Белый олень

Почему Юталл не казнил вместе с ней и Аристарха – непонятно. Но его поступки уже не поддавались объяснению.

В узилище Аристарха установили стул, изукрашенный резьбой – подобие трона, и стали каждый день приковывать к нему. Когда он бывал прикован, являлся Юталл, метался по помещению, угрожал, сумбурно выкрикивал обвинения. Аристарх сперва пытался успокоить его, потом отвечал односложно, потом вообще перестал отвечать.

– Зачем ты предался кочевникам? Думал, они дадут тебе трон? Ты ничего не получишь. Отец проклянёт тебя из могилы. Признайся. Ключи от врат Изберилла… я храню их. Ни ты, ни она не получите их… лучше я брошу их в Талу. Ты совратил её… признайся.

Аристарх молчал.

Между тем известие о гибели царицы действительно дошло до кочевников. А она была дочерью князя.

Тогда и случилось нашествие кочевников на Триладу, самое кровопролитное за последнюю сотню лет. Они разорили много городов и сёл на востоке и быстро приближались к Избериллу.

Войска сопротивлялись, но мешало отсутствие управления и чувство вины. В справедливость казни царицы не верил никто.

В помещение, где содержался Аристарх, однажды принесли большую – в рост человека – жаровню и положили на неё решётку. Царь решил перейти от слов к делу.

Аристарх, глядя на жаровню, вспоминал крики, которые слышал с верхнего этажа.

В окно – царская тюрьма располагает этой роскошью, окном, – он и так видел дым, дым пожаров. Нападавшие жгли городские предместья.

В полдень в узилище вошёл палач. Один. Начал разводить жаровню. На поясе у него висел меч.

Закончив свой мрачный труд, палач долгим взглядом посмотрел в окно. Потом подошёл к Аристарху, разомкнул оковы и склонился пред ним в земном поклоне.

– Что это значит? – спросил Аристарх, стараясь, чтобы голос звучал твёрдо. В конце концов, он принадлежал к роду Гремиталадов и должен был умереть достойно.

– Это значит, – прозвучал ответ палача, – что нужно сделать то, что можешь сделать только ты.

И он отцепил от пояса меч и протянул Аристарху на вытянутых руках.

Аристарх взялся за рукоять. Происходящее казалось ему сном. Пока он смотрел на лезвие, палач исчез.

Он покачал в руке меч. Тяжёл. Его собственный был легче, привычнее. Но какая разница?

– Они уже у стен города. – Взвинченный, пронзительный голос от двери. – Ты рад?

Аристарх поднялся и поднял перед собой меч.

– Защищайся, – сказал он.

Юталл шумно выдохнул, но звук этот больше походил на шипение.

– Откуда у тебя меч? А! Измена!

И он выхватил своё оружие, с которым не расставался последние месяцы даже во сне.

Глаза Юталла дико блестели, спутанные длинные волосы падали на лицо. Но бойцом он оставался отличным, как всегда, лучше Аристарха, вдобавок изнурённого заточением. Двигался он стремительно. Клинок метался вверх, вниз, поворачивался так и этак, казалось, за ним остаётся в воздухе серебристый след.

Он зацепил Аристарха несколько раз, в бедро, в рёбра, сам же оставался словно неуязвимым.

И тут Аристарх отчётливо понял, что этот человек не был его братом, с которым он вместе рос. Это даже не тот человек, который был царём Трилады. Тот ушёл за несбыточной мечтой, туда, за пределы мира земного.

Да какая разница, кто это? Предложение защищаться было смехотворной нелепостью со стороны Аристарха. Ему удавалось лишь отражать удары. До каких пор? Юталл теснил его.

К жаровне.

Она должна была стать гибелью Аристарха, а стала его спасением.

Он забежал за жаровню, опрокинул её под ноги противнику и подсёк его. Юталл грохнулся на раскалённые угли. Крик его прозвучал воем. Больше для того, чтобы прекратить этот жуткий звук, Аристарх пригвоздил к полу горло лежащего на углях человека, лишь бы он замолчал.

Прошла пара минут. Или больше.

Покрытый кровью Аристарх стоял над изувеченным телом. Пахло горелым.

– Это был уже не он, – пробормотал вслух.

Тут неожиданный шорох напугал его, и он вскинулся. Напротив стоял палач. Откуда только взялся? Где он был, когда шёл бой?

– Это был уже не он. Давно уже, – настойчиво повторил Аристарх для появившегося слушателя. Это казалось ему значимым.

