Ветер между скал

Дэн усаживается напротив, морщит лоб, делая вид, что обдумывает ответ, хотя я знаю, что он «за»:

– Конечно, не против.

Я быстро добавляю:

– Родители Джесси уехали за город собирать редкие листья для гербария, их не будет до завтра. Дома будут только сама Джесси и ее брат Макс, ему десять. Придут еще Каин и Сэм, мы вместе решили устроить кино-ночь.

Дэн тут же становится серьезнее, прямо смотрит мне в глаза:

– Ева, я понимаю, что ты хочешь провести время с друзьями, – его голос стал тише, но тверже, – но ты уверена, что у вас все будет под контролем? Все-таки мальчики остаются у девочек на ночь, это не закончится незапланированной беременностью?

Я сглатываю и киваю, стараясь выглядеть максимально уверенно:

– Все будет супер, честно. Мы просто посмотрим фильмы, приготовим что-нибудь на ужин, поиграем с Максом – у него, кстати, куча настолок. Я тебе сразу позвоню, если что-то пойдет не так.

Он выдерживает паузу, вздыхает и чуть подтягивает чашку ближе к себе:

– Просто помни, – говорит он уже мягче, – что такие ночевки могут проходить по-разному: кто-то может что-то выкинуть, парни иногда бывают непредсказуемы. Если тебе станет не по себе – набери мне, даже ночью. Обещаешь?

– Обещаю, – улыбаюсь я спокойно.

Дэн кивает. Он быстро собирается на работу, привычные движения, ключи в одной руке, чашка кофе в другой. На пороге ловит меня озорным взглядом и, уже натягивая куртку, бросает:

– Только смотри там, сильно не напивайся! – подмигивает, а я закатываю глаза, но не удерживаюсь от улыбки.

Дверь хлопает. Остается тишина, в которой внезапно хочется сделать что-то привычное. Я уже в который раз думаю набрать Каина, спросить про дела, просто поговорить. Но тут же останавливаю себя: у него сейчас забот выше крыши, не буду его отвлекать.

Открываю чат и пишу Джесси:

Я: “мне приезжать? Все точно в силе?“

Почти сразу приходит ответ:

Джесси: “Жду вас всех к пяти, как раз родители уедут и оставят нам запас пиццы и сладкого! Макс уже носится с настолкой“

В этот момент в общий чат врывается Сэм с фирменной веселой гифкой и шуткой:

Сэм: “Окей, я готов взять всю вину на себя, если что-то сгорит или взорвется!“

Я смеюсь – с такой компанией точно скучно не будет.

Времени до пяти еще куча, настоящая гора свободных часов. Я решаю не валяться без дела и наконец разобраться с остатками переезда. Коробки уныло притулились к стенке – ждут, когда кто-то найдет в себе силы покончить с ними.

Начинаю с самого простого: сортирую вещи. Шуршащая гора бумаги и разбросанных мелочей разлетается по пакетам, старый дневник загадочно маячит из-под стопки, а один из плюшевых зайцев вываливается мне прямо на ноги, будто специально шел в рукопашный бой со мной. В какой-то момент вступаю в неравную схватку с коварной пылью под диваном, будто она специально годами тренировалась уклоняться от моих попыток ее достать.

Сражаюсь с веником героически, попутно жалуясь на отсутствие рыцарских доспехов: сухая пыль коварно оседает на носу, а я чихаю так звонко, что даже плюшевый заяц подпрыгивает. Пока вытираю зеркала, обнаруживаю на лице пятна, похожие на боевую раскраску – ну ничего, теперь я настоящая амазонка уборки!

Коробки разбираются быстрее, чем ожидалось. Постепенно дом освобождается от хаоса, наполняется чистым светом и приятным запахом свежести. Дэну наверняка будет приятно вернуться в такую уютную и чистую квартиру, будто здесь уже давно живут.

Иногда, когда вытираю пыль с подоконника или перебираю старые записки, в голове неожиданно всплывают глаза Каина – такие светлые, ледяные, с каким-то непонятным напряжением внутри. Вспоминаю, как он вчера смотрел, будто хотел сказать что-то важное, но сдерживал себя до последнего… Смахиваю с окна пыль и с этими мыслями – иду дальше к следующей коробке, потому что дел еще много.

Оцениваю свой труд – дом сияет чистотой и уютом, глаза радуются, а спина только чуть жалуется… Я плюхаюсь на диван, позволяя себе маленький отдых. В этот момент сзади, со двора, доносится шум.

