Миррор: Бездна

Я отшатнулся от двери, споткнулся о корягу и чуть не упал в грязь. В глазах потемнело от накатившей ярости. Нет. Чёрт возьми, НЕТ! Я не сосуд. Я не чей-то проклятый ключ и не жертвенный агнец. Вся эта хрень с предками, кровью и пробуждающимися божествами… Я не просил этого наследства. Мои родители отдали за него жизнь, чтобы я мог ВЫБРАТЬ. И я выбираю. Я не убегу. Но я и не стану тем, кем они меня хотят видеть.

Я повернулся спиной к дому, к этому проклятому архиву безумия, и сделал несколько шагов в сторону мокрого, тёмного леса. Дождь хлестал по лицу, смешиваясь с чем-то солёным на губах. Я вдохнул полной грудью влажный, хвойный воздух, ощущая, как ярость и отчаяние сжимают горло.

– СЛЫШИШЬ МЕНЯ, ЛИНЧ?! – я крикнул в сторону дома, но обращался к чему-то большему, к тому, что пряталось в тумане за деревьями. Голос сорвался, стал хриплым, почти звериным. – Или ТЫ, кто бы ты ни был! Я НЕ ТВОЙ СОСУД! Я не буду тем, кем меня хотят видеть вы все! Мои родители погибли не для того, чтобы я стал частью этого… этого цирка уродов!

Я сжал кулаки, чувствуя, как дрожь бессилия проходит, сменяясь холодной, стальной решимостью.

– Вы хотите игры? Хорошо. Мы поиграем. Но по моим правилам. Я не буду бежать. И я не стану вашим божеством. Я приехал сюда, чтобы покончить с исчезновениями. С ритуалами. С этой… херотенью! И я покончу. Со ВСЕМИ вами. Я найду этот чёртов круг, разнесу его на куски, и пусть ваше «божество» подавится ими!

Эхо моего крика раскатилось по лесу и затихло, поглощённое шелестом дождя и сосен. В ответ была только тишина. Но теперь это была тишина перед бурей. Моей бурей. Я развернулся и твёрдыми шагами пошёл к «Импале». Бежать? Нет. Теперь это была охота.

Глава 3

Дверь «Вилламетт Инн» захлопнулась за мной с таким звуком, будто это крышка гроба. Гробница. Да, это было точное слово. Я стоял в полумраке номера, прислонившись к деревянной панели, и пытался отдышаться. В груди колотилось что-то чужое и горячее, а в ушах стоял гул – отзвук моего собственного крика, оставшегося там, в мокром лесу, и тихий, надтреснутый голос Линча, произносивший слова, от которых рушился мир.

Сосуд. Пустой пока. Их кровь течёт в тебе.

Я с силой тёр ладонью лицо, пытаясь стереть это ощущение – ощущение вещи, контейнера, предназначенного для чего-то древнего и голодного. Нет. Чёрт возьми, нет. Я не сосуд. Я – Итан Миррор. Частный детектив. Человек, который ищет ответы. Пусть даже эти ответы грозились сожрать его самого.

Но логика, мой последний оплот, дала трещину, сквозь которую сочился ужас. Линч знал о снах. Он знал о моих родителях такое, чего не мог знать. И он дал мне этот… Смотритель.

Я достал из кармана чёрный камень. Он всё ещё был тёплым, почти живым. Безотчётная дрожь пробежала по пальцам. Что, если это не ключ, а ошейник? Что, если, просто пользуясь им, я становлюсь ближе к Ним?

Я включил свет, поймав своё отражение в тёмном окне. Усталое лицо, тёмные волосы, растрёпанные ветром и собственными руками, щетина, проступающая сквозь бледную кожу. В глазах – знакомое безумие, но теперь оно подпитывалось не догадками, а знанием.

Найди Брайт. Она тоже не та, кем кажется.

