Миррор: Бездна

Я умылся холодной водой в тесной ванной, глядя в зеркало. Мои тёмные волосы торчали, как после бури, а глаза под тяжёлыми веками казались мутными, как у человека, который не спал нормально уже неделю. Борода на щеках заросла, и я решил её подровнять – не до гладкости, но чтобы выглядеть прилично перед встречей с Карен Брайт. Профессионализм требует аккуратности, даже если внутри всё кипит от вопросов. Я достал триммер, провёл по щекам, убирая лишнее, пока борода не стала аккуратной, короткой, но всё ещё резкой, как мой настрой. Надел тёмную рубашку, джинсы и кожаную куртку, собрал сумку с ноутбуком и блокнотом, где уже было записано: «Руны. Каменный круг. Шесть фигур. Щупальца. Миррор.». Теперь добавилось: «Корни. Зелёные глаза. Руна на двери».

В 9:30 я вышел из отеля, чувствуя, как влажный воздух Портленда оседает на коже. Туман не рассеялся, а только сгустился, превращая улицы в лабиринт теней. Моя машина ждала на парковке, покрытая мелкими каплями росы, как будто ночь плакала над ней. Я сел за руль, завёл двигатель – его низкий рык был единственным знакомым звуком в этом чужом городе. Полицейский участок находился в десяти минутах езды, и я направился туда, стараясь не думать о кошмаре. Но образ корней, впивающихся в кожу, и тех пустых глаз с зелёным свечением всё ещё стоял передо мной.

Участок Портленда был типичным: серое здание с широкими окнами, табличка с эмблемой города и пара патрульных машин у входа. Внутри пахло кофе и бумагой, а за стойкой дежурного сидел офицер – мужчина выглядевший лет на сорок, полный, но с крепким телом, которое выдавало былую физическую силу. Его лысая голова блестела под светом ламп, а на макушке покоились солнцезащитные очки-пилоты, как трофей после долгого дня. Лицо его было круглым, с глубокими морщинами у глаз и добродушной улыбкой, которая делала его похожим на самого дружелюбного человека в мире. На бейджике значилось «Джакс» Он держал большую кружку с кофе, на которой было написано «Лучший коп Портленда» – явно шутка от коллег. Когда я подошёл, он поднял взгляд, но неловко дёрнул руку, и кружка выскользнула из пальцев.

– Ой, чёрт возьми! – воскликнул он, пытаясь поймать её, но кружка с грохотом разбилась о пол, а кофе растёкся тёмной лужей, забрызгав его брюки. Джакс рассмеялся, потирая лысину:

– Третья за месяц! Кажется, я не создан для утренних подвигов. – Он махнул рукой, как будто это была мелочь, и кивнул мне:

– Назови имя, приятель. – Я представился, упомянув встречу с Карен Брайт, и он, всё ещё вытирая кофе с брюк рукавом, указал на коридор:

– Кабинет 201, второй этаж. Только не говори ей про мой кофейный талант, а то опять лекцию о аккуратности получу. – Я сдержал улыбку, кивнул и пошёл к лестнице, слыша, как Джакс зовёт уборщика, ворча:

– Надо брать пластик, а не керамику..

Кабинет 201 был небольшим, с окном, выходящим на туманную улицу. Карен Брайт сидела за столом, уткнувшись в бумаги, её светло-русые волосы были собраны в аккуратный хвост, как на той пресс-конференции по телевизору. На ней была белая блузка и тёмный пиджак, строгие, но не лишённые элегантности. Её голубые глаза, слегка затуманенные усталостью, поднялись ко мне, и я почувствовал, как её взгляд мгновенно стал острым, оценивающим.

– Мистер Миррор? – её голос был ровным, но с лёгкой насмешкой, как будто она уже готовилась держать дистанцию с лёгкой насмешкой. Я кивнул, протянул руку:

– Итан. Частный детектив. Спасибо, что нашли время. – Она пожала руку – её ладонь была прохладной, хватка твёрдой, но короткой, как будто она не хотела задерживаться.

