
Полная версия
Из хроник Фламианты: Разменная монета.
– Почему «даже»? – поинтересовалась Лавидель.
– Мой брат отличается глубоким познанием персон многих родовых линий, а особенно семейной, – пояснил Сэлиронд.
Все послушно уселись за удлиненный стол, покрытый вышитой скатертью. Сегодня еда не подавалась особо каждому, она вся была выставлена в центр стола, и каждый брал себе то, что ему хотелось.
– Я знаю, что у тебя получилось основательно привлечь к своим устремлениям скитающийся отряд моих тэльвов. Хорошее подспорье твоей силе, – сверкнул озабоченным взглядом Лагоронд. – Теперь и я за тебя более спокоен, и им во благо пойдет взаимодействие с тобой, – он по-прежнему не выпустил Флинера и его воинов из привязанности, обнимая их внутренним беспокойством.
– Да, получилось, – подтвердил Сэлиронд, – но вряд ли их можно назвать крепким подспорьем.
– Мне сказали, что твоему стиру удалось стать своим среди них и получить право определять их путь.
– Удалось.
– Раз к тебе шагают, сделай их частью своего народа, тогда они возродятся и защитятся твоей силой. Под водительством Велогора они станут достаточно крепкой опорой. Моё сердце этим не ранится, сам знаешь. Я и за них рад буду, и за тебя.
– Они ко мне не шагают.
– Что с тобой? – удивлённо спросил Лагоронд. – Ты мне на всё односложно отвечать будешь? – он сделал небольшую паузу, но Сэлиронд лишь улыбнулся в ответ.
Лагоронд понял, что случайным вопросом коснулся того, о чем брат сам намеревался поговорить, но теперь ему нужно было время, чтобы обстоятельно собраться и шагнуть в эти воды.
– Велогор, пока мой брат собирается с мыслями, добавь к тому, что он уже сказал, чуть больше содержательности.
– Эти упрямцы никого не признаю́т, кроме Лавидель, король, хотя я бы не отказался заиметь в своих рядах такое усиление, – с широкой улыбкой ответил Велогор. – Они к нам не шагают. Благодаря Лавидель готовы взаимодействовать, не больше. Да и подспорье они для нашего главного устремления очень сомнительное. Они прилично измотаны постоянной напряженностью на границе. Медленно, но верно теряют начертание. Их сила и способность оставаться сухими в водах ордена угасает в оторванности от вас. В небольших стычках они хороши, но если говорить о крупном вторжении, то они и до трети боя не дойдут: и духом, и крепостью угаснут. Будь Лавидель с ними одной крови, то силой единения и положением смогла бы поддержать их дух, того глядишь, продержались бы чуть дольше этой временно́й отметки. Но этого она не имеет, а способностью вдохновлять словом здесь однозначно не обойтись.
– Конечно, словом крепости не прибавить, но вот склонить их сердца к моему брату, попытаться можно.
– Мне не стать их королем, Лагоронд, – вышагнув из внутреннего уединения с мыслями, полноценно включился в разговор Сэлиронд. – Их сердца, как и прежде, глубоко преданы только тебе и Леондилу. Они впустили Лавидель только потому, что она стала для них своей, стала частью их народа, а не потому, что они остыли любовью к тебе и стали открыты для других привязанностей.
Сердце Лагоронда сжалось после слов брата. Гордость за Флинера и его отряд переплеталась с тоской и состраданием. Он высоко почитал их преданность устремлениям, но чрезмерно скорбел об их угасании. Король Леондила был бы счастлив, пренебреги они им и приобщись к могуществу брата, получив защищенность и надежное будущее. Но всё оставалось как есть, и сейчас сердце Лагоронда было вынуждено с этим смириться.
– Да, тогда они тебе действительно не опора.
– Об этом я и говорю. Но то, что готов был их ко мне отпустить, наградив меня доспехами на пути моих устремлений, мне приятно.
Лагоронд одарил брата сдержанной улыбкой, но не стал ничего говорить, приняв решение продолжить обсуждение после окончания застолья. Все как-то единодушно разделили это намерение, потому повисшая словесная тишина потекла унисоном с играющей в зале мелодией. Спустя полчаса вялотекущая приглушенная музыка, сопроводив трапезу до конца, умолкла. Все переместились в ту часть комнаты, где были расположены мягкие сиденья и большой камин.
