Приговор. Связанные прошлым

Мягко улыбаюсь ей и перевожу внимание на гостей, не удивляясь, когда нахожу в толпе знакомых из университета. Взгляд цепляется за парня, разговаривающего со светленькой девушкой в розовом мини-платье. Этот парень – Даниэль Бенедетто и он, разговаривая с блондинкой, смотрит на меня. Высокомерный он, вот что я думаю.

– Эй, я устала тебя ждать, в чем твоя проблема? – недовольный голос подруги, как и она сама появляются рядом со мной, пока я веду «битву взглядов» со старшим Бенедетто, – ку-ку, в чем дело?

Подруга хмыкает, видимо, проследив за моим взглядом, а затем легонько пихает меня в бок.

– Он, не отрываясь, смотрел на меня. Меня это выбесило, и я стала смотреть на него в ответ, – комментирую я, и в момент, когда Николас привлекает внимание брата и тот переводит взгляд, я победно смотрю на подругу.

– Детский сад. Ты ему понравилась, так сказал Николас, – у меня вырывается смешок, – я не умею читать мысли, что смешного?

– Даниэль сказал, что ты понравилась Николасу, – через мгновенье, переварив озвученное, мы как идиотки смеёмся, – это какой-то коллабный способ подката? Мне не нужна симпатия итальянского мажора.

– Забавно, – вытирая выпавшую от смеха слезинку, говорит подруга, – штамп поставила, ладно, но ты что-нибудь узнала? – поджимаю губы и на мгновенье опускаю взгляд.

– Кроме того, что Даниэль знал Адама, ничего, – жму плечами и поворачиваюсь к городу, – я прогнала его, – шепчу, – мне не нравится, это как-то неправильно.

Подруга встает рядом и смотрит туда же куда и я – на город:

– Почему? Он милый.

– Я о том, что мы здесь, – кидаю быстрый взгляд на нее, – точнее, для чего. Что насчет младшего Бенедетто?

Ханна оборачивается и ищет глазами Николаса:

– Он прикольный, думаю, я схожу с ним в кино, – просто говорит она.

Подходим к бару и берем по коктейлю, когда в середину танцпола вывозят огромный торт, на котором стоят две огромные свечи-цифры. Двадцать два. Сегодня Николасу Бенедетто двадцать два года. Именинник поднимает ладони и подходит к торту, прося тишины:

– Друзья, я благодарен каждому, кто присутствует в этом зале, – парень обводит толпу взглядом, на мгновенье останавливается на Ханне и дарит ей ухмылку, – и пусть некоторые узнали меня и мой возраст сегодня, я все равно рад всех вас видеть!

Он мгновение задумчиво смотрит перед собой, а затем задувает, под радостные возгласы толпы, свечи. Торт уносят, а вместе с ним исчезает тишина и музыка снова наполняет пространство, а алкоголь прибавляет блеска глазам молодежи. Мы с Ханной присоединяемся к танцующим и подчиняемся энергичному темпу мелодии. Несколько парней делают нам откровенные намеки, некоторые пытаются прикоснуться, но не более, что удивительно. Запыхавшись, возвращаемся к бару, делая пару глотков прохладного коктейля. Было бы неплохо выпить воды, но мы были бы не мы, если бы сейчас попросили ее у бармена.

– Может, домой? Честно говоря, еще несколько глотков и я не доберусь самостоятельно, – кричу сквозь музыку подруге.

– Согласна, но прежде я найду уборную, – Ханна спрыгивает с барного стула и, касаясь моего предплечья, уходит.

Устало прикрываю глаза и опираюсь подбородком на кисть руки.

– Как тебе вечеринка? – возникает над ухом знакомый голос.

– Супер, – отвечаю появившемуся рядом Даниэлю Бенедетто.

Он усмехается, и у меня чешется язык от желания задать вопрос: «Мажор-итальянец ожидает, когда к нему обратятся через Сеньора?», но я молчу, поскольку не уверена, что, во-первых, выговорю, во-вторых, что вопрос действительно колкий, а не смешной.

