Ветер между скал

Виктория Кузнецова

Ветер между скал

Глава 1 «Огонь, лед и солнце»

Я прохожу босая по коридору, еще не до конца проснувшаяся. В доме тихо, только с кухни тянется легкий запах кофе и тостов. В ванной меня встречает прохладное калифорнийское утро. Телефон вибрирует, новое сообщение в чате класса от незнакомого номера.

"Привет. Меня зовут Джесси. Если что, могу показать школу сегодня! Увидимся в 8:30 перед главным входом?"

В это время Дэн стучит в дверь ванной.

Систр, ты шланг проглотила что ли? Тебя докинуть до школы?

Я машинально печатаю Джесси:

“Да, супер, хорошо!”

Чувствую щекочущее ожидание в животе и немного тревоги насчет первого дня, но мысль, что не останусь одна, греет. Услышав голос брата, я на секунду задерживаю взгляд в зеркале. На щеках легкий румянец от усталости, а глаза блестят от нотки волнения.

– Я поеду на своей машине, – говорю я ему и чувствую, как уголки губ поднимаются выше.

Перед глазами сразу возникает образ черного мустанга. Тепло разливается по груди, ведь этот старенький автомобиль словно часть семьи. Я помню каждый рывок руля на шоссе, каждый долгий разговор с самой собой за рулем в прошлом городе. Мустанг здесь, а это значит, и я здесь, дома или почти дома. Чувствую, как уверенность крепнет: я не одна, рядом то, что дорого.

Дэн улыбается в ответ, чуть приободряя:

– Ну что, шофер, устроим новый старт? Осторожнее на дорогах, ладно?

В этот момент телефон снова вибрирует. Джесси пишет:

"Если что, я в красной куртке, меня трудно не заметить!"

Я выглядываю со второго этажа, слышу, как захлопывается дверь, затем утихает звук машины Дэна вдоль улицы. Дом сразу наполняется особенной тишиной: даже остывающий чайник на кухне теперь, кажется, громче.

Я достаю сигарету, пальцы чуть дрожат, не от холода, а от той странной смеси волнения и одиночества, которая окутывает в такие моменты. Балкон, это моя маленькая тайная территория. Открываю дверь и выхожу на свежий воздух.

Балкон почти поглощен зеленью: вокруг ветви, пахнет морской солью и хвоей. Лес начинается сразу за оградой, его густые кроны почти касаются перил. Я глубоко вдыхаю запах утренней прохлады, слышу пение птиц и свист ветра. Океан отсюда не видно, но его присутствие чувствуется во всем: в легкой сырости воздуха, в криках чаек где-то вдали.

Затягиваюсь, отмечая, что ничего не изменилось, сигаретный дым щекочет небо в груди, ритуал успокаивает.

Честно говоря, когда мне было десять, я, наверное, только начинала осознавать, насколько непохож на других родителей Дэн. Хотя формально он, конечно, не родитель, а брат. Стать родителем ему пришлось из-за смерти мамы: если бы не, то утро, когда мама не проснулась, все могло бы пойти иначе. Тогда Дэну было всего двадцать, он только-только вернулся из армии, после двух лет в "зеленых беретах", как он любил при случае напомнить, если тема вдруг сводилась к армии или дисциплине. Но до армии Дэн был совсем другим. Я помню смутные фрагменты из своего раннего детства: шумные компании, визгливый смех его друзей вечерами под окнами, какие-то драки с соседями из-за футбола или музыки. Дэн был из тех парней, про которых говорили: "хулиган с золотым сердцем". Маму это злило, но он всегда знал, как ее обезоружить, и, скорее всего, только ее он по-настоящему слушал.

