Еврейка из Шато-Тромпетт

Пока он устраивал себе эту выволочку, ему в голову пришла другая мысль:

– Красавица-еврейка любит моего кузена. Какая жалость!

И из его груди вырвался тяжкий вздох.

Влюбленные голубки беседовали, держась за руки.

Рауль неподвижно застыл и не сводил с них глаз.

Сколько времени длилась их встреча? Этого он бы сказать не смог.

Вдруг послышался перезвон. Это часы на церкви Сен-Мишель пробили три ночи.

Уста влюбленных опять слились в долгом поцелуе.

Затем молодой человек, в котором Рауль недвусмысленно узнал двоюродного брата, поднялся на ноги и направился к проему в паркете.

– До завтра! – прозвучали в ночи французские слова.

Возлюбленный еврейки исчез, доски легли на прежнее место.

Раулю тоже захотелось уйти.

Но его будто держали в плену какие-то неодолимые чары, приковав к краю крыши. Достаточно было лишь чуть шевельнуться, он соскользнул бы, полетел головой вниз и разбился бы у подножия невысокой башенки.

Тут произошло новое невероятное событие. В глубине комнаты поднялась драпировка и за ней в стене показался проем.

– Прямо заколдованный дом какой-то! – прошептал Рауль. – Сначала паркет, теперь вот стена.

Не успел он договорить, как в комнату столь необычным путем вошел человек.

Рауль тотчас узнал в нем еврея Самуэля.

Тот подал женщине знак. Она встала, погасила стоявшую на столе лампу и закрыла окно.

До юного дворянина долетел ее вздох.

Все опять погрузилось во мрак.

На этот раз чары развеялись.

– А теперь, друг мой Рауль, – сказал себе наш гасконец, – пора и о возвращении подумать.

И в обратном порядке проделал опасный путь, которым воспользовался, чтобы оказаться на крыше.

Доска лежала все так же, одним концом на подоконнике комнаты Рауля, другим на краю крыши. Твердо на нее ступив, наш герой без происшествий добрался до своего окна, убрал ее, вынес обратно на лестницу, зажег свечу и разделся.

А когда улегся в постель, ему в голову пришла эгоистичная мысль:

– Боже мой! Как бы здорово было ошибиться… Будь этот человек не мой кузен Филипп, какой любовью я бы воспылал к красавице-еврейке! И без остатка посвятил бы себя завоеванию подлунного мира, чтобы превратить его в ее королевство!…

Но так как это пожелание никоим образом не препятствовало сну, он не замедлил уснуть.

Да так крепко, что даже проспал все утро и пробудился только после того, как на его лицо упал теплый, ласковый солнечный лучик.

Гасконец – человек не просто умный, но также рассудительный и мудрый.

У Рауля де Блоссака вошло в привычку каждое утро по пробуждении набрасывать краткий план действий на предстоящий день, равно как и обдумывать события, произошедшие накануне.

Сегодня, понятное дело, он тоже не намеревался от нее отступать и поэтому обратился к себе с такой маленькой речью:

– Рауль, друг мой, минувшей ночью вы проникли в чужую тайну и теперь вам никоим образом нельзя показать себя легкомысленным вертопрахом. Вы, разумеется, любите кузена, хотя давно с ним не виделись и ему, скорее всего, до вас нет никакого дела. Поэтому для начала вам надо плеснуть на чересчур разгоряченное сердце немного воды и как можно меньше думать о красавице-еврейке. Затем вам следует признать, что кузен особа знатная и, к тому же, возглавляет ваш род. Более того, носит эполеты кавалерийского капитана, в то время как вы – всего лишь младший отпрыск семейства без гроша за душой, остро нуждающийся в покровительстве. По воле случая вашим достоянием стал секрет. И как вы поступите? Пойдете к кузену и расскажете об увиденном? Это была бы последняя глупость. С другой стороны, вам стало известно, что за ним шпионят и следят за каждым шагом, поэтому вы просто обязаны его предупредить. Так что думайте, друг мой Рауль, думайте… И на конкретном решении остановитесь только когда ваши рассуждения…

Довести апарте до конца Рауль не успел.

В дверь тихонько постучали.

– Войдите! – ответил он. – Ключ в двери!

Створка отворилась и на пороге вырос кабатчик.

– Имею честь явиться за вашими приказаниями, мой знатный господин, – молвил он, – после того, как дядюшка Самуэль назвал вас своим другом, я приложу все усилия, дабы вам услужить.