Карен. Её образ всплыл с навязчивой чёткостью. Этот странный, предательский толчок под сердцем, который я чувствовал каждый раз. Было в ней что-то, что притягивало и одновременно заставляло держать дистанцию. Что, если это не просто влечение? Что, если Линч прав, и она – часть этого?

Мне нужно было проверить. Что-то сделать. Любое действие, лишь бы не сойти с ума в этой тихой комнате. Логика требовала эксперимента. Я сел за ноутбук, открыл официальный сайт департамента полиции Портленда. Раздел «Пресс-служба». И вот она – Карен Брайт. Служебная фотография. Идеальный портрет для новостей: строгое, собранное лицо, светлые волосы, убранные в безупречный хвост, взгляд, направленный чуть в сторону от объектива, но полный уверенности и холодного ума.

Скептически, почти уже в отчаянии, я поднёс к глазу «Смотритель» и направил его на экран ноутбука, на это идеальное, бездушное изображение.

Я ожидал увидеть ауру. Нити. Может, тот же чёрный корень, что и у Линча, только тоньше, аккуратнее.

Я не ожидал увидеть себя.

Собственное лицо, своё отражение, смотрело на меня с экрана ноутбука. Но это было не просто статичное изображение. Оно было живым. Мои глаза на том лице были полны той самой ярости и боли, что клокотали во мне сейчас. Мои губы на том лице изогнулись в усмешке, полной горькой иронии. И тогда оно – моё отражение в официальной фотографии – медленно, преувеличенно, подмигнуло мне.

Ледышка пронзила меня от темени до пят. Я с силой отшатнулся от стола, стул с грохотом опрокинулся назад. Сердце заколотилось, выбивая сумасшедший ритм. Я уставился на экран – там снова была лишь Карен Брайт с её официальной, ничего не выражающей улыбкой.

– Чёрт… – выдохнул я, давясь собственным дыханием. – Что, чёрт возьми, это было?

Я не находил себе места. По комнате, от стены к стене, как раненый зверь в клетке. Отброшенный «Смотритель» лежал в ногах, словно обуглившийся осколок ночи. Каждый раз, глядя на него, я чувствовал тошнотворный толчок в подложечке. Это не галлюцинация. Не может быть. Слишком ярко. Слишком… осязаемо.

Она тоже не та, кем кажется.

Слова Линча звенели в висках навязчивым, проклятым мотивом. Что, если это как-то связано с ней? Что, если я не просто видел своё отражение, а… смотрел через неё? Как через окно.

Безумие. Чистейшей воды безумие. Но другого объяснения не было.

Медленно, преодолевая внутреннее сопротивление, я поднял камень. Тепло, исходящее от него, казалось теперь не просто странным, а враждебным. Я снова посмотрел на экран ноутбука. Просто посмотрел, без камня. Карен Брайт. Пресс-секретарь. Ничего необычного.

Затем, сжав зубы, я снова поднёс «Смотритель» к глазу.

И снова. Моё лицо. На этот раз оно было спокойным, почти безразличным. Оно смотрело на меня с тем же отстранённым любопытством, с каким я разглядывал насекомое под лупой в детстве. И снова – тот самый, леденящий душу миг узнавания. Это был я. Но не я.

Я рванул взгляд в сторону, и камень выпал из дрожащих пальцев. Он покатился по ковру, под стол. Хорошо. Пусть валяется там.

В тишине номера зазвонил телефон. Мой телефон. Резкий, пронзительный звонок резанул по нервам.

Я подошёл, поднял трубку.

– Да? – мой голос прозвучал сипло.

В трубке несколько секунд было слышно только тяжёлое, прерывистое дыхание. Затем голос. Её голос. Но не тот, что был в кабинете – уверенный, с насмешкой. Этот был сдавленным, почти шёпотом, в котором плескалась паника.

– Миррор? – выдохнула Карен. Пауза. – Что… что вы сейчас делали?

Мурашки побежали по спине. Я сглотнул ком в горле.

– Я… ничего. Сидел. Смотрел в ноутбук.