Но мрачный пришелец лишь равнодушно мотнул головой, разведя огромные руки.

– Может быть, но сейчас есть дела поважнее твоей совести, – глухо сказал он. – Надо остановить кочевников.

И палач поклялся в верности новому государю прямо в пыточной башне.

Вечером того же дня Аристарх, босой, с непокрытой головой, но в парадном царском облачении, вышел из ворот города, один. Он вёл в поводу лошадь, тащившую телегу с телом брата.

Вокруг был дым и хаос войны. Крепость в центральной части города держалась, но окрестности полыхали. Плач, крики, лязг оружия, мертвецы, разграбленные дома, огонь. Аристарх шёл через весь этот ад, и нападавшие, которые могли бы тысячу раз зарубить его, расступались перед ним в недоумении.

Выйдя из пекла, он потребовал встречи с князем и был препровождён на холм, с которого старый кочевник наблюдал за побоищем.

– Вот убийца твоей дочери.

Он указал на телегу.

И без того узкие глаза кочевника сузились ещё более.

– Зачем он это сделал? – крикнул князь, схватив Аристарха за изукрашенный жемчугом ворот царского одеяния.

– Он видел Белого оленя, – в первый раз назвал Аристарх причину несчастия Юталла. – Он больше не ведал, что творит.

Пальцы князя разжались, рука бессильно упала. Он отвернулся, и плечи его задрожали.

Публичное унижение Аристарха удовлетворило кочевников. Они потребовали дань немалую, конечно. Но вскоре ушли. Княжну не воскресишь, а задерживаться в городе было им без надобности.

Аристарх Седьмой вступил на престол. И тогда, после всего, никому и в голову не пришло возражать, все были рады до смерти.

Тогда же Аристарх, наученный горьким опытом, подписал закон – тот, кто увидел Белого оленя, считается умершим для царствующего рода, и не может претендовать на трон Трилады. Если бы это несчастье вновь приключилось с действующим государем, трон должен был сразу передаваться наследнику.

***

Касьян затаил дыхание, боясь пропустить хоть слово. Когда Ириней закончил, долго молчал, и, наконец, спросил:

– Откуда ты всё это знаешь?

– В столице все знали. Это не тайна. Точнее, такая тайна, которая всем известна.

– Да, но в таких мельчайших подробностях?

– Умный ты парень, Касьян. – Ириней вздохнул. – Многое я знаю от самого Аристарха. Так получилось. Он тоже человек, и ему, видимо, надо было всё это выплеснуть.

Противоречивые мысли кружили голову Касьяна.

– Я почему-то, – медленно начал он, – всё равно не могу поверить, что Белый олень – безусловное зло.

– Знаешь, для чего я тебе всё это рассказал? – неожиданно спросил Ириней и порывисто наклонился к нему.

– Нет. Для чего?

– Чтобы ты понял опасность, наконец, – раздражённо проговорил его собеседник. – Ты всё думаешь, это сказка. Красивая сказка. Так вот – нет. Серьёзно предупреждаю тебя, Касьян, почувствуешь, что Белый олень рядом – беги.

– Ты ведь всегда говорил, ничего не надо бояться, – легкомысленно возразил Касьян.

– А его бойся.

Касьян увидел, что Ириней на самом деле сердится, и предпочёл сменить тему.

– А кто сейчас в Бране?

– Когда я уезжал из столицы, Брана пустовал. А сейчас – кто знает? Но что бы там ни происходило, не вмешивайся в дела двора, Касьян. Это не твои игры. Приедешь, сделаешь измерения и поедешь обратно.

От этих слов молодого человека вдруг охватила тревога, которая на миг погрузила его в себя целиком, так что по всему телу прошёл трепет.

– Я точно справлюсь? Сам посуди, где я, а где царский двор?

– Справишься, – махнул рукой Ириней. – Ты даже есть за царским столом умеешь.

Касьян фыркнул.

– А когда ты меня этому учил, то предвидел такой поворот событий?

Ириней взял со стола глиняную чашку, покрутил в пальцах.

– Скажем так, я предвидел, что ты не вечно будешь сидеть здесь безвылазно. Но дело для тебя новое, так что будь внимателен, никому до конца не верь и ни к кому не привязывайся душой. В дела двора не впутывайся, измерил – и поехал. Попадёшь во дворец – веди себя осторожнее, чем в лесу с дикими зверями.

И подготовка к поездке продолжалась.

С упражнениями на мечах Ириней его загонял совершенно.