– Однако… – ответил на это Рауль. – Он что же, такая важная птица?

– Нет, но человек очень богатый и предупредительный. К тому же, хоть и ростовщик, но не хапуга.

– Вот оно что… – с улыбкой молвил Рауль. – Можете ничего мне больше не говорить, здесь и так все понятно.

– Сразу видно, что вы, ваша милость, из наших краев, – с тонкой улыбкой на губах заметил хозяин постоялого двора, – понимаете все с полуслова.

– Так уж привык! – скромно, но с гордостью в голосе ответил Рауль.

– Я всецело к вашим услугам, – продолжал Гаделон, – если желаете посетить город, готов служить вам поводырем, а коли хотите, могу проводить к особам, которым вы наверняка намерены нанести визит.

– Ни то, ни другое! – возразил Рауль.

– Да?

– Я попрошу вас единственно принести бумагу, чернила и перо, чтобы я мог написать письмо.

– Нет ничего проще.

– А потом отнести это послание моему кузену графу Филиппу де Блоссаку.

Услышав это имя, Гаделон удивленно повел головой и склонился в глубоком, до земли, поклоне.

– Вы в самом деле кузен графа? – спросил он.

– Двоюродный брат.

– У вас такие родственники и знакомые? Что ж, тогда…

– Да, брат действительно занимает самое видное положение… – ответил Рауль, в душе которого, в свою очередь, тоже стали просыпаться гасконские черты.

– Да скажите уж прямо, что он самый настоящий король города Бордо!

– Право же! – молвил молодой человек, удивленно глядя на кабатчика.

– Судя по всему, вы, ваша милость, не виделись с графом не один год, – продолжал тот.

– Так оно и есть.

– И поэтому не ведаете, что он нынче в большом фаворе?

– В каком еще фаворе?

– Сударь, неужели вы не знаете, что в нашем городе существует две власти, гражданская и военная? Военная представлена интендантом, назначаемым королем. А гражданскую воплощают собой четверо членов городского правления, своего рода старейшин.

– Да и пусть себе, – ответил Рауль.

– Одного из них зовут маркиз де Босежур. У него есть жена, самая расписная красавица.

– Я рад за него!

– Интендант без ума от мадам де Босежур, которую можно по праву назвать подлинной королевой Бордо.

– А при чем тут мой кузен?

– А при том, что кузен вашей милости – счастливый возлюбленный нашей маркизы.

– Но коли так, то интендант его ревнует?

– Ничуть.

– А… супруг?

– Ха! Супруг полюбит любого, к кому проявит благосклонность жена. Не муж, а размазня. В прошлом году дрался из-за вашего кузена на дуэли.

– Мой братец, получается, всемогущ?

– До такой степени, что стоит ему захотеть стать правителем Шато-Тромпетт, как интендант без промедления похлопочет за него перед королем.

– Ну что ж, друг мой, – сказал Рауль, – ступайте и принесите все необходимое, чтобы я мог черкнуть родственнику письмо.

Когда кабатчик ушел, без конца отвешивая поклоны, Рауль сказал себе:

– Вот теперь, мой замечательный друг, вы будете полным идиотом, если не выбьетесь в люди, имея столь влиятельного кузена!…

Рауль встал и в ожидании хозяина постоялого двора немного привел себя в порядок.

V

Когда кабатчик принес бумагу, перо и чернила, Рауль взялся сочинять письмо следующего содержания:

«Мой досточтимый кузен,

Вы слишком знатный вельможа, чтобы такой бесталанный младший отпрыск вашего рода, как я, осмелился явиться с визитом, заранее вас об этом не уведомив. Граф, ваш батюшка, приходился моему родителю старшим братом и теперь во главе нашего семейства стоите вы. Покорнейше прошу вашего позволения нынче же нанести вам визит в час, который вы соблаговолите мне назначить.

С уважением и почтением,

Рауль де Блоссак»

Написав письмо, он скрепил его печатью, воспользовавшись для этого перстнем с высеченным на нем родовым гербом, красовавшимся у него на пальце. Затем вручил его кабатчику и сказал:

– Отправьте его без промедления, а мне приготовьте обед.

– Вот так сразу? – спросил Гаделон.

– У меня на родине аппетит заявляет о себе с восходом солнца, – с улыбкой ответил Рауль.

