Наемник

Наконец, когда мы дошли до перекрестка на краю деревни, Анри сказал:

– Все, теперь отдохнуть и выспаться. Встречаемся сегодня вечером на том же месте. Но о том, что произошло, никому ни слова, ни мамам, ни папам, ни братьям или сестрам, все поняли?

Мы закивали.

– Это серьезно, понимаете? – продолжил Анри, – все, что происходит в братстве, навсегда остается в братстве.

Мы снова закивали.

– Если спросят, где вы были, говорите, что всю ночь стояли на посту, не сходя с места. Это был как бы тест на бдение, как у рыцарей завета.

Мы закивали в третий раз, разбавляя смешками и одобрительным бурчанием.

– Тогда вольно! – с усмешкой объявил Анри. – По домам!

Анри махнул рукой и потрусил к мельнице, которая находилась между нашей общиной и Щюпфхаймом. Мы же, попрощавшись, разошлись по домам.

Дома я застал сестер уже на ногах. Увидев меня помятого и невыспавшегося, они накинулись с расспросами о том, где я был всю ночь и что со мной случилось.

Я отвечал односложно, как научил меня Анри, рассказал об испытаниях и ночном бдении, приукрасив красивой историей о рыцарских традициях.

– То есть работать ты сегодня уже не в состоянии, я правильно понял? – вмешался в разговор Гус, неожиданно появившись в дверях.

– Ну, почему же, – стушевался я, – мне бы только поспать пару часов, и я буду готов.

– Ага, – покивал головой Гус. – Всю ночь развлекался, а мы за тебя будем отдуваться, лучше бы ты вместо всех этих бестолковых походов делом занялся.

– Это тоже дело! – попытался защититься я. – Может быть, поважнее чем вычищать хлев.

– Ну конечно, —проворчал Гус. – У нас сбор урожая, если ты не заметил, вся община при деле, а твои «походы» нас зимой не прокормят.

– Может, и прокормят, – огрызнулся я.

– Ладно тебе, Гус, – вступилась Эмма. – Не ругайся на него. Он ведь не знал, что это затянется на всю ночь, а его дружба с этими ребятами может еще принесет пользу.

Гус не стал отвечать, а только махнул рукой и вышел из дома.

– Не сердись на него, Фред, – улыбнулась Эмма. – Он чувствует себя ответственным за нас, вот и важничает.

– Да ну его! – насупился я.

– Ладно, ложись спать, нам с Линой пора бежать. Если проголодаешься, мы тебе оставили немного каши на печи.

– Мне вечером снова нужно будет уйти, – осторожно проговорил я, – но, надеюсь, на этот раз все будет быстрее.

Эмма задержалась в дверях, на мгновение задумавшись, а потом кивнула и ушла, закрыв за собой дверь.

Оставшись в одиночестве, я расстелил плащ на лежанке и улегся, подложив под голову тюфяк. Я оглядел небольшое помещение нашего дома, как будто не был здесь уже долгое время.

Большой стол, две лавки вдоль стен, очаг, лежанка Гуса, рядом два ящика для одежды. Над очагом висели половники, ложки и другая кухонная утварь. На столе стояло несколько тарелок, в углу, рядом с дверью, стояла кадка с водой и веник.

Ничего не изменилось. Почувствовав себя дома, я закрыл глаза. Печь еще не остыла, и тепло после бессонной ночи быстро взяло вверх надо мной, я уснул, отвернувшись от солнца, настойчиво лезшего мне в глаза.

Проснулся я от спора Гуса с Эммой.

– Он проспал весь день! – рычал Гус. – А ты говоришь, что он опять куда-то свалить собирается? Завтра опять проспит?

– Да нет же, – успокаивала его Эмма. – Он сказал, что вернется рано.

– И ты ему поверила? – усмехнулся Гус, – эти братства – настоящие банды, они куролесят по лесам, постоянно дерутся и создают кучу неприятностей под благовидным предлогом. Поверь, что вся эта его затея нам еще аукнется.

– Ну, не всем же быть таким рассудительным, как ты, – улыбнулась Эмма, – ты наша опора. Думаю, что Фред это понимает, поэтому и пытается найти себя где-то в другом месте.

– Лучше бы он дома себя искал или подмастерьем пошел к своему дружку Хансу.

– Может, и пойдет, – пожала плечами Эмма, – но, ругая его, ты ничего не добьешься.

– Скорее бы отец вернулся, – вздохнул Гус, – он быстро поставит ему голову на место.

