Отголоски безысходности

Андрей Захаров

Отголоски безысходности

Отголосок №1 – Пустые бочки

Я очнулся на холодной земле. Подо мной – влажная трава, над головой – серое небо, будто выцветшее от времени. Лес вокруг стоял глухой стеной, и только ветер шевелил верхушки деревьев. Я дрожал – на мне лишь тонкая футболка и короткие штаны. Холод пробирал до костей, будто сам воздух хотел вытолкнуть меня отсюда.

В карманах – бинт, химсвет и яблоко. Я сжал его в ладони, чувствуя гладкую кожицу. Оно казалось слишком ценным, чтобы съесть сразу. Яблоко стало символом надежды. Я оставил его на потом.

Рядом стоял покосившийся домик и несколько кладовен с бревнами. Я пошёл туда, стараясь не шуметь. Каждый шаг отдавался в ушах гулким эхом моего собственного дыхания. Дверь дома была распахнута, словно кто-то ушёл в спешке. Внутри – пустота. Пыль, запах сырости и тишина, от которой звенело в голове. В коридоре я нашёл налобный фонарик. Хоть какая-то защита от темноты.

С холма вниз вела тропинка. Там я заметил вагончик. Внутри – старые штаны. Изношенные, но теплее моих. Я натянул их и почувствовал, как холод отпустил хоть немного.

Оглянувшись, я увидел столб дыма, поднимающийся из глубины леса. Сердце сжалось. Дым значит жизнь. Или смерть. Я долго стоял, слушая, как ветер играет в ветвях, и решал: идти или нет. Но оставаться здесь – значит замёрзнуть и умереть. Я пошёл.

Лес встретил меня настороженной тишиной. Где-то мелькнула лисица, птицы вспорхнули с веток. Я искал оружие. Сломал куст, вытащил длинную палку. Когда острая ветка распорола кожу, я зашипел от боли. Перебинтовался. Теперь у меня хотя бы что-то в руках.

По пути наткнулся на ручей. Вода была мутная, но жажда жгла горло. Я пил, чувствуя, как холодная жидкость обжигает изнутри. Вкус ржавчины и земли, но я не мог остановиться.

На вершине холма я увидел его – вертолёт. Разбитый, дымящийся. Вокруг лежали тела. Шесть неподвижных фигур. Сначала я подумал, что они мертвы. Но потом один пошевелился. И я понял – это мертвецы.

Рядом с вертолётом были припасы. Я решился. Попробовал пробраться мимо. Один заметил меня. Его глаза были пустыми, движения – резкими. Я ударил палкой. Ещё раз. И ещё. Он рухнул. Я стоял, задыхаясь, не веря, что смог.

Я схватил всё, что смог унести: сигнальный пистолет, шемаг, армейские штаны, ботинки, прицел, нож, магазин. Даже маскировочный капюшон. Всё это казалось спасением. Но шум привлёк ещё двоих. Они бросились на меня. Я сжал нож. Удары, крики, запах гнили. Когда всё закончилось, я стоял над их телами, руки дрожали, сердце колотилось. Я победил. Но внутри было пусто.

Я ушёл от вертолёта, пока сюда не пришёл кто-то ещё. В лесу нашёл грибы. Гнилые. Один взял – вдруг пригодится. Но голод и жажда только усиливались. Вокруг – ни следа поселений. Только лес, холод и тишина, которая давит сильнее, чем любой враг.

Я решил идти куда глаза глядят. Лес закончился, и я вышел на дорогу. На обочине стоял указатель: Каменск – 2 км прямо, Лесогорск – 2 км направо. Я выбрал Лесогорск. Дорога вела выше по холму, а значит, там будет обзор. В этом мире видеть дальше – значит жить дольше.

Голод стал невыносимым. Живот урчал так громко, что казалось – его услышит весь лес. Слюна горчила во рту, ноги наливались свинцом.

По пути я наткнулся на вагончик – пустой. Рядом водокачка. Внутри – старый шлем, весь в трещинах и ржавчине. Я оставил его. Шемаг греет лучше, а лишний вес – враг.

Вскоре показались домики. Видимо, это и был Лесогорск. Я остановился, присел в траве и достал прицел, найденный у вертолёта. Линза треснута, но сквозь неё всё же можно что-то разглядеть. В поле зрения – один мертвец. Больше никого.

