Отголоски безысходности

Под деревом я заметила грушу. Но она оказалась гнилой. Рядом валялась ещё одна – такая же. Мир будто издевался: плоды есть, но они мертвы, как и всё вокруг. В сарае неподалёку я нашла строительную лампу, но строить было нечего, и лампа мне не пригодилась.

Я почти в открытую, почти бегом, направилась к колонке. Вокруг стояла тишина, нарушаемая лишь пением птиц и моими шагами. Ни рычания, ничего. Только я и утро.

По дороге я наткнулась на кабельную катушку, но и её оставила. Зато услышала звон. Часы. Они пробили семь раз. Я подошла ближе и убедилась: действительно, семь утра. Хоть какой-то ориентир во времени. Хоть что-то, что связывает меня с прежним миром.

Теперь я знала, как выглядит утро здесь. И это было важно.

Тарахтя всем своим добром в рюкзаке, я добралась до колонки. Мертвецов поблизости не было, и я надеялась, что они не слышали меня.

По пути я заглянула в газетный киоск. Когда-то такой же спас меня от ходячего в самом начале пути. Внутри я нашла рваную блузку, а в её кармане – удивительно свежую коробку спичек. Я невольно улыбнулась. Теперь я могла развести костёр. И не нужно было выдумывать хитрые наборы из палочек и трухи, и совершать ритуальные танцы с бубном.

Мир снова подкинул мне маленький подарок – спасибо.

Колонка показалась впереди, но я решила пройти чуть дальше, заглянуть в ещё один газетный киоск. Пусто. В другом – лишь разбитый будильник, стрелки которого застыли, будто время здесь умерло вместе с людьми.

Впереди шатался мертвец. Я не стала испытывать судьбу и спустилась к причалу. Там, у воды, он меня не заметит. Я пробежала почти в открытую, но меня никто не заметил, к счастью.

Колонка уже была близко. Я чувствовала, как привычка к этому миру постепенно въедается в меня. Я начинаю двигаться увереннее, дышать ровнее, смотреть на всё не с ужасом, а с холодной внимательностью. И это пугало больше всего.

По пути я нашла магазин для пистолета под калибр .357. Никогда раньше не видела такого. Я взяла его, не разряжая. Вдруг это окажется ключом к чему-то большему.

У колонки я опустошила бутылку и наполнила её свежей водой. Холодная, чистая – она приятно обожгла горло, и я ощутила, как жизнь возвращается в тело. После этого я достала батончик. Есть не хотелось, но я заставила себя. Перед дорогой лучше быть сытой, даже если есть не особо хочется.

Я остановилась и огляделась. Что я имею? Я сыта. Я не мучаюсь от жажды. Я здорова. У меня есть оружие, патроны – пусть немного, но для меня это сокровища, редкие, как золото. У меня есть карта. Я знаю, где нахожусь. Я знаю, который час.

И всё же сомнение не отпускало. Каждый шаг вперёд – это шаг в неизвестность. Каждый город может оказаться последним. Но стоять на месте – значит умереть здесь и сейчас.

Я глубоко вдохнула, поправила рюкзак и сжала рукоять ножа.

– Ну что ж… – сказала я себе. – Погнали.

Рюкзак тянул плечи вниз, одежда липла к телу. Я напихала в него слишком много – оружие, патроны, какие‑то случайные находки. Всё это превращало бег в мучение. Каждый шаг отзывался в спине тупой болью, но останавливаться было нельзя.

По пути я заглядывала в газетные киоски. Пустота. Лишь пыль и обрывки бумаги, которые шевелились от сквозняка, будто шептали забытые слова.

И вдруг – находка. Второй магазин для пистолета под калибр .357, полностью снаряжённый. Я замерла. Кто его оставил? Случайность? Или чья‑то рука специально подбросила мне этот подарок? Мысль о том, что кто‑то может наблюдать за мной, не отпускала.

Две части города разделял речной канал. Чтобы добраться до моста, нужно было пройти почти через весь город вглубь. Другого пути не было. Я вздохнула: «если так надо – значит, так надо».

По дороге к берегу я заметила слишком много ходячих. Их было столько, что я решила: лучше обойти, чем рисковать.

В сарае я нашла коробку гвоздей и автомобильный радиатор. Зачем их здесь так много, если машин я ещё ни разу не видела? Мир будто оставлял мне загадки, на которые не существовало ответов. Кто, в своём уме, стал бы тащить в руках, в такой обстановке, автомобильный радиатор весом в несколько килограмм? Только безумец, не иначе.