Армия, как сам Дэн потом шутил, научила его собирать себя по утрам не хуже, чем разбирать автомат. После возвращения у него волосы стали еще короче, рукава футболок начали подтягиваться на широкой мускулистой спине, а взгляд выпрямился, стал прямее, увереннее. Впрочем, это было не главное. Все изменилось той весной, когда нас осталось только двое. Мне не было и одиннадцати. Ему двадцать, и вдруг целая жизнь позади и огромная ответственность впереди. Мне казалось, что он не испугается ничего на свете, но однажды ночью я вошла на кухню и увидела, как он молча смотрит в окно, и впервые в жизни плачет.

С того момента между нами установилась своя, особенная, связь: никакой излишней утомляющей опеки, но и не абсолютная свобода. Мы всегда друг друга понимали с полуслова, и я была уверена, что мои мелкие шалости или дурные шутки никогда не вызовут у него "отцовского" взрыва. Дэн был еще слишком молод, чтобы быть нянькой с правилами, и слишком честен, чтобы казаться суровым просто ради порядка. Внутри себя он остался тем самым хулиганом, только теперь вся энергия уходила на тренировки. Как только я доросла до подросткового возраста, а он освоил профессию футбольного тренера, Дэн стал капитаном на своем поле, а я просто сестра, которую забирают с учебы и кормят ужином, если после тренировки, то чем-то вкусным в местной забегаловке. Кстати, дети на тренировках звали его исключительно "Дэном", а из редких рассказов я знала, что богатые родители порой вываливали кучу денег просто за то, чтобы их малолетний гений играл именно в его команде.

Месяц назад, когда мы наконец, после стольких переездов, решили обосноваться в мамином родном городе Монтерей, мне даже стало любопытно, как Дэн справится, ведь в небольшом, но дорогом городе найти себя сложнее, чем в Сан-Диего. Но Дэн не подвел: актуализировал резюме, махнул рукавами, и, кажется, ровно через неделю был зачислен в частный футбольный клуб, куда входят только дети из "элитных" семей. Никогда не пойму, как ему все это удается с той же легкостью, с какой он в детстве перепрыгивал через забор за школой.

В нашем доме всегда царит та самая взрослая, немного ироничная атмосфера: он не спрашивает, где я пропадаю весь вечер (если это не слишком поздно), я не докучаю ему глупыми вопросами, а проблемы решаем вместе. Но все же, это совсем иное утро, другой пейзаж, новый город, который еще не знает меня, а я не знаю его.

Думаю о маме. Хотелось бы рассказать ей о переезде, о том, как мы с братом нашли этот дом, о черной машине, которая перешла мне от Дэна в наследство, о Джесси из чата, о новой школе. Становится немного одиноко, но это быстро проходит.

Несколько минут проходят в тишине. Я тушу сигарету, стряхиваю пепел и задерживаю взгляд на танце теней и солнечных пятнах по балкону. Кеды шуршат о пол, когда я одним движением вешаю на плечо рюкзак – самый обычный, но с парой значков, напоминающих о прошлом.

Быстро спускаюсь по лестнице. На кухне легкий беспорядок первых дней: коробка хлопьев, пустая кружка, яркий свет через жалюзи. Беру кофе Дэна: несколько мелких глотков, остаток горечи и крепости. Свой пить не успеваю, он еще горячий.

Мустанг встречает меня выцветшей краской и теплыми креслами. Я буквально ощущаю родной запах. Немного бензина, немного лета. Повернув ключ в замке зажигания, вслушалась в тяжелый голос мотора. Звук двигателя был несовершенным: где-то в его глубине пряталась фальшь, усталый скрип, требующий ласки инструментов и новых деталей.

Дорога до школы занимает минут десять. Я ловко паркую свой мустанг. Мотор слышит вся окрестность, а стеклянные взгляды учеников медленно перемещаются с моей машины на меня. Медленно иду к школьному входу, волосы немного развевает бриз с океана. Из толпы выныривает фигура девушки, именно в красной куртке, как и обещала. Она уверенно машет рукой и кричит:

– Эй! Ты Ева?