– Раз вы здесь, полагаю, что и во Фламианте ты не нашел подспорья? – теперь Лагоронд намеревался испить чашу прежде неоконченного разговора до дна. – Никто из глав Фламианты не поддержал твоих устремлений?
– Только Канамир, но от него одного прока нет, – буркнул Велогор, опередив реакцией короля. – Мы, наш народ, Бэлер и тэльвы Флинера, король Лагоронд – вот всё, что мы имеем. Да, король Тэлип передаст дополнительно вооружение, но при таком положении дел в этом нет прока.
– Ну что ж, иногда мы вынуждены пересматривать даже самые благодетельные устремления, если их достижение становится невозможным, да Сэлиронд?
– Иногда вынуждены, – согласился с братом Сэлиронд, – но только после того, как переберутся все вероятные варианты, способные достигнуть устремления.
– Ну так разве ты их ещё не перебрал? Найти помощь во Фламианте было последней возможностью защитить собственную поступь крепостью и силой, но ей плевать на твои устремления, – отрезал Лагоронд.
– В этом вы от них не сильно отличаетесь, – пронзила воздух неожиданной для всех дерзостью Лавидель. Она не намеревалась быть услышанной, просто именно в этот момент повисла совершенная тишина, и её слова прозвучали достаточно громко и отчетливо.
– Лавидель, – очень спокойно одернул её Сэлиронд.
– Твой стир хочет поучаствовать в разговоре, брат, так дадим ей это право, – сдержанно среагировал Лагоронд.
– Я в разговоре участвовать не хотела, случайно вышло.
– Но ты в него вошла. Теперь придется из этой чаши испить и добавить своему заявлению информативности.
Наступившая молчаливая пауза короля сопровождалась его ожидающим давлением на её душу. Устремление внутренней силы Лагоронда ни для кого не осталось не замеченным. Даже Сэлиронду пришлось прибегнуть к внутренней крепости, чтобы высвободить своё естество из-под этих вод. Лавидель была вынуждена вернуться в диалог, ведь под такой провокацией ей было не устоять.
– Хорошо, король. Я дополню то, что сказала прежде.
Лагоронд, еле сдержав короткую ухмылку, отклонился к спинке стула и пристальным взглядом перевел общую беседу в русло обособленного диалога.
– Вам так же, как и Фламианте, нет дела до устремлений вашего брата, и это малая часть беды. Основная её часть заключается в том, что вы отшагиваете не только от его устремлений, но и от него самого. Имея возможность гарантировать ему защищенность, отступаете от неё, хотя другими своими словами заверяете, что помочь хотите.
– Я не разделяю с твоим королем его устремлений в отношении Фламианты, но он и его народ всегда будут под моей защитой. Сейчас я не могу гарантировать ему защищенность лишь потому, что он сам вышагивает из-под неё, выбирая быть вне моей помощи.
– Но вы можете пойти вместе с ним, ведь его устремления касаются не только Фламианты, но и будущего вашего народа. Обходя нацеленность вашего брата стороной, вы пренебрегаете судьбой завтрашнего дня, и тогда вы так же нерассудительны, как и народы Фламианты.
– Будущее нашего народа защищается сердцем и силой нашего короля, – не удержал внутреннюю эмоциональность Алимин. – Полнота его начертания доказывает рассудительность и защищает его могущество. Мы уверено держим завтрашний день в своих руках.
– Защищается Алимин, и я этого не оспаривала, – очень спокойно среагировала Лавидель на эмоциональный выплеск друга. – Я говорю об игнорировании возможности разобраться с причиной нависшей опасности. Если вместо удара по причине, каждый раз расправляться лишь с последствиями, то постоянно будешь придержан от того, чтобы свободно жить, а это сложно назвать безопасностью. Ваш король этого не принимает, хотя это диктуется рассудительностью. Мог бы согласиться из-за любви к брату, ведь помимо достижения лучшего положения для своего народа, сумел бы и моему королю, и Маландруиму помочь, но и этой привязанности оказывается недостаточно. Ваш король, несмотря на силу и могущество, предлагает и вашему народу, и брату лишь сомнительную защищенность.
Видя неожиданную вовлеченность Алимина, Лагоронд и Сэлиронд широко улыбнулись и на некоторое время придержали своё участие в разговоре.