Чуть дальше – пустая стеклянная бутылка. Я подняла её, и на мгновение ощутила радость. Простая вещь, но в ней было что‑то правильное, нужное. Хотя места в рюкзаке почти не осталось.

Я вскрыла коробки с гвоздями. Они оказались неполными, и я пересыпала их в одну. Получилось около двух сотен. Пересчитывать каждый было бы издевательством, по этому, это был примерный результат, учитывая что на коробке было написано «Гвозди – 300 шт.». Но теперь у меня был запас, который мог пригодиться для чего угодно – от ловушек до ремонта.

Рюкзак стал ещё тяжелее. И я почувствовала, что сама становлюсь похожа на этот рюкзак – набитая до предела, перегруженная, но всё ещё идущая вперёд.

Интерлюдия №7

Мой рюкзак стал продолжением меня. Он тянет вниз, вдавливает плечи, натирает кожу, но я не могу его сбросить. В нём – всё, что у меня есть. Каждая вещь, каждая находка – как воспоминание, как часть моей новой плоти. Я и сама становлюсь похожа на этот рюкзак: набитая до предела, перегруженная, но всё ещё идущая.

Я думаю о том, как странно устроен этот мир. Всё, что раньше было мусором – пустая бутылка, коробка спичек, горсть гвоздей – теперь становится сокровищем. А то, что когда-то считалось богатством – деньги, украшения, даже дома – превратилось в пыль. Мир перевернулся, и вместе с ним перевернулась я.

Я всё чаще ловлю себя на мысли, что начинаю привыкать. Привыкать к мертвецам, к тишине, к звукам, от которых замирает сердце. Привыкать к тому, что жизнь измеряется не днями, а шагами. Каждый шаг – это победа. Каждый вдох – это отсрочка.

Но что страшнее всего – я начинаю привыкать к самой себе такой. К женщине, которая идёт по городу, обвешанная оружием, с тяжёлым рюкзаком за спиной, и чувствует в этом не только усталость, но и странное удовольствие. Как будто тяжесть делает меня реальной. Как будто боль в плечах напоминает: я ещё жива.

Может быть, именно так и рождается новая я. Не та, что была раньше, а та, что умеет находить смысл в гнилой груше, радость в коробке спичек и силу в рюкзаке, который грозит сломать позвоночник.

Я иду дальше. Потому что идти – это единственное, что у меня осталось. И, может быть, единственное, что делает меня человеком.

Продолжение

Я немного освободила место в рюкзаке. Решила оставить только один магазин для пистолета, а второй разрядить и выбросить. Пусть будет легче. Затем распаковала коробки с патронами для пистолета‑пулемёта. В одной оказалось тридцать пять, и в другой – тоже тридцать пять. Полные коробки. Кажется, я сорвала джекпот.

Пока всё складывалось слишком хорошо. Даже подозрительно.

Я разложила вещи в сумке более компактно и пошла дальше. На горизонте показался завод. Первая мысль – там может быть оружие. Что‑то более грубое, тяжёлое, чем нож. Бита. Топор. В этом было что‑то притягательное: оружие, которое не стреляет, а ломает, крошит, чувствуется в руках всем телом, да и дистанцию атаки увеличивает от «вплотную» до «вытянутая рука».

Ветер завыл в руинах, и на миг мне показалось, что это вой волков. Но нет – всего лишь пустота, играющая со мной.

И тут я нашла карабин. Он стрелял тем самым калибром .357, под который у меня уже были магазины. Но передо мной встала дилемма. Рюкзак был забит до предела. За одним плечом висел дробовик, за другим – пистолет‑пулемёт, за пояс был заткнут пистолет и нож. Всё это занимало слишком много места.

Что выбрать? Что оставить?

Я взяла карабин в руки. Он был холодный, тяжёлый, но удивительно удобный. В нём было четыре патрона, у меня ещё восемь. Я решила дозарядить его.

Долго перекладывала вещи, разгребала, складывала аккуратнее. В итоге впихнула пистолет‑пулемёт в карман куртки. Он торчал, мешал, натирал бок, но я всё же смогла унести ещё больше оружия.

Я посмотрела на себя со стороны и усмехнулась. Я уже не знала, нужно ли мне так много оружия. С моим невысоким ростом, и размером рюкзака за моей спиной, я была похожа на агрессивно-настроенного гномика. Но отказаться от оружие было ещё труднее, чем унести его с собой каким-то образом.