– Многозначительно. Итак, Рания, думаю, что ты не просто так здесь, поправь, если я не прав, – продолжаю смотреть в его голубые глаза, на что он хмыкает и качает головой, – занимательно. Полагаю, причина в Адаме?

Хм, наблюдательность и логика мажора, не уступают высокомерию, забавно. Просто киваю, не отрываясь глядя в сапфировые глаза, которые оценивающе пробегаются по мне. Что ж, пусть смотрит. Он открывает мою сумочку и достает мобильный, наблюдаю за его руками и прихожу к выводу, что они у него красивые. Класс, руки красивые, ну вот, я пьяна. Даниэль набирает на моем телефоне номер и достает свой звонящий мобильный, возвращает телефон в мою сумочку и с интересом смотрит на меня.

– Я позвоню тебе, – говорит итальянец и заправляет выпавшую прядь моих волос за ухо, вызывая странное легкое движение в моем животе.

Что он себе позволяет?

Глава 3.

Рания

Просыпаюсь и чувствую ужасную сухость во рту, обхватываю свою огромную голову и тяжело вздыхаю. Кто заставлял меня столько пить? Бреду на кухню и выпиваю несколько стаканов воды. Щелкаю по выключателю чайника и выхожу на прохладный балкон.

Тяжело вздыхаю от появляющихся воспоминаний вчерашнего вечера. Оборачиваюсь и в зеркале гостиной вижу спящую Ханну. Неожиданная мелодия телефона заставляет вздрогнуть и быстро ответить на звонок.

– Приветствую, Рания, это Даниэль, помнишь такого?

– Хм, кажется, слышала о таком. Доброе утро, – прочищаю горло и ставлю чашку на подоконник.

– Действительно доброе? – откровенная усмешка бьет по моим вискам.

– Опустим детали, – хмыкаю, – на самом деле, голова немного болит.

– Это было ожидаемо. Пять? – прищуриваюсь в непонимании, – Да, пять коктейлей за шесть часов, это сильно, – констатирует парень, – ладно, ты права, опустим подробности вчерашнего вечера. Предлагаю встретиться, хм, сегодня в шесть, будет удобно?

Опускаю мобильный и смотрю на время:

– Да, хорошо, в шесть, где мы встретимся?

– Я скину координаты. В таком случае, до встречи, Рания Паркер, – сбрасываю вызов и хмыкая, откладываю телефон.

Сейчас перебираю в голове вчерашний вечер и понимаю, что высокомерия так такого и не было. А как бы я смотрела на не званных, незнакомых людей, которые приперлись на мой праздник? Да, я дура. Но мне все равно не нравится Даниэль, есть в нем что-то, хм, странное. Почему, если Шерил дружит с братьями Бенедетто, она не смогла за столько лет узнать все необходимое? Сложно.

Ханна, потягиваясь, входит на балкон, держа в руках чашку. Перевожу на нее ироничный взгляд и сдерживаю ухмылку: вчера элегантная подруга, сегодня очень даже не в ресурсе, собственно, как и я. Ее серые глаза прищуриваются и опускаются рядом со мной, стесняя меня в гамаке:

– Я жива, – шепчет она и закрывает глаза.

Усмехаюсь и делаю глоток кофе.

– Не помню, как мы попали домой, – добавляет Ханна.

– Как видишь – благополучно, – констатирую я, полностью понимая, о чем думает подруга.

– Ладно, я не в настроении продолжать этот интеллектуальный разговор. Просто помолчим, – предлагает она и сама себе кивает, и я бы посмеялась, но у меня гудит голова.

И все-таки сапфировые глаза возникают перед моими, вытесняя все здравые мысли из моей головы. Что особенного в них? Почему они так цепляются за мое сознание? Может быть, из-за того, что они цвета камня в моем кулоне?

– В шесть я встречаюсь с Даниэлем Бенедетто, – как бы случайно бросаю я, взглянув на часы, округляю глаза, – через два часа, черт! – под прищуренным взглядом подруги, подскакиваю и  вылетаю с балкона, – мы что лежали пять часов? Черт!