– Ты для таких заявлений не имеешь оснований и права. Ты судишь о нашем народе, как и об остальных, совершенно забывая, что мы носим в себе силу и могущество, которые не теряют крепости под натиском угроз. Более того, мы сильно превосходим оными орден, да и даже ваш народ. Устремления твоего короля стремятся защитить, а нас защищать не надо. Зачем нам окунаться в пожар, который гарантируется полномасштабной войной, и рисковать жизнями тысяч тэльвов, если мы можем легко разбираться с угрозами, идя без потерь? Я согласен с тем, что можно было вступить ради Фламианты, но она отвергает помощь, и сама прилепляется к ордену. Твой король хочет по своему желанию построить их судьбу, двигаясь против их воли, но вряд ли это благородно. Фламианта имеет право на собственный путь. Мой король вступил бы в войну ради брата, если бы она была неизбежностью, а не капризом его собственных вожделений.
– Алимин! – резко прервал своего стира Лагоронд, пресекая дальнейшее прохождение им черты дозволенного в отношении брата.
– Прошу прощения, – осознав ошибку, Алимин с почтительным жестом обратился к обоим королям и тут же умолк, сильно смутившись собственным промахом.
– Алимин, ты можешь моему стиру мысль договорить, – вступил Сэлиронд. – Я позволением заверяю и за сегодняшнюю твою эмоциональность спрашивать не буду.
Алимин кивнул королю и вернул взгляд на Лавидель.
– Ты обвиняешь нас в том, что мы не хотим помочь вам силой принудить кого-то жить так, как хотите именно вы, и в том, что мы свой народ любим сильнее, чем кого-то еще, но это несправедливо.
– Алимин, моя претензия не в том, что вы этого не делаете, а в том, что вы смогли прочитать лишь это. Если орден осуществит свои намерения, его идеология и ваши устои пошатнет.
– Вряд ли тебя это волнует, – вернулся в обсуждение Лагоронд. – Ты, как стир, моим народом желаешь гарантировать своему королю подспорье, и только.
– Желаю, в этом вы правы, но я уверена, что гарантировать защищенность и вашего народа можно только воспрепятствовав планам ордена в отношении Фламианты. Это самый рассудительный шаг. Уверена я и в том, что вы и ваш народ при вашей позиции и взгляде на всё происходящее не защищаете будущее, а ставите его в уязвленное положение. Да, я стараюсь перетянуть вас на сторону устремлений вашего брата, ведь сильнее опоры не найти, но я не придумываю аргументы, а беру их из логического расчета. Идеология Зорда не просто армия, от которой вы легко отгородитесь и разобьёте неоспоримым могуществом, – продолжила Лавидель. – Это также образ мыслей. Как вы остановите мысль, прячась за пропастью? Рано или поздно она просочится и сюда своим ядом. Вы прячете тэльвов от безумия, но однажды они столкнутся с ним лицом к лицу и окажутся слабыми перед его водами, и это будет ваша вина. Разве это не ваш долг….
– Что ты знаешь о долге? – вспыхнув, прервал её Лагоронд. – Ты распоряжаешься только собственной жизнью, оттого твои заявления так дерзки и не дальновидны. Величие и безопасность народа во всех временны́х отрезках, вне зависимости от личных привязанностей – вот долг короля, но ты далека от такого понимания.
Лавидель вновь спровоцировала Лагоронда пренебречь дистанцией в обращении к ней, оттого её сердце снова было вынуждено проживать властное давление его духа. Её душа, ещё не отойдя от прошлых вспышек главы Леондила, теперь вожделела защищенности.
– Вы принудили говорить, когда я хотела умолкнуть, а теперь прижимаете мою душу к земле властностью своего духа вместо того, чтобы просто высвободить меня от необходимости держать ответ, – она выдержала небольшую паузу, но Лагоронд не собирался ослаблять хватку и вышагивать из её естества. Лавидель прежде старалась усилием воли удерживать самые резкие мысли при себе, но сейчас все силы уходили на сопротивление королевскому давлению, и она не сумела удержать их стремительный эмоциональный побег. – Вы спрятались за пропастью, как раненый зверь в берлоге, и утащили вместе с собой свой народ. Ваше величие и сила неоспоримы, но во имя чего они? Сидеть в клетке в оторванности от мира – это вы называете лучшей жизнью для тэльвов Леондила? – Лавидель повторила попытку закончить речь, но король Леондила сильнее сжал её душу. Сделав беспомощный вдох, она окончательно согласилась вывести все мысли наружу. – Вы прежде упрекали меня в том, что я строю убеждения на основании страха, и убеждали, что это лишает меня истинной полноты жизни, но сами охвачены той же слабостью. Вы боитесь, что ваши тэльвы растеряют наследие, которым одарили их вы и Кодекс, оттого и их на цепи держите, и сами в мир не смотрите. Но разве страх не первое, что вы должны отодвинуть в сторону при принятии решений? Пусть сейчас вам удаётся поддерживать состоятельность убеждений, но у Леондила однажды наступит жизнь без вас, и ему придется корректировать образ жизни. Более того, я уверена, что и вы сами не сможете до конца своих дней обходиться без мира. Придется прививать Леондил к взаимодействию с другими народами, а тогда устремления моего короля должны стать вашими. Вы можете подготовить платформу для более легкого и неопасного перестроения, но отказываетесь. Вы боитесь рисковать в настоящем ради будущего и называете это безопасностью, но вы лишь множите угрозу для грядущих времен судьбы своего народа. Ваша иллюзия не знает вкуса жизни и не понимает, что такое подвиг во имя жизни, в отличие от устремлений вашего брата.