– Садитесь, – сказала она, указав на стул. – Хотя, судя по вашему виду, вы, наверное, всю ночь репетировали роль загадочного сыщика? – Её губы дрогнули в лёгкой усмешке, добавляя тёплой нотки к её скептицизму.

Я сел, сдерживая улыбку:

– Только если сыщики пьют кофе из пластиковых стаканчиков и борются с бессонницей. Но я стараюсь. – Она хмыкнула, открывая папку.

– Хорошо, Итан-детектив. Вы упомянули дело в Маунт-Худ. Что вас туда тянуло? Сиэтлские дела стали слишком простыми для вашего таланта? – Её тон был острым, но в нём мелькала искра любопытства. Я знал, что она согласилась встретиться не просто так – слухи о моем прошлом расследовании, где я распутывал дело об убийстве близнецов в Сиэтле, дошли до неё, но как же я ошибался в истинной причине. Это и пробудило её интерес, несмотря на её недоверие к чужакам. Я решил играть в открытую, но с осторожностью.

– Наткнулся на отчёт. Каменный круг, символы на деревьях, исчезновение шести человек. Но меня зацепило упоминание о чёрной субстанции, которая была там замечена. Это не похоже на обычный вандализм.

Её пальцы замерли на папке, и я заметил, как её голубые глаза сузились. Она явно знала больше, но не спешила раскрывать карты.

– Чёрная субстанция? – переспросила она, прищурившись. – Звучит как что-то из вашего детективного арсенала. Где вы это выкопали – в архивах или в каком-нибудь сомнительном баре? – Её голос был насмешливым, но в нём чувствовалась напряжённая нотка. Я решил добавить интригу, не раскрывая снов.

– Есть и другое. Вчера на двери моего номера в отеле появилась руна – перевёрнутая стрела с двумя линиями. Совпадает с символами из отчёта. – Её брови чуть поднялись, и она быстро записала что-то в блокноте.

– Руна на двери? – поддела она, склонив голову. – Похоже, вы притягиваете загадки, как магнит. Или это у вас новый способ привлечь внимание?

– Не привлекаю, а ищу ответы, – ответил я, наклоняясь чуть ближе. – Если у вас есть что-то о тех символах, я смогу связать это с тем, что видел. Может, у вас есть записи или что-то ещё, что стоит проверить? – Она посмотрела на меня долгую секунду, её взгляд скользнул по моему лицу, задержавшись на глазах.

–Вы дерзкий, Миррор, – сказала она, чуть улыбнувшись. – Слухи о вас как о детективе, который вытаскивает старые дела из тени, дошли до меня. Это либо плюс, либо большой минус, не смотря на то ваше дело с близнецами. Пока я вижу только дерзость. – Она закрыла папку, но добавила:

– У нас есть кое-что по символам, но без официального запроса я не могу разбрасываться деталями. Дайте мне день, и, если вы не передумаете играть в загадки, я принесу остальное сама.

Я кивнул, чувствуя, что зацепил её любопытство.

– Хорошо. Но если записи подтвердят руны, это может быть ниточка. Я проверю факты, а вы – меня.

Она вздохнула, скрестив руки:

– Вы невыносимы, Миррор. Но, раз уж вы здесь, оставьте номер. А то вдруг ваш следующий «сюрприз» приведёт вас сюда, когда я ещё не допью утренний кофе. – Я записал номер на её блокноте, чувствуя, как её взгляд провожает меня – острый, но с лёгким намёком на что-то тёплое.

Выйдя из кабинета, я остановился в коридоре, вдыхая запах кофе и бумаги. Карен Брайт была загадкой – холодная, остроумная, но её интерес ко мне был очевиден. Слухи о моих успехах в Сиэтле и упоминание руны заставили её задуматься, хотя она и не раскрыла всё сразу.