Мой живот немного заурчал, когда я наткнулась на странные консервы. Банки без единой надписи, без намёка на то, что внутри. Слишком загадочные, слишком подозрительные. В этом мире риск мог стоить жизни, и я решила не брать их. Пусть остаются там, где лежали.

В руках у меня был карабин. Я сжала его крепче и направилась в сторону промышленной зоны. Чем ближе я подходила, тем сильнее росло ощущение, что здесь может быть кто-то живой. Большие здания, доступ на крыши – идеальное место, чтобы укрыться. А рядом – большой город, значит, и припасов могло быть достаточно. Эта мысль не отпускала меня, свербела в голове, заставляла оглядываться.

И вдруг – рык. За забором. Я замерла, но не успела ничего предпринять: через ограду перемахнул ходячий. Его движения были резкими, но неуклюжими. Он двинулся в мою сторону.

Я пригнулась, почти легла на землю, и, стараясь не шуметь, поползла прочь. Сердце билось так громко, что казалось – он услышит его. Но пока всё складывалось удачно.

Я решила не рисковать и обойти промзону. Передо мной возвышался небольшой холм, заросший деревьями. Я поднялась туда, чувствуя, как ветви царапают кожу, как влажная земля прилипает к ладоням. Но именно здесь я могла быть невидимой.

С холма открывался вид на промзону. Серые корпуса, пустые окна, словно глаза, наблюдали за мной. Я знала: если кто-то и поселился здесь, то он уже видел меня. Но я всё равно пошла дальше, скрываясь в тени деревьев.

На холме я заметила небольшое здание, похожее на сарай. Но чем ближе подходила, тем яснее становилось: это не просто сарай. Передо мной тянулся забор, увитый колючей проволокой. За ним – навесы, прикрытые военными маскировочными сетями. Это был лагерь. Настоящий военный лагерь.

Я замерла, прислушалась. Тишина. Ни шагов, ни голосов. Только ветер, цепляющийся за проволоку. Я решилась и осторожно вошла на территорию этого лагеря.

Внутри стояли несколько палаток, что-то вроде казарм, и ряды биотуалетов. Я воспользовалась одним из них – странное чувство: даже такие мелочи здесь казались роскошью, напоминанием о нормальной жизни.

В одной из палаток я нашла съёмные карманы, которые некуда было прицепить и охотничьи ботинки. Они выглядели куда надёжнее моих походных. Я переобулась, и ступни словно вздохнули с облегчением: кожа плотнее обхватила ногу, подошва мягко пружинила, обещая уверенность на пересечённой местности.

Дальше – противогаз. Боевой, тяжёлый, с запахом резины. Я надела его, и мир вокруг изменился: дыхание стало глухим, ритмичным, как удары сердца. Моя старая повязка на лицо теперь казалась детской игрушкой.

Я нашла несколько дымовых гранат и патрульные куртки. Долго думала: дым – это инструмент, но и риск. Если кто-то увидит облако, скрытность исчезнет. Но как отвлекающий манёвр… да, одна граната могла спасти жизнь. Я решила взять её.

Мой дезинфицирующий спрей как раз почти закончился. Я обработала бинты. рваные лоскуты одежды, выбросила пустую банку и положила гранату на её место.

Лагерь был пуст, но его тишина казалась слишком правильной. Словно кто-то только что ушёл. Или всё ещё наблюдает.

Отлично. Теперь, если вдруг мне встретятся враждебные люди, я хотя бы смогу отвлечь их дымом. Эта мысль немного успокаивала.

Дышать в противогазе было тяжело. Воздух становился вязким, каждое дыхание отдавалось в груди глухим эхом. Но снять его я не могла – положить было некуда, а вдруг он бы понадобился?

Так или иначе, пришлось пройти через участок промзоны. Здесь бродили ходячие. Кроме них – никого. Один из них оказался запертым в старом амбаре. Как? Это я захлопнула дверь и оставила его там, словно призрака, прикованного к бутылкам и пустым столам.

Впереди показался портовый склад. Контейнеры громоздились друг на друга, как гигантские кубики, и в каждом могло скрываться что-то ценное. Я решила направиться туда.

По пути пришлось добить одного из ходячих. Его тело было холодным, но у него я нашла банку паштета. И вот что странно – паштет был тёплым.

