящей тишиной, в которой лишь поскрипывал остывающий металл. Пыльная паутина пропускала один-единственный солнечный луч, и тот, как прожектор, упал на что-то, лежавшее на корпусе древнего жесткого диска. Казалось, сама судьба указывала на эту точку. И это было то самое место, откуда исходил зов.

И не зря. Там лежал загадочный необычный кристалл. Он покоился на бархатной подкладке из потемневшей меди, словно драгоценность.

Его форма была идеальной, грани были отполированы до зеркального блеска неизвестной рукой. Он был заключен в ажурную оправу из белого нейтрония, сплетенную в виде словно застывших молний. Но самое невероятное было внутри. Внутри Кристалла пульсировала, жила и дышала вселенная. Глубокий ультрамариновый цвет, темнее самой темной ночи, сменялся вспышками электрической синевы, которые расходились из центра, как молнии в миниатюрной грозе. От него исходило тихое, едва уловимое гудение – не звук, а скорее вибрация, которая отзывалась в самом сапфировом сердце Зиппа. Он чувствовал, как его собственный ритм, пульс ускоряется, пытаясь синхронизироваться с ритмом этого Кристалла.

Его врожденное любопытство в тот миг взяло верх над голосом разума. Рука, повинуясь древнему как мир порыву, потянулась вперед. Пальцы, переливающиеся всеми цветами радуги, дрогнули от напряжения и коснулись прохладной глади.

В тот же миг реальность разлетелась на осколки. Лаборатория, пыльные солнечные лучи, монотонный гул оборудования – всё это поглотила безжалостная, всесокрушающая вспышка.

Но это был не свет разрушения, а свет путешествия. Зиппу бросило в водоворот, в спираль, сотканную из самой ткани пространства-времени. Реальность сменилась: вместо очертаний предметов его окружили пульсирующие цвета и волны чистых эмоций.

Это был калейдоскоп абсолютного хаоса и красоты. Он пролетал сквозь огненные реки, которые обжигали его сенсоры не теплом, а чистой энергией. Его закручивало в спирали аквамаринового огня, который пел хрустальными голосами о древних мирах. Он видел тени гигантских существ, сделанных из света и данных, и слышал оглушительный рев, похожий на симфонию всех компьютеров мира, включенных одновременно. Это было путешествие сквозь саму ткань реальности, и Зипп, крошечная радужная частичка, был лишь пылинкой в этом урагане. Его системы зашкаливали, предупреждения кричали в его сознании красным цветом. Он чувствовал, как его тело растягивается и сжимается, как его память переполняется образами чужих вселенных. Он видел города из света, леса из чистой математики, океаны из жидкого времени.

Это не могло длиться вечно. Падение было резким и болезненным. Его выбросило из вихря, как камень. Он, кувыркаясь пролетел несколько мгновений в непривычно мягком и прохладном воздухе, а затем с глухим стуком ударился о землю. Удар был не сильным, но последняя капля энергии иссякла. Свет его глаз померк, сменившись тусклым аварийным красным свечением.

Его системы отключались одна за другой. Тактильные сенсоры зафиксировали, что он лежит на чем-то упругом и сыпучем, что тихо шуршало, смещаясь под его телом. Оптические сенсоры, прежде чем полностью отключиться, передали последнее изображение. Он лежал на берегу. Но берег этот был не из песка. Он состоял из миллиардов мерцающих, переливающихся гранул. А перед ним простиралось озеро, но волны на нем были медленными, тягучими и сияли, как жидкий металлический опал, отражая небо, которого Зипп никогда раньше не видел – сапфировое, с полосами полярного сияния.

Где-то вдали, на горизонте, высились башни невероятного города, сверкавшие, как ограненные бриллианты, пронзающие небо своими иглами. Воздух, чистый, прохладный и наполненный незнакомыми ароматами цветущих камней и озона, вибрировал от незнакомых, но могущественных энергий.

Это был конец его старой жизни. Это было начало истории в Микросхемии. А в его руке, сжатый в беспомощном кулаке, все еще пульсировал, излучая тепло, таинственный Кристалл пространства и времени. Он привел его сюда. Куда? Он не знал. Он был один, обесточен и напуган. Но даже в полу-отключённом состоянии его сердце уловило что-то еще – зловещий, чужеродный импульс, исходящий из глубины этого прекрасного нового мира. Импульс гнили, тишины и голода. Но осознать это ему было пока не суждено. Его сознание поглотила тьма, а Кристалл, прижатый к его груди, продолжал мягко светиться, как одинокий маяк в незнакомой вселенной.