– Лавидель, прекрати! – гневно остановил её Сэлиронд, но при этом он не стал брать в клещи своей крепости её душу, ведь понимал, что Лагоронд причастен к её обнаженной резкости.
– Прошу прощения, – опомнилась Лавидель и мгновенно умолкла, но было уже поздно.
Глаза Лагоронда блеснули сплошным темно-красным переливом. Он поднялся с места и направился к Лавидель. Прихватив за руку, он поднял её с дивана, отвел на несколько шагов и поставил перед собой. Удержав лицо, он остановил её взгляд на себе. Сэлиронд в это время дышал спокойствием, ведь прекрасно понимал, что его брат даже в сильнейшем запале не навредит ей.
– Что ты знаешь о вкусе жизни и о подвиге? – слишком спокойным тоном для внешнего эмоционального вида проговорил король и опустил Лавидель в овод своей памяти.
Стиру Сэлиронда было не спастись от этой хватки. Она провалилась в воды воспоминаний стоя́щего перед ней короля. Тэльвы из охранной группы, взбудораженные сердцем Лагоронда, быстро выстроились вокруг, отделив его и Лавидель ото всех остальных.
– Лагоронд, она не вынесет взгляда в овод, – бросил поверх стражников Сэлиронд.
– С каких пор тэльвы Туманных Городов не могут прожить чужих воспоминаний? – не отводя взгляда от голубых глаз Лавидель, ответил Лагоронд.
– Она не тэльв Туманных Городов.
– В смысле? Она выглядит как…, – отпрянув взглядом от лица Лавидель, Лагоронд бросил недоумевающий взор на брата.
В этот момент скорость течения воспоминаний замедлилась. Тело Лавидель обмякло, и она чуть не упала. Лагоронд безучастно придержал её, продолжая всматриваться в брата.
– Её отец – житель Балсота, мать из Туманных Городов, – пояснил Сэлиронд. – Изгои и долготу лет, и внешность наследуют по материнской линии, потому она выглядит как тэльвийка туманного народа.
– Изгнанница, лишившаяся дома, силы и имени, – понял Лагоронд. Повернувшись к Лавидель, он прошептал ей на ухо: «шали фо лан даф», что означает: «оставь её моя память».
Лавидель потребовалось с минуту, чтобы вновь ощутить пределы комнаты.
– Отпустите, – почти беззвучно донесла она до слуха короля.
Лагоронд не сразу среагировал на просьбу. Он убрал руку, которой всё ещё удерживал её потерянное в пространстве тело, только после того, как удостоверился, что её взгляд стал более-менее ясным. Лавидель отшагнула к стене и оперлась на оконный выступ.
– Ты всё это время умышленно держал данную информацию в тайне от меня?
– Умышленно, Лагоронд, и мы оба знаем почему, – с тем же спокойствием ответил Сэлиронд.
– Разве без начертания возможно обладать такой силой и рассудительностью? – шепотом удивился Алимин.
– Ответ перед твоими глазами, Алимин, – прекрасно словив остротой слуха речь стира брата, ответил Сэлиронд. – И почему ты шепчешь? Разве твой вопрос непозволителен?
– Позволителен, но вряд ли уместен.
– И позволителен, и уместен, – оспорил неуверенность Сэлиронд. Умышленно перетянув фокус внимания с Лавидель на себя, он постарался высвободить для неё время немного перевести дух.
– Я вас понял, король.