– Не врите, – её шёпот стал резче. – Я… я стояла у себя на кухне. Смотрела в окно. А в стекле… в отражении… я увидела ваше лицо. Прямо за моим плечом.

Левая рука сама собой потянулась к «Смотрителю», валявшемуся под столом. Так и есть. Связь. Проклятая, божественная, безумная связь.

– Я тоже вас видел, – тихо сказал я. – Вернее, себя. На вашей фотографии на сайте.

На том конце провода воцарилась мёртвая тишина. Я почти слышал, как в её голове, как и в моей, рушатся все привычные представления о мире.

– Где вы? – наконец спросила она, и в её голосе появились стальные нотки, заглушающие страх. – Не двигайтесь. Я еду.

Я хотел возразить. Сказать, что это плохая идея, что нам не стоит видеться. Но слова застряли в горле. Что я мог сказать? «Извините, мисс Брайт, но между нами возникла паранормальная связь, давайте сохраним дистанцию»? Это звучало бы как очередная галлюцинация. Да и к тому же… я отчаянно хотел её видеть. Не как полицейскую, а как единственного человека, который сейчас поймёт. Поймёт это безумие.

– Хорошо, – сипло ответил я. – Я в «Вилламетт Инн». Номер 301.

– Не выходите и никому не открывайте, – бросила она и положила трубку.

Я опустился на кровать, положив голову на колени. Адреналин медленно отступал, оставляя после себя пустоту и леденящую усталость. Я закрыл глаза, и сразу же передо мной всплыло её лицо – не с официальной фотографии, а живое, каким я видел его в кабинете. Четкое, как наяву. Слишком четкое.

Я резко открыл глаза. Неужели это снова…? Я сконцентрировался, попытался представить Леона. Получилось смутно, обрывками. А её лицо возникало с пугающей, фотографической точностью. Будто кто-то прочно вмонтировал его в моё сознание.

До её приезда оставалось минут двадцать. Мне нужно было взять себя в руки. Я поднял «Смотритель» с пола, осторожно, словно обезвреживая бомбу, и положил его на стол. Затем пошёл в ванную, чтобы умыться.

Ледяная вода обожгла кожу, но не принесла ясности. Я поднял голову и вздрогнул. В зеркале на меня смотрело моё отражение. Обычное. Уставшее. Никаких подмигиваний. Я высушил лицо полотенцем и замер, глядя себе в глаза.

«Кто ты?» – подумал я.

И тут в затылке, чуть выше шеи, возникло странное ощущение – легкое, едва заметное покалывание, будто кто-то провёл по коже перышком. Оно было чужим. Я инстинктивно провёл рукой по тому месту – ничего. Но ощущение не проходило. Оно было… знакомым. Как эхо.

Я медленно повернулся и посмотрел в сторону двери. Это было не моё ощущение. Это было её. Она была в пути. И я чувствовал это. Не догадывался, а именно чувствовал, как некую точку на карте, которая неумолимо приближалась ко мне.

Вернувшись в комнату, я не смог усидеть на месте. Снова зашагал. Часы на телефоне ползли невыносимо медленно. А это… это ощущение в затылке становилось всё отчетливее. Я мог бы с закрытыми глазами указать направление. Это сводило с ума.

Наконец, внизу, под окном, послышался сдержанный рокот двигателя, а затем тихий стук двери. Ощущение в затылке вспыхнуло ярко, превратившись в почти физическое давление. Она здесь.

Я подошёл к двери, глядя в глазок. В пустом коридоре никого не было. Затем, бесшумно, как тень, из зоны невидимости вышла Карен. Не в строгом костюме, а в тёмной ветровке и джинсах, волосы были распущены и слегка растрёпаны ветром. В одной руке она держала ключи от машины, в другой – сжатый в кулак телефон. Её лицо было бледным, а глаза, обычно такие уверенные, метались по коридору, прежде чем остановиться на моей двери.

Я откинул замки и открыл ей.

Она переступила порог, её взгляд скользнул по мне, быстрый, оценивающий, а затем обвёл всю комнату, проверяя, одни ли мы. Дверь захлопнулась.

