Приговор. Связанные прошлым

– Куда направляешься?

– На первое в моей жизни настоящее свидание, прикинь, – он садится в кресло и ухмыляется, – кто бы мог подумать…

– У вас все серьезно? – взяв бокал с виски, сажусь напротив.

– Да, – Ник сжимает губы, как делает это всегда, когда говорит о чем-то серьезном, – ее характер – просто огонь, как она выставила нас за дверь! Нас никогда в жизни ниоткуда не выставляли, а она сделала это, и мне это даже понравилось. Брат, меня так еще никто не интриговал, как она, – он усмехается сказанному и смотрит на часы, – что насчет тебя? Уверен, что младшая Паркер тебя зацепила.

– В ней что-то есть, – констатирую я, – но слишком много стекла по дороге к ней, а она еще и бьет новое…

Смех брата вырывает меня из мыслей, бросаю на него строгий взгляд и выпиваю виски.

– Попробуй перепрыгнуть, – советует брат, поднимаясь.

– Не хочу повторения.

Брат замирает и на мгновенье опускает голову:

– И что теперь не жить в принципе? Я не буду врать себе и отказываться от того, что предлагает жизнь, – не поворачиваясь, серьезно говорит Николас, – но тебя, понимаю. В любом случае, я всегда буду рядом.

Опустошаю еще один бокал виски и упираюсь рукой в стену. Моя душа противоречит голове, чего никогда не было прежде. Касаюсь переносицы, борясь с густым потоком мыслей.

Писк лифта, оповещающий о том, что кто-то, знающий код, сейчас войдет, привлекает мое внимание, но я не поворачиваюсь. Код знают только свои.

– Дэн, ты здесь?

– Здесь, – одними губами отвечаю и направляюсь к дивану.

Большие черные ботинки тактично касаются кафеля, легинсы такого же цвета обтягивают стройные ноги девушки, теряясь под серым худи, которое, в свою очередь, покрыто любимой кожаной курткой Шерил. Двигаю через стол стакан с виски и беру свой в руки.

– Дэн? – подруга садится напротив и невозмутимо смотрит на янтарную жидкость.

– Отец вызвал меня в офис. Там был Рик, – Шерил скидывает куртку и переводит на меня изумрудный взгляд, – они интересовались младшей Паркер, точнее, спросили, что связывает меня с ней.

– Так быстро…

– Я не упоминал тебя, но сказал часть правды. Не знал, говорили они с тобой или нет, – наблюдаю за тем, как она опрокидывает в себя виски, – сказал, что мы познакомились на вечеринке Ника.

Девушка улыбается и качает головой, скептически изгибая бровь:

– Отец ничего мне не сказал, Дэн, – скулы играют, на ее лице, – ни слова… Черт, как мне это надоело… Прости, что втянула тебя в это…

Отвожу взгляд и качаю головой, наливая виски в пустые бокалы.

– Рания упоминала, что за нами могли следить, но я была осторожна, прежде чем встретиться, всегда осматривалась, – шепчет Шерил, – ничего не понимаю. Я, конечно, допускаю, что кто-то с вечеринки мог поделился с родителями, или нас увидели знакомые, но это слишком просто было бы объяснить, предпочитаю рассматривать более сложные варианты.

«Из всех вариантов, прежде всего, рассматривай наихудший», – слова отца врезаются в мои мысли и я отстраненно опускаю взгляд.

– Я спросил отца, почему она его интересует, но он не ответил, – тяжело вздыхаю и сжимаю бокал, – если вдруг что-то случится, обязательно сообщи мне. И я думаю, что сейчас нужно взять тайм-аут, понаблюдать. Мне не нравится происходящее.

– Ты прав, завтра свяжусь с Ранией и поговорю с ней.

– В принципе, у меня сложилось впечатление, что именно Рика беспокоила эта тема, – добавляю и снова опрокидываю виски, тепло от которого обволакивает горло и грудь.

Шерил поднимается и хватается за голову, потирая виски и потерянно смотря перед собой.

– Так, ладно, с этим разберемся. Что происходит с тобой? – опираясь руками о спинку дивана, спрашивает меня подруга.

– Не могу ответить на твой вопрос.

– Меня это пугает. Дэн, – Шерил садится рядом и касается моего плеча, – это из-за Рании?

Встречаюсь с зелеными глазами девушки, блестящими от света торшера.

– Не думаю, – качаю головой, – все сложно.

– По поводу мероприятия…

– Шерил, все в силе, – перебиваю и уверенно смотрю на нее.

– Спасибо, – она легонько целует меня в щеку и встает, – мне пора, Дэн, если что я на связи.

Слепо смотрю на ночной Нью-Йорк, который не устает от шума и жизни. Небо затянуто тучами, предупреждающими мегаполис о возможной дождливой погоде. Шоколадные глаза преследуют меня всюду, исчезая в секунду, когда сквозь туман сна прорывается обеспокоенный женский голос. Поднимаюсь с постели и тру переносицу.

– Рания никогда так себя не вела…

Спускаюсь по отполированным ступеням, когда из-за угла вылетает Ханна, следом за которой идет сонный Николас.

