Ветер между скал

– Ева! – радостно кричит Джесси, помахивая рукой. – Сэм, знакомься, это Ева. Ева, это Сэм!

Сэм распахивает объятия, будто собирается обнять сразу всех, но, заметив мою слегка смущенную улыбку, просто дружелюбно машет рукой.

– Привет, Ева! Не бойся, я страшный только в столовке, когда кто-нибудь пытается украсть мой омлет! – он морщится и пытается изобразить грозный вид, а через секунду снова расплывается в широкой улыбке.

Мы отправляемся в сторону старой спортивной площадки, и Каин берет на себя роль “гида”. Я чувствую легкое волнение. Мне хорошо в этой компании, особенно потому, что около меня идет мой оплот уверенности – Каин.

По дороге наши плечи пару раз почти касаются друг друга, и каждый раз внутри пробегает приятный короткий разряд.

Джесси идет чуть впереди, болтая без умолку, Сэм подшучивает над ней:

– Джесси, разве старшеклассницам, которые так пафосно обсуждают по биологии строение муравьев, полагается быть такими смешливыми?

Джесси бьет его легонько по руке:

– Лучше бы взамен мышц мозги накачать попробовал!

Сэм изображает театр обиженности, а потом подмигивает мне:

– Если страшно, просто делай вид, что ты член клуба “Смелых Скандалистов”, как Джесси.

Невольно улыбаюсь, напряжение отходит, и становится особенно тепло.

На площадке пусто, кубики трибун залиты светом, на ветру шелестит кленовая листва. Каин ведет нас к небольшому спуску за стадионом, где открывается вид на старый ручей и каменные валуны, по которым удобно прыгать.

Джесси уже разулась и держит ноги в воде, болтая ими и громко смеясь над Сэмом, который рассказывает какую-то очередную шутку:

– …и тут учитель биологии говорит: “Эти грибы есть нельзя”, а я уже доел половину пиццы!

Все смеются, даже Каин едва заметно улыбается, а Сэм в этот момент смотрит на Джесси чуть дольше обычного. На секунду его взгляд становится мягким и уязвимым, но он тут же отводит глаза и начинает подпрыгивать, изображая супергеройскую посадку.

Я ловлю этот взгляд и понимаю: между ними что-то есть. Это будто бы тайна, которую хочется раскрыть чуть позже.

Каин вдруг наклоняется ко мне, тихо, только для меня:

– Рад, что ты с нами. Тут как раз не хватало одной нормальной…

Пока солнце опускается все ниже, мы остаемся у ручья: смеемся, обсуждаем, какую бы суперспособность мы выбрали, если бы была возможность. Сэм, конечно, выбирает “дар становиться невидимым рядом с преподавателями”. Джесси затевает небольшой бой брызгами, и даже серьезный Каин смеется, потирая рукав и делая вид, что вода его совершенно не беспокоит. Я сижу на валунах чуть в стороне. Джесси все еще смеется, болтая ногами в воде, а небо становится золотисто-апельсиновым. Воздух напоен тишиной после смеха, те редкие мгновения, когда никто не шутит и не перебивает друг друга. В этот момент Сэм наклоняется ко мне, устраиваясь поудобнее на большом камне.

– Ева, ты ведь издалека сюда приехала, да? – его улыбка мягкая, голос доброжелательный, в словах искренний интерес.

Он подмигивает, пытаясь разрядить обстановку:

– Честно, надеюсь, что не из тайного лагеря людей с суперспособностями, а то мне тут с тобой не тягаться! – и многозначительно напрягает свои бицепсы, одновременно смеясь.

Я улыбаюсь, но внутри будто натянутая струна. Смешанные благодарность за легкость Сэма и тревога из‑за вопрос. Причина моего переезда – это то, что совсем не хочется обсуждать легко и между делом. Это почти как снова вскрыть старую рану. Сэм, не сразу уловив перемену, все же продолжает в своем шутливом тоне:

– Только не говори, что у вас там море круче местного бассейна… Я обижусь навсегда!