Прежде чем уйти, я спустился к стойке, где Джакс уже справился с кофейной лужей, но теперь вытирал стол, оставляя мокрые разводы. На его брюках всё ещё виднелись тёмные пятна, а новая кружка – на этот раз пластиковая – стояла рядом, наполовину полная. Он заметил меня и улыбнулся своей добродушной улыбкой.

– Ну что, детектив, выжил после встречи с Брайт? Она не из мягких – Я кивнул, доставая пачку сигарет из кармана куртки. Прикурил одну, затянулся, чувствуя, как дым немного успокаивает нервы после разговора.

– Выдержал. Хочешь? – протянул я пачку Джаксу. Он покачал головой, ухмыльнувшись.

– Нет, уже четыре года как завязал. Взял себя в руки ради здоровья. У меня замечательная жена и дочь, не хочу их подводить. – Я усмехнулся, затягиваясь ещё раз.

– Похвально. Может, и мне пора бросать. – Джакс рассмеялся, потирая лысину:

– С такими делами, как у тебя, это будет сложнее, чем найти мне кружку. Удачи, приятель! – Я кивнул, затушил сигарету о край урны у выхода и направился к машине.

Выйдя из участка, я вдохнул влажный дневной воздух Портленда, где туман всё ещё окутывал улицы серой пеленой. Моя «Импала» стояла у обочины, её тёмный силуэт едва проступал сквозь мглу. Я бросил сумку на заднее сиденье и сел за руль, но пальцы на ключах дрогнули – мысли о Карен мелькнули снова, её голубые глаза и лёгкая усмешка. «Чёрт, да что со мной? Как подросток, ей-богу», – пробормотал я себе под нос, отгоняя наваждение, и завёл двигатель.

Дорога до «Вилламетт Инн» прошла в тишине, только шорох шин по мокрому асфальту нарушал покой. Припарковавшись, я взял тяжёлую сумку с ноутбуком и блокнотом и направился к отелю. Лифт был неисправен – табличка на двери сообщала о «технических работах», так что пришлось подниматься по лестнице на третий этаж. Ступени скрипели под ногами, сумка оттягивала плечо, заставляя мышцы спины напрячься. На втором этаже я остановился, опёршись на перила, чувствуя, как пот стекает по шее, и сделал глубокий вдох, разминая затёкшие руки.

Добравшись до номера, я бросил сумку у двери и достал телефон, чтобы изучить руну. Символ – перевёрнутая стрела с двумя линиями – всё ещё выделялся на дереве, свежий, с острыми краями, как будто вырезан недавно. Я провёл пальцами по выемкам, ощущая холод и лёгкую шероховатость, затем достал перочинный нож и аккуратно провёл лезвием вдоль линий, проверяя глубину. Резьба была чёткой, без следов краски, но дерево под пальцами казалось чуть тёплым, что заставило меня нахмуриться. Я сфотографировал руну с разных углов, сравнил с фото в телефоне – совпадение было идеальным. Это не случайность, но что оно означает, оставалось загадкой.

Чтобы отвлечься, я решил размять тело. Снял куртку, расстелил коврик на полу и начал с отжиманий – сначала медленно, сгибая локти до прямого угла, чувствуя, как грудные мышцы натягиваются, затем ускорился, делая по двадцать повторений за подход. Руки задрожали после третьего круга, пот капал на коврик, но я продолжал, переходя к планке – напрягая пресс и держа тело ровно, пока мышцы живота не начали гореть. Затем сделал серию приседаний, опускаясь до параллели с полом, чувствуя, как квадрицепсы и ягодицы напрягаются, пока не выполнил пятьдесят повторений. Наконец, лёг на спину для пресса – подъёмы корпуса с задержкой на секунду вверху, пока дыхание не стало тяжёлым. Усталость приятно гудела в теле, и я лёг на кровать, намереваясь только передохнуть.

