Белый шейх: путь мести

Первым появился подросток с автоматом за спиной. Он внимательно осмотрел местность, затем скрылся за скалой. Через минуту показался бородач в белой патане – Мирзакул, как называл его капитан.

– Салям алейкум, капитан, – улыбнулся он, обнажая золотой зуб. – Погода для бизнеса хорошая.

Антон видел, как капитан напрягся. В прошлый раз эти слова предшествовали обстрелу.

– Валейкум ассалям, – кивнул Лещенко. – Где товар?

Бородач щёлкнул пальцами. Двое его людей вынесли три чёрных полиэтиленовых пакета.

– "Снег" первый сорт, – похлопал он по пакетам. – Как договаривались. Два килограмма чистоты.

Обмен прошёл быстро. Когда афганцы исчезли, капитан сунул пакеты в рюкзак и дал сигнал к отходу.

Группа шла молча, лишь тяжёлое дыхание нарушало тишину. Антон чувствовал, как спина плечи саднят, а кровь впитывается сочится через марлю. Ковалёв хромал – в спуске он подвернул ногу.

– Остановка! – Капитан поднял руку. – "Профессор", доложи обстановку.

Старый разведчик полез на скалу, доставая бинокль. Через минуту сверхсрочник спустился, лицо его было напряжённым.

– Внизу, у подножия, движение. Человек десять, вооружены. Идут параллельно нам.

Лещенко сжал зубы.

– Обходим. "Медведь", веди группу по старой тропе. Я замыкаю.

Дополнительные пять километров по горным тропам вымотали всех. Когда они наконец вышли к месту встречи с вертолётом, даже капитан выглядел измождённым.

Казарма встретила их запахом хлорки, пыли и перегоревшей проводки. Антон с трудом снял разгрузку – марля прилипла к ранам.

– Вот, обработай, – "Профессор" бросил ему флакон с зелёнкой. – Только не ной, как Ковалёв в прошлый раз.

Ковалёв тем временем сидел на своей койке, разглядывая банку тушёнки, изготовленную по ГОСТ 697—49.

– Моя мать ещё не родилась, когда эту дрянь сделали, – пробормотал он, пытаясь открыть её штык—ножом.

Капитан Лещенко ворвался в помещение, с силой распахнув скрипучую дверь. Его сапоги оставляли грязные следы на только что вымытом полу, а лицо под слоем пыли и пота напоминало каменную маску.

– Всем внимание, поступил приказ! – Его голос, обычно такой ровный, теперь звучал как ржавая пила. – Через час новый выход, вертушки уже на подходе. Полный боекомплект, две смены формы, запас воды на трое суток.

В казарме воцарилась мёртвая тишина. Даже "Медведь", обычно неуёмный, замер с полной банкой тушёнки в руках. Антон почувствовал, как у него похолодели пальцы – они только вернулись с задания шесть часов назад, ещё не успели толком отдохнуть.

– Под Гератом обстреляли колонну связистов, – капитан развернул карту на ближайшей койке. – Три ЗИЛа с аппаратурой, пятнадцать человек. Застряли в ущелье. Нас тридцать – две группы по пятнадцать. Я веду первую, старлей – вторую. Белошеховский, Ковалёв – со мной.

Антон перевёл взгляд на Ковалёва, то сидел, замерев бледный, с непотушенной сигаретой в дрожащих пальцах.

– Герат… – Санька был так взволнован, что с трудом подбирал слова. – В прошлый месяц там пропали трое разведчиков. Нашли только одного – с перерезанным горлом и выколотыми глазами.

Антон хотел прокомментировать слова Ковалёва, но “Медведь” Так зло заорал, что пришлось поторопиться. ГАЗ—66 подбросил две группы с двойным Боекомплектом до площадки вылета. Два Ми—8 уже ждали их, лопасти медленно вращались в раскалённом воздухе. Антон автоматически проверил снаряжение магазины к АКС—74, пересчитал гранаты в подсумке и удивился дымовой шашке в вещмешке, взятую бессознательно.

– Залезай, философ. – "Медведь" толкнул его к трапу. Его лицо под каской блестело от пота. – Сегодня потанцуем по—настоящему.

Внутри вертолёта пахло бензином и порохом. Антон занял место у глухой стены, чувствуя, как металлические сиденья уже раскалились на солнце. Ковалёв пристроился рядом, нервно постукивая каблуком по полу.

– Эй, Антоха, смотри! – Саня ткнул пальцем вниз, где техники загружали в ударные вертолёты блоки НАР. – Сегодня нам обеспечат "музыкальное сопровождение".