Принимаю душ и сушу волосы, одновременно подкрашивая ресницы:

– Все, Хани, я пошла, – кричу и убираю тушь в косметичку.

Приезжаю в указанную точку и, озираясь, вхожу в кафе. Осматриваюсь и опускаю взгляд на часы, рано. Сажусь за столик у окна и безынтересно рассматриваю меню. Остается пять минут, когда в кафе входит вчерашний знакомый, который не успевает скрыть нотку удивления в голубых глазах. Откладываю меню, пытаясь оторвать взгляд от приближающийся мужской фигуры в черном классическом пальто.

– Не думал, что увижу тебя здесь раньше шести, – садясь напротив, произносит Даниэль, – и тем более, уже ждущей меня. Рад тебя видеть, – приподнимаю подбородок, пытаясь скрыть интерес.

– Взаимно. Итак, Даниэль, мне неловко оттого, что ты понял мои намеренья, но так даже лучше, – встречаюсь с голубыми глазами и ловлю себя на мысли, что итальянские черты ему идут.

– Ничего страшного, – снисходительно касаясь своей легкой щетины, отвечает он, – к делу? Много я не знаю, лишь сухие факты: мой отец близкий друг отца Шерил. Итак, мой отец, отец Шерил и твой отец знакомы, – на мгновенье опускаю взгляд, – насколько я знаю, они познакомились в Техасе еще детьми и были друзьями. Не знаю, что случилось потом и как они разъехались, но знаю итог: Рик и Уберто – мой отец, прекратили общение со Эриком, – сухо констатирует парень, – Адам… – ловлю задумчивый взгляд, будто он оценивает меня, – мы учились в одном университете, правда, на разных факультетах, но играли в одной баскетбольной команде, – спокойно объясняет Даниэль, – нас связывала Шерил, которая, как ты понимаешь – моя подруга, так он вошел в нашу компанию. Я знаю, что ни Рику, ни Эрику отношения детей не нравились.

Поджимаю губы и опускаю голову, обдумывая услышанное резюме:

– Эванс и папа… Эрик, – облизываю губы и неуверенно смотрю в голубые глаза, – они связаны с мафией?

Несколько мгновений парень внимательно смотрит мне в глаза, а затем, покачивая головой, опускает взгляд на руки, сложенные в замок.

– Да.

Вздрагиваю, от резкой боли в губе и последующего металлического привкуса на языке:

– Уже второй раз за несколько дней задаю один и тот же вопрос: почему ты рассказал мне это?

Почему я узнаю гадости о своем отце, не прилагая усилий? Почему я так просто узнаю, что мой отец связан с мафией? Почему я хочу чувствовать фальшь и ищу ее?

– Во-первых, Адам был близким человеком для Шерил, которая мне как сестра, во-вторых, в этом нет никакой тайны, в-третьих, – ловлю многозначительный взгляд, – у меня теперь есть твой номер.

Поджимаю губы и хмыкаю:

– А почему ты не рассказал этого Шерил?

– Шерил не спрашивала, но думаю, что она все это просто знала или предполагала, – жмет плечами Даниэль.

Зажмуриваюсь и нервно облизываю губы:

– По-твоему, мой брат мертв? – выпаливаю и задерживаю дыхание.

Мгновение длится вечность, и я уже жалею о заданном вопросе. Я не хочу знать ответа, не хочу знать правду. Пожалуйста, можно отмотать время назад?!

– Я думал об этом, но, – он приподнимает подбородок, – я привык опираться на факты: я не видел Адама живым и не видел мертвым.

Опускаю голову и, наконец, получаю порцию заветного кислорода.

– Спасибо, – с благодарностью смотрю в сапфировые глаза, изучающие мои карие.

От неловкости первая отвожу взгляд и слышу смешок, заставляющий вернуть внимание к собеседнику:

– Вчера ты была смелее.

– Вчера во мне был алкоголь.