Выглядываю в окно – и вот он, герой дня: соседский пес Апрель, золотистый и мохнатый, упрямо копошится под яблоней. Его хвост смешно подпрыгивает из-под куста, а сам он уже по уши в земле, отчаянно старается добраться до какого-то зверька, который притаился в норе.

– Апрель! – окликаю его сквозь приоткрытую форточку.

Пес моментально вздрагивает, поднимает морду, теперь взгляд у него самый невинный в мире, мол, “это не я так раскопал, оно тут уже было!” Хвост виляет все равно подозрительно, и стоило мне улыбнуться, как Апрель тут же забывает про свои великие охотничьи планы. С довольной мордой и языком набок он радостно мчит ко мне.

Времени у меня еще вагон. Решаю провести небольшой «кинологический курс» – вдруг получится сделать из непоседы чемпиона! Тащу из кухни горстку хлопьев и выхожу на задний двор.

– Сидеть! – командую строго, протягивая хлопья.

Апрель реагирует с энтузиазмом: сначала садится, но тут же подпрыгивает обратно, будто мячик, пытаясь ухватить награду. Пока учу его командам, он делает все по-своему:

– «Лежать» – ложится, но только половиной туловища, остальная часть туловища бодро виляет хвостом.

– «Дай лапу» – радостно сует мне обе сразу, потом зачем-то лижет палец.

– «Голос!» – вместо лая издает шальной рык, который больше похож на попытку прочихаться.

Через минут десять мы уже оба смеемся (ну, я смеюсь, а он радостно дышит мне в лицо и судорожно лижет ладонь, чтобы не оставить ни одной крошки). Пытается угадать мои мысли наперед – то тянется за лакомством, то смотрит с таким выражением, будто готов стать цирковым артистом ради еще одной хлопушки. В этот момент я понимаю, что идеального пса из него не получится, зато Апрель – чемпион по созданию хорошего настроения.

Мы с Апрелем сидим, переводим дух после веселых команд, когда со двора слышу звонкий голос:

– Апрель! Ну что ты опять придумал, шкода? – появляется соседка, вчера Дэн нас с ней уже знакомил.

Я улыбаюсь и тихо шепчу псу:

– Все, Апрель, попался, сейчас за твой талант копать ямы получишь нагоняй!

Соседка подходит, улыбаясь:

– Привет! Он опять у нас “ученый пес”? Спасибо, что присматриваешь за этим чудиком.

– Всегда пожалуйста, – улыбаюсь. – Он сегодня решил быть охотником и чуть не уехал в гости к землекопам.

Апрель в этот момент подбегает к хозяйке, виляет хвостом и заглядывает ей в ладони в поисках угощения.

– Ох, лопоухий мой, – вздыхает она. – Опять тебя балуют? А ты молодец, что не убежал далеко.

Потом вдруг смотрит на меня:

– А твой брат давно уехал? Он такой вежливый. Улыбается всегда.

– Пару часов как, да, он просто солнышко – смеюсь.

– Передай ему привет от меня, ладно? Когда увидишь.

– Обязательно, – киваю я.

Соседка ласково треплет Апреля между ушами:

– Ну что, шкода-мордочка, будешь слушаться или дальше убежишь к соседям портить газон?

Апрель с хозяйкой уходят домой, и во дворе снова становится спокойно. Я иду доставать вещи из сушилки – они еще теплые, приятно пахнут свежим порошком. Складываю рубашки и направляюсь в комнату брата, чтобы разложить их в комод.

У кровати замечаю еще одну коробку, незнакомую и как будто чуть забытую. Рубашки откладываю в сторону – меня тянет узнать, что там. Сажусь на корточки и осторожно открываю крышку. Внутри лежит фотография мамы, в сиреневой рамке. Сердце как будто подвисает на секунду: мама на фото здоровая, счастливая, такая… настоящая и живая. Провожу по стеклу кончиками пальцев – настолько отчетливо вспоминаются ее голос, улыбка, мягкие черты лица, которых уже давно боялась забыть. Со временем ее образ в памяти стал мутнеть, стираться, как картинки на старых обоях. Но сейчас, с этой фотографией перед глазами, все возвращается: каждое движение, каждый взгляд.

Мы с Дэном редко смотрели на ее фотографии после того, как ее не стало – было слишком больно, будто открывать заново не зажившую рану. Но внутри чувствую, что так больше не должно быть. Мы ведь решили – новая жизнь, новый город, и пора научиться не убегать от прошлого, а учиться с ним жить. Стараясь сделать это очень бережно, ставлю мамино фото на комод напротив кровати. Пусть она будет рядом с нами и в этом доме.