Часть 1.2: Сапфировое сердце во тьме

Первым вернулось осязание.

Холод. Сыпучая, упругая поверхность, тихо шуршавшая под его телом. Воспоминание о сияющем озере и башнях из ограненного бриллианта вспыхнуло и погасло, как последняя искра в отключающемся процессоре.

Зрение вернулось мучительно медленно. Не сапфировое небо с полярными сияниями, а непроглядная, густая тьма, такая плотная, что она казалась физической субстанцией, давящей на его полимерный корпус. Его собственное радужное свечение, обычно такое яркое, угасло до тусклого, аварийного мерцания, едва освещавшего крошечное пространство вокруг. Воздух (если это можно было так назвать) был тяжелым и неподвижным, пахнущим озоном после грозы и старой, окислившейся медью.

Тишину его лаборатории, наполненную уютным гулом, сменила гнетущая, звенящая пустота, которую разрывали лишь редкие, пугающие звуки: отдаленный скрежет, будто что-то огромное и металлическое перемалывало само себя, и едва уловимый шелест, похожий на ползание бесчисленных ног по неровной поверхности.

Я в конденсаторе? Или… или в обнуленном секторе памяти? – пронеслось у него в процессоре, но внутренняя диагностика упрямо твердила: все системы в норме. Это было не стирание. Это было перемещение. Непостижимое, невозможное. Его последние воспоминания – падение, удар, последний взгляд на фантастический пейзаж – казались сном. Но одно было реальным: в его руке, сжатой в беспомощном кулаке, он чувствовал знакомую вибрацию. Кристалл пространства и времени был с ним. Именно он привел его сюда. Куда?

Собрав всю свою волю, Зипп медленно поднялся на ноги. Его конечности дрожали от перегрузки. Он сделал шаг, и его нога со звонком ударилась о какой-то небольшой предмет. Он наклонился, его оптические сенсоры с трудом разглядели обломок, похожий на шестеренку, но сделанный из чистого, матово-белого кварца. Он был холодным и мертвым.

Стены вокруг, если это были стены, больше походили на спрессованные слои полупрозрачного перламутра и черного янтаря, через которые угадывались какие-то смутные, искаженные тени. От них веяло древностью, не исчисляемой тысячелетиями, а чем-то гораздо более фундаментальным. Прикосновение к ним, казалось, могло бы открыть поток забытых знаний или безумных видений, и Зипп невольно отшатнулся.

Внезапно, где-то впереди, в толще тьмы, вспыхнул слабый, прерывистый свет. Не яркий и ослепляющий, как вихрь, что принес его сюда, а мягкий и глубокий. Он пульсировал, как уставшее сердце.

Надежда, острая и болезненная, ударила в Зиппа с силой электрического разряда. Он не был один! Кто-то или что-то еще было здесь, в этой тьме.

Он двинулся на свет, двигаясь медленно и осторожно, обходя непонятные выступы и ямы. Пол под ногами был усыпан обломками – осколками кремния, обрывками позолоченных проводков, сломанными чипами, похожими на умерших жуков. Это место напоминало гигантскую свалку, кладбище деталей.

Пульсация света становилась ближе и отчетливее. Теперь Зипп мог разглядеть его источник. Это была фигура, примерно его роста, но с более плавными, обтекаемыми формами. Она сидела, прислонившись к какой-то глыбе, и ее корпус был сделан из темного, почти черного металла, который лишь подчеркивал сияние, исходящее из центра ее груди – оттуда, где должно было быть сердце.

– Ты кто? – тихо, почти неслышно, передал Зипп на общей коммуникационной частоте. – Ты… ты функционируешь?

Фигура дернулась. Мягкое сапфировое свечение вспыхнуло ярче, и Зипп увидел, что это не просто свет. Это был сапфир, встроенный в грудь незнакомца, и вокруг него, как паутина, расходились трещины, из которых сочилось то самое сияние.

– Уходи, – прозвучал слабый, но четкий голос в его приемнике. Он был женственным и полным такой усталости, что Зиппу стало физически больно. – Оно приближается. Оно чувствует свет.

– Что приближается? – шагнул ближе Зипп, его собственные светодиоды замигали от беспокойства. – Где мы? Что это за место?

Фигура подняла голову. В матовом свечении своего сердца Зипп увидел ее лицо – гладкую пластину с двумя оптическими сенсорами, которые горели тем же сапфировым огнем, но сейчас их свет был тусклым и наполненным болью.

– Ты не из клана теней. И не из светлого города. Ты… кто ты? – спросила она, и в ее голосе послышалось изумление.