Капитан, сидевший напротив, резко поднял голову:

– Всем внимание! Колонна застряла здесь. – Капитан, усевшись напротив, осмотрел группу и призвал к вниманию. Он ткнул пальцем в карту. – Ущелье "Волчья пасть". С трёх сторон скалы, один вход. Душманы заняли позиции вот здесь и здесь. Наша задача – выбить их и обеспечить выход колонны. Группа старлея прикроет с запада, мы зайдём с востока. Вертолёты дадут нам десять минут огневой поддержки. Вопросы?

– Десять минут… А потом как в тире, только мишени – мы. – Вопросов не было. Только "Профессор" мрачно пробормотал.

Ми—8 резко задрал нос, совершая противозенитный манёвр. Антона привычно швырнуло на ремни, зубы сомкнулись на языке, во рту появился вкус крови.

– Пошёл—пошёл! – Заревел бортмеханик, распахивая дверь.

Они выпрыгивали под прикрытием дымовой завесы. Антон приземлился в рыхлый песок, сразу почувствовав, как тот набивается за воротник. Впереди, метрах в трёхстах, виднелись силуэты грузовиков – один горел, из него валил чёрный дым.

– Рассредоточиться! – Капитан махнул рукой. – "Медведь", левый фланг! Белошеховский, Ковалёв – за мной!

Где-то высоко в небе завыли турбины – это шли ударные вертолёты. Первые ракеты ударили по скалам, осыпая ущелье градом камней.

Антон залёг за груду камней, срывая с автомата чехол. Впереди, среди скал, мелькали тени – душманы перебегали между укрытиями.

– Огонь на подавление! – Скомандовал капитан.

Автоматная очередь ударила Антону в плечо отдачей. Он видел, как его пули выбивают сколы с камней, за которыми прятались моджахеды. Слева "Медведь" методично стрелял короткими очередями – раз—два, раз—два.

С неба обрушился огненный ливень – ударные вертолёты прошлись по гребням ущелья залпом НАР. Взрывы слились в сплошной гул, земля дрожала, как во время землетрясения.

– Вперёд! Пока они в укрытии! – Лещенко первым поднялся в атаку.

Антон бежал, пригнувшись, чувствуя, как пули щёлкают по камням рядом. Метров через пятьдесят он нырнул за обгоревший остов грузовика. Отсюда было видно троих связистов, прижавшихся к скале – один раненый, двое пытались его перевязать.

– Прикрой! – Крикнул Антон Ковалёву и рванул к ним.

Пуля ударила в камень у самого его уха, осыпав лицо острыми осколками. Антон упал на живот, развернулся и дал длинную очередь в сторону выстрела. Откуда—то сверху раздался вопль.

– Белошеховский! Справа! – Закричал Ковалёв.

Антон резко развернулся. Метрах в десяти бородатый душман целился в него из РПГ, а может и в вертолёт, где-то позади. Время замедлилось – Антон видел, как палец боевика сжимает спуск, как из ствола вырывается пламя… Выстрел Ковалёва разнёс голову душмана пополам. Граната ушла в небо, взорвавшись, где-то высоко над ущельем.

– Колонна, запускайте двигатели! – Капитан передавал по рации, одновременно перезаряжая автомат. – Вертолёты прикрытия, держите коридор!

Антон помогал раненому связисту добраться до ближайшего ЗИЛа. Пуля ударила в кузов у самого его лица, обдав горячей металлической стружкой.

– Садись! – Он буквально впихнул бойца в кабину. – Ковалёв, отходим!

Их группа отступала под прикрытием дымовой завесы. Вертолёты сделали последний заход, поливая скалы из бортовых пулемётов. Антон видел, как несколько тел сорвались с обрыва, беспомощно размахивая руками.

– Все наши целы? – Орал капитан, считая бойцов.

– Все! – ответил "Медведь", а вот среди связистов есть двухсотые, волоча раненого сержанта.

Последними они загрузились в вертолёт. Антон почувствовал резкую боль в плече – только теперь заметил, что рукав пропитан кровью. Ковалёв сидел напротив, трясясь как в лихорадке – контузия.

– Живой! – Прокричал Антон сквозь гул винтов. – Саня держись, прилетим и тебя подлатают.

Ковалёв кивнул, но его глаза были пустыми, невидящими. Вертолёт резко рванул вверх, и Антона прижало к сиденью. В последний раз он увидел ущелье – три спасённых грузовика выбирались из каменного мешка, а на скалах ещё догорала сухая растительность от ракетных снарядов.