Я вошёл в первый дом. Дверь была распахнута, будто кто-то уже обшарил его. Но удача улыбнулась – я нашёл рюкзак. Теперь всё моё барахло можно сложить аккуратно. Там же – бутылка с алкогольной настойкой. Полезная вещь.

В следующем доме я услышал петуха. Сердце ухнуло вниз. Еда. Настоящая еда. Я съел яблоко, чтобы не потерять сознание от голода, и пошёл на звук. Пара ударов – и птица затихла. Я разделал её прямо на земле. Сырое мясо и кости – всё пошло в дело. Может, получится сделать костяной нож или шило.

Живот урчал всё сильнее. Я решил избавиться от единственного мертвеца в посёлке. Подкрался сзади и вонзил нож ему в шею. Он рухнул без звука.

Во втором доме я нашёл печку. Внутри ещё оставалась зола. Я наломал веток, ножом поскрёб кору с дерева. Искры вспыхнули, и вскоре в печи загорелся огонь. Я положил два куска мяса на запекание, а один решил высушить – пусть будет запас. Пока мясо готовилось, я вырезал из кости шило. Пусть грубое, но инструмент.

Когда мясо было готово, я сунул его в карманы. Тепло от еды согревало бёдра, будто я носил с собой маленький костёр. Но руки были в крови. Нужно было их отмыть.

Я вышел на улицу – и тут на меня бросился мертвец. Его когти полоснули по коже, но глубоко не задели. Кровь не пошла. Повезло. Я оттолкнул его и добил ножом.

Я пошёл дальше по дороге, надеясь найти ручей или хоть что-то, чтобы смыть кровь. Но внезапно меня скрутило. Желудок сжался, горло обожгло. Я согнулся и вырвал всё, что было внутри. Пот залил лицо, руки дрожали.

Что-то не так. Очень не так.

Мне нужно было срочно помыть руки и поесть. Я убеждал себя, что всё это – просто от голода. Но тело не слушалось.

Я шёл по дороге, когда заметил впереди в лесу туман. Он лежал плотным белым ковром, будто скрывал что-то. Тишина вокруг была гнетущей. Ни птиц, ни ветра. Я решил спуститься и проверить.

На подходе меня снова вырвало. Я согнулся, держась за живот, и понял – это не просто голод. Кажется, я чем-то заболел. Но когда? Как?

Я поднялся и осторожно вошёл в туман. Первый вдох обжёг лёгкие, словно я вдохнул кислоту. Я закашлялся кровью. Паника захлестнула. Я выбрался обратно, хватая ртом воздух, и понял: туда нельзя. Никогда.

Я продолжил путь и вскоре увидел посёлок, больше прежнего. Сердце сжалось от надежды: может, там есть лекарства.

Первые дома оказались пустыми. В одном из них, когда я выходил, на меня набросился мертвец. Его когти полоснули по коже, оставив глубокую царапину. Я успел перебинтоваться, но руки дрожали.

На окраине я нашёл церквушку. У входа лежал священник. Не живой. Но и не совсем мёртвый. Его лицо застыло в странной гримасе, будто он пытался молиться в последний миг. Я прошёл мимо, стараясь не задерживать взгляд.

Я насчитал в посёлке не меньше семи мертвецов. Решил обходить их, но не всегда получалось. – Первая схватка. Кровь, удары, тяжёлое дыхание. – Два дома. Нашёл иголку и нитки. Мелочь, но может спасти жизнь. – Ещё схватка. – Ещё два дома. Пусто. – Ещё бой. – Дом, где на полу валялось детское платье. Я поднял его и замер. Оно было чистым, аккуратным. Я подумал о девочке, которая его носила. Где она теперь? Ответ был очевиден.

Ещё одна схватка. В теле мертвеца я нашёл бутылку для воды. Грязную, вонючую, но выбора не было. Я умирал от жажды. Я выпил, не думая. Горло сжало, желудок взбунтовался. Но я не мог остановиться.

Лекарств не было. Колонки с водой тоже. Надежда таяла. Жажда и голод росли. Меня снова вырвало. Потом ещё. С каждым разом становилось хуже.

Я решил идти дальше, искать другой посёлок. Но до него было три километра. Я мог не дойти. Мысль о том, что в этом посёлке не может не быть колонки, не отпускала. Люди ведь должны были где-то брать воду.

Я вернулся. И нашёл её. Колонка. Я помыл руки, набрал свежей воды в бутылку и сделал глоток. Меня вырвало. Я сделал ещё один. Снова рвота.