Они перестали спорить, когда я открыл глаза и поднялся.

– Вот он, – усмехнулся Гус, – с добрым утром!

– Который час? – спросил я, приходя в себя.

– Часов пять уже, – ответила Эмма, – солнце начинает садиться.

– Вот дьявол! – вскричал я и вскочил на ноги.

– Опаздываешь? – с издевкой спросил Гус.

– Да, – кивнул я, – нужно отлучиться на пару часов.

– Беги, конечно, – проговорил Гус, сидя за столом, – нам все равно нечем заняться, мы с удовольствием за тебя сделаем все твои дела.

– Вернусь и все сделаю завтра, обещаю, – проговорил я и, набросив плащ, быстро вышел из дома.

Гус что-то крикнул мне вслед, но я уже не расслышал, спеша на место встречи.

Прибыл я последним, Крис и Ханс уже сидели с остальными членами братства на поляне вокруг костра и весело что-то обсуждали.

Когда я подошел, Леонард заметил меня и крикнул:

– А вот и последний! Этот, видимо, больше всех любит поспать!

Раздался громкий смех, и кольцо разомкнулось, подпуская меня к огню.

– Ну, раз все собрались, – начал Леонард, – давайте тогда подведем итоги испытания наших кандидатов. Соловей, тебе слово.

Альбрехт поднялся на ноги и стал расхаживать вокруг костра, рассказывая о наших вчерашних похождениях Он в красках поведал о том, что произошло прошлой ночью, отметив мою шутку про петуха, похвалил Ханса за силу и отвагу, Криса за лидерские качества и умение планировать подобного рода мероприятия, что меня сильно удивило. Я помнил, как Ханс отказался выходить перед соперником, а Крис лишь поддакивал. Но возражать не стал, лишь вопросительно взглянул на Криса. Тот в ответ только улыбнулся и подмигнул.

– Посовещавшись с Анри и Лукасом, – подвел итог Альбрехт, – я решил, что ребята достойны быть членами нашего братства, и выношу их кандидатуры на голосование.

Одобрительный возглас, прокатившийся по рядам присутствующих, означал, что они согласны.

– Тогда давайте проголосуем! – взял слово Лео, – поднимите руки те, кто за вступление Криса в братство?

Все, кроме Генриха и Жана, подняли руки.

– Генрих, Жан, в чем у вас сомнения? – спросил Леонард.

Генрих поднялся на ноги и проговорил:

– Ну, Крис парень неплохой, и я в целом не против его вступления, – он откашлялся, – но мне это, не понравилось, как он боролся. Сдался рано.

– Верно, – кивнул Леонард, – было такое. Крис, что скажешь?

Крис поднялся и с улыбкой проговорил:

– Ну, во-первых, я не сдался, я стоял там и ждал своей участи, несмотря на то что Жан меня шмякнул так, что я чудом остался жив.

По рядам прошел смешок.

– Ну, а во-вторых, накануне я несколько дней провел в постели, проклятая простуда одолела, и нос был забит, так что дышал я даже на пробежке с трудом. Но, если кто-то сомневается в моей стойкости, то я готов сейчас продемонстрировать ее.

– Хорошо, – успокоил распылявшегося Криса Леонард, – прошлой ночью ты показал себя прекрасно. Есть еще возражения?

Руку никто не поднял.

– Отлично, – обведя взглядом голосующих, проговорил Лео, – теперь тот же вопрос в отношении Ханса, кто за его вступление в братство?

По поводу Ханса решение было единогласным. Здоровяк нравился всем своим покладистым характером и спокойствием.

Я поежился на холоде, пытаясь немного отвлечься от нахлынувшего на меня волнения.

– Отлично! И последний кандидат, – продолжил Леонард, – Фредерик. Кто за его кандидатуру?

Руки подняли все за исключением Анри.

– Как, интересно, – проговорил Леонард. – Все за, кроме Анри. Давай тогда говори прямо, почему?

Анри поднялся на ноги и, откашлявшись, произнес:

– Да, есть у меня сомнения в отношении Фредерика. Прошлой ночью он чуть не угробил нас плюхнувшись на жопу в самый ответственный момент. И ладно если бы это была случайность, но и в испытаниях он показал, что драться не умеет, только выкручивается. И вчера в кустах все друзьям что-то нашептывал, небось отсидеться хотел. Я таких не люблю.

Взгляды присутствующих приковались ко мне, и я почувствовал, что заливаюсь краской, уши у меня вдруг вспыхнули и стали горячими.