Я замерла, держа банку в руках. Как? Откуда?

Мертвец был холоден, как лёд. Но еда у него – будто пару часов как достали из печки . Эта находка поселила во мне тревожные мысли. Может быть, он погиб совсем недавно. Может быть, ещё недавно он был человеком.

И я вдруг остро ощутила: граница между «живым» и «мертвым» здесь куда тоньше, чем я привыкла думать.

Оружие, которое я несла с собой, давало странное спокойствие. Настолько большое, что я уже не боялась идти по открытой местности. Казалось, будто я стала неуязвимой. И всё же где‑то глубоко внутри оставалась осторожность: не мертвецы, а чужие глаза могли заметить меня. Поэтому я свернула в узкие проходы между контейнерами, где тени были гуще.

Возле одного из контейнеров бродил ходячий. Он метался, словно чуял кого‑то внутри. Но вскоре развернулся и ушёл. Пустота. Я нашла фонарик, но без батарейки – бесполезный кусок пластика.

И тут – рычание. Из‑за забора на меня бросился ходячий. Я не стала сражаться: сил на резкие движения уже не хватало. Я просто ускорила шаг, стараясь уйти от него, пока между нами оставалось расстояние.

Тело ныло от усталости. Я проголодалась, хотя есть не хотелось. Но голод – это не просьба, а приказ. Я достала паштет, найденный у мертвеца. Его можно было есть на ходу. Пришлось снять противогаз: холодный воздух коснулся кожи лица, и это ощущение было почти интимным, как прикосновение. Я быстро съела паштет и добавила к нему вафельный батончик. Снова натянула противогаз и побежала дальше.

И вдруг услышала жужжание мух. Или мне показалось? Я усмехнулась: странно, что я вообще обратила внимание. Мухи всегда были рядом. Но теперь даже их звук казался предвестием чего‑то.

На болоте, рядом с городом, я заметила сарай. Маленький, перекошенный, но с дверью, которую можно было закрыть. Я вошла внутрь, заперлась на отмычку и впервые за долгое время позволила себе выдохнуть.

Сарай пах сыростью и гнилью, но для меня он был маленьким укрытием, хоть и временным. Пусть даже на один вдох.

Эпилог

Я оглядываюсь назад – и понимаю, что весь мой путь был соткан из мелочей. Ножи, ружья, патроны, пустые бутылки, коробки спичек, гнилые груши, тёплый паштет, найденный у холодного мертвеца… Всё это – как странные знаки, оставленные кем‑то, кто будто ведёт меня по этому острову. Или полуострову. Или миру, который давно перестал быть тем, что я знала.

Каждая находка была не просто вещью. Она была вопросом. Что значит оружие, если оно лишь даёт иллюзию силы? Что значит еда, если она может оказаться ядом? Что значит вода, если её глоток – это отсрочка, а не спасение?

Я думаю о мертвецах. Они ходят рядом, но я всё чаще ловлю себя на мысли: они не враги. Они – зеркало. Они показывают мне, какой я могу стать, если перестану идти. Они – память о том, что жизнь и смерть здесь разделяет лишь тонкая, почти прозрачная грань.

Я думаю о людях. Есть ли они ещё? Или я одна? Иногда мне кажется, что кто‑то наблюдает за мной. Слишком уж часто я нахожу то, что нужно именно в этот момент. Случайность? Или чей‑то замысел? Может быть, этот остров – не просто руины, а чья‑то игра. Лабиринт, в котором я – живая пешка.

Я думаю о себе. Я очнулась здесь другой. Я боялась, пряталась, дрожала от каждого шороха. Теперь я иду открыто, с оружием за плечами, с противогазом на лице, с тяжёлым рюкзаком, который стал частью моего тела. Я изменилась. Но кем я стала? Солдатом? Тенью? Или просто женщиной, которая научилась находить силу в боли и смысл в случайных находках?

И я думаю о мире. Что здесь произошло? Почему всё это случилось? Болезнь? Война? Кара? Или просто естественный конец цивилизации, которая слишком долго верила в свою вечность? Ответа нет. И, может быть, он не нужен.

Потому что я поняла главное: смысл не в том, чтобы знать, что произошло. Смысл в том, чтобы идти дальше. Пока я иду – я жива. Пока я дышу – этот мир ещё не победил меня.

А что ждёт впереди… пусть останется тайной. Ведь именно тайна и держит меня в движении.

Продолжение следует