– Раз понял, то заканчивай прятаться. Даже если черту перейдешь, и мы с твоим королем вспылим, то больше, чем Лавидель, ты не получишь. Если она это сносит, то твоей крепости тоже не повредит.
– Да я это понял, просто отвязаться от идеи безошибочно пройти путь пока тяжело.
– Но ты отвяжись, потому что эта идея твою скорость сильно медлит, – присоединился к словам брата Лагоронд, но его глаза по-прежнему наблюдали за Лавидель, которая теперь шаткой походкой направилась к широкому сиденью, утопающему в тени угла.
Лагоронд выпустил её из хватки памяти, но она всё ещё была в плену виде́ний. Прямо сейчас она видела миражи варварского убийства матери братьев у них на глазах, и их безрезультатные попытки вырваться из хватки крепких мужчин и вступиться за неё. В её разуме раскатами раздавались их обреченные крики. Не дойдя до сидения пары шагов, она рухнула на пол, потерявшись где-то внутри себя.
–Мама! Мама! Не надо, стойте! – приглушенным стоном пролилось из её уст.
Сэлиронд поднялся с места, дошел до стира и уселся рядом с ней. Войдя силой положения в её душу, он помог ей вышагнуть из этих вод, но теперь ей требовалось ещё немного времени, чтобы окрепнуть.
– Я её выпустил, – с явной нотой обеспокоенности среагировал Лагоронд. Желая обособить диалог с братом, он соизмерил громкость голоса так, чтобы его слова дошли лишь до его слуха.
– Я забыл предупредить, – Сэлиронд перенял от брата ту же громкость звучания. – Перед ней недостаточно открыть дверь, её нужно сопроводить за неё. Из-за отсутствия способности прожить полное погружение в овод, я её вообще с этими водами не знакомил. Это моё упущение, после исправлю.
– Помимо того, что в овод окунул, я ещё и по душе её прилично приложился. Почему не остановил?
– В том, что я допустил, я был заверен, что она справится. Когда ты подступил к её пределу, я одернул.
– Зачем подвергать её огню, от которого можно избавить? Если бы я знал, ограничился бы привычным для неё диалогом.
– Давай позже это обсудим.
– Сэлиронд, перестань от меня подобные вещи утаивать. Уже не первый раз твоя недосказанность до беды доводит.
– Как от тебя не утаивать? Ты же как балсотовские гальчеты вспыхиваешь.
– Вспыхиваю, но я черты в отношении тебя не перехожу.
– Так я не о себе беспокоюсь, я душу твою от пожаров сберегаю.
– Моя душа только мне принадлежит, я сам с её пожарами разберусь, тебя этим правом не наделял. Я хочу знать обо всех подобных вещах.
– Я тебя услышал и подобное обнажать постараюсь, но гарантировать полную открытость не могу.
– Хотя бы постарайся, – фыркнул Лагоронд и отшагнул от брата, дабы не вызвать у опомнившейся в этом момент Лавидель прилив смущения.
Сэлиронд помог ей подняться и, получив от неё молчаливый вопрос, дал позволение покинуть зал.
– Оставьте нас, – скомандовал Лагоронд остальным стирам, желая поговорить с братом один на один.
Все послушно покинули комнату, прикрыв за собой обе створки широкой деревянной двери.
– Большинство таких уходят в Зорд. А она, помимо того, что нашла дом, так ещё и получила статус стира. Неужели среди твоего народа не нашлось достойных тэльвов, что ты отдал это положение изгою?
Сэлиронд широко улыбнулся, но не стал ничего отвечать.
– Ладно, – приняв молчание брата, сменил тему Лагоронд. – Оба знаем, что нынче я не встану за Фламианту и не рискну своими тэльвами за её жителей. Сегодня для меня есть мой и твой народ, в защите этих границ ты можешь на меня опираться, но это всё. Это тебе и прежде было известно, тогда зачем ты здесь, Сэлиронд? На какую мою помощь ты рассчитываешь?
– Мне нужна опора за пределами Маландруима, и у меня есть два варианта: либо уговорить тебя, либо я знаю, как получить её, не вынуждая тебя выходить за границы убеждений, но это в любом случае требует твоего участия.
– О каком участии ты говоришь? Как я могу являться тебе опорой там, куда не пойду?
– Когда придет время, я оставлю Маландруим под твоей защитой, а сам отправлюсь в приозерную степь, ведь именно её Зорд окрестил вратами для вторжения. Отряд Флинера пойдет за Лавидель, следовательно, пойдет за мной. Я хочу, чтобы ты возродил их силу и полноту начертания.