– Хм, любопытная точка зрения, – проговорил Леонард и обратился ко мне, – Фредерик, что скажешь в свою защиту?

Медленно поднимаясь, я судорожно перебирал в голове возможные варианты ответа, все эти обвинения казались мне нелепыми, ведь я, наоборот, вчера только и делал, что пытался решить поставленную задачу.

– Ну… – начал я и честно признался: – Право, я не знаю, что на это ответить.

Моя растерянность и оправдательный тон были настолько невыразительными, что слушатели невольно стали искать во мне именно те черты, которые описывал уверенный в своих словах Анри.

– Постойте, – пришел мне на выручку Крис, – не знаю, чего там показалось Анри, но Фреда я знаю с детства, и не надо приписывать ему качества, которых у него нет! Да, он малый, конечно, угрюмый и не шибко расторопный, но более преданного друга я и желать бы не стал, правда, Ханс?

– Да, – проговорил Ханс, вставая, – Фред большой молодец, без него мы бы вчера не справились.

– Ага, – ухмыльнулся Анри, – а если он в следующий раз опять плюхнется в самый ответственный момент и всех подставит?

– Не плюхнется! – Крис махнул рукой в сторону Анри, как бы отмахиваясь от назойливой мухи, – немного тренировок – и будет молодцом. К тому же там мужик был матерый, любого из нас мог уронить.

«Интересно, наверное, рассуждать человеку, единственное достижение которого было напасть сзади», – подумал я, но промолчал, не желая развивать конфликт дальше.

По мере того как Крис цветастыми увещеваниями склонял чашу весов окончательного решения в мою пользу, я все больше убеждался в том, что все обвинения в мой адрес ложны. Нет, я не был подлецом, не желал себе привилегий, да и вообще ничего плохого никому не желал, я просто хотел быть полезным и нужным для братства.

Да, я не был самым сильным и ловким, но зато умел работать головой, а это зачастую гораздо опаснее, чем все остальное, во всяком случае так говорил мне отец. А вот чем руководствовался Анри, когда приписывал мне те качества, которыми я не обладал, было для меня тогда загадкой. Разобрался в этом я уже много позднее, а тогда я просто хотел попасть в братство и снизить уровень внимания к своей персоне.

– Все, хорошо, – Леонард поднял руки, требуя тишины, – Анри, твое мнение принято. Альбрехт, хочу услышать твое мнение как командира.

Альбрехт поднялся на ноги.

– Я согласен с Крисом, – начал Альбрехт. – Сноровку можно поправить, и мы за этим проследим. Что касается личных качеств Фреда, то, зная его отца и видя, как рьяно защищают его друзья, можно сказать, что малый он порядочный. Так что не вижу поводов отклонять его кандидатуру.

Присутствующие вновь одобрительно загудели, а Анри, пожав плечами, молча сел на место.

– Ну что же, – с облегчением выдохнув, проговорил Леонард, – раз возражений нет, то поздравляю, осталось дело за малым – клятва верности братству.

Подойдя ближе к костру, Леонард достал библию и попросил нас положить руки на неё. Он обвел всех присутствующих взглядом и, призвав стать свидетелями, стал произносить слова клятвы, которые мы должны были повторить за ним вслух.

– Клянусь перед господом Богом и всеми святыми любить и защищать свою родную землю, чтить и соблюдать законы и традиции наших предков!

– Клянусь! – хором ответили мы.

– Клянусь во всем слушаться командира, уважать старших и младших, быть верным братству и своему слову!

– Клянусь! – снова хором ответили мы.

– Клянусь быть добросовестным и храбрым, никогда не бросать членов братства в момент опасности и беде!

– Клянусь!

– Клянусь уважать и хранить тайны братства пуще своей жизни!

– Клянусь!

– Крис, Фредерик и Ханс, мы принимаем вашу клятву, – произнес Леонард, убирая книгу, – теперь вы полноправные члены братства Энтлебуха, носите это звание с честью.

Кто-то засвистел, кто-то зааплодировал. На нас посыпались поздравления, кто-то даже стал обнимать. Мы же стояли посреди этого праздника немного растерянные.

Эти два дня были по-настоящему трудными, и их завершение камнем упало с наших плеч, оставив облегчение и страшную усталость.

– Ну, вот, – похлопал меня по плечу Альбрехт, – добро пожаловать в нашу семью.

Вдруг он обернулся и, вскинув руку в знак внимания, произнес:

– Чуть не забыл, братья, нам надо придумать прозвища для ребят!

– Да, точно! – крикнул из толпы Лукас.