Каин смотрит на меня дольше обычного, глаза его мягкие, и в них немой вопрос: “Все ли хорошо?” Я киваю, и действительно могу наконец немного выдохнуть. Тишина, нарушаемая только плеском воды и редкими криками птиц, как будто бережет меня в этот вечер. Свет солнца мягко ложится на наши лица, делая все вокруг почти нереально уютным, будто сама природа поддерживает меня, когда я решаюсь заговорить.

– Никакой тайны нет, – мой голос все еще тихий, но ребята сразу замолкают, внимательно вслушиваясь. – Мама умерла от рака, когда мне было десять. – Слова выходят чуть хрипло, будто доносятся издалека.

Наступает пауза. На ладони опускается золотой свет, а холодок вечернего ветра слегка обвивает плечи. Я успеваю заметить, как губы Сэма сжимаются, лицо Джесси становится чуточку серьезнее и даже хрупким, Каин, просто наклонив голову, не отводит от меня своих серых глаз.

Я выравниваю дыхание и продолжаю, уже крепче:

– У меня есть старший брат, который взял надо мной опеку, ему двадцать восемь. Это подорвало его даже сильнее, чем всех остальных… До сих пор винит себя, что не смог спасти маму, не заметил чего-то вовремя. После ее смерти мы мотались из города в город, пытались убежать от этой боли… Только потом поняли – от себя не убежишь. И вот, мы решили остановиться тут – это мамин родной город, она его всегда очень любила.

Первой реагирует Джесси. Она аккуратно протягивает ко мне руку, крепко сжимает мою ладонь, не произносит ни слова, просто чтобы я знала- она рядом. Сэм выглядит растерянным: его обычно задорное лицо теперь очень серьезное, лоб чуть наморщен, он опускает глаза, но через секунду произносит:

– Прости… Я иногда спрашиваю не то и не вовремя.

Он пытается улыбнуться по-дружески, и я вдруг понимаю, как много в нем искренности. Он осторожно ломает высохшую веточку в руках – единственный звук, напоминающий, что мир все равно движется дальше.

Каин смотрит на меня по-особенному внимательно. В его серых глазах – ни капли жалости, только уважение и тепло. Он заговорил негромко:

– Ты все правильно говоришь… От себя не убежишь, но можно найти место, где будет не так больно.

Сэм, осторожно и бережно – почти как старший брат – хлопает меня по спине:

– Если вдруг захочешь куда-то сбежать, мы с тобой. Но мне, кажется, для тебя впереди не просто новая глава, а целая новая история.

На душе становится спокойнее. Я чувствую, что мама бы одобрила этот уютный вечер, новых друзей и этот неспешный, тихий город, который, наконец, начинает по-настоящему становиться моим домом.

Вечер стремительно холодает. От ручья начинает тянуть сыростью, над водой уже висят легкие сумерки, первая звезда проскальзывает на темнеющем небе.

Я перевожу дух и плавно поднимаюсь с валуна. Тело немного затекло от долгого сидения, но ноги уверенно держат, спина выпрямляется. Я оглядываюсь на ребят, их лица в остаточном золотистом свете выглядят особенно теплыми, какими-то настоящими. Я улыбаюсь, и, немного покраснев от искренности, говорю:

– Спасибо, что показали мне это место, – Я смущенно поправляю волосы и добавляю с улыбкой: – Уже поздно, а еще столько домашки… Могу подвезти вас домой, если хотите.

Джесси мгновенно вскакивает, отряхивает джинсы от листьев и с притворным воодушевлением шутит:

– О, королевский сервис! Вот это уровень! Спасибо, что спасешь мою задницу от вечерней прогулки!

Сэм поднимает руки, сдаваясь:

– Обычно плетусь домой как треножник после спорта, но сегодня отличный повод расслабиться. Заслужил шикарную поездку в твоем исполнении!