– А жажда?

– Вообще никогда не проходит.

Кабатчик исчез.

Десять минут спустя Рауль направился в обеденный зал и не без удивления обнаружил, что за столом уже сидят его вчерашние знакомцы – те самые дворяне, один из которых шпионил в пользу маркизы.

Как и накануне, говорили они на испанском.

Рауль принялся за еду, сделал вид, что его мысли заняты чем-то совсем другим, и прислушался, не пропуская ни единого слова.

– Ну что? – спросил тот, который ночевал в городе. – Можешь этим утром сообщить мне что-нибудь новое?

– И да, и нет.

– Как это?

– Сейчас увидишь. Я возвратился в Шато. Но для начала позволь заметить, что моя ночь у окна прошла без всякой пользы.

– К еврейке никто так и не приходил?

– И не уходил тоже.

– Да? В самом деле?

– Тогда я отправился в замок.

– Видел графа?

– А то. По его словам, он только-только встал, но я заметил у него на сапогах несколько крапинок уже подсохшей грязи, красноречиво свидетельствовавших о том, что это ложь.

– Ничего нового в твоих словах нет, тем более, что вчера…

– Да погоди ты!

– Что, это еще не все?

– Конечно нет, сейчас я тебе все расскажу.

– В таком случае говори.

– Он ни в чем меня не подозревает, до такой степени, что даже со мной разоткровенничался.

– Вот идиот!

– Мы прогулялись по саду, вернее по болоту, потому как иначе как болотом сад Шато не назовешь. Он болтал о том, о сем, я же его слушал. За разговором мы спустились к башенке на берегу реки, в которой есть небольшая дверца, а за ней лестница, спускающаяся к Гаронне.

– Это я и без тебя знаю.

– У ее подножия стояла на якоре лодка, но не из тех, которыми пользуются в обычное время. Мы присели на парапет крепостного вала и увидели двух малых с молотком и гвоздями в руках, прилаживавших на корме лодки доску. «Что вы там делаете?» – окликнул их граф, позабыв о моем присутствии. «Течь устраняем», – ответил один из возившихся с доской. «Еще бы, – добавил другой, – с недавних пор эта посудина не раз сослужила хорошую службу». «Вот и славно», – ответил на это граф и тотчас ушел. Я последовал за ним. Через несколько мгновений он попросил прощения и откланялся, сославшись на то, что его ждут дела. Я же сначала вернулся во внутренний дворик, потом направился обратно к болоту, подошел к башенке, спустился к воде, обратился к одному из той парочки и спросил: «Слушай, приятель, мне казалось, что этой лодкой почти никто больше не пользуется». «В последнее время, сударь, она без дела не стоит». «Да быть того не может». «Ее теперь почти каждую ночь отвязывают». «Но кто?» «Этого я не знаю». Догадавшись, что он врет, я вложил ему в ладонь два луидора, а на словах добавил: «Сейчас нас не видит ни одна живая душа. Если скажешь, что лодкой каждый вечер пользуется граф Жорж де Блоссак, получишь еще столько же».

– И что он тебе ответил?

– Ничего. Только протянул руку и сунул в карман деньги.

– Эка невидаль! – произнес собеседник. – Ничего нового мы так и не выяснили. Ты ведь и так знал, что граф каждую ночь куда-то исчезает, разве нет?

– Ну конечно знал.

– Стало быть, дальше так и не продвинулся.

– Напротив!

– Что ты имеешь в виду?

– Если граф командует в Шато-Тромпетт, то я гардемарин знаменной стражи2 военного корабля Его Величества «Ла Белонна».

– Ну и что?

– В моем распоряжении имеется шлюпка, на которой по ночам, выполняя свой долг, я приглядываю за портом, чтобы не было никакой контрабанды.

– К чему это ты клонишь?

– А к тому, что прошлой ночью я расположился в ней на некотором расстоянии от известной тебе башенки…

– Ты следил за графом?

– Совершенно верно.

«Вот черт! – подумал Рауль, жадно ловя каждое слово. – Если предупредить кузена, придется признать, что его похождения для меня не тайна. Но если не сделать этого, с ним наверняка приключится беда. Что же делать?

Пока Рауль задавался этим вопросом, дверь обеденного зала «Единорога» распахнулась и в нее вошли пара господ.