Стою минуту молча, отпуская воспоминания. Потом возвращаюсь к коробке – там, среди других вещей, нахожу мамину нежно-голубую ленту для волос. Я помню, как она вплетала ее мне в косу и говорила: «Смотри, как подчеркивает твои голубые глаза». Внутри становится вдруг очень тепло. Я не раздумываю ни секунды. Беру ленту, подхожу к зеркалу, накручиваю ее на прядь и плету небрежную косичку – стараясь повторить мамины движения. Лента ложится мягко в мои волосы, и я вижу в отражении не только себя, но и частичку мамы рядом. Коробку закрываю, чуть дрожащими руками. К разбору ее всей я пока не готова – пусть с этим пока разберется Дэн. Ему ведь тоже нужно перестать бежать от памяти.

Часы пробили четыре, наконец-то можно расслабиться! Мчусь в душ, чтобы смыть усталость и хлопоты дня. Волосы не мыла, голубая лента мамы осталась в волосах – никуда ее теперь не дену.

– Так… пижама с котиками – суперудобная, но на шортах пятно от клубничного варенья.

В конце концов, вылавливаю свой секретный вариант: голубая пижама с принтом в облачка. Еще раз оглядываюсь в зеркало: голубая лента идеально подходит к пижаме с облаками – будто так и задумывалось.

Вспоминая, что Каин просил не заезжать за ним, а Сэм и вовсе живет в двух шагах от дома Джесси, еду одна. И вот уже без восьми пять я, наконец, паркуюсь возле знакомых домов. Выбравшись из машины, с облегчением выдыхаю и позволяю себе оглянуться, внимательно разглядывая дома друзей.

Дом Джесси – словно из уютной книжки. Белая веранда с качелями, на перилах аккуратно развешаны цветочные горшки, от входа тянется дорожка из пестрых плиток. У окна, сверкая в лучах солнца, висят детские поделки и милые кружевные занавески. Все вокруг как будто шепчет: здесь всегда тепло, много смеха, запаха печеного печенья и розовых мечтаний. Даже почтовый ящик расписан в горошек! Окружают дом ухоженные кусты сирени и лавандовые грядки – в целом, место, куда хочется возвращаться и в плохую, и в хорошую погоду.

А вот дом Сэма совсем другой. Он высокий, из темного кирпича, с большими панорамными окнами и тяжелыми металлическими ступеньками. Здесь все строгой геометрии: газон подстрижен, перед входом два огромных, припорошенных серебристой пылью автомобиля. С фасада смотрят зеркальные стеклянные двери, за которыми уже угадывается холл с мраморным полом и чуть надменными люстрами. Дом будто говорит: «Внутри все на высшем уровне, не забудь снять обувь и пригладить волосы». Они контрастируют, но – на то они и друзья: у каждого свой стиль.

Едва я успеваю подойти к двери дома Джесси и постучать, как она распахивается сама, и на пороге появляется Джесси— веселая, яркая, в пижаме ядовито-зеленого цвета. Рыжие волосы сияют, а зеленые глаза просто светятся шаловливым настроением. Я невольно замираю – цвет пижамы ей идет настолько, что почти завидно!

Джесси, покрутившись на пороге, хохочет:

– Ну что, как тебе мой лягушачий прикид? Если Сэм сегодня случайно задохнется от вида, ты его реанимируешь, ладно?

Я не могу сдержать смех:

– Да уж, Сэму придется записываться к окулисту после сегодняшнего вечера – иначе к утру у него глаза закосеют в разные стороны!

Джесси, подмигивая:

– Ладно-ладно, ты там тоже не скромничай… Я вижу, ты сегодня с лентой в стиле «девушка-одуванчик»!

Я театрально делаю реверанс:

– Ага, это мой штатный боевой лук. Хотя если судить по твоей пижаме, я могу проиграть битву за внимание.

Джесси пропускает меня внутрь, шепчет на ухо:

– Все, ставки сделаны, парад нелепых пижам объявляю открытым! Заходи, сейчас начнется шоу!

Не успели мы переступить порог дома, как с улицы вдруг доносится бурный разговор и топот со стороны роскошного особняка Сэма. Он буквально с грохотом вылетает на крыльцо – перепрыгивает через все массивные ступеньки одним мощным прыжком, словно олимпийский спринтер в экстремальных условиях. На ходу натягивает футболку от какой-то странной пижамы, а пижамные шорты сидят на Сэме так плотно, будто у него есть тайная миссия рекламировать спортзал. Футболка укорочена настолько, что без труда можно разглядеть его пресс. Шорты отчаянно борются за жизнь и каждый их шов вопит: "Пощадите!" Сэм летит, перепрыгивает оградку между домами, а мы, с Джесси, сползаем по стенке от смеха. В этот момент распахивается дверь дома Сэма, и на пороге возникает женщина – такая же блондинистая, как он сам, только гораздо убедительнее и с более серьезным "взглядом матери мирового футбольного судьи".