Мы стояли друг напротив друга в центре номера, как два боксёра на ринге перед первым ударом. Дыхание её было чуть учащённым.

– Ну что, Миррор, – она первая нарушила тягостное молчание. Её голос был низким, без единой нотки прежней насмешки. – Поздравляю. Похоже, вы не сумасшедший. Или мы сошли с ума оба.

Она посмотрела на меня прямо, и в этот раз я увидел в её глазах не служебный интерес, а то же самое смятение, что было во мне.

– Что, чёрт возьми, происходит? – спросила она, и в этом вопросе была вся накопленная за ночь горечь и страх.

Её вопрос повис в воздухе, тяжёлый и безответный. Что, чёрт возьми, происходит? Если бы я знал. Всё, что у меня было – это обрывки безумных теорий Линча и камень, который сейчас лежал на столе, словно обвинение.

– Линч, – начал я, с трудом подбирая слова. – Он сказал, что вы… не та, кем кажетесь. Что ваша семья… Хранители.

Я наблюдал за её лицом, ожидая отрицания, гнева. Но она лишь медленно кивнула, словно подтверждая давно известную ей истину.

– Я знала, что он тебе это скажет, – тихо произнесла она. – В наших семейных хрониках ваша семья упоминается всегда. Мирроры. Сосуды. – Она произнесла это слово без отвращения, скорее с усталой покорностью судьбе. – А моя семья… наша обязанность была следить. Наблюдать. Сообщать, если… если Сосуд начнёт проявлять признаки.

– Признаки чего? – мои пальцы сжались в кулаки. – Безумия?

– Пробуждения, – поправила она. Её взгляд упал на «Смотритель», лежащий на столе. – Но это… – она сделала шаг к столу, но не решаясь прикоснуться к камню, – …этого в хрониках нет. Ничего подобного. Я должна была видеть твою ауру, энергетические искажения. Я изучала для этого специальные техники медитации с детства. Но видеть тебя в своём отражении? Чувствовать, тебя когда подъезжаешь к отелю, как какую-то… точку в голове? Этого не должно быть.

В её голосе прозвучало отчаяние. Оказывается, её картина мира треснула не меньше моей.

– А что должно быть? – я подошёл к столу и взял камень. Он отозвался на моё прикосновение мгновенной волной тепла. – Что вы, Хранители, должны были делать, когда Сосуд «проснётся»?

Карен отвела взгляд. Впервые за всё наше знакомство она выглядела по-настояшению неуверенной.

– Протокол предписывал изоляцию. А в случае потери контроля… нейтрализацию.

В воздухе сгустилась тишина. Слово «нейтрализация» повисло между нами, холодное и безжалостное.

– И вы? – спросил я прямо, глядя ей в глаза. – Вы здесь для этого? Выполнить протокол?

Она встретила мой взгляд. В её голубых глазах шла борьба – долг, вбитый с детства, против того необъяснимого, что происходило между нами сейчас.

– Я не знаю, – честно призналась она. Её плечи опустились. – Протокол не предполагал, что я буду… чувствовать угрозу. Как щекотку в затылке. Он не предполагал, что угроза будет звонить мне и говорить тем же дрожащим голосом, что и я.

Она обвела комнату взглядом, словно ища ответы в узорах на обоях.

– Этот контакт… эта связь… она обоюдоострая, Миррор. Если то, что ты носишь, вырвется на свободу и сожрёт тебя… – она сделала паузу, – …я не думаю, что останусь в стороне. Якорь тонет вместе с кораблём.

Вот оно. Подтверждение моих самых страшных догадок. Мы были в одной лодке. Связанные не просто общим врагом, а какой-то древней, мистической пуповиной.

– Значит, вариантов нет, – тихо сказал я. – Мы либо вместе найдём способ – это контролировать, либо вместе сгорим.

Я протянул ей «Смотритель». – Вот. Пожалуй, пора начать.