Она появилась на фоне солнечного света, словно яркий отблеск заката, и я невольно задержала взгляд. Девушка была высокой, почти на пол головы выше меня, изящная, но с округлыми формами, что влекут к себе внимание не только взглядом, но и каким-то неуловимым внутренним магнетизмом. Ее волосы редкое рыжее золото, не просто медное, а с переливом огня и драгоценной медовой глубины, не слушаясь ветра, казалось, сами диктовали закону стихий свои правила. Когда она приблизилась, я заметила веснушки они были разбросаны по коже, будто солнце сыграло с ней в свою любимую игру, украсив нос и скулы маленькими рыжими точками. Но больше всего поражали глаза. Зеленые как лес после дождя, что казалось, она знает обо мне чуть больше, чем должна. Впечатление было мгновенным и необъяснимым, словно сама природа вложила в нее чуть больше жизни, чем обычно.

– Привет! – почти сразу склоняется вперед, чтобы лучше меня разглядеть, – Я рада тебя видеть!

Я чувствую, как смущение медленно поднимается где-то под кожей – взглядов к машине было много, но теперь они устремлены на меня. В груди легко и тревожно колотится сердце: переживаний сразу слишком много. Я быстро выдыхаю и, чуть сбивчиво, отвечаю:

– Да, это я. А ты, я так понимаю, Джесси… —Я неловко киваю, ощущая, будто слова немного застревают в горле.

В этот момент особенно остро хочется казаться увереннее, чем есть на самом деле.

– Ну, веди что ли… Какой у нас первый урок?

Джесси не теряет энтузиазма – она приветливо улыбается и будто согревает взглядом, сразу становится чуть спокойнее.

– Да, я Джесси! Все правильно. Пошли, я тебе все покажу!

Я позволяю ей взять себя под локоть.

Джесси по дороге быстро объясняет:

– У нас сейчас английская литература. Учитель строгий, но интересный. С ним скучать не получится!

Шаги отдаются в еще пустом коридоре. Я замечаю запахи кофе из буфета и слегка слышный школьный шум.

Джесси машет рукой, подбадривает:

– Все будет круто, Ева!

На душе становится чуточку легче. Я вдыхаю запах свежей школьной краски, смешанный с утренней духотой и робким ароматом дешевого кофе из учительского буфета. Захожу в класс, и первое, что ощущаю – гул голосов, словно улей. Энергия домашних разговоров, смех, полудрема витает в воздухе. Вдоль стены на первой парте парень с наушниками в пол-уха дремлет, уткнувшись лбом в руку, иногда подскакивая – будто во сне слышит звонок. В другом углу девчонка рисует что-то в переполненном наклейками блокноте, не обращая внимания на общую суету.

Джесси уверенно идет через проход между рядами, не оборачиваясь ждет меня, словно знает: я обязательно иду за ней.

– Место для звезд только в последнем ряду! – подмигивает она и призывно машет рукой.

Я задерживаюсь всего на секунду, взглядом скользя по классу: хочется разглядеть будущих одноклассников повнимательнее. Напротив парты Джесси, закинув одну руку на спинку стула, сидит парень.

У него темные, почти черные волосы – они казались мягкими, немного волнистыми, чуть удлиненными, едва доходившими до ушей. Челка небрежно падала на лоб, спрятав часть его широких, строгих бровей, таких прямых и густых, что им бы позавидовала античная статуя. На фоне светлой кожи волосы выглядели особенно ярко, добавляя какой-то внутренней загадочности. Глаза – ледяные и холодные, редкого оттенка серого, молчаливые, как зимний рассвет. В них словно был спрятан анализ каждого движения, каждого взгляда вокруг, вне зависимости от того, улыбается кто-то в его сторону или нет. Его черты лица строгие и выразительные: прямой нос, губы с четко очерченным контуром. Скулы – правильные, выстроенные, будто вырезанные резцом скульптора, придающие лицу ту привлекательность, которую сложно не заметить. Его взгляд был холоден и ясен, будто он оценивал каждого с той дистанцией, которая даже за партой делала его самым заметным человеком в комнате. Парень не отводит взгляда. В животе вспыхивает неуверенность: я чувствую себя на сцене, под прожекторами этих серых глаз. Я механически опускаю взгляд и быстро направляюсь к Джесси, чувствуя на себе его пристальное внимание до последнего шага.