– Зачем мы так много этим занимаемся? – выпалил как-то Касьян, в очередной раз подбирая упавший меч.

– Боюсь, что мало, – серьёзно ответил Ириней.

***

И однажды утром он позвал Касьяна идти в Синь.

За спиной у Иринея был небольшой мешок, в котором порой что-то позвякивало.

Добрались до деревни, прошли по ней, перехватывая любопытствующие взгляды. К тому времени все уже знали об отъезде Касьяна.

– Идём в кузницу, – бросил Ириней.

Кузнец встретил их во дворе, взглянул, как показалось Касьяну, с опаской.

– Работа какая есть? – спросил он. Прозвучало угрюмо, но он всегда так разговаривал.

– Есть, – кивнул Ириней. – Зайдём внутрь, покажу.

Озабоченное выражение его лица бодрости кузнецу явно не прибавило. Но он молча повернулся и пошёл в кузницу, мотнув головой, чтобы пришедшие за ним следовали.

Кузница – глинобитная, с небольшой пристройкой, где хранилась всякая утварь. В эту пристройку как раз попадали со двора. Дальше было помещение самой кузницы, откуда веяло жаром. В пристройке стоял стол, лавка, по стенам висели всевозможные клещи, молоты – всё было в порядке в этом хозяйстве.

– Нам нужен меч, – кратко сказал Ириней. – Выкуешь?

– И только-то? Отчего бы не выковать? – отозвался кузнец с чуть заметным облегчением. – А есть из чего ковать?

– Есть.

Ириней сбросил с плеча мешок, сунул в него руку и швырнул извлечённый предмет прямо на стол. Раздался лязг металла.

На столе лежала тяжёлая стальная цепь с плоскими квадратными звеньями. Касьян раньше её не видел.

Зато кузнец видел. Он сразу резко отшатнулся.

– Ты хочешь, чтобы я из этого ковал?! – спросил он хриплым шёпотом, выделяя слово ‘этого’.

– А! – Ириней поставил руки на край стола и порывисто наклонился к кузнецу. – Смотрю, ты помнишь, что это такое.

– Ещё бы не помнить, – глухо ответил кузнец, стараясь держаться подальше от цепи. – Извини, Ириней, но уходи отсюда.

Ириней обезоруженно вскинул перед собой раскрытые ладони.

– Послушай, если будешь настаивать, мы уйдём. Но выслушай меня.

Кузнец глубоко вздохнул и отступил в сторону двери, ведущей в главное помещение, там пылал горн, готовилась к привычному звону наковальня, ожидая его; там было его убежище, его царство, которое должно было его охранить от всех колдовских сил мира.

– Что ты можешь сказать, чародей?

– Ты знаешь, – медленно начал Ириней, – Касьян отправляется в дальнее путешествие. Сам посуди, он же не может ехать без меча? Защищаться чем-то надо?

Кузнец только отмахнулся.

– Дело только в этом? Зачем парню эта колдовская штука? Я выкую вам меч. Хороший меч. Если у вас нет другого металла, я вам найду. Хорошую сталь. Отличную. – Он даже воодушевился. – Подобного меча не будет ни у кого, уж я постараюсь.

Ириней отрицательно покачал головой.

– Ты же понимаешь, что дело не только в этом.

Кузнец умолк, опустил руки, и они бессильно повисли по швам. Касьяну удивительно было видеть эти рабочие руки в бездействии.

– Дорога опасная, сам понимаешь, – невозмутимо продолжал Ириней. – А что может помочь в пути лучше этой стали? Ты ведь помнишь, как она защищает своего владельца? Помнишь, да?

Кузнец дёрнул углом рта.

– Помню, помню я, как от этого зверя стрелы отлетали, словно в броне он… отстань.

– Видишь, – тихо сказал Ириней. – Это особенная сталь. Она дороже золота ценится.

– Я не хочу иметь дел с колдовскими силами, – отрезал кузнец.

– А тебе и не надо иметь с ними дела, – вкрадчиво произнёс искуситель. – Тебе надо выполнить свою работу. Неужели тебя не прельщает эта задача? Ты только посмотри на это. Ты не соглашайся, просто посмотри.

Ириней указал на квадраты цепи, покрытые волнистым узором.

Кузнец дрогнул, сделал шаг в сторону стола. Его взгляд непроизвольно метнулся в сторону цепи, потом обратно.

– Ты же искусный мастер, – продолжал Ириней. – Твоя метка известна не только в здешних краях. Неужели тебе не хочется поставить её на меч, подобного которому уж точно не будет?

