Непосвященная

– Моя дорогая сестра… – в ее голосе прозвучала старая, застарелая боль, – испытывала к ним особую, нездоровую любовь. Хотя перемещение между мирами нам под строжайшим запретом, она находила таких, как ты, и тащила сюда. От этого было много проблем. – Она снова замолчала, и тишина в хижине стала давящей. – Я говорила ей, что это не кончится добром. Но я не могу понять… зачем она поменялась с тобой телами? В тебе есть магическая кровь, да. Большой потенциал. Я чувствую, что связь твоего рода с этим миром прошла через многие поколения. Но то, что она сделала… Дорогая Моргат поставила на тебя сильное заклятье. Я не могу прочитать ее помыслов в тебе. И удивительно даже не это… а то, что твоя кровь оказалась достаточно сильна, чтобы принять ее силу. И ты, как я понимаю, уже начинаешь ее обуздывать.Она помолчала, дав мне впитать эту информацию, каждое слово которой обжигало, как раскаленный уголек.

– Как… как мне вернуться обратно? Домой…Осознание обрушилось на меня всей своей чудовищной тяжестью. Я не была собой. Я была куклой, марионеткой, пустышкой, втиснутой в чужое тело, в чужую жизнь. Все эти люди, их преданность, их истории спасения… все это принадлежало не мне. Это была не моя семья, не моя таверна. Слезы жгли глаза, но я сглотнула их, заставляя голос не дрожать, преодолевая панику.

– Книга Вечности. Найди ее.Ведающая задумалась, ее пальцы постукивали по ручке кресла.

– Где она? – выдохнула я, цепляясь за эту соломинку.

– Это не так просто, дитя. Книга Вечности была украдена из Двора Ведьм во время его падения. Она где-то здесь, в нашем мире. Попробуй почувствовать ее энергию. Возможно, с твоим потенциалом она отзовется. А как только найдешь… принеси ее мне. Я верну свою сестру, а ты… отправишься домой. – Она сделала паузу, и в воздухе повисло невысказанное предупреждение. – И еще… постарайся выжить в нашем мире.Веда снова засмеялась, и этот звук был похож на скрип старого дерева.

– Да как выжить в этом мире, если я ни черта не помню?!Выжить? Горькая, истерическая усмешка вырвалась у меня наружу. Все напряжение, весь ужас прорвались в сорвавшемся на крик голосе.

– Ты начинаешь меня утомлять. В тебе заложены воспоминания моей Моргат. Пользуйся ими! И найди Ищеек. Я вижу… они помогут тебе.Веда нахмурилась, и ее слепое лицо выразило явное раздражение.

– Они ненавидят меня…От этой мысли мне стало еще хуже. Я горько усмехнулась.

– Тебя нет! – отрезала Веда, и ее голос впервые прозвучал резко и властно. – Они тебя даже не знают. А вернуть Книгу Вечности… в их интересах. Теперь иди. Я устала.

Она откинулась в кресле и повернула голову к огню, ясно давая понять, что разговор окончен. Я стояла, все еще дрожа, с головой, гудевшей от обрушившейся лавины правды. Обратно? Домой? Путь лежал через какую-то украденную книгу и помощь существ, которые, скорее всего, при первой же встрече вонзят в меня кинжал. Я сделала неуверенный шаг назад, потом другой, и, развернувшись, почти выбежала из хижины, в глотку снова ударил ночной воздух. Но теперь он не охлаждал, а лишь подчеркивал ледяной холод, сковавший мою душу. Я была никем. Чужаком в чужой шкуре.

Я бежала. Бежала от хижины, от слов Веды, от ужасающей правды, что разрывала меня на части. Тропинка в лунном свете казалась единственным спасением, дорогой назад к иллюзии, которая была теперь дороже любой истины. Слезы текли по лицу, смешиваясь с холодным потом, и я уже почти выбежала на знакомый поворот, ведущий к огням праздника.