Я стоял, держась за железный корпус колонки, и чувствовал, как силы уходят. Вода, еда, лекарства – всё мимо. Я умирал медленно, и ничто не могло остановить этот процесс.

И вот в этот миг я подумал: как же странно устроен человек. Мы живём в мире, где вода течёт из крана, где еда лежит на полках магазинов, где тепло – это просто поворот ручки батареи. Мы не замечаем этого. Мы считаем это должным. А когда всё исчезает – только тогда понимаем, что каждая капля воды, каждый кусок хлеба, каждый вдох чистого воздуха – это чудо.

Я вспомнил, как когда-то жаловался на мелочи: на холодный чай, на шум соседей, на пробки в городе. Сейчас бы я отдал всё, чтобы снова оказаться там, среди этих «проблем». Потому что настоящие проблемы – вот они. Когда твой желудок выворачивает от голода, когда каждая глотка воды может убить, когда смерть смотрит на тебя пустыми глазами мертвеца.

Может быть, всё это – расплата. За нашу беспечность. За то, что мы разучились ценить простое. За то, что мы забыли, каково это – быть благодарным за сам факт жизни.

Я не знаю, доживу ли до завтра. Но если доживу – я буду помнить: каждый день, когда ты можешь есть, пить и дышать без страха, – это подарок. И мы слишком долго принимали этот подарок как должное.

Жажда и голод грызли меня изнутри, как два зверя, которых невозможно насытить. В кармане остался лишь один кусок сушёного мяса – последняя надежда, последняя иллюзия. Я сказал себе: потерплю. Но терпение не лечит. Оно лишь оттягивает конец.

Если жизнь – это сто процентов, а смерть – ноль, то я был где-то на границе двадцати. И с каждым шагом эта цифра таяла, как снег под дождём.

Я шёл дальше. Мир вокруг плыл, линии деревьев расплывались, земля уходила из-под ног. Каждое движение было подвигом. И тут небо разверзлось – пошёл дождь. Лёд и вода впивались в кожу, одежда прилипла к телу, и я почувствовал, что сам становлюсь частью этой сырой, холодной земли.

В лесу я наткнулся на домик. Внутри – градусник. 40,2. Моё тело горело, как костёр, но этот огонь не согревал – он пожирал меня.

Над деревьями я увидел странную конструкцию – метеостанцию или вышку, возвышавшуюся, как маяк. Она казалась ближе, чем посёлок. Я пошёл туда, цепляясь за эту иллюзию спасения.

Это оказался колхоз. Но не пустой. Двое мертвецов бросились на меня сразу. Я едва справился. Их когти оставили на мне две раны. Бинтов не было. Я зашил их иголкой и нитками, кусая губы до крови, чтобы не закричать.

На территории стояли свежие деревянные постройки. Сердце дрогнуло: может, здесь кто-то есть. Может, лекарства. Может, помощь. Но надежда – это коварная вещь. Она даёт силы идти вперёд, но когда рушится – убивает быстрее болезни.

Я зашёл внутрь. Там были бочки. Я открыл одну. Пусто. Другую. Пусто. Силы уходили. Я оставил там почти всё, что нёс: вещи, которые больше не имели смысла. Взял только кусок мяса, почти пустую бутылку воды и костяное шило. Мясо я съел. Но легче не стало. Меня снова вырвало.

Я увидел хлев. Внутри – ещё одна бочка. Я еле дошёл до неё. Еле открыл. Внутри – ничего. Только сломанный замок.

Я упал на землю. Сил больше не было.

И тогда я понял: смерть всегда была рядом. Она шла со мной от самого берега, шаг в шаг, и лишь ждала, когда я оступлюсь.

Я вспомнил воду из крана. Тёплый хлеб. Смех людей. Всё то, что мы считали вечным. Но вечного нет. Есть только миг. И этот миг – мой последний.

Я закрыл глаза. Мир растворился.

Я очнулся на холодной земле. Подо мной – влажная трава, над головой – серое небо, будто выцветшее от времени. Лес вокруг стоял глухой стеной, и только ветер шевелил верхушки деревьев. Я дрожал – на мне лишь тонкая футболка и короткие штаны. Холод пробирал до костей, будто сам воздух хотел вынуть душу из моего тела.

