Белый шейх: путь мести

– Эй, философ, подвинься! – Подал голос Саня.

Ковалёв, его сосед по казарме, толкнул Антона локтем, брызгая водой во все стороны. Его лицо, обветренное и обожженное таджикским солнцем, расплылось в ухмылке. Друга, казалось, ничего не могло огорчить, ни ранние подъезд, ни холодная вода, даже глупый юмор прапорщика он воспринимал со смехом.

– Сегодня же кросс, готовься вспомнить все маты, какие знаешь! – Ковалёв состроил весёлую гримасу.

Антон промолчал, продолжая умываться. Он знал, что Ковалёв прав – сегодняшний день будет адским. Утро уже проглотило очередные пять минут, впереди уже маячил плац с ежедневной зарядкой. Построив солдат в казарме, Кузнецов медленно прошёл вдоль шеренги, его узкие глаза выискивали малейшие нарушения. Остановился перед Ковалёвым.

– Что это за бородавка на подбородке, Ковалёв? – Рявкнул прапорщик. – Ты что, гражданский?

– Так точно, товарищ прапорщик! – Доложил Саня. – То есть нет!

– После завтрака – на дополнительное бритьё! С мылом!

Плац представлял собой вытоптанный прямоугольник земли, окружённый колючей проволокой. На востоке уже занималась заря, окрашивая небо в кровавые тона. Антон стоял в строю, чувствуя, как песок в сапогах натирает ещё не зажившие мозоли. Прапорщик Кузнецов, его бритый череп блестел в первых лучах солнца, уже выстроил взвод.

– Разминка! Начинаем! – Последовала команда.

Антон чувствовал, как каждое движение даётся с трудом – мышцы ещё не отошли от вчерашнего марш—броска. Наклоны, повороты, махи руками – всё выполнялось под счёт, с железной дисциплиной. Песок плаца, ещё холодный от ночи, проникал в сапоги, натирая незажившие мозоли.

– Основные упражнения! Принять положение упор лежа! – Неистовствовал прапорщик.

– Ох уж эти отжимания, я же… не… – Выругался шёпотом Ковалёв. – Я на бодибилдинг не записывался.

– Не ной, Саня! – Антон чувствовал, как дрожат руки, но продолжал, стиснув зубы. Рядом Ковалёв, красный от напряжения продолжал шептать сквозь зубы.

Пятикилометровый кросс по периметру лагеря стал настоящим испытанием. Антон бежал, чувствуя, как горячий воздух обжигает лёгкие, а песок скрипит на зубах. Где-то сзади слышалось тяжёлое дыхание Ковалёва.

– Белошеховский… чёрт… замедли… немного… – Умолял Саня.

Десять кругов вокруг плаца с полной выкладкой превратились в ад, песок, казалось нагретый до 60 градусов, прожигал подошвы. В ушах стучала кровь, смешиваясь с криками командиров. Антон знал – останавливаться нельзя. Он сжал зубы и продолжил бег, глядя на спину впереди идущего бойца. Каждый шаг отдавался болью в мышцах, но он знал – это закаляет. Именно так, через боль и пот, рождаются настоящие солдаты.

– Сегодня неплохо. – После кросса взвод построился на плацу. Кузнецов медленно прошёлся вдоль строя, оценивая состояние бойцов. – Запомните главное, завтра будет хуже.

Антон стоял, чувствуя, как пот стекает по спине. Он знал, что это только начало. Впереди – целый день изматывающих тренировок, но он был готов.

– Товарищ прапорщик есть хочется! – Подал Голос Ковалёв.

– А рядовой Ковалев. – Прапорщик стрельнул глазами. – Успеется. – Немного отработаем строевой шаг и потом промаршируете до столовой. – Взвод, на первый—второй рассчитайся! – голос Кузнецова резанул уши, перекрывая даже утренний крик петухов, где-то за пределами части.