И вдруг замерла. Словно ноги вросли в землю.

Из тени старого дуба, что стоял у развилки, вышел Тасио. Его лицо, все еще несущее отпечаток эльфийского заклинания, было обращено ко мне, а в глазах – бездонное, всепонимающее сочувствие. Он протянул ко мне руку, и его голос прозвучал тихо, мелодично, обещая спасение от всей этой боли.

– Иди ко мне. Я помогу. Я все знаю. Все будет хорошо.

Эти слова падали на мою израненную душу, как бальзам. Вся боль, весь страх, вся невыносимая тяжесть услышанного стали вдруг тусклыми и далекими. Они утихали, отползали в уголки сознания, уступая место странному, всеобъемлющему спокойствию. Тишина. Обещание покоя. Такого желанного покоя.

Я пошла к нему. Медленно, шаг за шагом, как завороженная. Мир вокруг потерял краски и смысл. Существовал только его голос, его протянутая рука и та благословенная пустота, что звала меня внутрь. Он был так близко. Еще пара шагов – и я смогу упасть в его объятия, и все это кошмарное наваждение закончится.

Я уже почти дошла, уже почувствовала исходящее от него мнимое тепло, как сквозь эту плотную завесу тишины и умиротворения прорвался другой крик. Полный такого отчаяния и ужаса, что он вонзился в мое оцепенение, как нож.

– Неееет! Моргат! Стой!

Я застыла на месте, в паре шагов, и повернула голову на звук.

С другой стороны тропы, из-за кустов, выбежал… Тасио. Его лицо было искажено паникой, глаза полыхали. Он был бледен как смерть.

– Не смотри на него! Беги! – закричал он и бросился ко мне, закрывая своим телом от того, другого.

И в этот миг чары рассеялись. Очнувшись, словно от глубокого обморока, я резко дернулась и широко раскрытыми от ужаса глазами посмотрела туда, куда шла.

Там, где только что стоял «Тасио», теперь корчилось нечто. Мерзкое, сгорбленное существо с кожей землистого, болотного цвета. Вместо глаз – две черные, бездонные впадины. Его пасть была неестественно огромной, усеянной частоколом длинных, черных, заостренных зубов, с которых обильно капала вязкая, темная жижа. Вместо рук по бокам его длинного, скрюченного тела свисали две тонкие, костлявые плети, заканчивающиеся длинными, серповидными когтями, которые царапали по земле. Оно источало запах гниения и старой кости.

– Моргат! – крикнул настоящий Тасио, хватая меня за руку и резко отталкивая за спину. – Это негуль! Он хочет заманить тебя к себе!

Я, вся трясясь, прижалась к его спине, не в силах оторвать взгляд от чудовища, которое теперь медленно, с противным хрустом, поползло в нашу сторону, его безглазая маска будто смотрела прямо в мою душу, выискивая новую трещину, чтобы снова заманить меня в обещанный покой, который был дорогой в самую настоящую пасть.

Мир сузился до одного мгновенья – до удара когтистой руки негуля по груди Тасио. Адская боль, от которой он рухнул на землю, будто эхом отозвалась и во мне, пронзив оцепенение ледяным шипом. Из его горла вырвался хриплый, захлебывающийся звук, а его глаза, еще секунду назад полные паники и решимости, остекленели, уставившись в беззвездное небо.

– Неееет! Нет! Тасио…Из моей груди вырвался крик. Не осознанный, не человеческий. Первобытный вопль ужаса и отчаяния, в котором растворилось все – и боль, и страх, и сама душа.

Но чудовище уже забыло о своей первой жертве. Медленно, с противным хрустом выворачивая шею, оно обратило на меня свои слепые впадины. Тень обещанного покоя сменилась голодной, бездонной пустотой. Его пасть, усеянная черными иглами, разошлась в мерзкой пародии на улыбку, искажая болотные черты лица. Из нее капала та самая вязкая жижа, пахнущая тлением и смертью.