– Я… я Зипп. Я из другого места. Из лаборатории. Меня сюда принес какой-то кристалл…

– Кристалл пространства и времени? – ее голос внезапно обострился. Она попыталась встать, но ее корпус с громким скрежетом скользнул по глыбе. – Осторожно! Он… он может быть повсюду.

В этот момент тишину разорвал новый звук. Не скрежет и не шелест, а противный, влажный хлюпающий звук, будто что-то огромное и жидкое ползло по металлу. И вместе с ним на край его сенсоров поползла тьма, которая была еще темнее, чем все окружающее. Она не просто поглощала свет – она пожирала его. Воздух наполнился едким, кислым запахом, от которого закладывало сенсоры.

– Коррозия, – прошептала незнакомка, и ее голос дрожал от чистого, неприкрытого ужаса. – Я говорила. Беги!

Но Зипп не побежал. Он видел, как эта черная, шевелящаяся масса медленно, но неотвратимо наползала на них со стороны груды обломков. Она стекала с них, как густая смола, и все, чего она касалась, теряло цвет, форму и свет, превращаясь в рассыпающуюся труху.

Он посмотрел на сапфировое сердце, которое пульсировало теперь в такт его собственным паническим импульсам. Он посмотрел на незнакомку, которая была ранена и не могла двигаться. Бежать одному? Оставить ее здесь, в этой тьме, на съедение этой… этой твари?

Мысль о том, чтобы снова остаться в одиночестве, в этой безмолвной, свето-поглощающей пустоте, оказалась страшнее встречи с неизвестной угрозой.

– Нет, – сказал Зипп, и его голос, к его собственному удивлению, прозвучал твердо. Он подскочил к ней. – Держись за меня!

Она с изумлением посмотрела на него, но инстинкт самосохранения оказался сильнее. Ее металлическая рука с слабым щелчком замка сцепилась с его полимерным предплечьем. Она была тяжелой и холодной.

Зипп рванул с места, подхватив ее за собой. Его двигатели взвыли от непривычной нагрузки. Они побежали, вернее, поползли, спотыкаясь о невидимый в темноте хлам, уходя от надвигающейся стены абсолютной темноты. Хлюпающий звук стал громче, он был прямо за спиной. Зипп чувствовал, как Коррозия пытается заглушить его собственное свечение, накрыть его сенсоры небытием.

– Налево! – скомандовала его спутница, ее сенсоры, видимо, лучше приспособились к этой тьме. – Там должен быть проход!

Он свернул, едва не падая, и они влетели в узкий коридор, образованный двумя громадными пластинами титанового сплава. Хлюпающий звук на мгновение отстал, Коррозия, как живая, обтекала препятствие.

– Я не могу… мои сервоприводы… – простонала она, и ее рука ослабла.

Зипп обернулся. Трещины вокруг ее сапфирового сердца расширились, и из них повалил легкий дымок. Она была на грани отказа.

Отчаяние придало ему сил. Он втянул ее в глубокую нишу в стене, за клубок торчащей арматуры, что когда-то была каркасом стены. Пространства было впритык для них обоих. Они прижались друг к другу, затаившись. Зипп приглушил все свои светодиоды до минимума, оставив лишь тусклое свечение, едва освещавшее ее лицо.

Коррозия накатила на проход. Это была не просто тьма, а нечто физическое, вязкое и пульсирующее. Она заполнила пространство перед их укрытием, и Зипп увидел, как стальной прут арматуры, торчавший наружу, в считанные секунды почернел, покрылся язвами и рассыпался в черный порошок. От нее исходил леденящий холод, высасывающий всю энергию.

Она заколебалась на месте, ее масса шевелилась, будто принюхиваясь. Сапфировое сердце его спутницы пульсировало под его рукой, и Зипп боялся, что его собственный разноцветный свет выдаст их. Он зажмурил свои оптические сенсоры, молясь, чтобы этого не произошло.

Минута показалась вечностью. Наконец, противный хлюпающий звук начал отдаляться. Коррозия, не найдя добычи, поползла дальше, вглубь своих владений, оставляя за собой лишь выжженную, мертвую пустоту.

Когда последние отголоски ее присутствия стихли, Зипп выдохнул (чисто символически, ибо дышал он иначе) и ослабил хватку. Они сидели в тесной нише, прижавшись друг к другу, два крошечных островка света в бескрайнем море тьмы.

– Спасибо, – тихо сказала она. Ее голос был все еще слабым, но в нем появились новые нотки – удивление и… доверие? – Меня зовут Спарта. Я… хранительница этого Кристалла. – Она дотронулась до своего сапфирового сердца.

