Временное отсутствие

Я продолжала молча наблюдать за этим пинг-понгом. Наконец я дождалась хоть какой-то защиты сегодня.

– Не психиатр, боже, – Лана тоже начала закипать. – Психотерапевт. Как бы это вам попроще объяснить… Психотерапевт лечит словом.

Я все-таки не выдержала.

– Лечит что? Что, по-твоему, я должна вылечить?

Лана открыла рот для ответа, но мама опередила ее:

– Свои бесконечные фантазии, вот что.

Суд вынес приговор. Виновна в чрезмерной мечтательности.

***

Звонок. Толпа резвых школьников заполняет коридор. Я аккуратно прохожу этот лабиринт из людей и оказываюсь перед кабинетом, в который вхожи только хулиганы и двоечники. А теперь и я.

Кабинет школьного психолога Ларисы Дмитриевны.

Вдыхаю побольше воздуха и заношу кулак, чтобы постучать в дверь.

На пару секунд замираю. Мне страшно. Но еще страшнее – оставаться наедине с собой.

Тук. Тук-тук. Тук. Стук в дверь и стук сердца синхронизировались.

Вхожу в кабинет. Стандартный набор мебели для школы. Занавеска на окне слегка оборвана. Пахнет старыми бумагами и почему-то валерьянкой.

– О, привет. Заходи-заходи.

Но я-то уже зашла. Стою и не знаю, что делать дальше. Что вообще делают в кабинете у психолога?

Лариса Дмитриевна смотрит меня еще раз. Да, все верно, от меня инициативы не дождешься.

– Ты не бойся так, Алиса. Я тебя не укушу. Садись в кресло.

Я медленно пересекаю комнату и сажусь напротив психолога.

– Ну-с, на что жалуетесь? – спрашивает она меня стандартной «докторской» фразой.

Во рту пересыхает. Пытаюсь разлепить губы. Приходится облизать их, прежде чем из меня пойдут слова.

– Я ни на что не жалуюсь. Просто…

Лариса Дмитриевна не смотрит на меня. Только на какую-то бумажку. В ее уголке приклеена фотография, напоминающая меня. Это что, досье?

– Алиса Чайковская, 9 «Б»… Так… у тебя недавно папа умер? Ты поэтому пришла?

Слезы наполняют глаза. Черт.

Я не хочу смотреть на Ларису Дмитриевну. Устанавливать зрительный контакт для меня всегда было тяжело. Он делал меня уязвимой. Реальной. Пока я говорила с кем-то, разглядывая какой-нибудь фикус, можно было представить, что я просто говорю сама с собой. Или с фикусом.

Но вид чужих зрачков всегда возвращал меня в момент. Чужие зрачки всегда хотели внимания, цеплялись за мои. Иногда цеплялись так сильно, что я не выдерживала и пяти секунд глаза в глаза.

Но сейчас посмотреть в упор казалось не таким страшным, как сказать: «Да, мой папа умер».

В тот день я не должна была приходить домой – отпросилась у родителей на ночевку у подруги. Взяла все нужные вещи с собой, но забыла зубную щетку. Пришлось зайти в квартиру.

Тогда казалось, что контрольная по физике – самое ужасное событие за день. Я решила заесть это переживание обедом, раз уж зашла, и поставила разогреваться обед. Села за стол, задев локтем желтый блокнот. Кажется, он был папин. Немного отдышалась, а потом отправилась в ванную за щеткой. На улице стояла невыносимая жара.

Я включила свет в ванной. Увидела его.

Выключила свет.

Опять включила. Нет, он не исчез. Все так же красиво и неподвижно лежал в красной воде.

Выключила свет.

Пошла на кухню.

Помню, что никак не могла выключить плиту, потому что руки сильно тряслись.

Опять ванная. Свет включен.

Я вошла внутрь. Нет, это точно не розыгрыш. Папа был бледен и даже слегка посинел. Красной вода была явно не от кетчупа. На запястьях были видны тонкие ниточки порезов.

Я опустилась на корточки возле него. Погладила по голове. Не знала, стоило ли спускать воду. Красная жидкость не пугала меня, скорее, придавала какую-то нереалистичность всей ситуации.

– Папа… – тихонько позвала я, хотя знала, что он больше мне ничего не скажет.

Я поцеловала папу в лоб. Мое последнее ощущение любви.