– Да, да, – проговорил Леонард, – имена, под которыми вас будут знать в братстве.

– Хочу представить моих друзей, – с улыбкой взял слово Крис, – Здоровяк и Лис.

С этими словами Крис похлопал меня и Ханса по плечам.

– О как, – усмехнулся Альбрехт, – как раз два этих прозвища у нас заняты. Лисом у нас зовут Анри, такой же рыжий и бесстыжий.

С этими словами он подмигнул Анри, а тот ответил непристойным жестом.

– Ну, а Здоровяк у нас Жан, он был самым крупным из нас до Ханса.

– Давайте Фредерика прозовем Жуком! – вставил свое слово Анри-Лис.

– Почему Жуком? – удивился я.

– Такой же суетной и также беспомощен лежа на спине, – с издевкой произнес Анри.

– А что, верно, – под общий смех подхватил идею Альбрехт, – мне нравится.

Протестовать было бессмысленно. Подобного рода прозвища позволяют одним емким словом определить восприятие нового адепта остальными членами общества, то, как он прошел экзамен. И, как я уже говорил, это восприятие прилипает к человеку навсегда, во всяком случае в кругу, в котором оно родилось.

Что же, Жук, значит Жук, не самое худшее прозвище, да и сами эти насекомые мне были всегда симпатичны: крепкая броня, упорство, уверенность в своем деле, да, суетливость и закрытость, но ведь я таким тогда и был.

По поводу прозвища Ханса разгорелась целая дискуссия. Были варианты: Колосс, Титан, Медведь, но все их отвергали по причине излишней напыщенности. Наконец кто-то вспомнил про его род деятельности, и на ум сразу пришло прозвище, которое очень хорошо легло на личность Ханса – Молоток.

Хансу прозвище понравилось, в нем была внушительность и сила.

Когда же пришло время выбирать прозвище Крису, то тут уже сам Альбрехт дал очень точное определение – Праздник.

Услышав это имя, мы с Хансом покатились со смеху. А Крис, хоть и напрягся в начале, но, осмыслив всю глубину своего нового имени, тоже рассмеялся.

Так родились новые члены мальчишечьего братства округа Энтлебух кантона Люцерн: Жук, Молоток и Праздник.

Глава 3. Отец

– Все члены братства – это одна большая семья, мы отвечаем друг за друга головой и не бросаем тех, кто попал в беду, – нетрезвым голосом объяснял мне Альбрехт. – Бросить товарища – позор, за это придется ответить перед всеми остальными. Интересы братства и общины для нас всех выше собственных. Вот случится чего, никто ведь кроме нас силу больше не представляет. Предки на войне, остальные по домам прячутся, а защищать кто будет? Грабители там или соседние братства придут, скот уведут. Нет, брат, мы – это последняя надежда, мы крутые.

Вино, которое принесли члены братства на наше посвящение, хоть и было разбавлено водой, но на наши неокрепшие организмы действовало как настоящее, и мы все сидели вокруг костра, разбившись на небольшие группы по интересам, и клялись друг другу в верности и дружбе.

Вообще алкогольное опьянение было для меня в новинку, все мои члены были расслаблены и сознание парило где-то над бренным телом, взирая на происходящее несколько отстраненно. Мне никак не удавалось удержать разбегавшиеся в голове мысли, которые роились как пчелы в улье, но в руки не давались. От этого речь моя прыгала от одной мысли к другой, никак не связывая их между собой.

Слушая Альбрехта, я кивал в так его словам, обещая следовать установленным правилам и защищать свою землю от любых посягательств, хотя с трудом понимал, о чем он говорит.

– И да, – продолжил Альбрехт, – запомни одну важную вещь: все что происходит в братстве, должно оставаться в братстве. Понимаешь?

– Да, – кивнул головой я.

– Это хорошо, – кивнул Альбрехт, переводя взгляд на костер. – Это важно.

– Слушай, а можно я вопрос задам? – поинтересовался я.

– Валяй, – не отрывая взгляда от огня, проговорил Альбрехт.

– А кто та дама, к которой этот ухажер ночью приходил?

Альбрехт поморщил нос и нехотя ответил:

– Жена моего кореша, с которым мы когда-то вместе в поход ходили. Он попросил за ней присмотреть, пока его нет.

– Молодая?

Альбрехт кивнул.

– А зовут как?

– Не, дружище, – покачал головой Альбрехт. – Я хоть и пьян, но имя тебе не скажу. Сам понимаешь, ситуация деликатная, и языком чесать здесь нельзя.