В карманах – бинт, химсвет и яблоко. Я сжал его в ладони, чувствуя гладкую кожицу. Оно казалось слишком ценным, чтобы съесть сразу. Яблоко стало символом надежды. Я оставил его на потом.

Рядом стоял покосившийся домик и несколько полных брёвниц. Я пошёл туда, стараясь не шуметь. Каждый шаг отдавался в ушах гулким эхом моего собственного дыхания. Дверь дома была распахнута, словно кто-то ушёл в спешке. Внутри – пустота. Пыль, запах сырости и тишина, от которой звенело в голове. В коридоре я нашёл налобный фонарик. Хоть какая-то защита от темноты.

С холма вниз вела тропинка. Там я заметил вагончик. Внутри – старые штаны. Изношенные, но теплее моих. Я натянул их и почувствовал, как холод отпустил хоть немного.

Оглянувшись, я увидел столб дыма, поднимающийся из глубины леса. Сердце сжалось. Дым значит жизнь. Или смерть. Я долго стоял, слушая, как ветер играет в ветвях, и решал: идти или нет. Но оставаться здесь – значит замерзнуть и умереть. Я пошёл.

Лес встретил меня настороженной тишиной. Где-то мелькнула лисица, птицы вспорхнули с веток. Я искал хоть какое-нибудь оружие. Ломая куст, в попытках найти длинную, прочную палку острая ветка распорола кожу и я зашипел от боли. Перебинтовался. Теперь у меня хотя бы что-то в руках для самообороны.

По пути наткнулся на ручей. Вода была мутная, но жажда жгла горло. Я пил, чувствуя, как холодная жидкость обжигает изнутри. Вкус ржавчины и земли, но я не мог остановиться.

На вершине холма я увидел его – вертолёт. Разбитый, дымящийся. Вокруг лежали тела. Шесть неподвижных фигур. Сначала я подумал, что они мертвы. Но потом один пошевелился. И я понял – это мертвецы.

Рядом с вертолетом были припасы. Я решился. Попробовал пробраться мимо. Один воскресший заметил меня и ринулся в мою сторону. Его глаза были пустыми, движения – резкими. Я ударил палкой. Еще раз. И ещё. Он рухнул. Я стоял, задыхаясь, не веря, что смог.

Пока меня не заметили остальные трупы, схватил всё, что смог унести: сигнальный пистолет, шемаг, армейские штаны, ботинки, прицел для винтовки, нож, магазин для автомата. Даже маскировочный капюшон. Всё это казалось спасением или хотя бы малейшим намеком на это. Но шум привлёк ещё двоих. Они бросились на меня. Я сжал нож. Удары, крики, запах гнили. Когда всё закончилось, я стоял над их телами, руки дрожали, сердце колотилось. Я победил. Но я понятия не имел как у меня это удалось.

Я ушёл от вертолёта, пока сюда не пришёл кто-то ещё. В лесу нашёл грибы. Гнилые. Один взял – вдруг пригодится. Голод и жажда только усиливались. Вокруг – ни намека на цивилизацию. Только лес, холод и тишина, которая давит сильнее, чем любой враг.

Я решил идти куда глаза глядят и мне очень повезло. Лес закончился, и я вышел на дорогу. На обочине стоял указатель: Каменск – 2 км прямо, Лесогорск – 2 км направо. Я выбрал Лесогорск. Дорога вела выше по холму, а значит, там будет обзор. В этом мире видеть дальше – значит жить дольше и знать больше..

Голод стал невыносимым. Живот урчал так громко, что казалось – его услышит весь лес. Слюна горчила во рту, ноги наливались свинцом.

По пути я наткнулся на вагончик – пустой. Рядом водокачка. Внутри – старый шлем, весь в трещинах и ржавчине. Я оставил его. Шемаг греет лучше, а лишний вес – враг.

Вскоре показались домики. Видимо, это и был Лесогорск. Я остановился, присел в траве и достал прицел, найденный у вертолёта. Линза треснута, но сквозь неё всё же можно что-то разглядеть. В поле зрения – один мертвец. Больше никого.

Я вошёл в первый, ближайший ко мне дом. Дверь была распахнута, будто кто-то уже обшарил его. Но удача улыбнулась – я нашёл рюкзак. Теперь всё моё барахло можно сложить аккуратно. Там же – бутылка с алкогольной настойкой. Полезная вещь, особенно если нужно продезинфицировать что-то.