Каин молчит чуть дольше, привычно спокойный, но его глаза становятся задумчивее, появляется новый блеск. Он коротко кивает, чуть улыбается уголками губ.

– Спасибо, что предложила, – его голос мягче обычного.

По дороге к машине Джесси вплетается мне под локоть, Сэм не умолкает, подшучивает на ходу. Каин идет чуть позади, но я остро чувствую его присутствие – спокойное, надежное.

Мы садимся в Мустанг. В салоне пахнет кожаными сиденьями и легкой сладостью. На полу еще остались зернышки песка, а на стекле отражается приглушенный уличный свет.

Каин занимает место на переднем сиденье, движения у него спокойные, выверенные. При свете приборной панели его профиль кажется особенно четким. Он неторопливо оглядывает внутреннее пространство машины и тут я ловлю его едва заметную полуулыбку, в ней одновременно мужской интерес и одобрение.

– Мустанг? – он смотрит на меня, приподняв бровь, будто с легким вызовом. – Адрес перепутал… Думал, в тебе больше книжной скромности, а тут настоящая классика! Потрясающая машина, – он проводит ладонью по приборной панели так, будто ласкает девушку.

Моя улыбка становится шире. Горжусь и машиной, и тем, что этот комплимент звучит именно от него. Где-то внутри появляется особое тепло и какой-то личный, почти детский блеск восторга. Я включаю мотор, и низкий рык V8 возвращает уверенность, кажется, даже воздуху в салоне. С заднего сиденья доносится восторженный свист:

– Ну наконец-то! – Сэм хлопает в ладоши. – Каждый раз, когда слышу этот звук, аж коленки трясутся!

– Ты бы сначала пристегнулся, герой, – смеется Джесси, устраиваясь так, чтобы видеть в зеркало мое отражение.

Я бросаю взгляд через плечо:

– Пристегиваемся, граждане! За последствия отвечаю только я!

Сэм, делая вид, что все под контролем, пристегивается, но при этом подвигается чуть ближе к Джесси. В зеркале я замечаю его чуть напряженный взгляд. Он вроде бы все время подбирает слова, чтобы не сказать ничего лишнего.

– Слушай, Ева, – Сэм вдруг бодро отзывается, – может, заведешь автоклуб? Ты за рулем, а мы компанией!

– Главное, чтобы не музыкальной, – вмешивается Джесси, – иначе я не хочу быть с теми, кто фальшивит!

– Если ты поешь рядом, мне все равно, как я попаду в ноты, – Сэм улыбается чуть теплее обычного, и его глаза откровенны, хотя Джесси этого либо не замечает, либо делает вид, что не замечает.

Она наматывает прядь волос на палец и тихо напевает припев своей любимой песни. Дорога проходит легко и незаметно.

Каин, внимательно наблюдая за тем, как я веду машину, вдруг говорит чуть мягче, чем обычно:

– Ты ведь только приехала, а за рулем держишься так, будто с этими дорогами знакома лет десять.

Он бросает взгляд через окно, снова смотрит на меня сбоку, будто старается, чтобы остальные его не заметили. Я чувствую, как внутри поднимается легкая радость и даже дрожь – его слова значат для меня больше, чем он, возможно, думает. За рулем я действительно впервые за долгое время чувствую себя взрослой, своей…

В зеркале, я вижу, как Сэм, будто набравшись смелости, кладет ладонь ближе к руке Джесси, но в последний момент аккуратно убирает ее. Его молчаливая борьба трогает меня своей простотой: он все время кидает взгляды на нее, хочет что-то сказать, но не решается. Джесси по-прежнему болтает, легко прыгая с темы на тему, но временами смотрит на Сэма с неожиданной нежностью.