Джесси, заметив мою реакцию, радостно нарушает напряжение:

– Каин, не пялься так на новенькую! Спугнешь ее еще, – со смехом кричит она на весь класс.

В классе кто-то тихо хихикает, Каин отрывается от своих мыслей, усмехается краешками губ и спокойно откидывается на спинку стула.

Джесси вежливо шепчет:

– Не переживай, он не кусается… разве что по сильно большому поводу!

В классе все еще шумно, когда дверь открывается, и в кабинет уверенной походкой заходит учитель – пожилой мужчина со строго причесанными сединой волосами, в классическом пиджаке и с утомленным, но добродушным взглядом. В тот же момент класс будто бы вжимается в парты: разговоры обрываются, телефоны прячутся, даже дремавший парень резко поднимает голову.

Джесси наклоняется ко мне, шепчет, улыбаясь:

– Это мистер Уотсон. Такой строгий только поначалу, а потом даже может рассказать пару скандальных историй о Хемингуэе. Не бойся – он больше любит юмор, чем оценки.

Я киваю, хотя сердце все еще пульсирует в висках: внутренне тянет спрятаться за партой, хочется исчезнуть среди одноклассников, не быть центром внимания.

Мистер Уотсон тепло осматривает класс, взгляд останавливается на мне – новенькой.

– О! У нас сегодня пополнение, – он улыбается уголками глаз, – представишься, пожалуйста, классу?

Голос сначала выходит чуть тише, чем я хотела бы:

– Меня зовут Ева Брайан.

Учитель кивает одобрительно:

– Добро пожаловать, Ева. Надеюсь, здесь тебе понравится, и ты скоро найдешь друзей. Давайте-ка поможем Еве освоиться, а не только пялиться!

Смешок раздается откуда-то справа, и я улавливаю, как Каин, чуть приподнимает бровь и полу улыбается. В его взгляде промелькнул интерес, но не насмешка.

Урок начинается с обсуждения романа "Гордость и предубеждение" – мистер Уотсон увлеченно рассказывает про силу характеров героев.

Джесси, хитро скользя карандашом по тетради, наклоняется снова ко мне и шепчет:

– Ты ему понравилась. Видишь, даже книжку открыл не до конца, а все на тебя косится!

Я снова ловлю на себе взгляд Каина, на этот раз, когда он якобы невзначай прокручивает ручку между пальцами, его серые глаза по-прежнему остановлены на мне. Джесси замечает мою неуверенность и, воспользовавшись тем, что преподаватель объясняет что-то ребятам впереди, наклоняется ближе ко мне, чтобы никто не услышал, кроме меня.

– Слушай, – шепчет она, кидая короткий взгляд в сторону Каина, – Если что, не переживай, Каин не такой страшный, как кажется! Мы с ним вообще с детства дружим, с шести лет вместе. Он тогда спас мне кота, который застрял на дереве. Правда, сам из-за этого упал и сломал руку. А с тех пор – супергерой от мира обычных.

Я вдруг отчетливо представляю себе маленького серьезного Каина, лихо лазающего по деревьям ради спасения, и на губах появляется невольная улыбка.

– А почему он такой… – ищу мягкое слово, – загадочный?

Джесси закатывает глаза и отпаивает из своей бутылки воды:

– Потому что его семья переехала сюда из большого города. Он из Нью-Йорка, представляешь? Он вообще не сразу влился. Тут все по-другому, многие не принимали его поначалу. Но он упрямый, за словом в карман не лезет. Иногда слишком… Местные до сих пор его немного побаиваются, но, если ему доверять, то он не подведет. Он просто… особенный.