Оно поползло ко мне. Каждый его движенье было кошмаром, рожденным в самых темных глубинах мира. Я замерла, пригвожденная к месту ледяным страхом. Ноги стали ватными, разум онемел, оставив лишь животный ужас, сжимающий горло. Мысли путались, обрываясь на полуслове. «Вот и все. Конец.»

Темный силуэт в один миг возник между мной и кошмаром. Высокий, могучий, заслонивший собой лунный свет. Дорок. Я зажмурилась, инстинктивно подставляя шею, готовая принять лезвие, коготь, любую муку, лишь бы прекратился этот ужас. Лишь бы закончилось все.

Вместо ожидаемой боли раздался резкий, влажный хруст и булькающий, захлебывающийся звук. Дрожь пробежала по всему телу, заставляя веки предательски приподняться.

Дорок, не отрывая ледяного взгляда от меня, сжимал тощую шею негуля своей рукой. Существо еще подавало признаки жизни, его когтистые плети судорожно скребли по земле. Тогда Дорок поднял другую руку, и я увидела, как из его пальцев, будто по мановению темной магии, выросли длинные, острые когти. Он занес руку и со страшной силой, с размаху, вспорол негулю брюхо снизу вверх. Раздался звук рвущейся плоти и ломающихся костей. Тело твари обмякло, и Дорок с отвращением швырнул его к подножию дуба, рядом с бездыханным Тасио.

Крики, сдерживаемые шоком, вырвались наружу. Я закричала, не своим голосом, заливаясь истеричными рыданиями. Это был крик о Тасио, о своем бессилии, о мерзости, что заполнила собой весь мир. И главное – о понимании. Следующей буду я. В его холодных глазах я прочла свой приговор. Он убил чудовище, но сам остался им – безжалостной ищейкой.

Инстинкт самосохранения, заглушивший на миг все остальное, вырвал меня из оцепенения. Я рванула с места, не разбирая дороги. Ветки хлестали по лицу и рукам, оставляя на коже жгучие полосы, под ногами хрустел валежник, спотыкаясь, я падала, сбивая колени в кровь, но тут же вскакивала и бежала снова. Слезы застилали глаза, превращая лес в размытое месиво теней. Я бежала от смерти, но бежала и к ней, потому что бежать было некуда.

Ноги сами подкосились, лишенные сил. Я прислонилась спиной к шершавой коре старого дуба, пытаясь вдохнуть, но воздух не шел в перехваченное спазмой горло. Картина гибели Тасио снова и снова проносилась перед глазами, каждый раз пронзая душу новым, острым, как кинжал, чувством вины и ужаса. Я снова закричала, но теперь это был тихий, надрывный стон, полный безысходности. Горькие, соленые слезы текли по моему лицу, не принося облегчения. Я медленно сползла по стволу на корточки, обхватила себя руками и, закрыв глаза, бессмысленно раскачивалась из стороны в сторону, пытаясь унять внутреннюю дрожь.

Казалось, я выплакала все слезы, что были во мне. Опустошенная, я все же открыла глаза, подняв голову к просветам в листве. И замерла.

Прямо передо мной, молчаливый и недвижимый, стоял Дорок. Он скрестил руки на могучей груди и с холодным, изучающим интересом разглядывал меня, как редкий, непонятный экспонат. Испуг вновь вонзился в сердце, но его сменила странная апатия. Что бы ни было дальше, хуже уже не станет.

Собрав последние капли сил, я поднялась с земли. Слезы все еще катились по моим грязным, исцарапанным щекам, но я встряхнула головой и, подняв подбородок, прямо посмотрела ему в глаза. Взгляд был вызовом. Последним, на что я была способна.