Она сидела на той кровати, что была ближе к окну, её светло-русые волосы, слегка волнистые и струящиеся по плечам, отражали слабый свет, обрамляя её лицо с большими, ясными голубыми глазами, которые искрились в полумраке. На ней была простая белая футболка, подчёркивающая её стройную фигуру, а её кожа казалась мягкой и бледной в тусклом свете. Она накрыла ноги шерстяным одеялом, тёплым и слегка колючим, которое мягко колыхалось при каждом её движении. Я подошёл и сел рядом, ощущая, как напряжение дня растворяется в её присутствии. Мои тёмные, растрёпанные волосы падали на лоб, а густая борода обрамляла моё лицо, где усталость от долгого дня ещё проступала в тенях под глазами. Взяв её руки в свои, я почувствовал их мягкость и тепло, и мои губы коснулись её пальцев – лёгкие поцелуи, от запястья до кончиков. Затем я обнял её, мои руки скользнули по её спине, притягивая ближе, и она слегка наклонилась ко мне. Мои губы нашли её щёку, оставив нежный поцелуй, и она замерла, её дыхание стало чуть глубже.

Она прошептала: «Мы этого хотим, но не будем», но я не смог остановиться – мои губы перешли к её шее, где я оставил лёгкие укусы, перемежая их поцелуями, чувствуя, как её пульс ускоряется под кожей. Она тихо выдохнула: «Ненужно», хотя её голос дрожал, выдавая желание, которого она не могла скрыть. Я отстранился на миг и ответил: «Перестану, как только ты меня поцелуешь». Её взгляд встретил мой, и я подвинулся к ней ещё раз в попытке, снова взяв её руки, целуя пальцы, затем переместился к плечам, оставляя мягкие поцелуи на ткань футболки. Внутри меня бурлила смесь волнения и нежности, сердце колотилось от предвкушения, а в груди разгоралось тепло, которое я не мог сдержать, словно каждый её взгляд и прикосновение разжигали давно подавленные чувства. Наконец, она наклонилась, и наши губы соприкоснулись в долгом, нежном поцелуе, который растворил все сомнения, оставив только тепло её тела в моих объятиях.

– Чего блять? – вырвалось у меня, когда я резко сел на кровати, сердце колотилось, а дыхание сбивалось. Комната была погружена в полумрак, слабый свет фонаря пробивался сквозь шторы. Часы показывали 22:13 – я проспал весь день. Это был сон, но ощущение её кожи, её дыхания всё ещё витало во мне, оставляя смятение. Я потряс головой, пытаясь собраться, и решил позвонить Лео – сыну моего дяди, моему брату, моему близкому другу.

Достав телефон, я набрал его номер. После нескольких гудков включился автоответчик.

– Лео, это Итан. Слушай, тут такое творится… Приехал в Портленд, разбираюсь с делом про исчезновения в Маунт-Худ. Нашёл старый отчёт про каменный круг и руны, а вчера на двери номера появилась такая же – перевёрнутая стрела с двумя линиями, свежая, как будто только вырезана. Ещё видел собаку на трассе с зелёными глазами, а ночью кошмар – лес, корни, гул… Сегодня был в участке, говорил с детективом Брайт, она знает что-то, но не говорит. А потом этот сон… Чёрт, я, кажется, теряю рассудок. Позвони, когда сможешь.

Я бросил телефон на кровать, потирая лицо. Руна, кошмар, теперь этот сон – всё путалось, но мысли о деле не давали покоя.

Тишина после звонка Леону оказалась оглушительной. Она висела в спёртом воздухе номера «Вилламетт Инн» плотной, почти осязаемой пеленой, впитывая в себя эхо моих собственных слов: «Я, кажется, теряю рассудок». Они отскакивали от потолка с жёлтыми пятнами и падали обратно, в самое нутро, холодными осколками. Логика, тот самый стальной каркас, на котором я выстроил всю свою жизнь после «несчастного случая» с родителями, этот нерушимый алтарь рациональности – трещал, и из трещин сочилась чёрная, маслянистая субстанция моих кошмаров. Мне нужен был свидетель. Факт. Хоть какая-то зацепка, способная остановить это сползание в безумие.