Я чувствую себя немного легче, будто Джесси специально подсвечивает детали, чтобы мне было спокойнее.

– Спасибо тебе, что рассказываешь. – шепчу я.

Джесси протягивает мне дружескую записку с корявым сердечком и надписью “Ты в моей команде” – маленький прием от настоящей подруги.

Звонок на перемену звучит необычно мягко, не резко, а будто обещает: у тебя действительно есть время выдохнуть. Класс тут же наполняется суетой: кто-то хватает рюкзаки, в коридоре сгущается поток.

Джесси берет меня под руку, как свой трофей, и ведет по коридору, ловко лавируя между группками учеников.

– Пошли, у нас здесь кофе не как в Starbucks, но бодрит.

В буфете царит неспешная суматоха: кто-то обсуждает оценки, кто-то ссорится из-за куска пирога, кто-то все еще залипает в телефон. Руки у меня чуть дрожат – все непривычно, но уже чувствуется какой-то особый, теплый ритм этого места.

Джесси подходит к кофейному аппарату, покупает два кофе и вдруг останавливается, ловит взглядом кого-то за спиной.

– О, а вот и шанс, – шепчет она, и я понимаю, что рядом стоит Каин.

Он молчит, ладонь в кармане, другой рукой держит стакан черного кофе, взгляд прямой, серьезный – в нем улавливается что-то внимательное, не обжигающее, а именно изучающее. Джесси, пританцовывая на месте от удовольствия, решает все сделать за меня.

– Каин, знакомься, это Ева. – Поворачивается ко мне, – Ева, это Каин. Согласна, имя у него какое-то странное, надеюсь у него нет потерянного брата по имени Авель. Второго такого человека я не вытерплю.

Я встречаюсь с ним взглядом и ощущаю волну легкого напряжения: моя неловкость встречается с его ледяным спокойствием. Сердце на мгновение забывает ритм.

Каин смотрит прямо, не отводя глаз, говорит сдержанно, глубоким, немного грубоватым голосом:

– Привет, Ева. Надеюсь, тебе тут понравится.

В его словах нет наигранности, никакой фальши, только простая честность. Я смущенно улыбаюсь, пряча пальцы за стаканом.

– Привет …

Джесси вмешивается, чтобы разбавить немного сдержанную атмосферу:

– Каин у нас чемпион по быстрому бегу и по молчанию, – говорит она шутливо, – но, если что-то случится, будет первым, кто поможет.

Каин чуть качает головой, явно не слишком любит быть в центре внимания, но на мне взгляд задерживает дольше обычного.

– Здесь чужих не держат, – тихо добавляет он, – если что-то нужно – говори.

Я ощущаю, как волнение немного стихает, остается приятное – будто меня только что приняли в невидимый местный круг. Кофе становится чуть вкуснее, атмосфера роднее.

Я стою в буфете, забирая у Джесси вторую чашку кофе и ощущаю, как все внутри вибрирует. Присутствие Каина рядом почти физически ощутимо, кажется, еще чуть-чуть, и его темная тень прикоснется к кончикам моих волос.

Высокий, намного выше многих старшеклассников. Стоя так близко, понимаю: мне примерно до его плеча. Его фигура сразу бросается в глаза – уверенные прямые плечи, легкая походка, даже когда он просто стоит, видно: в нем много силы и внутренней собранности.

Джесси, заигравшись с телефоном, на минуту отходит к друзьям за соседний столик, подмигнув мне:

– Я сейчас, оставайся, потом покажу библиотеку!

Я внезапно остаюсь с Каином наедине. Голова чуть кружится, рядом с ним даже воздух будто становится плотнее, звук голосов вокруг уходит на второй план. Он смотрит на меня мягче, в его серых глазах появляется тепло, которого я не заметила раньше.