– Ты совсем больная? Как ты не поняла, что перед тобой негуль? Любая ведьма почувствует его и не пойдет на зов.Он удивленно приподнял бровь, затем его губы сложились в насмешливую ухмылку. Он сделал шаг, затем еще один, приблизившись вплотную. От него пахло дымом, железом и свежей кровью. Сузив свои темные глаза, он произнес тихо, но так, что каждое слово впивалось в сознание:

– Тебе-то какая разница? Ты сам хотел меня убить!Его тон, полный презрительного превосходства, обжег сильнее веток. Я хмыкнула, с силой вытирая нос тыльной стороной ладони, и ответила с непривычной для себя грубостью:

– Мне можно… – прошипел он, и его дыхание обожгло щеку. – Другим нельзя.Дорок ухмыльнулся еще шире, обнажив белые зубы, и в одно мгновение закрыл оставшееся между нами расстояние. Его рука обвила мою талию, сжав ее с такой силой, что у меня перехватило дыхание. Он притянул меня к себе так близко, что я почувствовала тепло его кожи сквозь тонкую ткань рубахи.

– Что? Я не понимаю!Я отшатнулась, насколько это позволяла его железная хватка.

– Всё ты понимаешь, Моргат… – его голос стал сладким, как яд.

– В том-то и дело, что я не Моргат…Во мне что-то надломилось. Вся эта нелепость, весь этот ужас вылились в одном горьком, почти истеричном хмыканье.

– Что ты несешь? Дорок нахмурился, в его глазах мелькнуло неподдельное недоумение.

– Я из мира людей, Дорок. – выдохнула я, чувствуя, как последние силы покидают меня. – И я понятия не имею, что мне делать и как выжить.

– Не уверен, что ты говоришь правду, – медленно проговорил он. – Но изменения в твоей ауре и правда есть. Я заметил их, когда увидел тебя в таверне, а теперь ты бежишь от негуля, плачешь на корточках… – Он сделал паузу, и в его глазах промелькнула тень чего-то, похожего на любопытство. – И вправду, я не припоминаю, чтобы Моргат так себя вела. Мне нужно обсудить это с братьями. Пошли.Он не отпустил меня, но его хватка ослабла. Он снова придвинулся, склонив голову, и медленно, глубоко втянул воздух, словно выискивая в моем запахе следы лжи. Его взгляд скользил по моему лицу, задерживаясь на заплаканных глазах, дрожащих губах.

– А Тасио? Как же он? Неужели мы оставим его тело?«С братьями». С теми самыми, что ненавидили меня. Страх вернулся, ледяной волной. Я опасливо оглядела темный, враждебный лес.

– Пришлю за ним Тераса. Или ты хочешь, чтобы мы шли вместе с трупаком на плечах?Дорок поморщился, будто я спросила о погоде.

– Я… я не знаю. Наверное, нет…«Трупак». Это слово, холодное и безразличное, пронзило меня больнее любого оружия. Я широко раскрыла глаза, снова чувствуя подступающие слезы.

– Вот и славно, – он выпятил губы в короткой, самодовольной улыбке.

По его лицу и спокойному дыханию было ясно – смерть и убийство были для него делом привычным, рядовым. Рутиной. А я… я еле переставляла ноги. Мое тело вымотало адреналиновое опьянение, оставив после себя лишь пустоту и дрожь в коленях. Произошедшее все еще казалось кошмаром, страшным сном, от которого вот-вот можно проснуться. Но я шла по холодной земле, чувствовала боль в содранных ладонях и видела перед собой мощную спину охотника. И понимала – это и есть моя новая, ужасающая реальность…

Глава 8 Дом Ищеек

Мне пришлось приложить нечеловеческие усилия, чтобы не отставать от его широкого шага. Дорок не оглядывался и не замедлял ход, словно забыв о моем существовании или просто не заботясь о том, упаду ли я без сил. Я шла, уткнувшись взглядом в его спину, в напряженные мышцы плеч, в его затылок. Это был мой единственный ориентир в поглотившем меня кошмаре. Каждый мой шаг отдавался ноющей болью во всем теле, ветви оставляли на коже жгучие полосы, а в груди саднило от сдерживаемых рыданий и невысказанного ужаса. Мы шли в гнетущей, звенящей тишине, нарушаемой лишь хрустом веток под нашими ногами и прерывистым, сбившимся дыханием, которое я тщетно пыталась заглушить.