На размеченном плацу при команде прапорщика пришлось поднимать и тянуть ногу и это после изнурительного кросса. Ковалёв, закатив глаза, тщательно вышагивал рядом с Антоном. Старались и другие солдаты, никому не хотелось затягивания экзекуций командира. Бойцы поглядывали на прапорщика и заметили, что даже он, привычный к азиатской жаре, изрядно собран.

– Белошеховский! Ты что, в балете служил?! – Прапорщик подошёл вплотную, и Антон увидел жёлтые от никотина зубы. – Это строевая подготовка, а не "Лебединое озеро"!

На протяжении долгих десяти минут солдаты отрабатывали строевой шаг, но вскоре Кузнецову самому надоели эти занятия, наконец он вновь отдал команду на построение. Строевым шагом, под ритмичное "Раз—два, левой—правой", взвод двинулся к столовой. Антон чувствовал, как пустой желудок сводит от голода. Вчерашний ужин – жидкая перловка – давно переварился. Столовая встретила их густым запахом каши и жареного масла. Дежурный по кухне, толстый ефрейтор с засаленным халатом, разливал по алюминиевым мискам манную кашу и раздавал по два куска чёрного хлеба.

– По одному, не толпиться!" – командовал старшина. Антон получил свою порцию – густую, с комками, но горячую, а в дополнение чуть сладкого, слабо заваренного тёплого чая. Ковалёв, сидевший напротив, уже успел проглотить половину порции.

– Жри медленнее! – Прошептал Антон. – А то опять живот заболит, но Саня только махнул рукой, продолжая жадно есть.

Прапорщик не дал солдатам ни минуты передышки и из столовой повёл на политподготовку, ставшее новым в армейской службе для новобранцев. Клуб представлял собой небольшой барак с потрёпанными стульями. На стене висел портрет генерала и плакат "Слава ВДВ!". Лейтенант Политов, молодой офицер с аккуратным пробором, начал занятие.

– Сегодня мы изучаем боевые традиции воздушно—десантных войск. – Голос Политова звучал монотонно. Антон старался не засыпать, но тёплый завтрак и духота делали своё дело.

Рядом Ковалёв уже дремал, его голова периодически падала на грудь. Внезапно раздался громкий стук – прапорщик Кузнецов ударил планшетом по столу.

– Ковалёв! Ты что, на курорте? Встать! Десять отжиманий здесь и сейчас!

Обескураженный лейтенант со злостью посмотрел на прапорщика, прервавшего доклад на самом важном моменте. Отвернувшись от пыхтевшего солдата, Политов уставился на плакаты и продолжил свой монолог.

После политзанятий учебный класс, больше напоминающий школьный кабинет, но вместо парт – длинные столы с разобранными автоматами. Запах оружейной смазки смешивался с потом.

– Сегодня займёмся главным орудием десантника, для вас норматив по разборке 25 секунд. – Объявил инструктор. Антон взял в руки АК—74, ощущая знакомый холод металла. По команде он начал отделять магазин, передернул затвор, но патрон не упал на стол. На секунду взглянул на офицера и вынул затворную раму, осталось извлечь затвор и снять газовую трубку. Пальцы Белошеховского двигались автоматически, так как эти действия были отработаны на уроках начальной военной подготовке в школе – 22 секунды – хорошо! Одобрительно кивнул инструктор.

Ковалёв справился за 28, получив взбучку от, неотрывно присутствующего на всех занятиях, Кузнецова. Инструктор не завершил занятий с автоматом, а начал отрабатывать с солдатами навыки полезные в бою. Затем решил перейти к другому оружию и извлёк из металлического сейфа гранатомёт и демонстрационный кумулятивный заряд. Построив бойцов по завершению инструкций по владению орудия, прапорщик приказал следовать за ним, объяснив, что сейчас поедут на стрельбище.