Я снова уткнулся в архивные файлы на экране ноутбука, в это холодное синее свечение, которое в последние дни казалось мне враждебным. Дело об исчезновении семьи Гаррисон. Я знал его вдоль и поперёк, каждый протокол, каждую фотографию. И вот, в углу скана, на полях старого отчёта, я увидел строчки, которых раньше… не было. Я был в этом абсолютно, на сто процентов уверен. Они выглядели так, будто их только что вписали – чёрные, жирные, почти выщербленные чернила, резко контрастирующие с выцветшим машинописным текстом.

«…консультировались с Линчем. Мужик божий, но свихнулся на этом фольклоре. Живёт в старом доме лесника, в районе заброшенных карьеров к востоку от города. Если свернёшь с трассы 84 на грунтовку у сгоревшей заправки – не промахнёшься. Больше к нему не обращайтесь – пугает новичков».

Меня будто окатили ледяной водой. Я моргнул, протёр глаза. Строки никуда не делись. Они не были здесь вчера. Они… появились. Словно само дело, эта цифровая папка на моём диске, решило мне помочь. Или заманить глубже. Мысль была до того абсурдной и пугающей, что я чуть не выронил ноутбук.

Перед тем как выйти, я снова почувствовал тот странный, предательский толчок под сердцем при мысли о Карен Брайт. Её насмешливый взгляд, холодные пальцы, короткое, но твёрдое рукопожатие… Это было не просто влечение. Это что-то глубже, инстинктивное, будто какая-то древняя, не затронутая логикой часть моего мозга уже признала в ней кого-то… значимого. Я грубо отмахнулся от этой мысли, как от назойливой осы. Мне было не до этого. Такая потеря контроля над собственными эмоциями, эта внезапная уязвимость пугала меня куда больше, чем любые призраки. Именно это предательство собственной психики и сделало тот сон с ней таким по-настоящему пугающим. Он был не просто эротическим – он был соблазном, приглашением ослабить хватку, потерять бдительность в самый неподходящий момент.

Час спустя моя «Импала», чёрная, как сажа, съехала с шоссе 84 на разбитую, ухабистую грунтовку рядом со старой АЗС. Дождь, не прекращавшийся с самого утра, превратился в мелкую, назойливую морось, затягивающую мир в серую, двигающуюся вуаль. И вот, в просвете между мокрыми, почти чёрными елями, я увидел его – дом лесника. Он стоял там, как воплощение самого распада, призрак из другого времени. Облупившаяся краска клочьями свисала с гнилых стен, окна первого этажа были наглухо заколочены щитами из фанеры. Но не это заставило моё сердце заколотиться с бешеной силой. На этих фанерных ставнях кто-то вывел мелом, угловато и небрежно, те самые символы. Другие, более извилистые, ползучие, но в их очертаниях безошибочно угадывался тот же древний, нечеловеческий язык, что звучал в моих снах. Воздух здесь был густым и тяжёлым – пахло мокрой хвоей, прелыми листьями и чем-то ещё… едким, металлическим, серным, с примесью озона, как после близкого разряда молнии.

Я заглушил двигатель. Рык мотора сменился оглушительной, гнетущей тишиной, нарушаемой лишь шелестом дождя по крыше машины. Выйдя из салона, я почувствовал, как мягкая, холодная грязь засасывает мои ботинки. Я сделал несколько шагов к покосившемуся крыльцу, и в этот момент меня пронзило острое, физическое ощущение – на меня смотрят. Не паранойя, не домыслы. Настоящий, колющий взгляд, будто кто-то пристально, не моргая, изучал меня из тёмной щели в ставне на втором этаже.

Дверь открылась прежде, чем мои пальцы успели коснуться облупившейся краски. В проёме стоял человек-скелет, его костлявая фигура тонула в мешковатых штанах и заляпанной чем-то тёмным рубашке. Лицо, испещрённое глубокими морщинами, скрывала седая, неопрятная щетина.