Шарясь в следующем доме я услышал петуха. Сердце ушло в пятки. Еда. Настоящая еда. Я съел яблоко, чтобы не потерять сознание от голода, и пошёл на звук. Пара ударов – и птица затихла. Я разделал её прямо на земле. Сырое мясо и кости – всё пошло в дело. Может, получится сделать костяной нож или шило. Руки покрылись кровью, которую я забыл вытереть находясь в неистовом восторге от своей находки.

Живот урчал всё сильнее. Я решил избавиться от единственного мертвеца в посёлке. Подкрался сзади и вонзил нож ему в шею. Он рухнул без звука.

Во втором доме я нашел печку. Внутри ещё оставалась зола. Я наломал веток, ножом поскрёб кору с дерева. Классическая техника разведения костра трением двух веток друг о друга на удивление сработала. Трение, нагрев, куски сухой коры быстро задымились, и вскоре в печи разгорелся огонь. Я положил два куска мяса на решетку запекаться, а один решил высушить— пусть будет запас. Пока мясо готовилось, я смастерил из кости шило. Пусть грубый, но инструмент, даже как оружие сгодилось бы.

Когда мясо было готово, я аккуратно, наколов на палку, сунул его в карманы. Тепло от еды согревало бедра, будто я носил с собой маленький костёр. Но руки были в засохшей крови. Нужно было их помыть прежде чем трогать еду.

Я вышел на улицу – и тут на меня бросился неживой. Его когти полоснули по коже, но глубоко не задели. Кровь не пошла. Повезло. Я оттолкнул его и добил ножом.

Я пошёл дальше по дороге, надеясь найти ручей или хоть что-то, чтобы смыть кровь. Но внезапно меня скрутило. Желудок сжался, горло обожгло. Я согнулся и вырвал всё, что было внутри. Пот залил лицо, руки дрожали.

Что-то не так. Очень не так.

Мне нужно было срочно помыть руки и поесть. Я убеждал себя, что всё это – просто от голода. Но тело не слушалось.

Я шёл по дороге, когда заметил впереди в лесу туман. Он лежал плотным белым ковром, будто скрывал что-то. Тишина вокруг была гнетущей. Ни птиц, ни ветра. Я решил спуститься и проверить.

На подходе меня снова вырвало. Я согнулся, держась за живот, и понял – это не просто голод. Кажется, я чем-то заболел. Но когда? Как?

Я поднялся и осторожно вошел в туман. Первый же вдох обжег легкие, словно я вдохнул кислоту. Я закашлялся кровью. Паника захлестнула. Я выбрался обратно, хватая ртом воздух, и понял: туда нельзя. Никогда.

Я продолжил путь и вскоре увидел посёлок, больше прежнего. Сердце сжалось от надежды: может, там есть лекарства.

Первые дома оказались пустыми. Около одного из них, когда я выходил, на меня со спины набросился мертвец. Его когти полоснули по коже, оставив глубокую царапину. Я успел перебинтоваться, но руки дрожали.

На окраине я нашёл церквушку. У входа лежал священник. Не живой. Но и не совсем мёртвый. Его лицо застыло в странной гримасе, будто он пытался молиться в последний миг. Я прошёл мимо, стараясь не задерживать взгляд.

Я насчитал в посёлке не меньше семи мертвецов. Решил обходить их, но не всегда получалось.

– Дом, где на полу валялось детское платье. Я поднял его и замер. Оно было чистым, аккуратным. Я подумал о девочке, которая его носила. Где она теперь? Ответ был очевиден.– Первая схватка. Кровь, удары, тяжёлое дыхание. – Два дома. Нашел иголку и нитки. Мелочь, но может спасти жизнь. – Ещё схватка. – Ещё два дома. Пусто. – Ещё бой.

Ещё одна схватка. В одежде мертвеца я увидел бутылку для воды. Грязную, вонючую, но выбора не было. Я умирал от жажды. Я выпил, не думая. Горло сжало, желудок взбунтовался. Но я не мог остановиться.

Лекарств не было. Колонки с водой тоже. Надежда таяла. Жажда и голод росли. Меня снова вырвало. Потом ещё. С каждым разом становилось хуже.

Я решил идти дальше, искать другой посёлок. Но до него было, если верить указателю, три километра. Я мог не дойти. Мысль о том, что в этом посёлке не может не быть колонки, не отпускала. Люди ведь должны были где-то брать воду.