– Тебе заказать коктейль?

Поджимаю губы и перевожу взгляд на улицу:

– Я лучше пойду, спасибо, что нашел для меня время, –  быстро улыбаюсь и выскакиваю из-за столика.

Направляюсь к выходу, когда чье-то касание у предплечья останавливает меня, и я теряюсь. Сглатываю, когда перевожу взгляд на мужскую кисть, держащую меня. Зажмуриваюсь, борясь с подступающим комом в горле, неосознанно подгибаю колени и вжимаю шею в плечи, от пронзительного взгляда карих жестоких глаз.

Боль распространяется в предплечье и меня отшвыривает в стену. Удар. Колени подкашиваются, и я в ужасе открываю глаза:

– Не надо… пожалуйста… 

Он хватает меня за волосы и бьет головой о каменную стену. Боль распространяется по телу, голова жужжит, и я слышу лишь бесконечный гул. Меня снова тянут за волосы, и мое лицо теперь находится ниже лица моего отца. Мое мокрое от слез, которые я не могу контролировать.

– Хватит ныть, – отец отпускает мои волосы, и я быстро вытираю слезы.

Опускаю голову и сжимаю ладони в кулаки, ногтями до боли впиваясь в кожу. Пульсация из головы распространяется по всему телу.

– Ты соврала, – жесткий голос отца эхом разлетается по комнате.

Я подделала отметку в отчете об успеваемости за седьмой класс. По английскому языку мне поставили «удовлетворительно», и я, испугавшись наказания отца, исправила ее на «хорошо». Чтобы не быть наказанной, мне нужно иметь по всем предметам, кроме одного «отлично», по одному предмету папа разрешил иметь «хорошо». Так сложилось, что с английским у меня совсем не выходит, ненавижу грамматику, ненавижу этот предмет, ненавижу!

– Прости, пожалуйста, – бубню я, сильнее вдавливая ногти в ладони.

Слышу приближающиеся шаги. Страх. Страх наполняет каждую клеточку моего тела. Пульсация не угасает, а ужас, застывший в моих глазах, заставит любого вздрогнуть. Надежды нет, Адам на тренировке, а мама на работе. Я вижу ноги отца. Он остановился и чего-то ждет, я не понимаю.

– Я больше так не буду, – эта фраза кажется фальшивой, она настолько приелась, что потеряла всякий смысл.

Отец хватает меня за щеку и сильно сжимает ее большим и указательным пальцем, медленно крутя. Это очень больно и унизительно, с губ срывается стон.

– Конечно, не будешь,– подтверждает он.

– Рания? – знакомый голос вырывает меня из пелены прошлого, неуверенно открываю глаза и нервно озираюсь по сторонам.

Я все еще в кафе, и передо мной стоит Даниэль Бенедетто с поднятыми руками. Паника, завладевшая моим сознанием, движет мной, заставляя закусить губу и сделать шаг назад. Взгляд мечется по помещению, судорожно ища его… Теряюсь и расфокусировано смотрю в прорывающиеся в мою душу, голубые глаза. Никогда. Никто не узнает, что в моей душе нет живых мест.

– Мне пора, – шепчу и выбегаю из кафе.

Горло дерет от бьющего по нему холодного воздуха. Останавливаюсь и пытаюсь восстановить дыхание. Осторожно отступающее от меня ненавистное чувство, уступает путь непониманию… Я в Центральном парке… Убираю выпавшие пряди за уши и ладонями провожу по влажной коже лица, делая шаг вперед, который гулом отзывается в моих ногах.

Шум города и бегущие за мной тени обещают укрытие. В суете и бесконечном шуме я нахожу свое убежище. Никому нет до меня дела, дела до человека с нестабильной психикой, и я нахожу в этом спасение. Мне не нужно внимание, беспокойство и тем более жалость, мне не нужна помощь – все это было нужно девочке-подростку, когда она в свой день рождения потеряла единственного человека, которому была важна. Та девочка еще не успела предать себя… Я не она.