Она смотрела на камень с таким же страхом и омерзением, как я вначале. Затем, решительным движением, взяла его. Её пальцы сомкнулись на чёрной поверхности.

– Ааа! – она тут же выронила камень, схватившись за висок. Её лицо исказилось от боли. – Боже… это… это как смотреть прямо на солнце. Только внутри.

– Что вы видите? – быстро спросил я, поднимая камень.

– Тебя, – прошептала она, отступая на шаг и смотря на меня широко раскрытыми глазами. – Я вижу… свет. Ослепительный. И пустой. И от него… ко мне… тянутся нити. Как паутина.

Она посмотрела на свою дрожащую руку.

– Мои… мои нити. Я держу тебя на привязи.

– Я держу тебя на привязи, – повторила Карен, смотря на свою руку с таким ужасом, будто видела на ней кандалы. Она медленно подняла на меня взгляд. – Это и есть «Хранение»? Я… я чувствую эту связь. Я могу… почти… потрогать её.

Она сделала неловкое движение пальцами в воздухе, и в тот же миг я почувствовал странное давление в груди, легкое и безболезненное, но неоспоримо реальное. Будто невидимая рука коснулась моего сердца.

Я отшатнулся. – Прекрати!

Она тут же убрала руку, и давление исчезло. На её лице застыла смесь изумления и страха.

– Прости, – выдохнула она. – Я не знала, что это сработает.

Мы снова замолчали, осознавая чудовищность происходящего. Мы были не просто связаны. Она могла на эту связь влиять.

– Ладно, – я глубоко вдохнул, пытаясь вернуть нить логики. – Отложим в сторону нашу… новую особенность. Вернёмся к тому, с чего всё началось. Пропавшие туристы. Шесть человек. Полгода назад. Каменный круг.

Я видел, как по её лицу пробежала тень. Профессионал в ней на мгновение взял верх над запуганной женщиной.

– «Дело было закрыто за недостатком улик», – сказала она, но её голос звучал без прежней уверенности. – Ни тел, ни следов борьбы. Только…

– Только что? – настаивал я.

– Свидетельские показания, – она неохотно признала. – Местный егерь. Он утверждал, что видел, как они вошли в лес. А на следующий день видел, как они вышли. Все шестеро. Он даже помахал им рукой.

– И?

– И он поклялся, что они… сияли. – Карен снова посмотрела на «Смотритель», лежащий у меня в руке. – Говорил, что от них исходил мягкий, золотистый свет. А их глаза были пустыми, как у кукол. Больше их никто не видел.

История егеря повисла в воздухе, вписываясь в общую картину безумия. Сияющие, пустые люди. Как и я в её видении через камень? Ослепительный, но пустой свет.

– Почему вы не вцепились в это? – спросил я. – Такой свидетель – это же прорыв!

– Потому что через три дня этого егеря нашли мёртвым в его же доме, – холодно парировала Карен. – Официальная причина – сердечный приступ. Неофициально… его лицо было застывшим в безмолвном крике, а на стене над кроватью был выжжен тот самый символ, что и у тебя на двери. Печать Наблюдателя.

Вот оно. Первая ниточка, ведущая прямо к убийству. И прямо к Ним.

– Значит, они зачищают свидетелей, – прошептал я. – А что насчёт других дел? Старых исчезновений? Тот случай десять лет назад, что я нашёл в архивах?

Карен покачала головой, её взгляд стал отстранённым, аналитическим.

– Все подобные дела… они всегда связаны с людьми, которые что-то искали. Искатели приключений, исследователи паранормального, учёные, как твои родители… – она замолчала, и её глаза медленно поднялись на меня, в них читалось растущее понимание, смешанное с ужасом. – Все они были полны чем-то. Идеями. Энергией. Верой. Страстью. Содержимым.

Она сделала шаг ко мне.

– Но ты… – её голос дрогнул. – Линч сказал, что ты пустой сосуд. И камень показывает то же самое. Ослепительный свет, но… пустота внутри. Ничего.