Молодой человек не удержался и в удивлении покачал головой, узнав в них двоих из четырех гасконцев, которых он сначала повстречал в Лангоне, а через два часа у врат Кайю.

– Эге! – воскликнул граф де Коарасс. – Если не ошибаюсь, это наш юный друг?

– Он самый, сударь, – ответил Рауль, кланяясь и пожимая протянутую ему руку.

– Приветствую вас, мой дорогой друг, – сказал, в свою очередь, дворянин из Ажана, тот самый, что хвастливо называл себя племянником интенданта и утверждал, что приехал в Бордо заключить поистине королевский брак.

Впрочем, одежка на них была ничуть не лучше, чем накануне, разве что прибавилось дорожной грязи.

– И что вы здесь делаете? – спросил граф де Коарасс.

– Как видите, обедаю.

– Мы тоже намерены последовать вашему примеру. Эй! Кабатчик, наказание Господне! – рявкнул ажанец, грохнул кулаком по столу, а когда подошел Гаделон, добавил: – А ну принеси нам поесть, отравитель несчастный!

– Прошу меня простить, – с поклоном ответил хозяин постоялого двора, – но выполнить ваше приказание нет никакой возможности, по крайней мере сегодня.

– Почему это, плут ты этакий? – нахмурился граф де Коарасс.

– У меня захворал повар.

– Повар, говоришь?

Кабатчик склонился и сухо молвил ему на ушко:

– Я еще в прошлый раз предупреждал вас, что…

– Что у тебя заболел помощник?

– Нет, что в долг я вас больше кормить не буду!

– Ах ты деревенщина! – молвил ажанец. – Неужели тебе не ведомо, что я женюсь на самой прекрасной и богатой девушке во всем Бордо!

– Вот и славно! – ответил кабатчик. – Коли так, могу предложить свои услуги в подготовке свадебного пиршества.

– Считай, сговорились! А пока…

– Нет! – сердито отрезал Гаделон. – Вы и так уже должны мне шесть пистолей!

– Так что из этого? Я верну тебе тридцать.

– Нет.

– Любезный, – сказал кабатчику Рауль, прекрасно слышавший перепалку, хотя Гаделон и гасконцы переговаривались тихими голосами, – извольте накрыть этим господам за моим столом, это мои друзья.

– Вот как? – воскликнул хозяин харчевни. – Ну если так, то…

– Да-да, это сущая правда! – заверил его молодой человек.

Гасконцы протянули ему руки.

– Вы сама любезность, право слово! – сказал граф.

– Дворянин буквально во всем! – добавил ажанец.

– Я счастлив, что мне, наконец, будет с кем перемолвиться парой фраз, – произнес Рауль, – а то здесь смертная скука.

– Правда ваша!

– Тем более, что среди гостей этого заведения, – продолжал молодой человек, наконец найдя решение проблемы, еще совсем недавно в высшей степени его озадачивавшей, – есть весьма неприятные типы.

– Что вы говорите!

При этих словах один из говоривших по-испански вельмож вздрогнул. Второй, гардемарин знаменной стражи, резко вскочил на ноги.

– Это с какого же медвежьего угла к нам заявился сей мелкий дворянчик, а? – спросил он. – Вам что, с головой расстаться не терпится?

– Будь у меня физиономия вроде вашей, – ответил Рауль, – я бы не преминул это сделать, и без малейшего промедления.

– Ах ты наглец!

– Сударь, – холодно молвил молодой человек, – я терпеть не могу, когда при мне говорят на языке, которого я не понимаю, меня это жутко раздражает.

– Понятное дело, – глухо ответил на это гардемарин.

– Поэтому в будущем попрошу вас говорить по-французски.

– Что до меня, сударь, то я дам вам другой совет.

– Если хороший, не премину им воспользоваться.

– Берите шляпу, плащ и прогуляйтесь к Гаронне посмотреть какого цвета нынче утром в ней водичка.

– Дело в том, сударь, – возразил Рауль, – что у меня были другие планы.

– Неужели!

– Да, я собирался отправиться туда вместе с вами, всадить вам в брюхо на три дюйма шпагу, а в довершение всего искупать в реке. Для раненого нет ничего более пользительного, чем холодная купель.

– Ваш план, сударь, – ответил на это гардемарин, – просто замечателен, но с одним маленьким уточнением.

– Каким же?