Старый ГАЗ—66, дребезжа всеми болтами, довёз их до стрельбища. Антон чувствовал, как от волнения потеют ладони. Вчера он провалил норматив. Стрельбище представляло собой длинное сооружение без крыши с мишенями на расстоянии 100, 200 и 300 метров. Запах пороха висел в воздухе густым туманом. Рассчитавшись, солдаты разделились на несколько групп, для стрельбы на огневом рубеже

– Первая смена – занять огневые рубежи! – Прокричал инструктор. – Приготовиться! Огонь!

Антон лёг на живот, ощущая раскалённый песок под собой. Автомат Калашникова оказался удивительно тяжёлым в руках. Первая очередь ушла куда—то в молоко.

– Ты куда стреляешь, интеллигент?! – засмеялся инструктор. – Вон видишь мишень? Это твой враг! Представь, что это Кузнецов!

Смех прокатился по стрелковой линии. После пятой попытки Антон начал попадать в девятку. Пальцы онемели от отдачи, а правое плечо покрылось синяком.

Обратно в расположение солдаты ехали довольные, по возвращению в часть их ждал сытный обед. Антон занял место за столом, дежурные разливали по тарелкам щи, раскладывали перловую кашу с тушёнкой и передавали стаканы с компотом из сухофруктов.

– Эй, философ, подвинься! – Ковалёв плюхнулся рядом, расплёскивая компот. Его лицо, обветренное таджикским солнцем, покрылось слоем пыли. – Слышал новость? Нас готовят к горной подготовке.

За соседним столом старослужащие с нашивками. Для какой цели этих парней перебросили в учебку никто не знал. Они негромко обсуждали что-то, поглядывая на новобранцев. Один из них, коренастый блондин со шрамом на щеке, демонстративно положил ноги на стол.

– Смотри, Белошеховский, – прошептал Ковалёв. – Это Витёк Сибиряк. Говорят, он одного духа голыми руками…

– Тише! – Антон резко дернул его за рукав.

Занятия рукопашным боем были привычны для Белошеховского, единственное отличие в войсках обучали навыкам самбо. Отдельного зала для этих занятий не было. Покрытая борцовским ковром, продуваемая жарким ветерком, им стала поляна, засыпанная песком. Из-за проводимых на свежем воздухе занятий запах пота и крови быстро улетучивался. На информационном щите в десяти метрах от поляны можно было рассмотреть портреты чемпионов по армейскому рукопашному бою.

– Сегодня – обезоруживание. – Объявил тренер, капитан Зосимов с перебитым носом. Антон и Ковалёв стали в пару.

– А теперь покажи, как ты будешь защищаться от ножа. – Сказал Саня. Антон вспомнил уроки Шмелевского – бросок, захват, болевой… Ковалёв ахнул, оказавшись на полу.

– Неплохо! – Кивнул капитан. – В реальном бою всё будет иначе

И на плацу, и в спортгородке, и на рукопашной поляне инструкторы гоняли солдат нещадно. Раскалённые на солнце турники обжигали ладони. Антон подтянулся 12 раз – на 3 больше норматива. Ковалёв еле—еле сделал 8.

– Всем, кто не выполнил – дополнительная тренировка после ужина! – прокричал Кузнецов.

Единственно что у Антона плохо получалось на первых порах, это горная подготовка. Он путался в верёвках, обдирал ладони из-за неправильных действий. Инструктор по альпинизму – сухопарый капитан Сабуров, его отличало обветренное лицо, словно он родился таким.

– Карабины проверяем трижды! – Каждый раз, выдавая снаряжение Сабуров повторял одно и тоже. – Верёвка – это ваша жизнь!

Подъём по отвесной скале занял два часа. Ладони стёрлись в кровь, несмотря на перчатки. Где-то на середине маршрута Антон застрял, не находя опоры для ноги.

– Ну что, Белошеховский, задумался? – Крикнул сверху Кузнецов, умело выполнявший вместе с подопечными распоряжения капитана. – Или ждёшь вдохновения?

Собрав последние силы, Антон долез до вершины. Оттуда открывался вид на бескрайние горные хребты, уходящие в Афганистан.