– Не на такой, – ответил кузнец. Но голос его прозвучал менее решительно.

Ириней протянул руку, потянул вверх крайнее звено цепи. Свет, падавший в дверной проём, заиграл на поверхности металла.

– Ты считаешь, – произнёс он задумчиво, – колдовство – это зло, и часто это действительно так. Но колдовство зло не само по себе, а лишь тогда, когда его используют плохие люди. Если же делать колдовской предмет с добрым намерением, это не повредит ни мастеру, ни тому, кто будет им владеть. И это будет необыкновенная вещь. Понимаешь?

Кузнец молчал.

– Касьян действительно пропадёт без такого меча, кузнец, – серьёзно сказал Ириней.

Тот переступил с ноги на ногу. Метнул взгляд на Касьяна. С раздражением бросил:

– Оставь эту штуку здесь на столе. Я подумаю.

– Спасибо. – Ириней благодарно наклонил голову – Ты мудрый и добрый человек. Делай всё, как обычно, работай, как всегда, и у тебя получится.

– Не льсти мне, чародей.

– Я не льщу, – ответил Ириней просто. – Уверяю тебя, не каждому я бы дал эту цепь. Немногие смогли бы достойно работать с таким металлом. Заставь его послужить добру.

***

– Чуть было не сказал – я и сам колдовство терпеть не могу, – усмехнулся Ириней, выйдя на улицу. – Но он бы не понял. В его глазах я и есть чародей.

– Я понял, что это, – невпопад отозвался Касьян. – Это тот ошейник, который был на волке, да?

– Что, и ты туда же?

– Я же должен знать, с чем я поеду.

– Вовсе необязательно. Ну ладно, да, это тот самый ошейник. Этот кусок металла даёт своему владельцу… ну, не то чтобы неуязвимость, но удачу в бою, граничащую с чудом.

– И его можно ковать так, словно это обычный меч? Не накладывая новых чар?

Ириней покачал головой.

– Ты же должен знать, с такими вещами всё тонко. Я не просто так обратился к нему. Важны мысли, с которыми такой меч куют16. Если думать о зле, то и меч будет служить злу. А кузнец – хороший человек. Он будет думать о том, что помогает тебе. И меч получится, какой нужно.

– Думаешь, кузнец его сделает? Это не опасно?

– Для него не опасно, – ответил Ириней спокойно. – Сделает, куда он денется.

Но Касьян случайно заглянул ему в лицо и заметил, как быстро-быстро дёргается жилка под левым глазом.

***

Вечерело. Кузнец, в красной льняной рубахе, неистово орудовал молотом. Полоса металла рдела на наковальне.

Чуть раньше он расклепал и рассыпал проклятую цепь. Длинными хваткими щипцами, сделанными когда-то собственноручно, – весь инструмент в его кузнице был изготовлен им самим – брал он по одному звену, отправлял их в горн и смотрел, как серебристые квадраты превращаются в ярко-красные. Горн гудел так яростно, словно в нём выли злые силы, изгоняемые пламенем из колдовского металла. Порой мерещился кузнецу лязг, взвизги, хрипы – никогда он таких звуков из горна не слышал.

Но он уже решился противопоставить своё мастерство неведомому чародейству и изгнал страх из сердца.

Кузнец швырял раскалённые квадраты на наковальню и обрабатывал их молотом, спаивал один с другим, превращая цепь в длинный продолговатый брусок.

Остался последний квадрат, намного меньше остальных, раскалившийся до прозрачности. Кузнец и его хотел бросить на наковальню, но вдруг передумал. Нетронутым окунул в бочку с ключевой водой. Раздалось шипение, заклубился пар.

Кузнец отложил этот квадрат и вернулся к наковальне.

Зазвенел молот, истончая брусок по краям. Бесформенный кусок металла мало-помалу обретал вид клинка.

Кузнец то отправлял его обратно в горн, то возвращал на наковальню. Дёргал рукоять старых мехов, из них с шумом вырывался горячий воздух.

Над наковальней поднимались невиданная фиолетовая дымка, в ней рисовались причудливые лики, то оскаленные, то умоляющие. Но кузнец смотрел сквозь них, на то, как меняется клинок под ударами его молота. И радовался.

– Ступай отсюда, нечисть, – говорил он почти добродушно.

И бормотал вполголоса:

Металл драгоценный

Из дальнего края,

Под молота громы

Мысль злая растает

Очищен от гнева,

Явись из горнила

Защитником слабых,

Опорой невинных.

Звенел молот.