Линч сказал ей? Он играет на два фронта? Я не понимаю… Карен смотрела на меня так, будто видела впервые.

– Всех остальных они забирали. А тебя… тебя, Итан, они что, пытаются заполнить?

Её слова прозвучали как приговор. Я отступил на шаг, холодный ужас сковал ребра. Заполнит*. Как пустую банку. Гнев, который я пытался обуздать, снова закипел во мне.

– Заполнить? – мои пальцы сжали «Смотритель» так, что костяшки побелели. – И кто же будет заниматься этим заполнением? Они? – я резко ткнул пальцем в сторону окна, в тёмную ночь. – Или, может быть, вы?

Карен нахмурилась. – Что?

– Линч сказал, что мои родители были устранены! – выпалил я, и голос мой сорвался на крик. – Устранены как угроза! Кем, Карен? Кто, по-твоему, мог это сделать? Случайные сектанты в лесу? Или те, чья многовековая работа – «хранить»? Хранить что? Статус-кво? Чтобы эта тварь спокойно себе существовала и пожирала людей, а вы, Брайты, прибирали за ней, как дворники?

Я видел, как она бледнеет, но не останавливался.

– Шесть туристов, Карен! Шесть человек, которые просто пошли в поход! Их нашли? Нет. А егеря, который что-то увидел, нашли мёртвым. Очень удобно. Скажи мне, твоя семья, эти благородные Хранители, они что, просто наблюдают? Или они… помогают? Обеспечивают тишину и порядок? Подбрасывают этому божеству жертв, чтобы оно было довольно и не лезло в ваш уютный мир? Мои родители стали угрозой вашему грязному симбиозу, вот вы их и убрали!

Я тяжело дышал, ослеплённый яростью и болью. Все кусочки пазла, казалось, сходились воедино, рисуя ужасающую картину, которую Карен сейчас пыталась от меня скрыть.

Карен слушала меня, и её лицо из бледного стало землистым. В её глазах не было гнева в ответ. Там была… усталая, беспросветная горечь.

– Ты прав, – тихо сказала она, и от её слов у меня перехватило дыхание. – Моя семья… мы не просто наблюдатели. Мы – регулирующий клапан. Буфер.

Она подошла к столу и облокотилась на него, будто не в силах стоять.

– Ты думаешь, мы помогаем Им? – она горько усмехнулась. – Мы сдерживаем их. Веками. Мы не подбрасываем им жертв. Мы пытаемся минимизировать ущерб. Да, иногда… иногда приходится выбирать. Отдать одного, чтобы спасти сотню. Оставить дело без расследования, чтобы не привлекать внимание и не разбудить то, что спит крепче. Пока мы не знаем, как их уничтожить – мы контролируем ситуацию. Для этого нам и нужен чистый сосуд. Для чего? Я не знаю, меня в это не посвятили.

Она посмотрела на меня, и в её взгляде была тяжесть поколений, вынужденных принимать невозможные решения.

– Твои родители… твой отец… он был гением. Он нашёл способ не просто «закрыть Дверь». Он хотел её уничтожить. Взорвать. Но для этого нужна была колоссальная энергия. Ритуал, который мог бы поглотить не только Сущность, но и половину штата. Он был готов на всё. Он был одержим. Как и все Мирроры в конце концов. Моему отцу и другим Хранителям пришлось его остановить.

– Остановить? – я с силой ударил кулаком по стене. – Вы их убили!

– НЕТ! – она крикнула в ответ, и впервые за вечер в её голосе прозвучала настоящая, неконтролируемая эмоция. – Они погибли, пытаясь провести этот ритуал без должной подготовки! Они сами запустили механизм, который не могли контролировать! Мои предки лишь… не стали их спасать. Потому что цена спасения была бы слишком высока. Они приняли решение. Самое ужасное решение в их жизни, что и уничтожило всех остальных, я не знаю почти никаких подробностей, старушка не рассказывает об этом.... Но я точно знаю, что наши отцы были друзьями, а твоя мать была хранителем, и возможно, что из-за этой связи ты и стал чистым сосудом.