– На берегу реки полно народу, который так и норовит влезть не в свое дело, поэтому там нам могут помешать. Однако в двух шагах отсюда, между ручьем Пег и дворцом Омбриер, перед часовней Сен-Жан есть укромный уголок, где мы будем как у себя дома.

– Да? Прекрасная идея.

– И если я вас убью, что вполне вероятно, то затолкаю пинками в Пег, вода которого, как утверждали древние, может и мертвого воскресить.

– Моими стараниями вам самому придется проверить это на собственном опыте.

И Рауль лихо заломил на голове шляпу.

Гасконцы в ошеломлении уставились на него.

– Сударь, – обратился он к графу де Коарассу, – полагаю, вы не откажетесь выступить в роли моего секунданта?

– Ну разумеется, мой дорогой друг… – ответил тот, поднимаясь на ноги.

– Овощи у вас – просто загляденье! – продолжал Рауль, повернувшись к кабатчику. – Я только убью этого господина и мы тотчас же вернемся за стол.

Гардемарин втихомолку перекинулся с приятелем парой фраз.

– Но это же нелепо! – сказал тот. – Зачем нам вообще понадобился этот юнец?

– Не знаю. Но отступаться от своего я не собираюсь.

– На наше счастье, фехтовальщик ты первостепенный, единственно, прошу его не убивать.

Соблаговолите сами выбрать где вам лучше свалиться в ручей.

– Ограничусь тем, что хорошенько пущу ему кровь.

Рауль с Коарассом уже вышли на улицу.

– Знаете, мой юный друг, – сказал ему граф, – вы чертовски обидчивы.

– Прошу меня простить, но это семейное проклятие.

– Вот дьявол! Вы хоть знаете с кем связались?

– Нет, конечно же. Откуда?

– Это шевалье де Ториньи.

– Подумаешь!

– Флотский офицер.

– Что вы говорите!

– И первый клинок Бордо!

– Надо же! – ответил Рауль. – Это мы еще посмотрим.

Когда постоялый двор «Единорог» остался позади, они прошли по улице Аржантье, обогнули дворец Омбриер и оказались на берегу ручья Пег, пересекающего Бордо с запада на восток, который в те времена еще не был заточен в трубы, как сейчас, а бежал открыто.

По пути четверке дворян попалось лишь несколько обывателей, спешивших по своим делам и не обративших на них никакого внимания.

На небольшой площади не оказалось ни души.

– Сударь, – насмешливо молвил гардемарин, – соблаговолите сами выбрать где вам лучше свалиться в ручей.

– Подобное бахвальство обернется для вас бедой! – холодно ответил Рауль.

И выхватил шпагу.

Гардемарин не замедлил последовать его примеру.

– Сударь, – добавил Рауль, – мне так не терпится проверить, действительно ли водичка Пег обладает способностью воскрешать мертвых, что свою работу я намерен проделать как можно быстрее.

И скрестил шпагу с клинком шевалье де Ториньи, который встал в стойку с элегантностью и спокойствием искусного фехтовальщика.

VI

Шевалье де Ториньи не просто мастерски владел шпагой, но и в некотором роде слыл профессиональным дуэлянтом. Дрался с радостью и удовольствием, да еще и проявлял великодушие, по тем временам весьма редкое. Единственным уроком, который он обычно преподавал противникам, был незначительный удар в руку или чуть ниже плеча.

Однако на этот раз шевалье взъярился не на шутку. Рауль де Блоссак бросил ему вызов дерзко, хладнокровно и без видимой на то причины. Однако де Ториньи уже догадался, что в лице этого молодого человека, совершенно ему не знакомого, встретил серьезного врага.

Почему?

На этот вопрос он ответить пока бы не смог, хотя ему было отчетливо ясно, что от юнца надо избавиться любой ценой, позабыв о всякой пощаде.

Вступив в схватку, шевалье сразу понял, что противник вполне достоин его самого.

Сей мелкий провинциальный дворянчик, впервые приехавший в столицу Гаскони, демонстрировал не только храбрость, но и изумительную ловкость в искусстве владения клинком.

Умелая защита, грамотные выпады, стремительные контратаки, гибкая и легкая кисть, – всего этого у него было в достатке.

Шевалье, у которого, по всей видимости, имелось множество других дел, хотел поскорее закончить, а не развлекаться элегантными пассами и бряцаньем стали, пытаясь прощупать противника.