– Даниэль, привет, мне очень нужна ваша помощь, – громко выпаливает девушка.

Указываю рукой на кресло и поворачиваюсь к брату:

– Сколько времени?

– Семь, брат, – пожав плечами отвечает Ник и идет за Ханной.

Опускаюсь на диван и провожу рукой по волосам, пытаясь сосредоточиться.

– Даниэль, Николас, мне очень нужна ваша помощь, – натянутая как струна, девушка серьезно смотрит на нас, – я не могу найти Ранию и у меня плохое предчувствие.

– Что произошло? – спрашиваю я.

– Вчера вечером, она прислала мне сообщение, – девушка передает мне свой телефон, и я, нахмурившись, читаю.

– Что странного в словах: «я возьму пару выходных, мне нужно все обдумать»? – возвращаю телефон и поворачиваюсь к брату, который тоже ничего не понимает.

– Я понимаю, что со стороны, это не выглядит странным, но Рания, – Ханна откидывает голову и тяжело вздыхает, как будто боясь сорваться на нас, – она никогда, так не делала прежде. Утром я набрала ее, и она сказала, что решила вернуться в Лос-Анджелес, – девушка подскакивает и начинает расхаживать по холлу, – это безумно странно, она мечтала оттуда уехать…

«А я не для того оттуда бежала, чтобы теперь вернуться», – в голове вспыхивают слова, сказанные Ранией.

– Она сказала, что не хочет злить родителей, влезать в неприятности, и, – Ханна замирает, – что Адама она этим не вернет. Когда я спросила, где она, она положила трубку. Я уверена, что что-то случилось. И я не знаю, кого еще можно попросить о помощи.

– Помнишь, мы смотрели ее местоположение в Локаторе, когда нашли ее без сознания? – спрашивает Николас, удивляя меня своей утреней находчивостью.

– Точно, боже, вот я идиотка, – Ханна подбегает к креслу и хватает телефон, – она…

Встречаюсь с удивленным взглядом девушки и подхожу, чтобы понять в чем дело.

– Ничего не понимаю, – шепчет Ханна, – она дома. Ладно, простите, пожалуйста, за беспокойство, я совсем перестала думать, – бубня, она направляется к выходу.

– Я тебя подвезу.

Глава 8.

Рания

Чувство тревоги появляется в груди, заставляя меня замереть.

– Все в порядке? – поднимаю взгляд на Даниэля и слабо киваю, закрывая дверь.

Прижимаюсь к холодному металлу и рукой тру шею. Воздух бьет по сухим губам, в момент, когда я делаю глубокий вдох, направляясь к софе. Звенящая тишина не помогает расслабиться, и я сползаю на мягкую обивку. Закрываю глаза и вслушиваюсь в собственное дыхание.

Вдох и я улыбаюсь. Мне настолько плохо, что уже все равно. Громкий стук в дверь разносится по тесному пространству, заставляя, дернутся от неожиданности. Все правильно. Тревога – моя верная подруга, она никогда не подводит меня. Встаю и опускаю взгляд. Щелчок. Тишина, сдерживающая все попытки звуков прорваться в мое сознание. Страха нет, поскольку я знаю наизусть все, что сейчас будет. Я сама, добровольно расписалась в наказании. Поднимаю взгляд и встречаюсь со знакомыми глазами. Они такие же, как у меня и брата, одинаковые. Одни и те же. Но только в глазах человека напротив есть жестокость и неиссякаемая жажда боли.

Отец хватает меня за волосы и тащит за собой, чувствую боль натяжения и морщусь. Почему внутри меня такая пустота? Почему мне не страшно, когда отец швыряет меня на пол, словно я вещь? Почему мне больно только физически, когда папа бьет меня ногой в ребро? Почему больше не болит душа? Почему?!

Он что-то говорит, но я ничего не слышу, кроме звона в ушах. Жуткая боль разрезает мой живот, и я борюсь с темнотой в глазах, чтобы увидеть, что со мной происходит. Новый удар и все плывет, искажается. Вижу, словно в замедленной съемке, как туфля отца врезается в мой живот, и новая волна боли заставляет меня свернуться эмбрионом, позволяя лишь редкие порции кислорода. Металлический привкус противно отпечатывается на моем языке, закрепляя эту секунду в памяти. Слезы боли застилают глаза, и с губ срывается стон. Я не могу и не хочу дышать. Удары, следующие один за другим, превращают мое тело в пульсирующий кусок плоти. Меня снова тянут за волосы, поворачивая лицо к гримасе отвращения отца. Пытаюсь приподняться, чтобы уменьшить натяжение, но ничего не выходит, тело больше не подчиняется мне. Отец приподнимает уголок губ и хмыкает:

– Когда же ты начнешь слушать старших, сука, – с отвращением выплевывает он, и через мгновенье пощечина наотмашь заставляет меня отлететь на пол.

Холодный мрамор встречается с разгоряченной кожей, так мало и так много… Вкус крови обжигает мой язык, объединяясь с судорожной пульсацией всего тела. Почему такие минуты длятся вечно?