На светофоре Каин вдруг чуть ближе наклоняется ко мне. Между нами, на секунду зависает теплый взгляд. Для любого постороннего в нем нет ничего особенного, но для меня это будто маленькое электричество под кожей. Мы двигаемся дальше, разделяя этот почти невидимый момент.

Когда я подъезжаю к дому Джесси, она обнимает меня через окно за плечи:

– Спасибо за приключение, Ева! Без тебя это был бы просто понедельник, а не классный вечер.

Сэм выскакивает следом, улыбаясь с настоящей благодарностью, а потом тихо шепчет:

– Если что, звони.

Остаемся я и Каин. Дороги становятся почти пустыми, внутри – мягкое волнение и легкость от того, как прошел этот вечер. Здесь, за рулем, среди отражений уличных фонарей и музыки, я вдруг по-новому чувствую себя частью этого города. Мустанг катится по уже знакомым улицам. В небе еще живет закат, а окна домов светятся уютными желтыми огнями. В салоне жаркое ощущение защищенности, будто весь сегодняшний день собрался в этот короткий, особенный момент. Музыка звучит тихо, фон растворенного счастья и нежности. Каин сидит немного боком, долго смотрит на город, потом на меня, и его глаза вдруг теплеют этим узнаваемым, близким светом.

Каин смотрит на меня внимательно, как будто просит запомнить этот момент:

– Если вдруг не спится на новом месте – просто напиши. Или зови кататься. Обещаю быть хорошим пассажиром, – его улыбка становится чуть насмешливой.

– Проверим! – обещаю я. – Только предупреждаю: маршруты сложные.

В салоне звучит мой смех, легкий, искренний, а осенний вечер за окном, кажется, обхватывает нас невидимым, уютным коконом. Когда мы приезжаем к дому Каина, он не спешит выходить. Несколько секунд тишины, в ней нет ни капли неловкости, только приятное ощущение.

– Спасибо за этот день, Ева, – тихо говорит он перед тем, как открыть дверь. – Ты сделала его особенным.

Он задерживает взгляд, чуть касается пальцами моей руки, совершенно естественно и очень лично. Потом уходит.

Я улыбаюсь, и, когда он выходит из машины, провожаю взглядом его силуэт, теряющийся в сиянии вечерних фонарей.

Я подъезжаю к нашему уютному дому. Веранда, знакомые ступеньки, за окнами первого этажа светится любимый теплый свет. Легкий запах свежескошенной травы разносится по двору. Я паркую Мустанг под красновато-розовым небом уходящего дня. Захожу тихо, закрываю дверь за собой. В коридоре стоят мои старые ботинки и рабочие кроссовки Дэна. Из кухни доносится легкий стук посуды. Брат уже дома, переодетый, немного усталый, готовит быстрый ужин и на автомате напевает старую песню себе под нос. Я захожу на кухню, и он сразу отвлекается, встречая меня широкой улыбкой.

– Вот это да, водитель вернулся домой до заката! – он шутит и обнимает меня.

Мы садимся за стол. На нем стоят две тарелки макароны по-домашнему, моя кружка с чаем и его чашка с кофе. Окна кухни выходят в сад – я замечаю, как за забором бегает соседский пес, а на ветру качается молодая яблоня.

Разговор начинается просто:

– Как твой класс?

Я рассказываю о веселой Джесси, неугомонном Сэме и о Каине – не вдаваясь в подробности, но честно. Дэн внимательно слушает, и когда я доношу до его ушей, как смотрит на меня Каин и как мы ехали сегодня вместе, в его взгляде появляется легкое озорство.

– Подозреваю, этот Каин и правда оставляет впечатление, – подшучивает он, но мягко. – Часто бывает: парни держатся настороженно, а потом оказываются самыми верными.

Я смущаюсь, смеюсь, рассказываю, как горжусь Мустангом, и что его похвалил именно Каин. Это дает мне особое ощущение тихой уверенности.

– Рад, что тебя приняли! – Дэн подталкивает ко мне чашку, в голосе – поддержка и тепло. – Ты у меня большая молодец.