Шелест деревьев взывает к безжалостной погоде, моля о тепле, также как я о скорейшем конце, неважно каком, важно скорее. Слегка дрожащие пальцы касаются лица, закрывая свет от стоящего в нескольких метрах фонаря. Слезы подступают, и я сдаюсь, я принимаю их, и в ответ они дарят мне тепло, разливающиеся по холодным бледным щекам.

– Как же мне не хватает тебя, Адам, – дрожащим голосом шепчу, и обреченные слезы с новой силой продолжают стекать вниз, в бездну горя.

Прохладный воздух обволакивает меня, и я поднимаю голову к мертвому небу. В нем нет ничего живого, оно безжалостно. Небо всегда знает правду, но стойко хранит врата истины от желающих ворваться, понять, найти покой.

Замечаю движение человека, приближающегося ко мне, и нервно вытираю дорожки от слез.

– Прости, но я не мог не пойти следом, – на мгновенье закрываю глаза и снова встречаюсь с ночной пеленой.

Чувствую на себе взгляд и теряюсь, мне не нравится эта ситуация и все, что я могу – это игнорировать… Попытаться спрятать истину, подобно небесам.

– Я не хотел тебя напугать, – борюсь с желаниями оправдаться и сбежать.

– Нет, – запинаюсь, пытаясь подобрать слова, – ты не напугал меня, – максимально убедительно говорю я, но, видимо, мои старания напрасны, потому что Даниэль только еле заметно кивает, будто соглашаясь со своими выводами.

– Ладно.

Поджимаю губы и киваю, благодаря за сомнительное согласие, хотя мы оба прекрасно понимаем, что я нелепо солгала. Да и плевать. Замечаю задумчивый взгляд парня, направленный на мою щеку, и неосознанно прикрываю ее ладонью, пряча несуществующий синяк. Задумчивость в голубых глазах сменяется заинтересованностью, и я сглатываю от осознания:

– Призраки прошлого, – зачем-то комментирую и убираю руку.

– Незнакомому человеку рассказать легче, обычный разговор может стать исповедью, которая сотрет часть очертаний этих призраков, – Даниэль с уверенностью смотрит мне в глаза, подбирая дальнейшие слова, – одиночество под пеленой страха – ужасно и болезненно, а в конечном счете можно проиграть.

– В каком учебнике прочитал? – голос выдает намек на иронию, которая, безусловно, улавливается всем Центральным парком.

– Психология, пятый класс. Это лишь констатация факта, решать тебе, – просто отвечает он.

Тут нечего объяснять – я слабая, вот и вся истина. Уверена, что у каждого человека есть своя боль, но они продолжают жить, а я подчиняюсь ей, она владеет мной, а не я ей…

– У меня бывают панические атаки, – усмехаюсь тому, как это прозвучало и поджимаю губы, – мои родители находят все эти психологические штуки смешными и не воспринимают их всерьез, поэтому я сама назвала такие моменты паническими атаками. Не знаю, действительно это они или нет, мне все равно, – безразлично пожимаю плечами и складываю руки в замок, – никто не знает о них, даже Ханна, мне было стыдно рассказать ей об этом, знал только… Адам, – встречаюсь с внимательным взглядом Даниэля, – я старалась их избегать, эм… Просто старалась не создавать для них предпосылок, то есть ни с кем не дружила, и, конечно, брат, он всегда был рядом. Я никогда ему не жаловалась, он просто всегда был рядом. Он всегда был рядом, – закрываю глаза, – был рядом… сейчас его нет.

Теплая рука ложится на мои, сжатые в кулак, ладони, и я неуверенно смотрю в сапфировые глаза, в которых отражается мой силуэт.

– Из-за чего они?

Ожидаемый вопрос, заданный голосом, плохо скрывающим напряжение.

– Кого, – поправляю.

Даниэль на мгновение замирает, и я вижу, как на его лице заиграли желваки. Он ошибается, чтобы он сейчас не подумал, уверена, он не прав.

– Из-за меня, – констатирую и замечаю еле заметное движение его бровей.