– Когда я узнал, что отряд Флинера открылся для взаимодействия, эта мысль первой прошлась по моему сознанию, но она не имеет перспектив в рамках твоих нынешних планов. Их не было подле меня около десяти веков. Чтобы восстановить утраченное до состояния, когда они смогут носить его самостоятельно, им необходимо моё постоянное присутствие в течении длительного времени. Даже если я обновлю силу нашего единения сейчас, в бою, на расстоянии от меня, они быстро ослабнут, Сэлиронд. Неужели ты этого не просчитал? – удивился Лагоронд.
– Не только ты можешь сохранить их крепость в бою.
– А кто еще? – Лагоронд немного потерялся от непонимания. – Следующие по крепости и власти Эндулин и Алимин, но им такая задача не под силу.
– Та, кого ты наделишь этим правом. Кодекс дает такую возможность. Королева Леондила вступит в твоё могущество и сможет стать опорой и силой возрождения для отряда Флинера.
Теперь Лагоронд всё понял, картина сверкнула завершенной формой перед его глазами.
– Ты в край обезумел, Сэлиронд? – тон Лагоронда стал более твердым от возмущения. – Ты думаешь, я женюсь, чтобы защитить Фламианту? Брак без любви уничтожит меня и мой народ, откуда вообще эта мысль в твоей голове? Или ты думаешь, что я отпущу с тобой ту, что люблю? Как ты решился прийти ко мне с подобным?
– Мы – место безопасности друг для друга: ты принимаешь меня в моих безумствах, я тебя в твоих. Может мы и удерживаем друг от друга какие-то мысли, но мы защищены уверенностью, что можем обнажать друг перед другом любое их течение. Тогда зачем последний вопрос? – Сэлиронд знал, что Лагоронд этого не оспорит, потому не стал останавливаться. – Что касается второго, то говорю не о браке без любви, я не настолько безумен. Но я знаю, что ты отпустишь со мной ту, что полюбишь, если её устремления будут так же сильны, как и мои. Ты никогда не лишал дорогих тебе тэльвов права двигаться за отчаянным стремлением сердца, это в тебе не изменилось. Так же я уверен, что подобный поворот в судьбе поможет тебе вышагнуть из клетки обособленности.
– Зная твою способность совмещать глубокую любовь ко мне с достижением собственных целей, а также насколько тебя поглощают идеи, я пропущу мимо души то, как твои слова выглядят со стороны, – видя спокойствие брата, Лагоронд вернул под контроль эмоции. – Ты мне от чистого сердца желаешь любви и её красоты, это я понял. Ты искренне не осознаешь того, что значило бы для моей души отпустить любовь в огонь, это я тоже понял, потому отвечу кратко: я не полюблю ту, что имеет твои устремления, и уж тем более я не женюсь, чтобы положить кого-то жертвой безрассудства Фламианты. К тому же, – голос Лагоронда окончательно полегчал, – твоя ограниченность временем лишает перспектив соответствующий план. Моё сердце сейчас слишком далеко от такого рода привязанности.
– Время вполне позволяет обдумывать это.
– Я глубоко почитаю любовь, Сэлиронд, но я не собираюсь искать жену. Возможно, это кольцо, – Лагоронд указал на семейный перстень, – однажды окажется на пальце тэльвийки, но точно не сейчас и точно не для спасения тех, кто желает угаснуть. Также моя собственная позиция по Фламианте остается прежней.
Сэлиронд молча прижался к прохладной стене и бросил взгляд в хрустальное окно крыши, через которую начинали слабо виднеться звезды. Ночь ещё не овладела просторами Леондила, но небо стремительно меняло светлый окрас на темно-синие переливы. Лагоронд всмотрелся в брата, пытаясь понять его замысел.
– Что ты молчишь, Сэлиронд? Ты думаешь, ошарашив меня предложением о женитьбе, вынудишь в менее отрицательном окрасе посмотреть на идею пойти с тобой самому, рискнув будущим своего народа, которое зависит от моей жизни? Или полагаешь, что мне будет легче отдать твоим устремлениям жену, утешившись мыслью, что и тебя защитил, и наши народы?
– Обе мысли обитают в моём сознании, но в более содержательном виде. Любой из этих вариантов тебе чего-то стоит, это я понимаю, но и каждый из них несет в себе весомое благо и воздаяние.