Сквозь частокол деревьев наконец показались огни площади. Теплый, обманчивый свет костров и фонарей, до которых осталось совсем нмного. Теперь они казались иллюзией, миражом из другой, недоступной жизни.

– В таком виде ты вызовешь много вопросов, – произнес он ровно, без эмоций.И вдруг Дорок остановился, как вкопанный. Я едва не наткнулась на него, застыв в смущении. Он медленно обернулся, и его тяжелый, аналитический взгляд скользнул по мне с головы до ног – по разорванному платью, в кровь исцарапанным рукам, по лицу, запятнанному слезами, грязью и кровью. В его глазах не было ни капли сочувствия, лишь холодная практичность.

Горький ком подступил к горлу. Я уже собралась сказать в ответ что-то язвительное, какое-то жалкое оправдание, но слова застряли в горле. Из тени, отбрасываемой громадным валуном у края тропы, вышли две высокие, знакомые до дрожи фигуры. Терас и Карион.

– Вот это сюрприз, – протянул он, и его взгляд перебегал с моего изможденного лица на невозмутимого Дорока. – Удивлен. Так удивлен.Терас, как всегда, казался воплощением беззаботной энергии, но сейчас его глаза были по-настоящему широко раскрыты от изумления. Он свистнул, коротко и тихо.

Карион, напротив, брезгливо скривил губы, бросив на меня один короткий, исполненный презрения взгляд, и демонстративно отвернулся, изучая ночной лес, словно там было нечто куда более интересное.

– Вы что, дрались в лесу? – на его лице расползлась ухмылка. – И ты, брат, по всему видимому, победил…Терас же, не в силах сдержать любопытства, сделал несколько легких шагов вперед, внимательно разглядывая то меня, то брата.

– Другого от тебя не ждал, – его голос прозвучал глухо, но в нем явственно читалось раздражение. – Доношу до вашего сведения, что в лесу только что убил негуля.Дорок устало, почти машинально провел рукой по лицу.

– Негули так близко к поселению? – в его голосе прозвучало неподдельное удивление, сменившееся мгновенной подозрительностью. Он ткнул пальцем в мою сторону. – А с Моргат-то что? Она защищала негуля?Он не успел договорить, как Карион резко развернулся к нам. Его темные, пронзительные глаза сузились.

Терас не выдержал и звонко рассмеялся, но, встретив ледяной взгляд Дорока, тут же смущенно поджал губы, пытаясь сдержать смех, от которого его плечи все еще мелко подрагивали.

– Никого я не защищала! Ваш негуль напал на меня, притворившись Тасио! Я пошла за ним, затем появился настоящий Тасио и пытался меня защитить, но погиб от его когтей… Меня же спас Дорок.Их слова, их смех, их презрение… Они стали той последней каплей, что переполнила чашу моего отчаяния. Внутри что-то надломилось, уступая место горькому, почти истерическому гневу. Я собрала всю свою смелость, всю остаточную гордость, что еще теплилась во мне, и сделала шаг вперед, выходя из-за спины Дорока. Мой голос дрожал, но звучал громко и четко, разрезая ночную тишину:

– Что ты несешь? – он прошипел, словно змей. – Как ты могла подойти к негулю? Ведьмы видят их сущность сразу, а уж ты тем более! Не морочь нам голову! – Его взгляд стал колким. – И что еще за Тасио?Карион резко шагнул ко мне, его лицо исказила гримаса недоверия.

– Кстати, трупак в лесу остался. И он человек. Его бы отнести к таверне, пусть закопают или сожгут.Дорок, до этого момента наблюдавший за разговором с каменным лицом, медленно поднял брови и обратился к братьям, его тон был деловитым, словно он докладывал о погоде:

– Несите. Мне вот вообще плевать, Тасио не Тасио.Карион лишь пожал плечом, его лицо вновь стало бесстрастным.