– Что ты имеешь в виду?

Поджимаю губы и еле заметно улыбаюсь, все так просто, так кристально чисто, что кажется таким до глупого смешным… Собираюсь ответить, но меня останавливает вибрирующий в кармане мобильный. Натягиваю улыбку и отвечаю на звонок Ханны:

– Да?

– Рани, у тебя все в порядке? Мне нужно уйти, Николас уже ждет меня, дверь закрыла, – выдыхая, говорит подруга.

– Да, все хорошо, увидимся завтра, – сбрасываю вызов и поворачиваюсь к задумчивой мужской фигуре.

– Спасибо, что выслушал, – встречаюсь с небесным взглядом и мягко киваю, – мне пора, – поднимаюсь и на мгновенье оборачиваюсь, сердце пропускает удар от неожиданности, когда я оказываюсь в миллиметрах от Даниэля, – и я должна поблагодарить за то, что нашел время и рассказал все, что знал… Спасибо.

Аромат лосьона после бритья окутывает и согревает меня, и я отталкиваю его, неловко отступая.

– Нет проблем, я обожаю слушать, – Даниэль на мгновенье отводит взгляд, – я вообще отличный слушатель, – констатирует он, и я улыбаюсь.

Я искренне улыбаюсь… Улыбаюсь практически незнакомому человеку, который почему-то поговорил со мной, выслушал… Неожиданно для себя и него, обнимаю его, и Даниэль спустя мгновенье обнимает меня в ответ. Смущенно отстраняюсь и дарю больше себе, чем ему, улыбку.

Глава 4.

Даниэль

Я всматриваюсь в удаляющуюся фигуру странной девушки… Ладони сами сжимаются в кулаки, и мне бы сейчас в зал, чтобы выпустить гнев… Откуда он возник?

            Провожу ладонью по лицу и иду к машине. Вчера на вечеринке, девчонка сразу привлекла мое внимание. Все началось с моей подруги Шерил, которая, как обычно, выкинула неожиданное: привела на день рождения моего брата двух, совершенно незнакомых нам, девушек. И все бы ничего, но эти девушки сразу завладели не только моим вниманием, но и вниманием Николаса. Нелепое чувство юмора, только подожгло интерес. Обычно окружающие осторожны с нами, действительно подбирают слова, но эти дамы пришли на тусовку к людям, которых не знают, и подбирали слова исключительно для того, чтобы пошутить. Сами пошутили, сами посмеялись – это вызвало странную реакцию у нас с братом. Шерил странно поглядывала на девушек, хотя, если говорить откровенно, Шерил в принципе сделала то, что делала только однажды – привела незнакомок, как однажды привела Адама. Когда я поймал себя на этой мысли,  смотрел в знакомые глаза, которые принадлежали незнакомой высокой девушке. Я пытался вспомнить, откуда знаю эти глаза, и не заметил, что уже пару минут не отрывал взгляд от нее, кажется ее имя – Рания. Я перевел взгляд на брата, который с интересом рассматривал вторую девушку – Ханну, видимо, в тот момент он тоже этого не осознавал.

– Шерил, ты не перестаешь удивлять, – черт, брат сейчас высказал мои мысли.

Снова вглядываюсь в шоколадные глаза, вижу, что ей неловко, но не могу ничего с собой сделать. Взгляд незнакомки устремляется на Ника, который как идиот рассматривает Ханну, хотя собственно, чем я сейчас отличаюсь от него?

Шерил заполняет паузу, озвучивая возраст моего брата. Мне смешно, черт, девушки, которых притащила наша подруга, действительно не знали нас – ситуация абсурдна, и еще эти глаза, откуда же я их знаю?

– Ты кажешься мне знакомой, Рания, верно?

Девушка встречается со мной взглядом, в котором промелькнул страх? Я бы сейчас рассмеялся. Что задумала Шерил? Что происходит?

– Позволишь узнать твою фамилию? – не отрывая глаз от бездонных карих напротив, спрашиваю я.