Я молча обнимаю Дэна за руку, ощущая его усталость и даже особую благодарность за такие минуты, когда можно быть живыми друг для друга.

– Дальше будет непросто, – признается он, – но, если мы днем держимся, а вечером поддерживаем друг друга, тогда я не боюсь.

Дом наполняется теплом, не только от чая и макарон, а от этого настоящего, искреннего укрытия. За окнами солнце уже заходит за горизонт.

Я благодарю брата за ужин, он привычно подмигивает, ставит чайник на вечерний травяной сбор и желает спокойной ночи. Легкий запах жареного сыра еще держится на кухне, и я чувствую, как этот уют окутывает меня даже когда я выхожу в холл и начинаю подниматься по ступеням на второй этаж. Лестница чуть поскрипывает, по стенам тянутся полоски теней – остатки сумерек ползут к потолку, делая дом еще более уютным. В своей комнате я выключаю верхний свет, оставляю только мягкий желтый абажур на столе. Подхожу к балкону, открываю дверь и ступаю босыми ногами на прохладные плитки. Уличный воздух теплый, но в нем есть свежесть. Остаточный свет заката едва подсвечивает верхушки деревьев: густая зелень превращается почти в черное полотно, по которому начинают проступать звезды.

Я достаю сигарету, щелкаю зажигалкой, маленький оранжевый огонек выхватывает мои пальцы, часть лица. Дым горячий, терпкий, он заставляет выдохнуть все пережитое за день. Вдох – и мне кажется, что лес и ночь дышат со мной, а все тревоги уносятся в сторону вместе с ветром.

Я тушу сигарету, возвращаюсь в комнату, закрываю балкон. За столом включается привычный режим: пара страниц тетради, формулы и примеры, все делаю почти машинально. Мысли возвращаются к сегодняшним встречам, к шуткам Джесси, к особому выражению лица у Каина. В комнате тихо. Даже если доносится лай соседской собаки и шепот ветра, все это звучит как естественное составляющее моего вечера. Я заканчиваю домашку, оглядываюсь – часики на стене показывают поздний вечер, а за окном теперь не видно даже силуэтов леса: ночь взяла свое.

В этот момент экран телефона мягко загорается светом. Внутри меня что-то трепещет, будто я сама себе боюсь признаться, как ждала этого момента. Но я совсем не удивляюсь, чье имя высветилось:

Каин: “Не спишь?”

Я перечитываю короткое сообщение дважды, понимаю: в этих двух словах гораздо больше, чем просто интерес. Там желание быть ближе. Это весомее, чем кажется.

Я: “Нет, думаю о сегодняшнем. Спасибо, что написал.”

Теперь замираю. Телефон греет ладонь, сердце бьется быстро – словно между этими несколькими строчками разлито особое ожидание. О чем он сейчас думает? Как выглядит его комната? Знает ли он, что меня по-настоящему радует его внимание?

Пара секунд, и я получаю ответ:

Каин: “Ты новенькая, но уже успела стать загадкой для меня. Легко не спится после такого дня?“

В животе скручивается тугая пружинка – от любопытства и легкой дерзости.

Я: “Меня редко называют загадкой. Обычно катастрофой, но в хорошем смысле. Ты правда готов разбираться с такими ребусами?“

Каин: “Катастрофы самые интересные. Особенно, если они увлекают за собой. А твой Мустанг – это тоже часть твоей загадки?“

Я смотрю на светлые пятна луны на стене. Тело совсем расслаблено, в груди – предвкушение. Есть ощущение, как будто в любую секунду балконная дверь распахнется, и он войдет.