– Уходи, – его голос прозвучал как скрип ржавой петли, в котором слышалась не злоба, а какая-то древняя, копившаяся веками усталость. – У полиции ко мне вопросов нет. И никогда не было. Убирайся.

– Я не из полиции, – я медленно поднял руки, показывая, что не вооружен. Голос мой прозвучал хрипло. – Меня зовут Итан Миррор. Частный детектив из Сиэтла. Я нашёл ваше имя в…

– Миррор? – он перебил меня, и его высохшее, как пергамент, лицо исказилось. Глаза, до этого мутные, внезапно стали острыми, пронзительными. Он пристально, почти болезненно всмотрелся в мои черты, и в его взгляде мелькнуло что-то неуловимое – то ли ужас, то ли горькое признание. – Боже правый… Глаза. Словно Элеонора… а скулы… Майкл… Входи. Быстрее. Пока не…

Он не договорил. Его костлявая, но на удивление сильная рука впилась в мой рукав и резко дёрнула меня внутрь, в полумрак прихожей. За спиной дверь с глухим стуком захлопнулась, отсекая меня от мира снаружи.

Внутри дом был хаотичным, душным лабиринтом, порождённым, казалось, столетиями безумия. Узкие проходы пробивались между грудами книг, стопками пожелтевших газет, странными геологическими образцами – окаменелостями с неправильными, тревожащими формами. Воздух был насыщен до предела – пахло старой бумагой, пылью, сушёными травами, плесенью и тем самым едким металлическим запахом, что витал снаружи, только здесь он был в десятки раз гуще, обволакивая горло и вызывая лёгкое, но настойчивое головокружение.

Линч, не выпуская моей руки, провёл меня через этот бумажный ад в небольшую комнату, служившую, судя по всему, кабинетом. Он сгрёб на пол потрёпанный том в кожаном переплёте и жестом указал на освободившийся стул. Сам же отступил к дверному косяку, скрестив на груди руки. Его длинные, узловатые пальцы нервно барабанили по собственным локтям.

– Твои родители… – он начал без предисловий, и его слова ударили меня под дых, словно кулак. – Майкл и Элеонора… Они не погибли в том несчастном случае. Не верь этим сказкам.

Меня снова окатило ледяной водой. Сердце замерло, а потом рванулось в бешеной пляске. – Что вы… – я попытался что-то сказать, но язык заплетался. Я не понимал, что происходит.

– Они были не просто историком и психологом, мальчик, – он перебил, его речь была скорой, торопливой, будто он боялся, что его не дослушают. – Они были хранителями. Последними в длинной цепи. Как и их предки. А ты… – он покачал головой, и в его глазах читалась бездонная жалость. – Ты даже не подозреваешь, что носишь в себе, да, Итан? Или тебе уже начинают сниться сны? Не просто кошмары. Вещие сны. Лес. Камни. Голоса…

Я не мог пошевелиться. Он вытаскивал из меня самые потаённые, самые больные страхи, будто читал открытую книгу. – Как вы… – снова попытался я, но он снова меня оборвал.

– Они готовили тебя. Воспитывали сосуд, не для цели, а для призвания. Но не успели. «Несчастный случай»… – он горько, беззвучно усмехнулся. – Очень удобно. Дверь нужно было закрыть, а ключ – спрятать. Уничтожить. Твоя кровь, мальчик… твоя кровь – это не просто кровь. В тебе течёт кровь Древних. Ты сосуд. Пустой пока. Но Они уже почуяли тебя. Просыпаются. И зовут.

Он порылся в груде хлама на полке, сдвинув пару старых фолиантов, и извлёк небольшой предмет. Это был плоский, отполированный до глянцевого блеска чёрный камень. Он был угольно-чёрным, но с внутренним, глубоким свечением, и был размером с ладонь. В его центре было искусно вырезано схематичное, но безошибочно узнаваемое изображение глаза.

– «Смотритель», – Линч протянул камень мне. – Твой отец вырезал его для меня много лет назад. Из обломка того самого круга. Держи.