После отбоя в казарме установилась тишина, нарушаемая только храпом и скрипом коек. Антон достал из—под матраса потрёпанный блокнот и под одеялом, при свете фонарика начал писать.

"День 31-й. Сегодня прошли огневую подготовку. Стреляю уже лучше, но Кузнецов по-прежнему…"

– Эй, грамотей, – прошептал Ковалёв с соседней койки. – Слышал, завтра экзамен будет? Говорят, ночной марш-бросок на 30 км с полной выкладкой.

Антон вздохнул и потушил фонарик и перевернулся на другой бок. Учебка заставляла выкладываться полностью, но силы у него еще есть. Хотя от усталости чувствовал необходимость сна. Ковалев что-то бубнил, но слушать его Антон не стал. Как только он смежил веки, так провалился в глубокий и почему—то темный сон.

Глава 2. Испытание Афганистаном

Где-то за окном завывал ветер, принося с гор запах полыни и пороха. Через три месяца бойцов построили на плацу перед старым ГАЗ—66, после коротких напутственных слов командира учебной части, солдат увезли на взлётно—посадочную полосу военного аэродрома, где ожидал для погрузки бойцов борт Ан—12. Двигатели ревели, поднимая вихри пыли. Когда Антон поднимался по трапу, Кузнецов неожиданно схватил его за плечо.

– Слушай сюда, интеллигент… – Прапорщик неожиданно потерял привычную грубость. – Там, куда вы летите… Там нет учебных тревог. Береги себя.

Антон кивнул и занял место у иллюминатора. Получается вся внешняя жёсткость прапорщика является напускной, только кажущейся. Похоже Кузнецов душевно привязывается к солдатам, поэтому их нещадно гоняет перед тем, как командование отправляет из учебки очередную группу бойцов на смерть. Внизу проплывали горные хребты – острые, как ножи. Где-то там начинался Афганистан и настоящая война.

Самолёт Ан—12 дрожал, как загнанный зверь, когда начал заход на посадку. Антон прижался лбом к холодному иллюминатору, пытаясь разглядеть что-то в ослепительной белизне горных вершин. Внезапно машина резко клюнула носом, и его бросило на ремни безопасности.

– Первый раз летишь в горы, писатель? – Ковалёв, сидевший рядом, болезненно сжал подлокотники, словно он регулярно прилетает в горы. Его обычно смуглое лицо приобрело зеленоватый оттенок. – Говорят, здесь каждый третий рейс…

– Заткнись! – рявкнул кто-то сзади.

Самолёт снова тряхнуло, и в проходе появился старший лейтенант Морозов – их временный командир. Он держался за поручни, как моряк во время шторма.

– Слушайте все! – его голос перекрыл рёв двигателей. – Через пять минут посадка на аэродром "Высота—12". Температура за бортом +45 в тени. Воды получите после распределения. Запретная зона начинается сразу за проволокой. Нарушителей стреляют без предупреждения. Вопросы есть? Солдаты молча смотрели перед собой, кто-то зажмурился перед посадкой.

Когда грузовая рампа опустилась, Антона ударила волна раскалённого воздуха. Он зажмурился от ослепительного света, ему показалось, встречающий пейзаж переполнен белым, мутное небо, серые горы, бескрайнее плато, отражающее солнечные лучи как гигантское зеркало.

– Белошеховский! Ковалёв! Ко мне! – у трапа стоял капитан с нашивкой разведроты, держа в руках планшетку с документами. Его лицо, покрытое глубокими морщинами, напоминало высохшую глину. – Я ваш новый командир. Капитан Лещенко. Добро пожаловать в ад.

Аэродром представлял собой узкую полосу, вырубленную прямо в горном плато. С одной стороны – отвесный обрыв глубиной не менее трёхсот метров. Антон с Саней не ждали приглашения, забрались в буханку, когда машина помчалась к строениям, Ковалёв спросил, невольно махнув рукой, что впереди.

– Что там? – Саня пытался рассмотреть куда едет автомобиль.