Каин слегка улыбается, отводит взгляд в сторону – будто это для него тоже непривычная ситуация:

– Новенькой быть тяжело, да?

Я смущенно киваю, сжимая стакан:

– Немного… Здесь все такое другое. И ты, пожалуй, единственный, кто смотрит прямо. Это… жутко и круто одновременно.

К его губам подбирается легкая улыбка – совсем не насмешливая, а какая-то искренняя, редкая. Он делает глоток кофе и чуть склоняет голову, чтобы видеть меня четче. Теперь ощущаю, что я маленькая, и в то же время защищенная рядом с ним

– Я всегда так. Смотрю, ты не прячешься.

Хочется что-то быстро сказать, чтобы не потеряться в этом внимательном взгляде.

Я тихо отвечаю, с легкой улыбкой:

– Возможно, просто еще не успела испугаться…

Каин вдруг улыбается мягче – так, что на мгновение его лицо кажется совсем открытым, почти лучистым. Он замечает, что я слегка сжала руки, и, чуть наклоняясь, говорит:

– На самом деле почти все боятся не вписаться.

Вдруг раздается громкий смех – это возвращается Джесси.

– Кофе уцелел? Надеюсь, Каин не напугал тебя своим супер-серьезным лицом? – она озорно толкает его в плечо.

Каин чуть усмехается и, неожиданно для себя, говорит мне уже совсем тихо, по секрету:

– Не верь Джесси. Я вполне могу быть обычным.

Звонок на следующий урок, разносившийся по коридорам, звучит тише, чем обычно, когда я вместе с Джесси стою в буфете. Она вдруг замечает расписание на телефоне, хлопает себя по лбу:

– Блин, у меня биология! – хватает рюкзак, машет мне рукой. – Не волнуйся, Каин тебя не потеряет!

В ее улыбке я чувствую что-то многозначительное. Я киваю – и вдруг осознаю, что осталась с Каином вдвоем снова. Немного нервно, немного волнительно. Каин смотрит на меня испытующе, но уже без той сухой отстраненности.

– Экономика у нас вроде вместе, да? – спрашивает он спокойным голосом.

Я киваю, потому что ряд эмоций не дает мне выговорить что-то внятное, уступая место щемящему ощущению, будто этот момент очень важен.

Мы двигаемся по коридору рядом. Я отчетливо ощущаю разницу в росте, он идет неторопливо, уверенно. Я замечаю его спортивную походку, подтянутые руки, легкость в кроссовках. Школа внезапно раскрывается для меня свежими красками.

– Там, – он указывает рукой на массивные стеклянные двери – спортзал. Баскетбол, волейбол… Когда тихо, можно просто побегать по дорожке.

Я ловлю себя на мысли, что иду чуть ближе, чем обычно себе позволяю с другими людьми. Его голос, низкий и спокойный, действует почти успокаивающе – не нужно притворяться уверенной, можно просто слушать.

Мимо проносится группа старшеклассников, кто-то бросает на нас короткие взгляды.

– Ты уже стала местной знаменитостью, – с улыбкой замечает Каин.

Я краснею и в ответ чуть прикусываю губу.

– Не уверена, что к этому можно привыкнуть…

Каин тихо хмыкает, открыто улыбаясь:

– Тут каждый хочет кому-то понравиться. Никто не признается, кроме, пожалуй, Джесси…

На лестнице он пропускает меня вперед:

– Осторожно, тут иногда скользко.

Все вокруг еще кажется новым, но его присутствие рядом возвращает ощущение безопасности. Обычные гулкие коридоры вдруг становятся почти уютными. С ним мне явно проще вписаться, почувствовать себя частью чего-то большего.

Когда мы наконец добираемся до кабинета экономики, я уже чувствую спокойствие. Каин задерживается у двери:

– Если будут проблемы, не тяни – просто скажи. Я, конечно, не отличник, но держусь лучше большинства.