– А что ты с ней сделал?

– Да ничего особенного, – пожал плечами Альбрехт. – Просто косу срезал. Для баб это серьезно, они же эти косы с детства отращивают, моют, чешут, заплетают. А тут раз – и нет многолетнего труда, обидно.

– А зачем? Может, надо было просто поговорить, предупредить?

– Мой кореш уже говорил, и не раз, тут нужно было действовать наверняка. Сам бы он ее не подстриг.

– Как думаешь, она перестанет рога ему ставить?

– А я по чем знаю? – пожал плечами Альбрехт. – Я в это лезть не хочу, мое дело малое – проследить и наказать.

– Понятно, – кивнул головой я и замолчал.

Над головой забрезжил рассвет, и тут до меня дошла важная, но очень неприятная мысль. Я опять просидел всю ночь и здорово огребу от Гуса.

– Альбрехт, – обратился я к вновь обретенному брату, лежащему на земле и успевшему закрыть глаза. – Альбрехт, мне пора домой.

В ответ тот только покивал головой и, не раскрывая глаз, ответил: – Валяй.

Осмотревшись и убедившись, что окружающим до меня нет никакого дела – часть из них разговаривала, часть спала, – я осторожно встал и тихо отправился к дому. Прощаться я не стал, так как не хотел привлекать к себе внимания.

Вернувшись домой, я наткнулся на запертую дверь, видимо, мои родные уже не ждали моего возвращения сегодня и заперли ее. Недолго думая, я пробрался в хлев и, завернувшись в плащ, улегся на сене прямо рядом с нашей коровой.

– Тс-с, – предварительно погладил я Зарю. – Не пугайся, родная, это я.

Корова отвечать мне не стала, только фыркнула в мою сторону и развернулась боком.

Но вдоволь поспать мне не удалось, болезненный тычок черенком от вил в бок резко прервал мои сны.

– Вставай давай, – грубо проговорил Гус. – Вставай!

Привстав на одной руке, я стал продирать глаза и пытаться сфокусировать взгляд на Гусе.

– Который час? – поинтересовался я.

– Уже полдень, – с досадой в голосе сказал Гус. – Скажи спасибо Эмме, что раньше не растолкал. Умывайся и пошли дрова разгружать.

Гус ушел, а я, поднявшись на ноги, понял, что до конца еще не протрезвел. Умывшись в кадушке, стоявшей рядом с хлевом, я зашел в дом за полотенцем, чтобы вытереться, и увидел Эмму и Лину, суетящихся рядом с печью.

– Ну ты и соня! – грозно, но без злобы проговорила Лина.

Она вообще была боевая девчонка, даром что ходила в юбке. Острый язык, горячая кровь и полнейшее бесстрашие делало её похожей на хорька. Она совершенно не стеснялась пускать в ход кулачки против мальчишек и девчонок, как только у неё закрадывались подозрения, что они как-то не так на неё посмотрели. Всклокоченные волосы, вечно выплетающиеся из косы, курносый нос и глаза, сверкающие как два зеленых бесенка.

Вспыхнуть Лина могла от чего угодно, но и запала ей хватало ненадолго. Выместив гнев, она великодушно прощала врагов, и через несколько мгновений, забыв о нанесенной ей смертельной обиде, помогала своим обидчикам остановить кровь из разбитого ею же носа. Поэтому окружающие с ней предпочитали дружить, поскольку другом она была просто замечательным, хотя и несколько деспотичным.

– Да, – проговорил я, беря чистое полотенце. – Что-то я вчера загулял.

– Гус тут ходит, паром дышит, как дракон, хе-хе-хе, – рассмеялась Лина.

– Это я уже почувствовал на себе, – криво усмехнулся я, потирая бок.

Положив полотенце на место, я подошел к очагу.

– Есть будешь? – спросила Эмма.

– Да, – ответил я, поняв, что со вчерашнего дня ничего не ел. – Но там Гус просил помочь разгрузить дрова.

– Давай, быстрее поешь, уже все остыло, и беги к нему, – Эмма заговорщицки улыбнулась.

– Хорошо, – улыбнулся в ответ я и с аппетитом набросился на кашу.

Быстро перекусив, я пулей выскочил во двор на помощь Гусу, который уже заканчивал разгрузку и посмотрел на меня с таким выражением лица, что будь я молоком, тут же бы скис.

В ответ я только пожал плечами и стал помогать вынимать последние поленья.