Я взял камень. Он был на удивление тёплым, почти живым, и эта теплота странно контрастировала с его минеральной холодностью.

– Что он делает? – спросил я, и мой голос прозвучал чужим.

– Показывает истинную природу вещей. Того, что скрыто за пеленой. Посмотри. Не долго.

Я, всё ещё испытывая скепсис, поднёс камень к правому глазу, прикрыв левый. Комната предстала перед ним в прежних очертаниях, но окрашенная в лёгкий, болотный зеленоватый оттенок. Затем мой взгляд упал на Линча.

И я чуть не выронил камень от ужаса.

Вместо старика я увидел на мгновение полупрозрачный, светящийся скелет, обтянутый сложной, переливающейся паутиной из тончайших нитей. Они опутывали его, как кокон, но самое жуткое было не это. Из груди этого светящегося каркаса, из области, где должно было быть сердце, тянулись толстые, похожие на чёрные, пульсирующие корни, нити. Они уходили сквозь потолок, сквозь стены, в пол, растворяясь в структуре самого дома и уходя куда-то вовне, в направлении, которое я интуитивно определил, как восток – туда, где был Маунт-Худ.

Я резко отнял камень, отшатнувшись. Линч стоял на прежнем месте, глядя на меня с безрадостным, полным понимания выражением лица.

– Видел? Это цена знаний. Шрам. Теперь посмотри на себя.

Дрогнувшей рукой, преодолевая внутреннее сопротивление, я снова поднёс «Смотритель» к глазу и посмотрел на свою свободную, левую руку.

От моей груди, из самого центра, тянулась яркая, слепящая нить чистого, почти белого света. Она была ослепительной, мощной, но… пустой. Как идеальный провод, по которому ещё не побежал ток. Она уходила через стену, теряясь в тумане за окном, и устремлялась туда же – на восток.

– Это… что это? – прошептал я, и мой голос сорвался.

– Твой потенциал. Твой путь. И твоё приглашение. Ты для них – чистейший, незаполненный сосуд. Их кровь течёт в тебе, их божество ждёт пробуждения. Сны, руны, эти знаки… это не атака. Это… ритуал инициации. Настройка инструмента. Твои родители пытались защитить тебя, спрятать, разорвать цепь. Но дверь открывается, и пустота хочет быть заполненной.

Он проводил меня до двери, его движения были резкими, торопливыми. – Итан. Они убили твоих родителей. Они принесли их в жертву, чтобы ты по итогу оказался тут. Родители делали все, чтобы дать тебе время. Чтобы ты мог выбрать. Теперь выбор за тобой. Беги. Пока есть куда. Или стань тем, кем ты должен был стать. Но если выберешь второе… найди Брайт. Она тоже не та, кем кажется. Её семья веками служила Хранителями. Сторожилами. Но не доверяй ей. Никому не доверяй. Они все носят маски.

Дверь захлопнулась с тихим, но окончательным щелчком, похоронив за собой призрачную фигуру хранителя запретных знаний.

Я стоял под ледяным, беспощадным дождём, с камнем-«Смотрителем» в кармане, который жёг мне бедро своим неестественным теплом. Вся моя жизнь, моё прошлое, моё «я» – всё это оказалось ложью, тщательно сконструированной ширмой. Я был не детективом, расследующим исчезновения. Я был ключом. Я был жертвой и жрецом в одном лице. И где-то там, в тумане, меня ждало моё наследие – тёмное, древнее и голодное.

И снова, сквозь весь этот ужас, как навязчивый мотив, прорвалась мысль о Карен Брайт. «Она тоже не та, кем кажется. Её семья веками служила Хранителями». Значит, она знала? Её насмешки, её острый ум, этот странный магнитный импульс между нами… Была ли это просто случайность? Или часть того же ритуала? Холодный пот, не связанный с дождём, выступил у меня на спине. Она была не просто красивой женщиной из полиции. Она была стражем. И теперь я должен был решить – был ли её взгляд приговором… или приглашением.