– Это не главное, – голос Дорока вновь привлек всеобщее внимание. Он выдержал паузу, глядя то на одного брата, то на другого. – Ведьма перед вами – не Моргат. Это женщина из другого мира. Думаю, вы, как и я, заметили изменения в ее ауре.

– Так, так, так… это уже интересненько! – он потер руки. – Надо проверять. Может, к Ведающей ее?Терас, до этого момента сдерживавшийся, воодушевленно вскинул брови, его глаза загорелись азартом охотника, напавшего на свежий след.

– Да я от нее и шла! Она мне и сказала, кто я! Я проснулась-то в вашем мире в тот день, когда вы пришли в таверну!Их разговор, их холодные обсуждения моей судьбы, словно я была вещью, окончательно вывели меня из себя. Я вскинула руки в отчаянии, и мой голос наполнился раздражением и усталостью:

– Не верю! Где ненке?Карион, пренебрежительно фыркнув, отошел в сторону и бросил через плечо:

– Значит так, – его слово прозвучало как приказ, не терпящий возражений. – Карион, неси трупак в таверну. Терас, приведи ненке в наш дом. Я пойду с ведьмой. Встречаемся в нашем доме.Дорок глубоко вздохнул, словно принимая тяжелое, но необходимое решение. Он потер переносицу, демонстрируя редкую усталость.

Оба брата замерли на мгновение. На лице Кариона промелькнула тень неохоты, Терас же выглядел скорее озадаченным, но заинтригованным. Однако ослушаться они не смели. Молча, с разной степенью нежелания, они развернулись и двинулись в указанных направлениях, растворившись в ночи так же стремительно, как и появились. А я осталась стоять рядом с Дороком, чувствуя, как земля уходит из-под ног, и понимая, что путь к огням площади для меня закрыт. Впереди был только темный, чужой дом Ищеек.

Всю дорогу мы шли в гнетущем, звенящем молчании. Оно было густым, как смола, и давило на виски, не давая забыться, не позволяя уйти в блаженное, спасительное оцепенение. Я лишь механически переставляла ноги, следя за широкой спиной Дорока, моим единственным ориентиром в этом искаженном кошмаре. Под ногами хрустели камни, сменяясь мягкой землей, и вот мы добрались до выложенного булыжником тротуара, сбавили шаг, приближаясь к двухэтажному дому, скрытому в тени высоких деревьев.

Я остановилась, как вкопанная, не в силах сделать последние шаги. Дом… он на первый взгляд казался таким безобидным, почти уютным. Старая, но крепкая каменная кладка, темное дерево ставень, побеги плюща, живописно вившиеся по стене к небольшому балкончику на втором этаже. Из трубы поднималась тонкая струйка дыма, пахнущая древесной золой. Это была картина из какой-то старой доброй сказки, но я-то знала, какие монстры могут обитать в самых красивых домиках.

– Чего ты ждешь?Дорок заметил, что я отстала, и обернулся. Его тень, отброшенная лунным светом, легла на меня длинной и угрожающей.

– Я боюсь…Я не сразу нашла слова. Пальцы сами собой нервно теребили разорванный, грязный край платья, затянутый засохшей кровью и землей. Комок подкатил к горлу, и я прошептала, почти не надеясь, что он услышит:

– Чего ты боишься?Он удивленно вскинул брови, будто я сказала что-то совершенно невообразимое. Для него, Ищейки, для которого страх был инструментом, а не состоянием, моя трусость, должно быть, казалась абсурдом.