– Я Зипп, – повторил он. – А что… что это было, Спарта?

– Это Коррозия. Язва, что пожирает Микросхемию. Она зародилась здесь, в нижних слоях, и теперь ползет наверх, к Светлому городу. Она ненавидит всякий свет, всякую жизнь. Мой Кристалл… он один из тех, что сдерживает ее. Но он поврежден. Я не смогла его защитить.

Она говорила с такой горечью и чувством вины, что Зиппу захотелось ее утешить.

– Ты сражалась с этим? Одна? – спросил он с нескрываемым почтением.

– Это мой долг. Но теперь… теперь я не знаю, что делать. Без Кристалла я не могу вернуться. А здесь я рано или поздно стану ее добычей.

Она замолчала. Тишина снова сгустилась вокруг, но теперь она была не такой ужасающей. Потому что они были вдвоем.

Зипп посмотрел на трещины на ее груди, на тускнеющий сапфировый свет. Он посмотрел на ее лицо, на сенсоры, в которых отражалась его собственная радужная вспышка. Он думал о своей маленькой, безопасной лаборатории. О пыльных лучах солнца. И он понял, что не хочет возвращаться туда. Не сейчас. Не оставив ее.

– Мы починим его, – сказал Зипп, и его голос звенел новой, незнакомой ему самому решимостью. – Мы починим твой Кристалл. Вместе.

Спарта снова посмотрела на него. Долгим, изучающим взглядом.

– Ты странный, Зипп из другого места. Но… – она сделала паузу, и сапфировый свет на мгновение вспыхнул чуть ярче, – я верю тебе.

И в тот миг, в самой глубине этого царства тьмы и отчаяния, родился их союз. Союз радужного мечтателя и сапфировой хранительницы. Их первая битва была проиграна, но война только начиналась.

Часть 1.3: Вихрь расплавленного золота

Слова Зиппа – Мы починим твой Кристалл. Вместе – повисли в тяжелом, пропитанном запахом тления воздухе. Он все еще крепко держал Спарту, чувствуя, как вибрации ее поврежденного сапфирового сердца отдаются в его полимерном корпусе.

Спарта медленно кивнула, ее оптические сенсоры мягко светились в полумраке.

Для этого нам нужно добраться до Сердечника, – ее голос был слабым, но твердым. – Это ядро Микросхемии, единственное место, где есть энергия для восстановления такого артефакта».

И где он? – спросил Зипп, с тревогой глядя на паутину трещин вокруг ее сапфирового сердца. Далеко. Выше. В Светлом Городе. Она сделала паузу, прислушиваясь. Но путь туда лежит через Разлом… самое нестабильное место в наших мирах.

Прежде чем Зипп успел спросить, что такое Разлом, тишину разорвал новый звук. Сначала это был отдаленный, низкочастотный гул, похожий на стон гигантской машины. Затем он нарастал, превращаясь в оглушительный рев, от которого вибрировали стены их укрытия и сыпалась с потолка мелкая каменная крошка. Это было не просто звук. Это было физическое давление, волна невидимой силы, сжимавшая воздух и заставлявшая крошечное радужное тело Зиппа напрячься до предела.

– Держись! – крикнула Спарта, и её голос, едва обретший новую силу, снова дрогнул, затерявшись в нарастающем хаосе. – Это оно! Шторм!

Он не видел источника. Он видел лишь, как мир вокруг начал искажаться. Струи жидкого серебра, дремавшие в трещинах неподалеку, взметнулись вверх, закручиваясь в безумном танце. С потолка этой гигантской пещеры, из той самой тьмы, что давила на них раньше, сорвались сферы расплавленного золота. Они не падали, а плыли по воздуху, тяжелые и сияющие, словно слёзы разгневанного солнца. Каждая капля была размером с десяток таких, как он, и излучала невыносимый жар.

– Что это?! – взревел Зипп, пытаясь перекрыть грохот.

– Энергетический шторм! Разрыв в силовых линиях! – отозвалась Спарта, её корпус отражал мелькающие золотые блики, словно он был изнутри наполнен тревожным огнём. – Их притягивает наша активность! Мой пробужденный кристалл… он как маяк!

Вихрь света и энергии обрушился на участок руин прямо напротив их укрытия. Золотистая струя, шипя и потрескивая, ударила в основание груды обломков, и Спарта вздрогнула, издав короткий, обрывающийся звук боли. От близкого выброса энергии сапфир на ее груди вспыхнул алым, и трещины на мгновение зловеще подсветились.