            Черт, еще мгновение и я начну злиться, кто она? Она что не знает, что на мои вопросы нужно отвечать сразу? Рания не спешит с ответом и смотрит на Шерил, что меня снова сбивает с толку. Как же я благодарен отцу, за железные нервы, предавшиеся мне. И казалось бы, сейчас я получу ответ на свой вопрос, но народ решает иначе, когда начинает выкрикивать имя моего брата и наша любимая Шерил поддерживает решение публики, когда уводит девушек. Что за игру задумала наша подруга? Перевожу взгляд на брата, который жмет плечами и, поднимая бокал, направляется к толпе.

            Закрываю глаза и перевожу дыхание. Я никогда не относил себя к избалованным детям, которые, благодаря имени отца, получают то, что хотят, но я – Даниэль Бенедетто, мои вопросы никогда не остаются без ответа. Дела, которые я веду – всегда доведены до конца, и не может быть иначе. И я задумываюсь об этом сейчас, когда на мой вопрос не ответила незнакомка с шоколадными глазами. Шерил. Сумасшедшая девушка, она с самого детства такая, однажды мы с родителями отдыхали в Хэмптоне, и она вместе с Ником притащила в дом ежа. Узнали мы об этом ночью, когда по особняку разнесся вопль, все сбежались на него и обнаружили домработницу, лежащую на полу с окровавленной ступней. Оказалось, что Шерил и Ник нашли его в лесу и им стало его жалко, именно поэтому они решили поселить ежа с нами. Так вот, полпятого утра, домработница направлялась на кухню и наступила на этого бедного ежа, тапочки не защитили ее ступню. Помню, что Шерил ругала женщину. Вдуматься, избалованная девочка девяти лет ругала домработницу, за то, что та причинила боль ежу. Абсурд. Так вот, Шерил – королева абсурда.

Осматриваю холл, в поисках Рании, но нахожу только Ханну, которая болтает с моим братом. Иду мимо толпы к коридору с панорамными окнами и, наконец, нахожу кареглазую незнакомку. Девушка рассматривает панораму города, когда я подхожу ближе и облокачиваюсь на раму, так, чтобы видеть ее профиль:

– Итак, безумная толпа отвлекла тебя, от дачи ответа, Рания. Назовешь свою фамилию или предпочтешь оставить ее тайной?

Честно говоря, вот это «или» меня не устраивает, однако девушка прерывает мою мысль, когда усмехнувшись, называет свою фамилию:

– Паркер, мое имя – Рания Паркер, предполагаю, что ты был знаком с моим братом, – она запинается и, прикрывая глаза, заканчивает, – Адамом Паркером.

Что? Рания Паркер? Паркер. Она сестра пропавшего парня Шерил. Как я сразу не понял? Теперь все встает на свои места.

– Верно, я знал Адама, – подтверждаю и отвожу от нее взгляд, мне нужно переварить информацию, – твоя подруга понравилась моему брату, – перевожу тему разговора, чтобы взять небольшой тайм-аут и подумать, о том, что, черт возьми, здесь происходит.

Прикрываю глаза и тру переносицу. Выходит, Шерил привела сестру Адама Паркера, который пропал пару лет назад. Она никогда не спрашивала у нас с Ником, что мы знаем об этом, полагаю, Шерил с помощью Рании Паркер хочет вытянуть из меня информацию, занимательно, но зачем? Я бы рассказал ей все, если бы она спросила. Выходит, она до сих пор не смирилась…

Ко мне подходит блондинка с каре и что-то говорит о каком-то мероприятии. Сара – дочь сенатора, отец намекал, что  отношения с ней были бы удачным вариантом. Тени танцующих людей скользят по стенам, а динамичная музыка наполняет пространство, приглушая вопли. Сара, не затыкаясь, пытается что-то мне донести, параллельно бросая откровенные взгляды, но я поглощен девушкой в другом конце холла. Мы смотрим друг другу в глаза и это в миллион раз занимательней разговора с дочкой сенатора.