Слёзы блестели на её ресницах, но она смахнула их с яростью.

– А эти туристы… – её голос снова стал тихим и усталым. – Они не были жертвоприношением. Они были… пищей. Случайной. Они наткнулись на активную зону, на «протечку». Сущность просто… забрала их. Как оно делает всегда. А мы… мы просто констатировали факт. Потому что мы не можем его остановить. Мы можем только сдерживать. И наблюдать. И хоронить правду.

Она выпрямилась, её взгляд снова стал твёрдым.

– До тебя. Пока не появился пустой сосуд. Единственный, кого оно не может просто забрать. Единственный, кто может его принять. И мы до сих пор не знаем, что это значит. И я здесь не для того, чтобы принести тебя в жертву. Я здесь, потому что ты – первая настоящая перемена за четыреста лет. И я не знаю, убьёт ли это нас всех… или, наконец, спасёт.

Мы стояли друг напротив друга, два заложника наследия своих семей. Враги по долгу, союзники по необходимости. И между нами висел не отвеченный вопрос: был ли я ключом к спасению… или самым страшным оружием, которое вот-вот будет приведено в действие.

– Спасёт? – я прошептал, и голос мой дрогнул. Я опустился на край кровати, внезапно обессилевший. – Ваше «спасение» выглядит как предательство. Мои родители мертвы из-за ваших решений. Да и вообще, Линч говорит одно, ты другое, кому мне верить? Все что происходит – бред чистой воды.

Карен медленно подошла и села рядом, сохраняя дистанцию. Её лицо было серьёзным.

– Твои родители погибли, потому что совершили акт величайшей любви, Итан. – Её голос был тихим, но твёрдым. – Они были учёными. Но твой отец, изучая архив Линча, понял, что ты – не просто их сын. Анализы ДНК, древние тексты… Он обнаружил, что ты – первый за тысячелетие чистый сосуд. Рождённый без родовой печати. Идеальный проводник.

Она сделала паузу, давая мне это осознать.

– Они знали, что Хранители рано или поздно найдут тебя. И либо уничтожат как угрозу, либо попытаются использовать. Поэтому они пошли на отчаянный шаг. Они тайно проникли к Камню и провели обряд самопожертвования. Отдали свои жизни, чтобы создать вокруг тебя… пелену. Защитную иллюзию, которая должна была скрыть твою природу от всех. И от Хранителей, и от Той стороны. Я сейчас нахожусь тут, и никто из семьи не знает, что я делаю, я дам тебе больше информации как узнаю сама, просто дай мне время. Я не понимаю, почему я так поступаю, и сама иду против своего воспитания и принципов, но нас с тобой что-то связывает, что-то не илюзорное.

Я смотрел на неё, пытаясь осмыслить этот новый, ещё более чудовищный поворот. Мои родители убили себя… ради меня?

– Это сработало, – продолжала Карен. – Мы, Хранители, десятилетиями искали чистый сосуд. А ты рос прямо у нас под носом, и мы ничего не чувствовали. Пока…

– Пока сны не начались, – закончил я за неё, и холодная дрожь пробежала по спине.

– Да, – она кивнула. – Защита родителей начала слабеть. И Сила стала прорываться к тебе. Твои «ведения».. это не просто картинки, Итан. Это сама Сущность пытается с тобой говорить. Настраивается на тебя. А сны о будущем… – она потупила взгляд, – …это ты сам, твоё подсознание, пытается обработать этот сигнал, преобразовать его в образы… и за частую как гласят писания, видения, почти всегда являются достоверными…

И тут до меня дошла вся глубина кошмара. Мой сон о Карен… о нашей близости… Это что, тоже «сигнал»? Предупреждение? Или… желание?

От этой мысли у меня перехватило дыхание. Я сжал виски пальцами, пытаясь выдавить из головы этот хаос. Всё, во что я верил, всё, что я знал о себе, оказалось ложью.