Я помыл руки, набрал свежей воды в бутылку и сделал глоток. Меня вырвало. Я сделал ещё один. Снова рвота.Я вернулся и не зря. И нашёл её. Колонка. Неподалеку от того места, где на меня со спины напал труп. Видимо он меня отвлек и я не заметил её прям перед носом. Совпадение, или чей то умысел?

Я стоял, держась за железный корпус колонки, и чувствовал, как силы уходят. Вода, еда, лекарства – всё мимо. Я умирал медленно, и ничто не могло остановить этот процесс.

И вот в этот миг я подумал: как же странно устроен человек. Мы живём в мире, где вода течет из крана, где еда лежит на полках магазинов, где тепло – это просто поворот ручки батареи. Мы не замечаем этого. Мы считаем это должным. А когда всё исчезает – только тогда понимаем, что каждая капля воды, каждый кусок хлеба, каждый вдох чистого воздуха – это чудо.

Я вспомнил, как когда-то жаловался на мелочи: на холодный чай, на шум соседей, на пробки в городе. Сейчас бы я отдал всё, чтобы снова оказаться там, среди этих «проблем». Потому что настоящие проблемы – вот они. Когда твой желудок выворачивает от голода, когда каждая глотка воды может убить, когда смерть смотрит на тебя пустыми глазами мертвеца.

Может быть, всё это – расплата. За нашу беспечность. За то, что мы разучились ценить простое. За то, что мы забыли, каково это – быть благодарным за сам факт жизни.

Я не знаю, доживу ли до завтра. Но если доживу – я буду помнить: каждый день, когда ты можешь есть, пить и дышать без страха, – это подарок. И мы слишком долго принимали этот подарок как должное.

Жажда и голод грызли меня изнутри, как два зверя, которых невозможно насытить. В кармане остался лишь один кусок сушеного мяса – последняя надежда, последняя иллюзия. Я сказал себе: потерплю. Но терпение не лечит. Оно лишь оттягивает конец.

Если жизнь – это сто процентов, а смерть – ноль, то я был где-то на границе двадцати. И с каждым шагом эта цифра таяла, как снег под дождём.

Я шёл дальше. Мир вокруг плыл, линии деревьев расплывались, земля уходила из-под ног. Каждое движение было подвигом. И тут небо разверзлось – пошёл дождь. Ледянной ветер и капли дождя впивались в кожу, одежда прилипла к телу, и я почувствовал, что сам становлюсь частью этой сырой, холодной земли.

В лесу я наткнулся на домик. Внутри – градусник. 40,2. Моё тело горело, как костёр, но этот огонь не согревал – он пожирал меня.

Над деревьями я увидел странную конструкцию – метеостанцию или вышку, возвышающуюся, как маяк. Она казалась ближе, чем посёлок. Я пошёл туда, цепляясь за эту иллюзию спасения.

Это оказался колхоз. Но не пустой. Двое мертвецов бросились на меня сразу. Я едва справился. Их когти оставили на мне две раны. Бинтов не было. Я зашил их иголкой и нитками, кусая губы до крови, чтобы не закричать. Вдруг тут был кто-то еще, и мой крик мог сделать только хуже.

На территории стояли свежие деревянные постройки. Сердце дрогнуло: может, здесь кто-то есть. Может, лекарства. Может, помощь. Но надежда – это коварная вещь. Она даёт силы идти вперёд, но когда рушится – убивает быстрее болезни.

Я зашёл внутрь. Там были бочки. Я открыл одну. Пусто. Другую. Пусто. Силы уходили. Я оставил там почти всё, что нёс: вещи, которые больше не имели смысла. Взял только кусок мяса, почти пустую бутылку воды и костяное шило. Мясо я съел. Но легче не стало. Меня снова вырвало.

Я увидел хлев. Внутри – ещё одна бочка. Я еле дошёл до неё. Еле открыл. Внутри – ничего. Только сломанный замок.

Надежда умерла, а я упал на землю. Сил больше не было.

И тогда я понял: смерть всегда была рядом. Она шла со мной от самого берега, шаг в шаг, и лишь ждала, когда я оступлюсь.

Я вспомнил воду из крана. Тёплый хлеб. Смех людей. Всё то, что мы считали вечным. Но вечного нет. Есть только миг. И этот миг – мой последний.

Я прикрыл глаза чтобы хоть немного отдохнуть и перевести дух и в этот миг – звуки утихли, я перестал ощущать свое тело и я растворился в бесконечной, безмолвной пустоте.