В этот момент на его лице появляется та самая теплая, искренняя улыбка, которая потом будет со мной весь день.

Я захожу в светлый класс экономики, держусь ближе к дверному косяку. Внутри довольно шумно, все рассаживаются по привычке. Я ощущаю, как Каин остается где-то рядом, не дает мне раствориться в потоке лиц.

– Давай сюда, – указывает он на парту у окна, чуть в стороне от основной толпы.

Я сажусь, а он занимает место слева, так что между нашими локтями всего пара сантиметров. Снаружи слышно щелканье каблуков, в классе пахнет кофе и бумажными тетрадями. Преподаватель начинает урок, он говорит о рыночных отношениях, выводя на доске основные принципы спроса и предложения

Я ловлю себя на мысли, что даже формулы тут кажутся какими-то иными – почти как новый язык. Тетрадь у Каина аккуратная, почерк крупный, уверенный.

Он чуть склоняется ко мне:

– Если что-то не поймешь, спрашивай. Я не совсем зануда, просто люблю, когда понятно, – его улыбка получается немного виноватой, возможно, даже смущенной.

Я киваю. Чтобы выглядеть спокойнее, наклоняюсь за ручкой, но случайно затрагиваю его пальцы. Кожа у него теплая, ладонь крепкая, и этот легкий контакт будто электризует воздух между нами.

– Извини… – запинаюсь я, но Каин только качает головой.

– Все нормально.

В течение урока наши руки иногда снова встречаются, когда мы одновременно тянемся к учебнику, который лежит ровно посередине парты. Он не дергает руку, даже чуть сдвигает учебник ближе ко мне, чтобы было удобнее читать вдвоем. Каждый раз, когда локти почти соприкасаются, сердце начинает стучать чуть быстрее.

– Я не знаю… Ответ “Спрос” или “Предложение”?

Каин касается моей руки и тихо советует:

– “Спрос” лучше сюда подойдет… Поверь, ты быстро во всем разберешься. Я помогу.

Я улыбаюсь в ответ широко, не защищаясь от эмоций. Мои пальцы на секунду замирают на обложке его тетради рядом с его. Еще секунда и он убирает руку, чтобы сделать запись, но после этого наши движения становятся как будто гармоничнее. В конце урока я впервые ловлю себя на мысли, что чувствую не только благодарность, но и жадное желание узнать Каина еще чуть лучше.

Перед уходом он поворачивается ко мне:

– Если захочешь погулять после школы – покажу кое-что, что новеньким обычно не показывают. Договорились?

Последний урок я провожу без Джесси и Каина, но вот звенит долгожданный звонок.

На крыльце уже ждет Джесси, на плече у нее яркий рюкзак с какой-то игрушкой-талисманом. Рядом с ней стоит парень, которого я сразу замечаю:

На фоне оживленной толпы он словно излучает особый свет, будто несет в себе остатки летнего солнца в виде непослушных светлых волос – почти льняных, и смотревшихся очень естественно в солнечном свете. Карие глаза встретились с моими – теплые, живые, чуть смеющиеся, будто он не знает огорчений или попросту умеет рассеивать их своими взглядами. К его сиянию добавлялся слегка вздернутый нос, с крупноватым, но каким-то обаятельно-наивным кончиком – черта, которая делала профиль особенным, запоминающимся. Он оказался заметно накаченным, широкоплечим, движения его уверенные, как у спортсмена, и в то же время в них нет ни грамма нарочитой брутальности, скорее теплый, дружелюбный ветер, чем ураган. Челюсть – квадратная, сильная, с той правильной линией, что делают героев фильмов любимыми у публики. Когда он улыбнулся, все сомнения исчезли: улыбка у него детская, ослепительно-открытая, одна из тех, которым невольно отвечаешь своим собственным смехом. Казалось, он способен одним только взглядом или словом разогнать любые предстоящие испытания учебного дня.