– Сейчас увидишь! – Сквозь зубы выдал капитан. – Заберём ефрейтора.

Водитель притормозил в метре от большого камня приваленного к природному бруствера высотой полметра. Саня с Антоном припали к запыленному окну, смогли рассмотреть внизу змеившиеся две дороги, расходящиеся в разные стороны. По одной из них медленно двигалась вереница грузовиков. Дверь хлопнула и рядом уселся ефрейтор с рябым лицом.

– Красиво, да? – Парень хлопнул Антона по плечу. – Это дорога на Кабул. А вон та – в Пакистан. Наш личный коридор смерти.

– Ты сколько здесь уже? – Шмыгнул носом Саня.

– Год с небольшим. – Откликнулся ефрейтор и протянул руку для рукопожатия. – Значит будем в нашей разведроте служить вместе?

Пока машина разворачивалась, завязался негромкий разговор. Ефрейтор с улыбкой пожал руки и принялся рассказывать про двухрядное ограждение колючей проволокой с минными полями между ними. Через каждые пятьдесят метров – вышки с пулемётами. В центре – несколько одноэтажных зданий из серого камня, полузакопанных в землю.

– Это не казармы. – Пояснил капитан, ведя их мимо строений. – Это бункеры. Летом здесь +50, зимой —30. А во время обстрелов – просто рай.

Он остановился перед длинным зданием с вывеской "Клуб".

– Разведрота живёт здесь. У нас свои порядки. – Капитан распахнул дверь. – Встречайте новичков!

В помещении, заставленном койками, сидели человек пятнадцать. Они разглядывали новичков с холодным любопытством.

– Это Белошеховский. Говорят, мастер восточных единоборств. – Капитан толкнул Антона вперёд. – А это его друг… Как тебя?

– Ковалёв, – прошептал тот.

– Правила простые: воду экономим. Душ – раз в неделю. Вопросы? Ефрейтор Филин расскажет, что здесь к чему.

– А правда, что ты ниндзя? – Из угла раздался смешок.

– Ладно, знакомьтесь. – Все засмеялись, капитан тоже улыбнулся. – Завтра в пять подъём. Первый выход на задание послезавтра.

Антон лежал на жесткой койке, прислушиваясь к звукам ночи. Где-то далеко стрелял пулемёт. В углу храпел сержант. Ковалёв ворочался на соседней кровати.

– Слушай, Антон! – Прошептал Саня. – Ты видел, как они на нас смотрят? Как на мясо…

Антон не ответил. Его внимание привлекли голоса за стеной. Двое офицеров о чём—то спорили. Спать не хотелось, мучили мысли, справится ли он, сможет ли выжить в этом новом жестоком мире и будет ли сопутствовать удача или другая тайная и невидимая глазам сила, отводящая пули в сторону. Антон никогда ранее не думал о Боге и не обращался к его воле, а сейчас почему—то захотелось помолиться.

– Оставь всё мне, завтра снова ночью встречаемся. Три цинка на перевал. – Это был голос капитана.

– Майор не одобрит. Слишком часто. – Незнакомый голос.

– А ты ему не говори. Понял? Или хочешь, чтобы и твою долю снега проверили? – Шаги затихли. Антон почувствовал, как по спине пробежали мурашки.

Солнце взошло над горами, превратив плато в раскалённую сковородку. Антона разбудил удар сапога по койке.

– Подъём, ниндзя! – Над ним стоял сержант с татуировкой "За ДШБ" на руке. – Сегодня у тебя первое боевое крещение.

На плацу уже строилась рота. Капитан Лещенко ходил вдоль строя, раздавая задания.

– Белошеховский! Ковалёв! Сегодня идёте с нами. Проверим, на что способен наш "восточный мастер".

Рядом стояли трое бойцов – рослый детина с автоматом на груди, худощавый парень с перевязанной рукой и коренастый мужчина холодным с бесстрастным лицом.

– Это твоя группа, – капитан указал на них. – "Медведь", "Раненый" и "Профессор". Они покажут тебе, как мы работаем.