***

Через пару дней Ириней забирал меч.

Кузнец вынес его на свет, во двор, положил на лавку. Грозное оружие, прекрасное в своей простоте. Лёгкое, прочное. Причудливый узор на лезвии. Пара зелёных камней на рукояти. Широкий дол17 почти по всей длине клинка.

Ириней взял меч в руку, повертел так и этак. Взмахнул несколько раз. Со свистом рассёк воздух.

– Совершенство.

– Я оставил одно отдельное звено, – буркнул кузнец. – На шею повесит, оберег будет. Я прокалил его в горне, если там зло было – ушло оно.

Ириней взглянул на него с удивлением. Потом широко улыбнулся.

– Отличная мысль, кузнец. Как же я сам не догадался? Не могу передать, как я тебе благодарен.

Тот махнул рукой, достал трубку. Произнёс добродушно:

– Ладно, я парня знаю с детства. И потом, у меня тоже есть сын. Я понимаю.

Ириней озадаченно сдвинул брови. Опустил меч.

– О чём ты?

Кузнец не спеша набивал трубку.

– Волнуешься ты, вижу. Как сын ведь он тебе. Ты ж его вырастил.

Ириней отозвался не сразу. Ещё раз взглянул на меч, сунул за пояс. Медленно сказал:

– Может, ты и прав. Не думал об этом.

– Ну подумай на досуге, чародей. За работу денег не возьму. За камни на рукояти можешь дать пару монет.

***

Ириней и правда об этом не думал. Но слова кузнеца сломали в душе какую-то плотину, и накатила такая тоска, какой он давно не испытывал. Каково-то будет без мальчишки? Привык к нему за много лет. И дорога… всё может случиться в дороге.

Может, зря он его отправил?

У колодца Ириней столкнулся с бабушкой Марой.

– Здравствуй. Получилось? – деловито осведомилась она.

– Что получилось? – переспросил он непонимающе, погружённый в свои мысли.

– То, что кузнец делал.

– Откуда ты знаешь?

– Так он заходил ко мне, кузнец. Спрашивал совета, как защититься от колдовского морока, пока ковать будет. Сплела я ему нужные слова. За слова разум всегда может держаться.

– И после этого меня в этой деревне обзывают чародеем, – проворчал Ириней, вытаскивая меч. Показал оружие бабушке Маре на вытянутых руках.

– Хорош. – Она с интересом, внимательно, осмотрела меч. – Не понимаю я, конечно, где уж мне, но, наверно, хорош. И всё же скажи мне, Ириней…

– Что?

– Почему отправляешь его одного? Почему не едешь с мальчиком?

Он хотел ответить односложно, но зачем-то всё-таки пояснил:

– Так нужно. Дело такое. Кто-то должен быть здесь, а кто-то – там. В определённый день, в определённое время.

– А-а…

Бабушка Мара понимающе покивала.

– Спросишь, почему не еду сам, а посылаю его? – хмуро сказал он.

Она улыбнулась. В уголках рта нарисовались морщинки, похожие на маленькие лучики, и лицо её словно осветилось. Отблеск этого света упал на него, и он облегчённо выдохнул, вдруг уверившись, что поступает правильно.

– Это ясно, – без тени сомнения ответила бабушка Мара. – Конечно, ему нужно ехать. Пора повидать мир.

Глава 4. Дорога

И первый бешеный скачок

Мне страшной смертию грозил…

Но я его предупредил.

М.Ю. Лермонтов, “Мцыри”.

Ожерелье

Первой остановкой на пути Касьяна в столицу было Ожерелье. Ожерелье – большое, особенно по сравнению с Синью, поселение, окружённое множеством небольших прозрачных озёр в каменистых белых ложах. Отсюда и пошло название.

С холмов эти озёра выглядели как капли жидкого серебра.

Из одного из этих озёр вытекала неприметным ручейком Искрень, которая вливалась потом, далеко отсюда, в Талу, собиравшую воды множества рек и речушек Трилады и разливавшуюся у Изберилла в могучий поток, неустанно стремившийся далее, к скалистым берегам Талаяма.

В Ожерелье проводили ярмарки, здесь бывало в эти дни многолюдно и весело, приезжали люди издалека, купцы, воины, странствующие музыканты, ремесленники из окрестных деревень, шумели, торговались. Касьян бывал здесь раньше только в такое время и сейчас удивился затишью. Всё спокойно, почти как в Сини, только дома побогаче.