– Негодник! Верни мою пижаму на место! – кричит на весь уютный район.

Сэм, не замедляя хода, машет ей рукой как белым флагом:

– Мам! Ну тебе жалко, что ли? У нас сегодня пижамная кино ночь! Я что, виноват, что ли, что у меня нет ни одной забавной пижамы?!

Мама Сэма замечает нас на крыльце, натягивает самую приветливую в городе улыбку, резко прибирая.

– Ой! Девочки, привет! Джесси, как дела у мамы?! Натали давно ко мне не заходила на бокал мартини! Передай ей, пожалуйста, что я ее очень жду!

И тут снова взгляд на Сэма – мама-блондинка из ангела превращается в грозовое облако в один миг. Она резко разворачивается и что-то тихо бормочет на смеси английского, гнева и церковного латинского, в чем явно разбирается только она и, возможно, святой Антоний, а вот церковь Воскресения точно это не одобрила бы! Головой мама качает так, что кажется, вот-вот закружится как волчок.

Мы вбегаем в дом, визжа от смеха и немного оглядываясь на маму Сэма, будто за нами и правда вот-вот влетит грозовое облако. Дверь захлопывается, и мы наконец можем перевести дух. Сэм уже позирует в самом центре прихожей, заложив руки в боки, с видом победителя конкурсов красоты:

– Ну что? Вы уже приготовили кубок «Лучшая пижама ночи»? – с широченной улыбкой хлопает себя по смешной, стесненной пижаме.

Джесси, не удержавшись, хлопает его по плечу – по-дружески, но с оттенком благодарности:

– Идем наверх, я дам тебе переодеться прежде, чем у кого-нибудь из нас случится шок из-за этого зрелища.

Сэм смеется, совершенно не обижается, и бодро марширует за Джесси на лестницу. На полпути она вдруг останавливается, поворачивается ко мне с заговорщицким видом и говорит:

– Ева, можешь пока располагаться на кухне, мы с этим оболтусом скоро спустимся. Дам ему что-нибудь из папиных вещей.

Я киваю, машу рукой и направляюсь на кухню, а в голове вдруг прокатывается теплая, необычная волна осознания.

Может, со стороны кажется, что Сэм просто дурачится, все эти его номера, нелепые пижамы, шутки – нескончаемый цирк ради смеха. Но тут, в пустой кухне среди уютных запахов дома Джесси, до меня доходит: он ведь все это затеял только ради нее… Ради того, чтобы она улыбалась, чтобы была счастлива сегодня, хоть немного чуть-чуть больше, чем обычно. Даже эту нелепую пижаму у мамы он стащил, чтобы повеселить Джесси, а не ради очередной дурацкой выходки. Вдруг становится невероятно тепло на душе: у каждого – свои способы заботы, и Сэм, каким бы шутом он ни притворялся, в душе огромный друг и готов на что угодно ради Джесси. Мне хочется хихикнуть, но уже с легкой нежностью.

Я стою на кухне и растворяюсь в тепле и уюте дома Джесси. Здесь воздух пахнет корицей, выпечкой и ванильными свечами. Мягкий свет золотистых ламп наполняет комнату нежным мерцанием, по полкам расставлены керамические кружки, которые хочется разглядывать бесконечно. Окна украшены кружевными занавесками, внутри – мягкие кресла, подушки с цветами, милые детали, вроде небольших акварельных рисунков на стенах. Все словно создано для того, чтобы здесь жили радость, тепло и дружба.

Внезапно из прихожей доносится приглушенный грохот открывающейся входной двери – будто теплый уютный кокон дома слегка нарушили, впустив в него свежий воздух вместе с неожиданностью. Из-за коридорчика появляется Каин. Фигура четкая, уверенная, он движется легко и удивительно бесшумно, почти по-кошачьи. На нем черная облегающая футболка, будто нарочно подчеркивающая рельеф плеч – такие широкие, что их хочется измерить взглядом еще и еще. Серые спортивные штаны расслабленно сидят на его бедрах, но взгляд все-таки неотрывно приковывает футболка: в полутени кухни ткань чуть просвечивает, угадываются четкие линии его торса, намек на кубики пресса, словно быстрый штрих скульптора по мрамору.