Я: “Опасный вопрос. Мое личное правило: за руль допускаю только тех, кто не боится скорости и темноты. Думаешь, ты такой?“

Вижу, как во фразах появляются вызовы. Каждое слово чуть больше, чем просто переписка. Ответ приходит быстро:

Каин: “Я темноты не боюсь, если рядом тот, кому доверяю водительское сиденье. Может, проверим это когда‑нибудь?“

Я даже не сдерживаю улыбку: это флирт, осторожный и дерзкий. Растет внутренняя искра любопытства.

Я: “Может быть… Но предупреждаю: со мной даже обычные дороги ночью превращаются в приключение. Готов держаться крепче?“

Каин: “Главное не выпускать руль и не падать духом. А за загадками вечером приходят только самые любопытные.“

Я ловлю себя на мысли, что хочу, чтобы эта ночь длилась чуть дольше. Дописываю последнее сообщение, глядя в ту самую тьму леса за окном, она почему-то уже не кажется чужой.

Я: “Завтра расскажу тебе, сколько всего можно разглядеть ночью, если не бояться темноты. Спокойной ночи, таинственный пассажир.“

Экран телефона медленно тускнеет, а я впервые за сегодняшний день чувствую то самое спокойствие: между мной и миром протягивается новая, теплая ниточка.

Глава 2 «Физкультура и ее прелести»

Я проснулась резко, почти слабо, словно кто-то выдернул меня из глубокой, липкой тьмы сна, где еще только что был Каин. Меня не отпускает легкое ощущение тепла, рассыпавшееся по коже. Сначала, кажется, будто сон все еще здесь: запах его рубашки, вместо воздуха в комнате, и хлопок его ладоней на моих плечах. Я крепко зажмуриваю глаза пытаясь задержать сон хотя бы мгновение. Во сне, в руках у него почему-то был учебник по анатомии, потрепанный и с цветными закладками. Он улыбался мне чуть насмешливо, наклоняясь над столом, и объяснял что-то важное, слова перекатывались по губам, но я слышала не их, а как ускоряется мое дыхание от близости его рук. Он все объяснял с какой-то непристойной терпеливостью, указывая пальцем на иллюстрации, но вдруг забылся, и сам склонился ко мне совсем близко, так, что на одну секунду комната стала тесной. Его губы коснулись моих так жадно и страстно, что весь учебник анатомии, схемы, названия – исчезли. Осталось только прикосновение, как короткая вспышка электричества под кожей. Сон растворялся, но оставлял послевкусие, будто не просто сон, а почти реальность, которую можно вызвонить по памяти.  На экране телефона все еще висит последнее “доброй ночи”.

Я осторожно прислушиваюсь, нигде не слышно шагов Дэна. Обычно он первым делом идет проверять, не проспала ли я школу. Сейчас в доме тишина: только небольшие звуки за окном, шуршание ветра в листве и щелкнувшая где-то калитка. Быстро, почти на цыпочках, выхожу на балконную плитку. Утро еще прохладное, с легкой дымкой на краю дворов, воздух пахнет свежестью и чуть влажной землей. Вытаскиваю из тайника тонкую сигарету, щелкаю зажигалкой. Огонек желтый, как уличные фонари ночью. Стою, вглядываясь в небо – утреннее, уже вовсе не ночное, с редкими облаками и первыми птичьими криками. Я докуриваю, спеша, слышу, как где-то скрипит пол и хлопает дверца холодильника на кухне. Быстро тушу окурок, прячу остатки в тайник за цветочным горшком и мягко закрываю балконную дверь.

Я быстро принимаю прохладный душ, чтобы стряхнуть остатки сна. Кожа становится бодрой, в голове проясняется мысли начинают складываться в четкую цепочку. Спускаюсь по лестнице, деревянные ступени привычно скрипят под пятками. В кухне уже пахнет чаем и чем-то теплым, знакомым, может, это свежий хлеб или остатки вчерашнего сыра.

Дэн хлопочет за столом, раскладывает тарелки, ставит чайник на плиту. Обычно в это время он уже дважды успевает проверить, не сплю ли я, и обязательно говорит, что‑то вроде «Не проспи, чемпионка!» или просто заглядывает в комнату с тихим «Доброе утро!» Сейчас же все иначе: он занят, кажется чуть задумчивым, может, рассеянным.