Он с ходу бросился в атаку. Его первые удары Рауль отбил, не переходя в наступление. Все больше теряя хладнокровие, шевалье то и дело прибегал к своим секретным приемам, но Рауль их с завидным постоянством парировал.

– Черт бы тебя побрал! – в конечном счете гневно воскликнул шевалье. – Да что же я никак не могу прикончить этого сопляка?

И нанес сокрушительный удар.

Но его клинок провалился в пустоту. Рауль увернулся, отскочив в сторону. С уст шевалье сорвалось новое проклятие. Губы молодого человека расплылись в улыбке.

Этот смех окончательно поверг де Ториньи в отчаяние.

Он ринулся на врага со злобой, все больше и больше заполонявшей его душу.

– Сударь, – с прежней улыбкой сказал ему Рауль, – хотя я и не имею чести вас знать, убивать вас мне будет весьма досадно.

– Мы еще посмотрим кто кого! – заорал вне себя шевалье.

– Да погодите вы! – продолжал Рауль. – Не исключено, что нам удастся договориться…

– Каким это образом?

– Если вы соблаговолите дать мне слово вернуться к себе и двое суток не высовывать из дома носу, я с удовольствием откажусь от намерения пустить вам кровь.

Красавица-еврейка Сара

– Презренный хвастун! – возопил шевалье, вкладывая в выпады все свое искусство, но все равно не в состоянии дотянуться до Рауля.

– Более того, чтобы пощадить ваше самолюбие, я даже позволю вам проткнуть мне плечо.

– И по какой надобности мне, по-вашему, запираться в собственном доме?

– Это я сохраню в тайне.

– Ага! – воскликнул шевалье, никак не в состоянии справиться с гневом. – Я, кажется, догадываюсь…

– В самом деле?

– Вы знаете испанский?

– Немного.

– И на постоялом дворе подслушали мой разговор?

– Вполне возможно.

– Надо полагать, вы друг графа Жоржа де Блоссака, к которому я не питаю ничего кроме ненависти?

– Это мой кузен.

– Что вы говорите! – ухмыльнулся шевалье де Ториньи. – Теперь мне все ясно.

И в неописуемой злобе бросился на Рауля, который отбил и этот выпад, все больше успокаиваясь по мере того, как в груди противника нарастала ярость.

– Сударь, – сказал молодой человек, – вы дворянин и офицер короля…

– Вам-то что за дело?

– Тем не менее, вы встали на прескверную стезю и выбрали для себя ремесло шпиона…

– Да вы меня оскорбляете! – проревел шевалье.

– Раз уж у нас в руках оружие, я имею на это полное право.

Шевалье вновь сделал стремительный выпад, но его клинок, как и в прошлый раз, снова ушел в пустоту.

Одновременно с этим он оступился, потерял равновесие и не успел даже подняться, как ему в грудь уперся кончик шпаги Рауля.

– Сударь, – произнес молодой человек, – вы, полагаю, мертвец, ну или почти. Самое время дать мне клятву, на которой я настаиваю.

– Никогда! – в бешенстве отрезал шевалье.

Рауль отпрыгнул назад.

– Ну что ж! – ответил он. – Потом не говорите, что я не проявил к вам великодушия!

Затем встал в защитную позицию и добавил:

– Продолжим, сударь!

Схватка возобновилась еще ожесточеннее прежнего, с той лишь разницей, что Рауль теперь не просто защищался, но и энергично нападал.

– Сами напросились! – повторял он. – Сами!

Через две минуты его шпага на всю длину вошла в грудь месье де Ториньи.

Шевалье рухнул бесформенной кучей.

– Браво! – прошептал граф де Коарасс.

Секундант со стороны шевалье бросился вперед и склонился над раненым. Тот открыл глаза, уже подернутые поволокой смерти, посмотрел на него и сказал:

– Ты ведь отомстишь за меня, правда?

И испустил дух.

– Мой юный друг, – молвил граф де Коарасс, вместе с Раулем отходя от ручья, – вы вели себя как настоящий храбрец, но при этом впутались в весьма грязное дело.

– Полноте! – ответил Рауль. – Да и потом, как знать…

С этими словами он зашагал обратно по улице Аржантье.

– Как! – сказал ему Коарасс. – Вы посмеете возвратиться на постоялый двор «Единорог»?

– А почему бы и нет?

– Но через каких-то десять минут туда толпой сбегутся друзья шевалье, которого вы только что убили…