– Вас… и этот дом… и этот мир…В его голосе не было насмешки, лишь холодное, отстраненное любопытство. И это заставило меня собрать в кулак все свои растерянные мысли. Я глубоко вдохнула, чувствуя, как дрожь пробирается по спине, и выдохнула признание, в котором был весь мой ужас, вся моя потерянность:

– Знаешь, так непривычно видеть Моргат такой. Я даже теряюсь иногда…Мое признание, казалось, не испугало и не разозлило его. Напротив. Удивление на его лице медленно растаяло, сменившись искренней, почти человеческой улыбкой. В его глазах, обычно холодных, как сталь, мелькнула неподдельная усмешка.

– А я и не Моргат, не забывай!Эти слова, это постоянное отождествление с той, кем я не была, вонзились в самое сердце. Я нахмурила брови, и во мне взыграл внезапный, отчаянный гнев.

С этими словами, наперекор сжимающему сердце страху, я сделала резкий шаг вперед, мимо него, к темной дубовой двери. Плечом я почувствовала исходящее от него легкое, почти неосязаемое тепло.

Дорок тихо ухмыльнулся, и этот звук был полон странного удовольствия. Его забавляла вся эта ситуация, пока мой мир лежал в руинах, а привычный для него – оставался прочным и предсказуемым.

Он подошел к двери вплотную и не стал искать ключ. Вместо этого он прислонил к дереву ладонь. Я почувствовала легкий, едва уловимый шлейф энергии – будто мимо пронеслась струйка раскаленного воздуха. Раздался тихий щелчок. Магический замок. Конечно.

Дверь бесшумно отворилась, и мы вошли внутрь. Большая комната встретила нас теплом и мягким, рассеянным светом магических шаров, плавающих у самого потолка, словно светлячки в банке. Прямо перед нами, в камине, с тихим потрескиванием сам собой разгорелся огонь, едва мы переступили порог, отбрасывая на стены пляшущие оранжевые блики.

Я замерла на пороге, осматриваясь с жадным, испуганным любопытством. Воздух пах дымом, старой кожей и чем-то еще – пряным и незнакомым. Рядом с окном, в которое смотрела темнота, стоял большой массивный деревянный стол, окруженный такими же грубыми, но прочными стульями. Напротив камина, застилая почти весь пол, лежала шкура какого-то огромного зверя, а на ней стоял низкий диван и два глубоких кресла, обтянутые темной тканью. Стены украшали картины и гравюры, изображавшие неизвестных мне существ и мрачные пейзажи. За столом виднелась еще одна дверь, прикрытая тяжелым пологом.

– Там купальная и уборная. А слева – кухня. Если хочешь умыться и привести себя в порядок – тебе туда. Я подожду у камина.Дорок сбросил плащ на один из стульев и показал рукой в сторону той самой двери.

Его предложение прозвучало на удивление практично, без подтекста. Я лишь молча кивнула, чувствуя, как грязь на коже стала невыносимой, и направилась в указанную сторону. За дверью оказался небольшой темный коридор с тремя дверьми. Первую, слева, я открыла и увидела небольшую, но опрятную кухоньку с тлеющей в глубине жаровней, полочками, заставленными склянками и банками, и массивными деревянными столешницами, на которых лежали ножи разного калибра. Вид их острых лезвий заставил меня вздрогнуть, и я поспешно закрыла дверь.

Следующая дверь привела меня в купальню. Небольшое, но достаточно вместительное помещение с каменным полом и глубокой деревянной купелью в углу. В стене была сделана аккуратная выемка, в которой стояла медная чаша с чистой, прохладной водой, а над ней висело зеркало в простой деревянной раме.

Я подошла и, опершись о край раковины, посмотрела на свое отражение. В зеркале смотрела на меня незнакомка. Бледное, потерянное лицо. Глаза, огромные и полые от пережитого ужаса, обведенные темными кругами. На щеке алела свежая царапина, волосы были спутаны и покрыты лесным сором. Я медленно, почти машинально, зачерпнула ладонями воду и умылась. Холодная влага обожгла кожу, но не смыла главного – чужеродности, которая жила в каждой черте этого лица.