Барак медсанбата был переполнен, поэтому разведчиков устроили в палатке. Антон сидел на складной койке, терпеливо ожидая своей очереди. Его рана оказалась неглубокой – осколок лишь рассек мышцу на плече. Ковалёву повезло меньше – контузия, хоть и лёгкая, требовала наблюдения.

– Ну, герои, – пожилой врач с орденскими планками на гимнастёрке обрабатывал рану Антона. – Опять влипли?

– Док, а что это за "снег", который капитан с афганцами меняет? – Ковалёв, сидевший рядом, вдруг заговорил, его голос звучал странно отчётливо.

– Ты этого не спрашивал, сынок, – Врач замолчал, его пальцы на мгновение замерли с пинцетом, он наклонился ближе, и Антон увидел в его глазах неподдельный страх. – Если хочешь дожить до дембеля – никогда больше об этом не вспоминай. Никогда!

Антон перевёл взгляд на Ковалёва. В его глазах читалось то же понимание. Они случайно прикоснулись к чему—то большему, чем просто война. К чему—то, что могло оказаться опаснее любого боя.

За стеной палатки кто-то заиграл на гармошке – праздновали удачное возвращение. Антон закрыл глаза, представляя, как в это же время в Тарске его мать, наверное, накрывает на стол, даже не подозревая, через что прошёл сегодня её сын…

Антон лежал на узкой железной койке, прислушиваясь к храпу соседей и далёким выстрелам за периметром части. Рана на плече ныла тупой болью, но куда сильнее болела душа. Перед глазами снова и снова всплывали картины последних дней. Чёрные пакеты в руках капитана, бородатые лица афганцев, пустые глаза Ковалёва после контузии.

– Что, философ, совесть замучила? – Вспомнились ему слова "Профессора".

За стеной кто-то стонал – раненый сержант из сапёрного взвода бредил во сне. Антон повернулся на бок, и пружины койки завизжали, как пойманный зверь.

– Ты не спишь? – Прошептал Ковалёв с соседней койки. Его голос звучал хрипло, будто пропущенный через песок.

– Нет! Уснёшь здесь. – Антон приподнялся на локте. – Думаю…

– Оставь, опасное это дело. – Ковалёв резко кашлянул. – Я знаю, о чём ты. Если скажешь хоть слово – нас обоих сгноят в дисбате. Или того хуже.

Антон не ответил. Он смотрел в потолок, где треснувшая балка напоминала ему карту ущелья под Гератом.

Капитан Лещенко встретил его у входа в барак, скрестив руки на груди. Его глаза, обычно холодные, сегодня казались высеченными изо льда.

– Ну что, герой, очухался? – Он бросил Антону свежий подсумок с боекомплектом. – Получил для тебя.

– В медсанбате можно месяц в себя приходить. – Выругался Антон. – От ран так воют, аж жутко становится. Лучше я вместе со всеми буду, со мной и Саня вернулся.

– Правильно излагаешь. Завтра снова выход. – Сообщил Лещенко. – Перевал "Чёртов клык". Те же условия. – Антон молча кивнул, чувствуя, как ком подкатывает к горлу.

– Вопросы есть? – Капитан пристально посмотрел на него.

– Нет, товарищ капитан, – Антон ответил ровно, но внутри всё сжалось. Командир посмотрел на Ковалёв, стоявшего рядом, нервно закусившего губу.

Капитан визуально оценил состояние Сани, как удовлетворительное и приказал получить боекомплект самостоятельно. Лещенко не ожидал скорой поправки бойца, но тот держался молодцом, поэтому решение отказаться от Ковалёва отбросил без сомнения. От собственного сравнения этих двоих с играми капитан усмехнулся и направился на выход.

Обмен прошёл как всегда – быстро и без лишних слов. Цинки с патронами в обмен на чёрные пакеты. Только на этот раз Антон заметил, как капитан отсчитал несколько пачек из полученного "товара" и сунул их в карман своему заместителю.

– Я не могу молчать! – На обратном пути, когда группа растянулась по тропе, Антон нагнал Ковалёва и прошептал. – Это же предательство.

Ковалёв резко развернулся, его глаза горели.

– Ты совсем дурак? Они нас с тобой, как этих душманов, в ущелье сбросят, и никто даже не узнает! – Антон уже не слушал друга, так как принял решение.

Особый отдел части располагался в отдельной пристройке к штабу, Белошеховский явился сюда без сомнений и угрызений совести. Майор Висевский сидел за столом, разбирая бумаги. Его лицо покрывали мелкие шрамы. Ходили слухи, что от осколков под Кандагаром, сейчас его физиономия не выражала ничего, кроме усталости.

– Так, Белошеховский! – Майор отложил папку и устало посмотрел на Антона. – Ты хотел поговорить, солдат?

Антон глубоко вдохнул.

– Товарищ майор, я хочу доложить о незаконных действиях капитана Лещенко. – Антон глубоко вздохнул.

– Подожди, боец. – Висевский поднял руку. Его голос внезапно стал мягким, почти отеческим. – Ты понимаешь, что обвиняешь боевого офицера? Человека, который вытащил тебя из—под огня под Гератом? У капитана Лещенко за плечами множество успешных боевых заданий. Тебе совесть ничего не шепчет?

– Нет, я уже твёрдо всё для себя решил! – Антон с вызовом посмотрел в глаза Висевского. – Потому что это предательство.

Майор задумался, потом медленно открыл ящик стола и достал чистый лист бумаги.

– Пиши. Всё, что знаешь. Подробно. – Сам майор поднялся и начал прохаживаться по своему кабинету.

Когда Антон закончил, Висевский медленно старательно прочитал изложенное. Возникла долгая пауза, наконец—то майор аккуратно сложил лист вчетверо и сунул в папку.

– Благодарю за бдительность, Белошеховский. – Майор поморщился от свалившейся на него обузы. – С сегодняшнего дня ты будешь переведён в роту охраны.

– Почему в роту охраны? – Не понял Антон.

– Чтобы избавить тебя от влияния капитана Лещенко. – Объяснил Висевский, вытащил ещё один лист и, склонившись над столом быстро набросал приказ, размашисто расписался. – Отдашь это старшему лейтенанту Зайцеву из роты охраны. Остальное – не твоя забота, завтра решение о твоём переводе пройдёт через канцелярию командира части.

Служба в новом подразделении была скучной, включала охрану различных объектов базы. Старший лейтенант Зайцев свободного времени солдатам почти не давал, занимая его бесконечной зубрежкой устава, особое внимание придавалось положениям о караульной службе.

Антон стоял на посту у склада ГСМ, наблюдая, как майор Висевский в компании капитана Лещенко и старшего лейтенанта Семёнова о чём—то смеются у штаба. Капитан что-то рассказывал, размахивая руками, а майор одобрительно кивал. Внезапно Висевский повернул голову и встретился с Антоном взглядом. На его лице на мгновение мелькнуло что-то вроде смущения, но тут же исчезло.

Антон почувствовал, как у него холодеют руки. Получается особист в курсе дел Лещенко, чем иначе объяснить столь дружеские отношения разведчиков с начальником особого отдела. Тревожные мысли мучили Белошеховского ещё несколько дней, выждав свободное время, он направился в штаб.

– Полковник Бонцов на выезде. – Молоденький адъютант нервно поправил очки. – Можете подождать.

– Нет. – Антон резко развернулся и на выходе он буквально столкнулся с майором Висевским.

– Рядовой Белошеховский? – Майор приподнял бровь. – Ты что-то хотел?

– Нет, товарищ майор. Ничего. – Антон посмотрел ему в глаза – и вдруг понял, что больше не боится.

В его голосе прозвучало нечто такое, что нельзя было выразить словами.

Висевский нахмурился, осознав цель визита бойца к полковнику Бонцову, но решил промолчать. Антон вышел на плац, где уже зажигались фонари. Где-то вдали, за горами, садилось солнце – такое же, как над Тарском. Только там оно светило иначе. Ночью поступил приказ выступить роте на ночное охранение, солдат через расстояние расставили на природный бруствер. Антону досталось место, где гора делала вертикальный уступ почти в девяносто градусов, поднимаясь от самого низа ущелья несколькими изломанными плоскостями.

Сержанты говорили, что есть опасение моджахеды попытаются атаковать часть, забравшись по отвесной стене горы, поэтому нужно быть бдительным. Ночь выдалась тёмная, даже осколок луны скрывался за облачностью. Несмотря на предупреждение Антон не выдержал и с забрезжившим рассветом начал погружаться в дремоту. Какие—то тени позади него мелькнули, сквозь сон он слышал шёпот и ему казалось это разговаривают капитан со старшим лейтенантом.

Антону набросили на голову мешок, сильные руки приподняли его тело и скинули с горы вниз в ущелье. Сон мгновенно прошёл, Антон понял, его убили. Он вспомнил слова Алексея Васильевича, тренера единоборств, чтобы защититься нужно научиться группироваться. Нужно представить себя или части тела бездушным существом, мягким податливым материалом. Слова учителя звенели в голове, Антон попытался представить себя, чем—то невесомым, что невозможно повредить либо нанести вред здоровью.

Антон ощутил, как его тело будто бы воспарило, что осталось расправить руки—крылья, и он полетит над горной долиной, но сила тяжести неумолимо тянула в низ. На мгновение он представил себе внизу огромные каменные валуны с острыми гранями, что стало трудно дышать, дыхание участилось.

– Любую силу можно использовать с пользой для себя и падение можно замедлить и даже остановить… – В сознании всплыло строгое лицо Алексея Васильевича, снова и снова повторяющего свою, короную фразу.

Наставник еще что-то говорил про подчинение силы разуму, но туман в голове у Антона не позволял ему сконцентрироваться. Антон только подумал, что ему нужно спланировать вниз, в длину, как сразу почувствовал, что падение замедлилось, а может это ему только показалось, а через мгновение он ощутил сильный удар о камни и боль, как вспышка молнии пронизала все тело и сознание погрузилось в ночь.

Командование части провело всю ночь в напряжённом ожидании. Разведка донесла о возможной попытке проникновения через отвесную скальную гряду на северном участке периметра. Полковник Бонцов под утро лично объехал посты, проверяя готовность расчётов.

– Если полезут – встретить огнём на подходе. – Сквозь стиснутые зубы бросил командир старшему лейтенанту Зайцеву, пока их УАЗик трясся по ухабистой дороге. – Там же "коридор смерти" начинается.

Едва солнце выплыло, над зубчатыми вершинами наступила глубокая тень от гор, окутавшая ущелье в прохладную мглу, командование части не могло избавиться от тревоги. С самого утра офицеры переговаривались шёпотом, бросая косые взгляды на карту местности и обсуждая возможные угрозы. Основной страх – или, скорее, подозрение – заключался в том, что противник может попытаться атаковать их позиции именно этой ночью, воспользовавшись темнотой и сложным рельефом местности. В особенности внимание было приковано к одной точке – почти вертикальной стене скалы, которая отделяла лагерь от узкого перевала на востоке.

Рота охранения провела ночь без покоя. Каждый час дежурный наблюдатель докладывал: «Всё спокойно», но это спокойствие казалось подозрительным, как затишье перед бурей. Никто не знал наверняка, какие мысли копошились в головах у тех, кто скрывался за горизонтом. Возможно, они ждали рассвета, чтобы напасть, когда солнечный свет разгонит последние тени. Или, наоборот, всё это время они просто выжидали, давая своим силам окрепнуть. Но когда первые лучи солнца начали пронизывать туман над ущельем, стало ясно – атаки не будет. По крайней мере, сегодня.

Усиленное дежурство было снято, но полностью оставлять участок без присмотра никто не рискнул. На самых уязвимых позициях остались несколько постов – больше для того, чтобы сохранить психологическое давление на потенциального противника. Дорога, ведущая на восток, получила своё имя ещё много лет назад, когда капитан Лещенко, опытный разведчик и старый волчара, первый назвал её «коридором смерти». Такое название осталось в памяти даже тех, кто никогда его не видел. Говорили, что по этой дороге исчезли целые отряды, и не только от пуль – природа здесь была сама по себе враждебна, словно охраняла какие—то древние тайны.

Солдаты, сгорбившись под тяжестью бронежилетов и разгрузок, потянулись к казармам. Про Белошеховского никто не вспомнил, а может для офицеров эта ночь стала слишком нервной. Только двое бойцов остались на постоянном наблюдательном посту – рядовой Семёнов и ефрейтор Карасев. Они знали, что до вечера им предстоит монотонно вглядываться в серую ленту дороги, уходящей на восток – туда, где в дымке уже виднелись первые вершины вражеской территории.

Когда солнце поднялось в зенит, превратив скалы в раскалённые печи, у подножия северного склона появилась одинокая фигура. Бахир стоял неподвижно, его чёрные глаза медленно скользили по отвесной стене. Каждая трещина, каждый выступ были видны с неестественной чёткостью в этом слепящем свете. Он втянул носом воздух – запах нагретого камня смешивался с горьковатым ароматом полыни, растущей у основания скалы.

Когда наступила глубокая тень от гор, окутавшая ущелье в прохладную мглу, командование части не могло избавиться от тревоги. С самого утра, едва солнце взошло над зубчатыми вершинами, офицеры штаба переговаривались шёпотом, бросая косые взгляды на карту местности и обсуждая возможные угрозы. Основной страх – или, скорее, подозрение – заключалось в том, что противник может попытаться атаковать их позиции именно этой ночью, воспользовавшись темнотой и сложным рельефом местности. В особенности внимание было приковано к одной точке – почти вертикальной стене скалы, которая отделяла лагерь от узкого перевала на востоке.

Рота охранения провела ночь без покоя. Каждый час дежурный наблюдатель докладывал: «Всё спокойно», но это спокойствие казалось подозрительным, как затишье перед бурей. Никто не знал наверняка, какие мысли копошились в головах у тех, кто скрывался за горизонтом. Возможно, они ждали рассвета, чтобы напасть, когда солнечный свет разгонит последние тени. Или, наоборот, всё это время они просто выжидали, давая своим силам окрепнуть. Но когда первые лучи солнца начали пронизывать туман над ущельем, стало ясно – атаки не будет. По крайней мере, сегодня.

Никем незамеченный Бахир стоял у подножия скалы, словно в задумчивости. Его широкие плечи немного сутулились, будто он ощущал вес всей этой стены на себе. Он медленно поднимал взгляд вверх, прослеживая каждый контур каменной громады, каждую трещину, каждый выступ. Солнце уже достигло зенита, и скала буквально раскалилась, отдавая в воздух колышущиеся волны жары. От этого каменная поверхность казалась почти живой – она мерцала, дрожала, играла светом и тенью, создавая иллюзию движения.

Запах нагретого камня смешивался с горьковатым ароматом полыни, растущей у основания скалы. Этот запах был знаком ему с детства – он помнил степи, где ветер играет сухими травами, где земля пылает под ногами, а душа становится свободной, как птица. Но сейчас этот запах имел другой вкус – он не говорил о свободе, а предупреждал о трудностях, которые предстояло преодолеть.

Солнце в зените превратило скалу в раскалённую печь – каждый выступ, каждую трещину можно было разглядеть с неестественной чёткостью. Левый край стены представлял собой почти гладкую плиту – даже ящерица не нашла бы там опоры. Правый был чуть лучше – сеть мелких трещин и выступов, но между ними зияли опасные промежутки, где придётся буквально висеть на кончиках пальцев. Его широкие ноздри втянули запах тёплого камня с небольшой цветочной долей.

– Не самая сложная задача. – Прошептал себе под нос Бахир, но тут же передёрнул плечами.

– Справишься? – Шепнул тихий голос хозяина в ухе. – Ты уверен?

– Уверен, господин Халид! – Бахир усмехнулся, показывая белые зубы. – Здесь сноровка необходима. Это не прогулка по базару.

Левый край стены действительно представлял собой почти идеальную плиту – гладкую, как отшлифованное стекло. Ни единой трещины, ни одного выступа, за который можно было бы зацепиться. Даже ящерица, известная своей способностью карабкаться по самым невероятным поверхностям, здесь бы застыла в замешательстве. А вот правый край был чуть лучше – сеть мелких трещин, выбоин и неровностей, которые могли служить опорой. Однако между этими выступами были опасные промежутки, где человеку придётся буквально повисать на кончиках пальцев, доверяя лишь силе хватки и удаче.

Пятью пальцами левой руки Бахир сжал камень у пояса, проверяя его на прочность. Пальцы впились в поверхность, но камень оказался рыхлым – он поддался и начал сыпаться вниз, осыпав землю серой пылью. Он поморщился. Скала здесь была не такой надёжной, как хотелось бы. Рыхлая порода могла стать смертельной ловушкой для любого, кто решится на подъём без должной подготовки. Но Бахир не был новичком. Он знал, как читать скалы, как находить те точки, где можно положиться на прочность камня.

Сделав глубокий вдох, Бахир сплюнул на ладони и растёр густую слюну между пальцами. Это был старый трюк – чтобы улучшить сцепление с камнем, сделать кожу менее скользкой от пота. Его левая нога нашла небольшую щель, в которую можно было вставить носок ботинка. Руки потянулись вверх, цепляясь за самые маленькие выступы, иногда едва ли больше, чем трещина в асфальте. Каждое движение требовало внимания, каждое усилие должно было быть точным. Если он ошибётся хотя бы на миллиметр, то может потерять равновесие – и тогда.