"Медведь" – тот самый рослый детина – ухмыльнулся:

– Надеюсь, ты умеешь быстро бегать, мальчик? Моджахеды не любят долгих ухаживаний.

Антон с двумя бойцами сидел на рыжеватом камне и контролировал открывающуюся тропу, прикрывая забирающихся десантников. Солнце садилось, окрашивая скалы в кровавые тона. К нему подсел "Профессор" – тот самый коренастый мужчина.

– Красиво, да? – Он закурил самокрутку. – Я здесь уже второй год. Каждый день смотрю на эти горы и каждый день вижу что-то новое.

– Горы для меня непривычное зрелище. – пробормотал Антон.

– Ты сегодня видел, как капитан разговаривал с местными торговцами? – "Профессор" выпустил кольцо дыма. – Запомни, здесь ты ничего не видел. Ничего не слышал. Иначе… – Он провёл пальцем по горлу. Внизу, в ущелье, запели цикады. Их стрекот напоминал звук работающего пулемёта.

– Не все наши вылазки такие спокойные. Боевой выход может быть назначен на любой день, постарайся, чтобы твоя по—настоящему первая боевая операция не стала последней. – "Профессор" встал, отряхивая штаны. – Совет, о местном не думай. Думать здесь – значит умереть.

Когда он ушёл, Антон размышлял над этими словами, а по возвращению ночью долго смотрел на звезды. Они здесь казались ближе, чем дома. И гораздо холоднее.

Треск короткого замыкания в электропроводке разбудил Антона раньше сигнала. Он лежал, вслушиваясь в звуки спящей казармы, храп "Медведя" с характерным присвистом, скрип коек, тиканье часов у дежурного. Через отверстие в стене пробивался лунный свет, рисуя на полу бледную полосу. Антон потянулся за сигаретами, вспомнив, как отец ругал его за эту привычку: "Армейка испортит тебя, сынок".

Предрассветную тишину разорвал скрежет железной двери. Антон открыл глаза, ещё не понимая, что его разбудило. В казарме царил полумрак, лишь тусклый свет фонаря дежурного выхватывал из темноты очертания спящих бойцов. Где-то на улице завывал ветер, заставляя дребезжать оконные стёкла в расшатанных рамах.

– Подъём! – Голос старшего сержанта Дятлова прозвучал, как выстрел. – Четыре ноль—ноль. На сборы тридцать минут!

Антон потянулся к тумбочке, нащупывая пачку "Беломора". Сигаретный дым горьким клубком заполнил лёгкие. В голове всплыл образ отца – "Опять куришь? Тебе же здоровье портить!" Он резко затушил сигарету, чувствуя странный стыд.

Сборы проходили в привычном ритме. Следом за бойцами в оружейной, Антон методично проверял снаряжение – каждый предмет должен был лежать на своём месте. Автомат Калашникова с тремя магазинами (один уже в стволе), четыре гранаты Ф—1 ("лимонки"), фляга с водой, индивидуальный перевязочный пакет, два цинка с патронами 7,62 мм. Каждый цинк весил около пятнадцати килограммов – при переходах по горам это ощущалось особенно остро.

– Белошеховский, шевелись! – "Дятел" пихнул ему в руки свёрток. – Сухой паёк на троих. И не жри всё сразу, как в прошлый раз.

Александр Ковалёв, сосед по койке, скрипел зубами, затягивая ремни разгрузки. Его лицо в тусклом свете выглядело осунувшимся, старше своих двадцати лет.

– Опять эти чёртовы цинки. – Прошептал он, поправляя плечевой ремень. – В прошлый раз я плечи до мяса стёр. Доктор сказал – если ещё раз так будет, начнётся заражение.

Антон молча кивнул, вспоминая, как две недели назад помогал Ковалёву снимать залипшую от крови форму. Тогда они впервые серьёзно поссорились – Ковалёв кричал, что больше не может, что это безумие, что они все здесь сдохнут…

Ми—8 с бортовым номером "27" уже ждал их, лопасти медленно проворачивались под порывами ветра. Капитан Лещенко стоял у трапа, сверяясь с картой. Его лицо в свете прожекторов казалось высеченным из камня – глубокие морщины, твёрдый взгляд, короткая седая щетина.

– По машинам! – скомандовал он, не поднимая глаз от карты. – Группа прикрытия – первый борт. Ударная группа – со мной.

Антон с Ковалёвым заняли места у иллюминатора. Вертолёт дрожал, как живое существо, когда винты набирали обороты. Через мгновение они уже отрывались от земли, и лагерь начал стремительно уменьшаться.

– Эй, смотри! – Ковалёв ткнул пальцем вниз. – Вон наш "клуб". Помнишь, как мы в первый день думали, что это и правда клуб?

Антон усмехнулся. Они действительно были такими наивными… Вспомнилось, как Ковалёв в первый же вечер спросил, где тут дискотека. "Дятел" тогда долго смеялся, а потом отправил их чистить туалеты.

Гул двигателей заглушал разговоры, но Антон всё равно уловил обрывки фраз:

– …а у меня сын через месяц в школу идёт… – это прапорщик "Медведь" показывал кому—то потрёпанную фотографию.

– …так я ей и сказал – или жди, или… – смеялся старослужащий рыжий сержант из группы прикрытия.

– …если опять подведут с "товаром", мы им устроим второе наказание… – это капитан говорил старшему лейтенанту.

Антон прикрыл глаза, пытаясь представить, что чувствовал его отец, когда летел на подобной "вертушке" двадцать лет назад. Но мысли упорно возвращались к сегодняшней миссии. "Снег"… Это слово звучало в казарме всё чаще.

Вертолёт резко задрал нос, заходя на посадку. Антон инстинктивно вцепился в сиденье – после трёх месяцев службы он уже знал, что это значит: пилот боится снайперов.

– Пошёл—пошёл! – закричал бортмеханик, распахивая дверь.

Холодный горный воздух ударил в лицо. Антон спрыгнул на каменистую почву, автоматически пригибаясь под несущимися лопастями. Вертолёт сразу же рванул вверх, оставляя их среди скал.

– Группа прикрытия – на позиции! – Капитан развернул карту. – Основная группа – со мной. Время встречи – девять тридцать.

Перевал представлял собой узкую седловину между двумя скальными выступами. Слева – отвесная стена, справа – обрыв глубиной метров триста. Идеальное место для засады.

Тропа вилась серпантином вдоль склона. Антон шёл третьим в колонне, чувствуя, как ремни впиваются в плечи. Цинки с патронами казались с каждым шагом тяжелее.

– Эй, философ, – "Медведь", шедший впереди, обернулся. – Как думаешь, твой сенсей одобрил бы эту… миссию?

Антон промолчал, вспоминая Алексея Васильевича… Что бы он сказал, увидев их сейчас? Вспомнились его слова: "Настоящий воин всегда знает, за что сражается". А за что сражались они сейчас?

– Заткнись, "Медведь", – пробурчал "Профессор". – Не время для философии.

Привал устроили у пересохшего ручья. Антон снял разгрузку – плечи уже были влажными от крови. Ковалёв молча протянул ему кусок ткани.

– Вот, подложи под ремни. В прошлый раз мне помогало.

Солнце поднималось выше, превращая ущелье в раскалённую печь. Где-то вдали слышался шум водопада – дразнящий, недостижимый.

Капитан поднял руку, останавливая группу. Площадка перед перевалом была пуста, лишь ветер гонял по ней клубы пыли.

– Группа прикрытия, доклад! – Прошептал Лещенко в рацию.

– Обстановка чистая. – Раздался в наушниках голос старшего сержанта. – Ничего не видно.

Капитан и "Медведь" вышли на открытое место, поставив цинки перед собой. Антон с остальными залегли за скальными выступами, готовые к любому развитию событий.