Лариса Дмитриевна видит мои слезы. Что-то в ее взгляде меняется. Она наливает стакан воды, капает туда немного валерьянки и ставит передо мной.

– Пей, детка. Пей и слушай.

Я делаю глоток и несмело гляжу на Ларису Дмитриевну.

– С точки зрения психологии, – начинает она, – самоубийство – простое решение. Хоть и принять его непросто. Но по итогу человек, который кончает с собой, просто убегает от проблем. На понятном тебе примере сейчас объясню. Вот смотри. Ты получила двойку. Но вместо того, чтобы ее исправить, ты покупаешь билеты на самолет и улетаешь в Мексику. Так и здесь. Надо было бороться. За свою жизнь. За благополучие своей семьи, да? Хорошо, что ты ко мне пришла, а не пьешь пиво где-нибудь в подворотне.

Стакан с водой падает у меня из рук. Обливает мне платье, часть кабинетного ковра и катится куда-то под стол.

Я молча встаю и иду к двери.

Я – мишень, а слова психолога – дротик.

– Ну, и куда ты пошла? Мы же только начали!

Дротик втыкается в закрытую дверь.

***

Я больше не хотела, чтобы в меня метали дротики.

– Чем плохи фантазии, мама? Когда ты последний раз мечтала о чем-то? У тебя вообще есть мечта?

Мама натянуто усмехнулась.

– Мне, доченька, мечтать некогда. Мне бы семью свою прокормить да внуков вырастить. Мечтают только те, у кого много времени.

«Нет, нет, Алиса, не надо. Они же не поймут. Не начинай, ты же знаешь, что это плохо кончится», – говорила я себе внутри. Но так и не послушалась. И начала монолог, достойный «Оскара» за чрезмерный драматизм.

– А каково вам тогда жить в такой реальности? Да этот мир ужасен, разве вы не видите? Каждый день я просыпаюсь и надеюсь, что сегодня всех нас укроет радиоактивный пепел. Зачем люди вообще придумали все, от чего страдают? Государство, деньги, религию, семью… Это так фальшиво. А вы… Неужели вы никогда не мечтали о лучшем мире? О лучших версиях себя? О тех… о тех, кого сейчас нет рядом?.. Я живу этим. Мои фантазии – моя реальность. И не говорите мне о том, что это плохо.

Вообще-то, раньше меня посещали идеи обратиться к психологу. Хотела узнать, каким образом можно разговорить мать о самоубийстве отца. Но не была уверена, что хоть что-то поможет. Сейчас сходить к психологу стоило только ради того, чтобы от меня отстали. Подтвердили нормальность фантазий. Желательно, чтобы выдали справку.

Я вытянула руку, намереваясь взять бокал со стола. Она едва заметно тряслась. Отправила предательницу за спину.

– Отмечу этот день в своем дневнике как лучший день рождения, – пробормотала я.

Мама бросила на меня странный взгляд. Какой-то новый. Удивленный и встревоженный, что ли.

Кажется, никто не собирался мне ничего говорить, и я вышла из комнаты. Прихватила пачку дядиных сигарет и вышла на балкон.

Обычно я не курю. Как-то подростком попробовала, но почему-то у меня не развилась зависимость. Взрослые пугали, что после одной сигареты вечно будет хотеться курить. Но мне не хотелось.

Я курила только в моменты высокого психического напряжения. Какое совпадение, сейчас как раз такой момент.

Да, со стороны могло показаться, что я монстр. Ненавижу свою семью. В штыки воспринимаю помощь. Но все, чего я хотела, – чтобы меня просто поняли. Поняли и отстали. Дали дальше жить свою маленькую незаметную жизнь. О принятии я уже и не мечтала. С тех пор, как умер папа, в нашей семье перестали разговаривать. Обсуждать чувства, проблемы. Я не могла поделиться ничем, кроме успехов. Ими как раз таки я похвастаться и не могла. Остальное либо не воспринималось всерьез, либо критиковалось. Неудивительно, что за годы такого странного общения я выработала привычку молчать. И огрызаться. Хоть как-то протестовать.

Да, мы стоили друг друга. Эгоистичная и самовлюбленная дочь против властной и неэмпатичной матери. Мама хотела видеть другую дочь. Поэтому и подсунула мне сертификат на психолога. Мне было очевидно, что идею подала она, а Лана просто нашла нужный сервис. Дочь хотела просто, чтобы ее никто не трогал. И курить.

Я медленно выпускала из себя дым. Хотелось курить сигарету бесконечно, но, к сожалению, ее жизнь так коротка.

Последняя затяжка. На балкон вошла сестра.

Молча обняла за плечи. Я чуть вздрогнула, но не отстранилась.

– Хэй, сестренка. Я понимаю тебя, я понимаю… Ты не больна. Ты не сумасшедшая. Просто ты не должна быть в этом одна. Я не хочу, чтобы ты была одна.

– Почему вы так настойчиво пытаетесь меня спасти? Я не пью, не курю… – взгляд на сигарету, – постоянно. Не наркоманка, не шлюха.

– Я помню тебя другой, сестренка, – прошептала Лана. – Я хочу, чтобы ты вернулась.

Я сбросила окурок с седьмого этажа. Посмотрела на дом напротив. В каждом из окон – своя маленькая жизнь. Кто-то в этих окнах так же смотрит на меня. Ждет, что я отвечу.

– Если я схожу один раз, и мне не понравится, вы от меня отстанете? Если я схожу один раз, и она выдаст мне справку о том, что жить так, как я, нормально – вы от меня отстанете?

– Конечно, Алиса. Могу поклясться тебе на мизинчиках.

Я рассмеялась. Впервые за вечер – искренне.

Сегодня я не перестану существовать. Кажется, я знала это уже давно.

Глава 2

Я закрыла инстаграм1. Сегодняшним объектом фантазий был юный и подающий надежды студент театралки.

Я не собиралась использовать что-то нестандартное. Наоборот, четко поработала над тем набором данных, который собирала всегда.

Любимая группа: The Cookies.

Любимая философия: экзистенциализм.

Любимый кофе: двойной капучино без сахара и всяких сиропных приблуд.

Любимый типаж девушек: с яркими и сочными губами (по этому поводу я как раз прихватила вчера в магазине матовую помаду цвета сочной фуксии).

Любимый фетиш: голые плечи (конечно же, я сегодня именно в таком топике).

Да. Кажется, если бы я использовала все мои навыки по сбору данных для более полезного дела, то могла бы защитить кандидатскую по психологии или стать знаменитым профайлером.

Но кому нужна эта реальная жизнь, когда можно придумать такое?

Он заходит в кофейню. Слегка растрепан после внезапного утреннего пробуждения не по будильнику (виновата голодная кошка).

Несмотря на то, что опаздывает, за утро успел удовлетворить себя (выдает едва заметная блаженная ухмылка) и закинуться парой печенек (в уголках рта крошки, ну что же ты такой неаккуратный). И теперь, конечно же, ему необходим мой божественный кофе.

Он явно готовился зайти именно так: глаза в пол, как будто стесняется сразу посмотреть на меня, рот слегка приоткрыт и безмолвно кричит: «Обрати на меня внимание».

Продолжает играть в игру «Я тебя не замечаю», взгляд скользит к меню. Теперь его улыбка стала длиннее на несколько миллиметров, и я понимаю – периферическое зрение у этого парнишки развито что надо. Он знает, что я на него пялюсь.

Но ожидание в таких моментах всегда играет на руку. Это как если бы вы намеренно оттягивали оргазм – вам все так же приятно в моменте, но вы точно знаете, что впереди будет гораздо ярче.

Ну, что же ты. Давай. Взгляд на пару сантиметров влево. Я готова. Мои яркие губы тоже чуть приоткрыты и готовы сказать: «Добрый день!».

Главное, не пропищать это, иначе весь туман игривости спадет.

О да. Контакт установлен. Следующая задача – не смотреть ему в глаза дольше пяти секунд, иначе я бессовестно себя выдам.

Приходится нарушить наэлектризованную тишину.

– Добрый день. Вам как обычно?

Между нами это первый «вам как обычно?». Когда я ломаю лед этой кофейной девственности, то всегда испытываю особый трепет.

Как дофаминово приятно видеть человека, которого заметили. Выделили. Сделали особенным.

Я спросила: «Вам как обычно?» – значит, я тебя запомнила. Ты чем-то меня зацепил. У меня за день столько клиентов, и уж точно не у всех я спрашиваю такое.

Это первая приманка.

– О, да… Если вы помните, то да… Конечно.

Слегка смутился такой прямотой, мочки ушей покраснели. Что ж, я пошла с козырей, это было ожидаемо.

– Двойной капучино без сахара и сиропа.

Мило улыбаюсь и молниеносно отворачиваюсь. Чтобы включить в колонках песню группы The Cookies.

Это вторая приманка.

Дав ему немного времени проникнуться моей красотой (а сейчас под The Cookies он смотрит на мои голые плечи), я поворачиваюсь с питчером молока в руке.

Некоторые люди находят сексуальным курение, я же точно изучила, как на окружающих действует вливание молока в кофе.

Две руки, которые твердо обхватывают чашку и молочник. Медленное, но уверенное слияние двух жидкостей. Струйка молока поднимается то выше, то ниже, заставляя чашку наполняться, а объем кофе – увеличиваться.

Слегка прикусываю очень розовую нижнюю губу.

Приманка номер три.

– Возьмите ваш кофе, пожалуйста.

Сердечко на пене обычно ничего не значит. Но три приманки явно подействовали. Крючок вот-вот вонзится в одну из его пересохших губ.

Он неоправданно долго смотрит на кофе.

– Крышечку можете взять вон там.

Слегка наклоняюсь вперед и одним голым плечом указываю в сторону. Потом смотрю прямо в глаза. Недолго. Только для того, чтобы закрепить результат.

– Ах да, извините, задумался.

Обхватывает длинными неуверенными пальцами крышечку (хотела бы я быть ей в этот момент) и старательно фиксирует ее на стаканчике.

Думает. Оттягивает время. Чтобы решиться быть пойманным на крючок, иногда смелости требуется больше, чем для прыжка с парашютом.

В кофейню входит еще один посетитель. Что ж, дружок, у тебя мало времени. Решайся.

Пока он расплачивается, я физически ощущаю движение его мысли. И движение его глаз по параболе – плечо, губы, второе плечо.

– Вы… Подскажите, вы свободны сегодня вечером?

Ох, вот тут бы не сорвался. Крючок уже коснулся его губ. Алиса, у нас нет шансов на ошибку.

– Человек обречен быть свободным. Так что да, сегодня вечером я продолжу быть в этом состоянии.

Он старается максимально не выдать удивление, но все же не может ничего сделать с глазами. Они раскрываются чуть шире, чем было прописано в моем сценарии. Спасибо, Сартр, за чудную экзистенциальную цитату.

– Что ж… я тогда зайду к вам еще вечером?

Ш-ш-ш-усь. Рыбка на крючке.

Я улыбаюсь. Тут прямого ответа не требуется. Достаточно короткого:

– До встречи. Хорошего вам дня!

Мда. Надо будет еще доработать эту фантазию. Что-то в ней казалось фальшивым. Только я пока не могла понять, что именно.

Такой фальшивой кажется и сама жизнь большинству людей на планете Земля.

Я быстро поморгала, встряхнула головой и пошла мыть кучу кофейных чашек.

Включив погромче группу The Cookies.

Но меня прервал стук входной двери в кофейню. Я обернулась – теперь объект моих фантазий стоял там вживую. Весь такой реальный.

Быстро подошел к стойке, буркнул под нос что-то по типу «двойнойкапуч» и уткнулся в телефон. Никакой магии, напряжения, флирта. Вот тебе и реальность.

Я сделала и отдала заказ так же безэмоционально, как и объект повел себя со мной. Он даже не посмотрел мне в глаза, когда забирал стаканчик с кофе. И это после того, что между нами было? Пусть и в моей голове.

Ничего. Найду себе другого, возможно, похожего внешне. Мир ведь полон одинаковых людей. Иногда от этого даже бросает в дрожь. На протяжении всей жизни я периодически встречаю людей, которые на кого-то похожи.

Вот кассирша в супермаркете – точь-в-точь моя одногруппница. Вот блогерка в соцсетях, которая говорит так же, как моя покойная тетя. Вот парень с курсов по копирайтингу, который шутит так же, как мой бывший коллега-вожатый из детского лагеря.

В такие моменты я удивляюсь. Причем это два разных удивления. Одно вызывает природа, которая не заморачивается и штампует одинаковые параметры. Второе – матрица, в которой, кажется, все мы живем.

Моя рабочая смена почти закончилась. Обычно я заранее готовилась к закрытию: мыла кофемашину, собирала мусор, подбивала кассу. Когда минуты округлялись с :59 до :00, я пулей неслась к выходу и запирала кофейню на ключ. Потому что любая секунда промедления была чревата тем, что в кофейню ввалится очередной непунктуальный посетитель и попросит эспрессо.

– Мое, конечно, почтение вашей сердечно-сосудистой системе, о дорогой посетитель, но неужели вы никогда не спешили убежать с рабочего места? – этот немой вопрос в моих глазах такие клиенты обычно не замечали.

Сейчас такие заблудшие души опять стали нормой. В 2020-м же я приходила в кофейню, включала кофемашину, делала сама себе большой капучино и садилась читать. За день, как правило, приходили только пара человек, несмотря на то, что в Минске не вводили карантинные меры. Какая-нибудь бизнес-дамочка в маске-респираторе, защитных очках и перчатках, которая пшикала антисептиком на стаканчик с кофе, а только потом брала его в руки. Мужчина полностью без средств защиты, но требовавший полной экипировки от меня. Бабулечка, которая приходила не за кофе, а просто поболтать, и которая уверяла меня, что нет тут вирусов никаких, и по телевизору все правильно говорят.

Спустя три года ни ковид, ни ситуация в мире уже не казались мне высшей формой пиздеца. Зло за эти три года мутировало и приобрело совсем другие масштабы. А я все продолжала варить свой кофе.

Сегодня я закрыла дверь кофейню на пять минут раньше. Но собираться не спешила. Мне хотелось максимально замедлить время. Но через пятнадцать минут у меня был запланирован созвон с психологом прямо из закрытой кофейни.

Я поежилась. Рефлекторная реакция организма, которую я не контролировала. Главное – не делать так на сеансе и не выдавать свое волнение. Вести себя максимально уверенно. И всем своим видом показывать, что происходящее мне абсолютно не по душе.

Поэтому для первой сессии с психологом я выбрала онлайн-встречу. Интернет – чудесное место для таких фантазерок, как я. Спасибо тому человеку, который придумал, что с людьми можно разговаривать, не встречаясь.

В онлайне реальность размывалась. Твой собеседник – набор пикселей. При разговоре можно смотреть не ему в глаза, а в нижний правый угол экрана, где вырисовывается какое-то подобие тебя.

Из онлайна проще уйти. Сослаться на плохой интернет, просто захлопнуть крышку ноутбука – и все. Ты свободен. Гораздо легче, чем вставать из кресла под недоумевающим взглядом психолога. Слышать его последние, призывающие образумиться, реплики. Сражаться с дверью, которая может оказаться закрытой.

Чем меньше контактов с реальностью – тем лучше.

По контактам с реальностью у меня был свой человечек – Женя. Кажется, единственный в моей жизни друг. В целом, неудивительно, что пару лет назад мы сошлись на почве любви к фантазиям. Но Жене почему-то удавалось держать себя в руках. Она постоянно рассказывала мне о том, как замечталась о парне на лекции; о том, как столкнулась с прохожим, потому что представляла, как будет выглядеть ее еще несуществующая дочь; о том, как здорово перед сном пофантазировать о том, что в прошедшем дне могло пойти по-другому. Женя любила помечтать о том, как пошла бы ее жизнь, соверши она тот или иной выбор. Она, смеясь, расписывала мне, как бы замечательно сложилась ее жизнь, если бы она не подружилась со мной.

Но Жене всегда удавалось выныривать. Она занималась танцами, по выходным волонтерила в детском фонде, писала стихи, гуляла с мальчиками, хорошо училась в университете. Ей просто очень нравилось жить. Она кайфовала от абсолютно всего, чем занималась. Фантазии, кажется, были для нее просто соусом к уже и так вкусному блюду.

Я пыталась разгадать, почему степень нашей привязанности к грезам так отличалась, и пока не находила ответа. Кажется, Женя знала какой-то секрет, но на все мои расспросы она пожимала плечами и глубокомысленно изрекала: «Просто мы разные, малышка».

Думаю, что наша дружба со стороны не выглядела простой. Потому что мне было сложно поддерживать непрерывный близкий контакт с человеком. Женя была для меня кем-то вроде подопытного кролика. На ней я всегда проверяла степень своего контакта с реальностью и то, что эта самая реальность обо мне думает. Кажется, мне до сих пор было не все равно. Случались дни, когда я видела реальность чуть более притягательной, чем мечты.

Когда Женя смеялась с моих шуток. Когда обнимала меня, даже несмотря на мои протесты. Когда внимательно слушала о том, как мне больно.

Вместе с Женей казалось, что реальность может быть похожа на фантазии. Жизнь может быть не бóльной.

Но эти мысли посещали меня очень редко.

Сейчас мне нужно было спросить – стоит ли вообще ввязываться в авантюру с психологом? Очень вовремя, конечно, – за пять минут до сеанса. Но я, как никто другой, знала, что на любую встречу можно забить. Я часто отменяла встречи. Перед ними на меня всегда наваливалась тяжесть вселенной, и иногда я не могла даже пошевелиться.

Но, кажется, я любила в отмене встреч еще вот что – власть. В такие моменты я ощущала себя маленьким вершителем судеб – я решаю, быть этой встрече или нет. Я наношу удар первой.

Хоть бы моя реальность была онлайн и быстро мне ответила.

Я: Жеееень

«Женя печатает…» Фух, она на месте.

Женя: да, я тебя слушаю

Я: Я не хочу встречаться с психологом

Ставлю улыбающийся смайлик со слезинкой. Мой фирменный.

Женя: а ты и не будешь с ним встречаться)) это же онлайн, детка. очень лайтовая версия реальности. если ты понимаешь, о чем я)

О да, я понимала. И Женя понимала.

Следом прилетело еще одно сообщение.

Женя: при негативном исходе твоя мама услышит то, что хочет – все психологи козлы. при позитивном – она увидит, что ты наконец взялась за ум. вин-вин, малышка.

Я послала Жене три желтых сердечка. Контактер с реальностью у меня от бога. Что ж. Тогда открываем зум.

Я в тайне молилась о том, чтобы интернет в кофейне резко отвалился. Чтобы психолог забыла о встрече. Чтобы на планету упал метеорит.

Но нет. «Соединение установлено».

«Присоединиться».

На весь экран сразу развернулось лицо. Большие глаза. Приветливая (что бы это ни значило) улыбка. Маленький и вздернутый кверху нос. Лилия отдаленно напоминала мне Элис из «Сумерек». Кажется, я выбрала ее из-за внешности. То, что Лилия была телесно-ориентированным терапевтом с семилетним стажем работы, меня как-то мало интересовало.

Странно было видеть не всего человека целиком, а только по плечи. Казалось, там, внизу, ее не существовало.

Голова заговорила.

– Здравствуйте, Алиса! А вы бы не могли включить камеру?

Я посмотрела в нижний правый угол. Я образца трехлетней давности. Ракурс сверху и справа. Моя рабочая сторона. И чем ей не нравится?

– Здравствуйте, Лилия. А это обязательно?

Странно слышать свой голос через наушники. Я будто говорила через невидимый кляп.

– Мы сделаем так, как вам комфортно. Но давайте попробуем хотя бы на пять минут. Потом вы сможете отключить камеру, если захотите.

Психолог Лилия все еще приветливо, прости господи, улыбалась. «Как тебе комфортно». Первый раз слышу такие слова в свой адрес.

Я включила камеру. Нижний правый угол ожил и стал похож на меня.

– Здравствуйте еще раз! Могу обращаться к вам на «ты»?

– Да, конечно. Но говорить вам «ты» в ответ мне будет пока сложно.

– Конечно, как скажешь. Понимаю, первый визит к психологу – это всегда волнительно и страшно. Но мы не будем спешить. Эти сорок пять минут только для тебя.

Старается быть эмпатичной. Расположить к себе. Чтобы в конце сеанса я была вся в слезах и сердечно благодарила ее за работу.

– Вы же знаете про подарочный сертификат? Я, конечно, здесь по своей воле, но инициатива, мягко скажем, не моя.

Улыбка окончательно стерлась с ее лица. Она чуть отодвинулась от камеры и подложила руку под подбородок.

– Да, все так, Алиса. Я знаю, что твои родственники оплатили эти сессии. Но ты здесь. Значит, у тебя есть какой-то запрос. Чего ты ждешь от этой встречи?

– Жду, что у меня будет на кого ссылаться в спорах с мамой. Жду, что вы подтвердите, что я не сумасшедшая, и все наконец от меня отстанут.

– Хорошо. А если не доказывать что-то родственникам, то что тебе самой хотелось бы получить от нашей встречи? Чего хочется тебе?

И чем ее не устроил мой ответ? Почему она хочет копать глубже? Глубже – больно. Не хочу глубже.

Я вскинула руку, чтобы захлопнуть ноутбук. Лилия поняла, что я хочу сделать, но безмолвно наблюдала. Дала мне право самой решать.