Пришёл он сюда к вечеру, обосновался на постоялом дворе. То ли из-за безлюдья, то ли из интереса к его мечу и положению – с виду не землепашец, не ремесленник, не воин, а кто тогда? – ему выделили за гроши целую комнату. Касьян пристроил вещи – один маленький мешок – и спустился вниз перекусить.

Вошёл, поздоровался, скромно сел в углу. Попросил, что можно быстрее подать. Хозяин сразу метнул на стол кружку медового хмельного напитка, непонятно откуда извлечённую, в кармане, что ли держал её? И поинтересовался:

– Рыба пойдёт? Окуньки в сметане?

– Да, пожалуйста.

Из-за обилия озёр в Ожерелье всегда была пропасть рыбы.

Хозяин скрылся.

Касьян отхлебнул из кружки. Медовуха была сладкая, пенистая. Вытер губы тыльной стороной ладони.

Он чувствовал на себе взгляды. Новое лицо. Наверняка сейчас кто-то обратится.

Так и вышло.

– Приветствуем, путник, – окликнул его человек из-за стола напротив. – Я – мельник из Каримы. А ты откуда?

Он был крупный, рыжеволосый, в сером кафтане, с добродушным лицом. Рядом сидела его жена, дородная, с белоснежной кожей, в тёмно-зелёном дорожном платье, украшенном вышивкой.

– Я из Сини, – ответил Касьян.

– Из Си-и-ни, – протянул мельник. На лице его жены столь явно отразилось разочарование, что Касьяну стало смешно. – Тогда новостей ты, наверно, не знаешь.

– Не знаю, – согласился Касьян. – А какие новости?

Мельник захохотал.

– Так вот у тебя хотели спросить. Думали, ты издалека откуда-то. Выглядишь ты не по-здешнему.

Он смеялся так заразительно, что сразу расположил к себе. Касьян улыбнулся.

– Погоди, – сказал мельник, отсмеявшись, – а кто ж ты там будешь? Я в Сини многих знаю.

Касьян замялся, соображая, как лучше объяснить.

– Я не из самой Сини. Я ученик человека одного, который там у гор живёт.

Мельник потёр рукой подбородок.

– Вспоминаю, говорили… Есть там такой. Колдовством промышляет, но не плохим, вроде…

– Да. – Касьян не стал спорить.

На полное живое лицо мельничихи вернулся интерес.

– Мальчик, а ты тоже колдун? Зачем тебе тогда меч?

“Меч никакому колдуну не помешает”, – подумал про себя Касьян, много чего узнавший от Иринея. Но ответил просто:

– Нет, к чародейству я не склонен. В камнях разбираюсь, в травах.

В камнях он и впрямь кое-что соображал, а в травах, честно говоря, разбирался слабо. Но его собеседнице пояснение понравилось.

– Ну и правильно, чародейство – тёмное дело! – убеждённо воскликнула она. – Вот травы – это хорошо. А ты куда направляешься?

– Далеко, к столице. Учитель послал.

Мельник восхищённо, с уважением присвистнул.

– Зачем же он тебя послал туда, в этакую даль? – сочувственно охнула мельничиха.

Цель путешествия Касьяна не была тайной, но он подумал, что вряд ли имеет смысл в подробностях объяснять этим добрым людям замысел Иринея. Он и сам-то порой терял его нить.

– Письмо везу.

Про царский двор он тоже решил не упоминать, зачем людей будоражить?

Тут как раз кстати появился хозяин, поставил на стол окуньков. Касьян быстро поинтересовался, какой клёв на озёрах и перевёл разговор от себя.

Впрочем, вскоре присутствующие обсудили ловлю окуньков, карасей, сазанов, налимов, щук, перешли на охоту – на оленей и газелей, потом на добычу пушнины, а потом и на крупного хищника. Тут опять вспомнили про Касьяна.

Мельник, размахивая руками, что-то толковал про какую-то волчью доху, которая удачно ему досталась на прошлой ярмарке, хозяин в ответ рассказал, как недавно, безоружный, наткнулся на волка в лесу, но тот сбежал сразу.

Мельник многозначительно покивал.

– Сейчас волки робкие. Вот несколько лет назад бывали неприятности с ними. А! кстати! – он повернулся к Касьяну. – Парень, учитель твой – это ведь тот, что волков молнией убил?

– Да.

– А! – встрял хозяин. – Помню его. Бывал он здесь.

– Хорошо он тогда поступил, окрестности от них избавил, – прогудел мельник.

***

– Правда, он же их и привёл, – прозвучал шамкающий голос из-за соседнего стола.