– Раз уж ты опоздал к разгрузке, – закончив работу, проговорил Гус, – то на тебе сегодня колка. Давай быстро попилим и приступай.

Гус не был вредным, как могло бы показаться на первый взгляд. Просто он был ответственным и вдумчивым молодым человеком и стремился все делать правильно. То, что он был старшим среди нас, сильно давило на него, и он всеми силами желал справиться со своими обязанностями достойно. Конечно, мы это понимали и старались ему всячески помочь, но порой он становился чересчур ворчливым, хотя и отходчивым.

Вот и сейчас, после того как он заметил, что я вернулся в рабочий режим, он сменил гнев на милость и пустился в расспросы о том, как прошло мое посвящение. Я с охотой рассказал ему о том, как мы сдавали экзамены, какую клятву дали и какие прозвища получили.

– Тебя прозвали Жуком? – рассмеялся Гус.

– Ну да, – улыбнулся я. – По-моему, не худший вариант.

– Да нет, вполне хороший, а главное – верный!

Наконец Гус снова стал улыбаться, и в воздухе запахло доброжелательностью.

– А друга твоего болтливого как прозвали?

– Криса? – уточнил я. – Криса прозвали Праздником.

– Ха-ха-ха, – рассмеялся Гус. – Вот уж действительно человек-праздник. Но ничего не попишешь, он действительно умеет создать вокруг себя праздник. Ну а Ханса, небось, здоровяк?

– Нет, здоровяк был уже занят Жаном.

– Жаном? Это сын нашего кожевенника?

– Ага, он самый.

– Да, малый крупный, – подтвердил Гус и добавил с иронией: – Воняет только от него сильно, странно, что его Вонючкой не прозвали.

– Да, воняет сильно, – с улыбкой произнес я. – Но парень он отличный, а Вонючка – обидное прозвище.

– Понятно, – проговорил Гус, присаживаясь отдохнуть. – Ну и чего ты думаешь про это братство?

В ответ я пожал плечами.

– Трудно пока сказать, – ответил я. – Пока интересно, а там посмотрим. Во всяком случае то, что рассказал нам Альбрехт, вызывает уважение.

– А зачем тебе в это братство вступать? – поинтересовался Гус.

– Не знаю, Гус, – честно ответил я. – Хочу что-то поменять в своей жизни.

– Что, например?

– Ну, ты вот хорошо хозяйство ведешь. Нет, ты не отмахивайся, это правда, на тебе все держится. Я же так, на подхвате. А хочется и мне быть таким, на котором все держится, хочется пользу приносить.

– Ну так обзаведешься своим хозяйством, детей нарожаешь, будет тебе и ответственность, и польза.

– Когда это будет, – махнул я рукой. – А сейчас я могу познакомиться с разными людьми, которые потом могут пригодиться.

– Ох, не знаю, Фред, – покачал головой Гус. – Как бы тебя эти новые знакомые не втянули в скверные дела.

– Ну, я же не дурак.

– Не дурак, – подтвердил Гус. – Но знаешь, как оно бывает, и на старуху бывает проруха.

– Я постараюсь не встрять в историю, – заверил я брата.

– Надеюсь, – печально улыбнулся Гус. – Ладно, хватит сидеть, лясы точить. С тебя колка, до вечера надо управиться.

– Ага, – улыбнулся я и принялся за работу.

Колка дров – занятие монотонное, но удивительное своей способностью прочищать голову от дурных мыслей. Раз – поленья в стороны, два – еще более мелкие. Через десять минут руки привыкают к однотипным движениям и на них уже не обращаешь внимания. Тело работает в одном направлении, голова – в другом.

Теперь я принадлежал к стае, это давало ощущение защищенности, но в то же время лишало индивидуальности и свободы воли. Но эта защищенность для меня была в большем приоритете, чем все остальное, поэтому я упивался этим новым для себя ощущением сопричастности к чему-то сильному и важному.

Осенью активность братства поутихла: сначала уборка урожая, потом праздники, затем мерзкая погода заперла всех членов братства по домам. Последнее большое собрание братства было за две недели до Рождества, уже в зимней одежде мы послушали поздравление Леонарда с наступающим праздником и сообщение о том, что братство переходит на зимнее положение, это когда встречи осуществлялись только в рамках общин.

На обратном пути в общину Альбрехт рассказал, что в Трубе был неурожай в этом году, и местные хозяйства сильно нуждаются в зерне и хлебе. Отчаявшись, они присылали делегацию и в Эшольцматт с просьбой продать им немного запасов, но наши ответили отказом.