– Все хорошо? – спрашиваю я, стараясь, чтобы голос прозвучал просто, невзначай. – Обычно ты сам меня будишь с утра.

Он оборачивается, улыбается чуть уставшей, но очень теплой улыбкой.

– Все хорошо, просто сегодня немного задумался, – отвечает он. – Вот смотрю на тебя и думаю: так быстро взрослеешь. Еще вчера казалось, что ты не можешь без моего напоминания встать с кровати.

Я улыбаюсь, ощущая, как в этой короткой фразе есть и забота, и гордость, и что‑то чуть печальное, как бывает у родителей, когда дети вдруг становятся чуть самостоятельнее. Заметив мой взгляд, Дэн тут же встряхивается и, нарочито бодро, предлагает:

– Завтракать будешь? Или опять убежишь в школу на голодный желудок?

Я смеюсь и киваю. Позавтракав вместе с ним, я чувствую приятную легкость внутри. Когда он уходит на работу, я еще пару минут задерживаюсь у окна, смотрю ему вслед, как он привычно поправляет ремень на сумке и бросает мне напоследок короткое “Не спали дом!” через плечо. Потом быстро собираюсь: закидываю рюкзак на плечо, хватаю ключи и выскальзываю на улицу. Воздух уже совсем утренний, прохладный, но не колючий, а бодрящий. Садясь за руль своего Мустанга, я ощущаю, как этот автомобиль снова возвращает мне часть контроля над жизнью.

Пока мотор прогревается, листаю телефон, набираю быстрое сообщение в общем чате:

“Выдвигаюсь в школу. Могу заехать за вами, если не против. Через 5 минут у ваших домов!”

Через пару секунд мне прилетает “+” от Сэма и длинное “Ура, спасибо!” от Джесси. Я улыбаюсь, прибавляю газу и выезжаю на главную улочку нашего района.

Дома Сэма и Джесси стоят бок о бок, с разными заборами и похожими соснами на газонах. Я встаю где-то посередине между их домами. Ребята появляются на крыльце почти синхронно: Джесси с ярким рюкзаком и в солнечной куртке, Сэм с наушниками, которые привычно болтаются на шее. Они переглядываются, забавно синхронно закрывают двери и спускаются по ступенькам. Оба жестикулируют и спорят о чем-то, но, заметив мою машину, тут же улыбаются и машут мне. Я опускаю стекло и, чтобы немного разрядить атмосферу, спрашиваю:

– Кто из вас сегодня ставит музыку? Только, пожалуйста, не очередной плейлист с мемами, ладно?

Первым уроком у меня биология, и когда мы втроем заходим в школу, ребята довольно быстро расходятся по разным кабинетам у нас разное расписание на первый урок, и на биологию я иду одна. Это слегка портит настроение после такого классного совместного утра, но я стараюсь не унывать: повторяю в голове темы про анатомию, прислушиваюсь к шуму коридоров. Как только прозвенел звонок на перемену, я почти бегу к автомату с газировкой, где всегда тусуются “свои”. В этот раз первым меня встречает Сэм, притворно насвистывая и щелкая пальцами, как персонаж из старого мюзикла.

– Поверить не могу! – драматически восклицает он, едва я подхожу, – Я выжил на математике без твоей поддержки, теперь точно официально заслужил медаль мужества.

– А ты попробуй на биологии сесть в самый первый ряд, – поддразниваю я, – вот тогда и посмотрим, насколько хватит твоей храбрости.

Джесси появляется через мгновение, она стягивает резинку с волос, чтобы поправить прическу, глядя на самое чистое в школе стекло – в автомате с газировкой оно действительно как зеркало. Она изображает загадочную модель, вытягивает губы и, склонив голову, говорит: