Камни жизни. В поисках силы

– Теперь послушай моего совета, мой муж.

Элария вошла в кабинет к мужу, закрыв за собой тяжелую дверь с тихим, но окончательным щелчком.

– Конечно, – Тимур вздохнул с облегчением, в котором смешались усталость и надежда. Он откинулся в кресле, проводя рукой по лицу. – Твои советы всегда были мудрыми и верными. Говори.

Она подошла к столу, её пальцы легли на краешек карты Горкейлии, точно на пульс больного государства.

– Все они предлагали тебе удары, – начала она, и её голос был тихим, но каждое слово падало с весом свинца. – Шен – удар молота. Кракс – удавку изоляции. Килон… его удар самый опасный, ибо бьет по живой плоти семьи.

Тимур нахмурился, но кивнул, заставляя себя слушать.

– Тогда что же делать? Бездействовать?

– Нет. Нужно сделать ход, которого от тебя не ждут. – Её глаза встретились с его взглядом, и в них горел холодный, ясный огонь стратега. – Все они думают о войне с Юланколией. Ориан думает о войне с нами. Ты должен начать думать о другом.

Неожиданно, без стука и скрипа двери, в кабинет вошел Станислав. Он возник как призрак, пропахший дымом и холодной сталью.

– Ты звала, Элария? – его голос прозвучал ровно, монотонно, без единой эмоциональной ноты, будто спрашивал о погоде.

Тимур сглотнул, ощущая, как под этим пронзительным, лишённым тепла взглядом его недавняя решимость тает, как утренний туман под жарким солнцем.

Стас молча ждал, его глаза медленно перешли с Тимура на Эларию, словно оценивая расстановку сил в комнате.

Элария, не дрогнув, выдержала его взгляд. Она видела, как Тимур теряет почву под ногами, и взяла инициативу на себя.

– Нам нужен твой взгляд на ситуацию, Станислав, – сказала она, её голос был спокоен и твёрд, как скала. – И твоё участие. Но не как слепого исполнителя. Как стратега.

Станислав медленно, почти незаметно, наклонил голову. Это не было согласием. Это был знак, что он слушает. В воздухе повисло напряжение, в котором смешались страх, надежда и холодная, безжалостная реальность в лице младшего принца. Исход всего их дерзкого плана висел на волоске, и зависел он от того, сочтет ли это оружие их замысел достойным своего лезвия.

– Принцы, – начала она, её голос был спокоен и ясен, как горный ручей. – Я попросила об этой встрече, чтобы мы могли сообща обсудить то, что я увидела и услышала за последние полгода. – Она повернулась к мужу. – Тимур, ты выразил своё беспокойство: Ринат знает тебя как раскрытую книгу. Скажи мне, что он о тебе не знает?

Тимур горько усмехнулся, разводя руками в жесте бессилия.

– Такого нет, Элария. Он изучал меня годами, как учёный изучает редкое насекомое. Он знает все мои слабости, все триггеры, все шаблоны мышления.

– Принц Станислав, а что думаешь ты? О чем плохо знает Ринат? – Элария перевела свой взгляд на младшего брата.

Тот даже не моргнул, его лицо оставалось невозмутимой маской.

– Он не знает меня. Мы не пересекались одиннадцать лет. Он имеет смутное, отрывочное представление о том, чему меня учили. И абсолютно нулевое – о том, на что я действительно способен.

– Именно так, – кивнула Элария. – Это и станет его первой и главной неожиданностью. Его слепым пятном. Он готовился сражаться с Тимуром, наследником. Он не готов сражаться с тобой, Станислав. Оружием, о котором он знает лишь по слухам.

Она сделала шаг к столу, её пальцы легли на карту, лежавшую между ними.

– Теперь о втором, – продолжила она, не теряя темпа. – Король Лимар был одержим идеей найти Камни Жизни. Станислав, есть ли у тебя какие-либо намёки, зацепки по этому поводу?

Стас медленно кивнул, его ледяной взгляд стал чуть более сосредоточенным, словно он обращался внутрь себя, к хранящимся там знаниям, запертым за семью печатями дисциплины.

– В Шан-Оки мне был предоставлен доступ к закрытым архивам и устным преданиям. Я изучал этот вопрос. У меня есть список потенциальных мест в пределах Юланколии и в наших землях. Я оценил каждое по степени вероятности, основываясь на перекрестных ссылках в манускриптах и логике древних маршрутов.

Тимур невольно подался вперёд, дыхание перехватило от внезапной, ослепительной надежды, но Элария мягким, но твёрдым жестом остановила его.

– Это невероятно ценно, – сказала она, сохраняя деловой тон, будто речь шла о поставках зерна, а не о мифических артефактах. – Ты делился этими сведениями с кем-либо? С отцом? С Шеном?

– Нет, – ответил Станислав без тени сомнения или колебания. – Знания, добытые в Шан-Оки, принадлежат только тем, кто прошёл эту школу и выжил, чтобы нести их. Мои товарищи, Каэл, Рорк, Фенрир, интересовались тактикой, силой, искусством убивать. Не древними легендами. Они могут догадываться, но не знать наверняка.

– Так и продолжай хранить молчание, – быстро, почти с жадностью, выпалил Тимур, чувствуя, как в его руках наконец-то оказывается реальный козырь. – Это наше ключевое преимущество. Наше тайное оружие.

– Теперь давайте разберём предложение Кракса, – Элария вернулась к мысленной карте своих рассуждений, ее пальцы бесшумно постукивали по столу. – Он настаивает на полном запрете внешней торговли. Тимур, смоделируй последствия. Что это будет означать на практике?

– Юланколия – наш главный источник зерна, особенно после неурожая в западных провинциях, – тут же откликнулся Тимур, его ум, привыкший к управлению, быстро просчитывал риски. – Полное эмбарго ударит по нам же, причём мгновенно. Цены взлетят до небес, через пару лет в приграничных деревнях начнётся настоящий голод. Голодные бунты, дезертирство солдат, чьи семьи останутся без хлеба.

– Именно этого мы допустить не можем, – твёрдо заявила Элария. – Солдат не будет сражаться за трон, который обрекает его детей на голодную смерть. Однако мы не будем и открыто отказываться от инициативы Кракса. Его указ о закрытии границ будет подписан и обнародован с максимальным размахом.

Она сделала паузу, давая братьям осознать весь парадокс и всю дерзость этого плана.

– Следовательно, нам нужен человек. Тень. Кто-то, кто сможет наладить нелегальные, абсолютно незаметные поставки самого необходимого, минуя все официальные каналы, которые неизбежно окажутся под пристальным взором Кракса и его людей. Кто-то абсолютно вне системы, кого никто не знает в лицо и чьё имя ничего не значит при дворе. Станислав? – её вопрошающий взгляд был направлен на него. – Есть ли в твоём арсенале такой человек?

Тот почти незаметно кивнул, в его холодных глазах мелькнуло что-то, отдалённо напоминающее одобрение или интерес к сложной задаче.

– Фенрир, – произнёс он коротко. – Ловкий, как тень, хитрый, как лис. В Шан-Оки он мог украсть последнюю лепёшку из-под носа у самого Шена и раздобыть информацию там, где её, по логике вещей, быть не могло. Он не состоит ни на какой официальной службе, у него нет семьи, нет связей, которые можно было бы использовать против него. Для двора, для советников – он призрак. Его не существует.

– Отлично! – Тимур не сдержал низкого, одобрительного возгласа, впервые за этот бесконечный день почувствовав, что инициатива начинает переходить в их руки. – Это именно тот, кто нам нужен. Фенрир получит золото из личной казны, все необходимые полномочия и будет подчиняться только нам троим. Его задача – создать невидимую, разветвлённую сеть поставок, которая не даст нашим людям умереть с голоду, пока Кракс будет тешить себя иллюзией тотального контроля.

– Ты сможешь найти его и договориться? Дисциплина Шан-Оки, эта железная связь между вами… она всё ещё действует?

– Действует, – без тени сомнения ответил Стас. – Он явится по первому зову. И не задаст ни единого лишнего вопроса. Выполнит приказ и исчезнет.

– Теперь обратимся к плану Килона, – продолжила Элария, не теряя темпа. – Он предлагает поставить во главе армии тебя, Станислав. Это самый ожидаемый, предсказуемый ход. Весь двор годами слышал, как король Лимар твердил о создании нового меча для Горкейлии. Но мы не можем позволить себе нанести публичное, унизительное оскорбление Шену. Если его просто отстранить, поставив над ним его же ученика, он увидит в тебе не главнокомандующего, а мальчишку, получившего власть лишь по праву крови. Его ярость будет направлена не на врага, а на нас, и она будет слепой и разрушительной.

– Как же нам выйти из этого положения? – спросил Тимур, вновь ощущая тяжесть дилеммы. – Мы должны выполнить совет Килона и не спровоцировать бунт Шена.

– Нам нужен не указ, а тщательно спланированный спектакль, – сказала Элария, и в ее глазах зажегся огонь холодного, расчетливого творчества. – Ответь, Станислав, как много людей при дворе и в армии знают тебя в лицо? Не по слухам, не по описаниям, а видели собственными глазами?

– Ничтожно мало, – без раздумий ответил Стас. – По прямому приказу отца я всегда оставался в тени, мои появления были редки и целенаправленны. Для всех, кроме узкого круга, я – миф.

– Это именно то, что нам нужно, – на губах Эларии появилась та самая тонкая, почти невидимая улыбка, которая появлялась у неё, когда она находила выход из казалось бы безвыходной ситуации. – Сам Килон не видел тебя больше десяти лет. Большинство генералов и все советники – тоже. Следовательно, нам нужен сильный, харизматичный, темноволосый воин, способный сыграть роль. Шен, увидев его, мгновенно поймёт, что это обманный манёвр, а не реальное смещение. Он воспримет это не как угрозу своей власти, а как военную хитрость, необходимость для введения врага в заблуждение. Но абсолютно никто другой, особенно шпионы Ориана и Рината, не усомнится в подлинности этого «принца». Все, от посла до последнего солдата, будут верить в этот спектакль.

Она посмотрела на Станислава, и в её взгляде был вызов.

– Каэл, – произнес Стас. – Высокий, жилистый, с волосами цвета воронова крыла и глазами, острыми как стрела. Он умеет молчать и наблюдать часами. А когда этого требует ситуация – говорить и действовать так, чтобы ему безоговорочно верили. Он – идеальная тень.

– Значит, выбор пал на него, – заключила Элария. – Тимур, ты публично, с максимальной помпой, назначаешь «принца Станислава» новым главнокомандующим. Шен получает свой «почётный» пост советника, но в приватной, доверительной беседе с ним мы раскрываем карты. Он поймёт, что Каэл – это его шанс продолжать реально управлять армией из-за кулис, без оглядки на придворный этикет и интриги. А настоящий Станислав, – она посмотрела на младшего брата, – получит то, что нам нужно больше всего на свете – полную свободу действий. Он сможет действовать там, где его меньше всего ждут, под чужим именем, под любым необходимым прикрытием, в то время как все взоры будут прикованы к его блестящему двойнику.

Тимур медленно кивал, мысленно примеряя этот головокружительный, многоуровневый план, видя его изящество и опасность. Он смотрел на жену с новым, глубочайшим восхищением.

Элария повернулась к Станиславу.

– На самом деле, параллельно с этим шумом, этой мишурой, в путь отправится один-единственный человек. Тот, у кого есть единственная подлинная карта. Тот, кто знает, где искать на самом деле.

– Я готов, – пожал плечами Стас, как если бы речь шла о прогулке в соседний лес.

– Но есть одна загвоздка, – задумалась Элария, её брови слегка сдвинулись. – Одинокий темноволосый мужчина в Юланколии, где почти всё население светловолосое… Ты будешь как ворон в стае голубей. Ты будешь привлекать ненужное, смертельно опасное внимание с первого же шага. Тебе нужно правдоподобное прикрытие. Спутник. Женщина. Легенда о муже и жене, простых жителях приграничья, бегущих от ужасов войны.

– Нет, – голос Тимура прозвучал резко, бескомпромиссно и громко, нарушая почтительную тишину покоев. Он сделал шаг вперёд, его лицо стало суровым, а в глазах загорелся огонь непримиримого запрета. – Ты никуда не пойдёшь, Элария. Ты – принцесса. Будущая королева Горкейлии и мать наследника престола. Я не позволю тебе рисковать своей жизнью в самом логове врага. Это безумие. Я запрещаю это. Категорически.

– Но… – Элария попыталась возразить, её ум уже выстраивал логические цепочки, доказывающие необходимость её участия, но сердце мужа, переполненное страхом за неё, было непреклонно. – Тимур, у нас больше нет никого, кому можно было бы доверить эту роль! Ни одной женщины, которая обладала бы необходимой выдержкой, умом и знанием ситуации!

– Это не обсуждается, – окончательно, железным тоном заявил Тимур. – Ты остаёшься здесь. В безопасности. Это моё последнее слово.

В этот момент, разрезая напряжённую паузу, повисшую между супругами, неожиданно вмешался Станислав.

– А если это будут не муж и жена, – произнёс он, его ледяной взгляд переключился с Тимура на Эларию, – а брат и сестра?

Он сделал небольшую, многозначительную паузу, давая им обдумать эту перемену легенды. Новая схема обретала форму в его сознании с той же скоростью, с какой он оценивал поле боя.

– У меня есть одна… девушка, – продолжил он, и это слово прозвучало из его уст странно и непривычно. – Она идеально подходит для этой роли. Юланколийка. Светловолосая. Зеленоглазая. Она уже находится под моей защитой.

Тимур и Элария переглянулись. В воздухе повис немой вопрос. Они оба понимали, что Станислав не стал бы просто так брать под опеку какую-то случайную девушку.

В кабинете воцарилась тишина, нарушаемая лишь треском поленьев в камине. Грандиозный план Эларии обрёл свою завершающую, самую неожиданную и, возможно, самую важную деталь.

***

Мэри приснился сон, выбивающийся из привычной канвы. Ее видения обычно были просты и приземлены, как сама жизнь в деревне: грибная поляна, скрытая за буреломом, аромат будущей похлебки, доносящийся из печи, крики ребятишек, зовущих купаться. Но этот был иным.

Во сне был Стас. Неясный, будто сотканный из дыма и лунного света, он стоял в абсолютной темноте. Но его голос прозвучал с такой отчетливостью, что, казалось, отозвался не в ушах, а в самой кости.

– Ты мне нужна. Конюшня.

Мэри проснулась. В горенке было тихо, пахло сушеными травами и теплом печки. Рэна мирно посапывала на своей кровати. Призыв был услышан.

Она бесшумно сползла с постели, устроилась на мягких овечьих шкурах у самого тепла, скрестила ноги и закрыла глаза. Внутри всё стихло. Мысленно она вызвала в памяти образ королевской конюшни: прохладный воздух, густо пропахший потом лошадей, душистым сеном и вощеной кожей сбруи; высокие стойла из темного дерева; тот счастливый трепет, что пробежал по ее спине, когда она впервые прикоснулась к бархатной морде могучего жеребца.

Её сознание сорвалось с привязи и помчалось сквозь спящее королевство, стремглав преодолевая мили, пока не влилось в знакомый прохладный полумрак. Стас был там. Он стоял, прислонившись плечом к грубой древесине стойла.

Мэри сделала усилие, сконцентрировав всю свою волю в одной точке – точке здесь и сейчас. Воздух перед ним заколебался, затрепетал, как раскаленный над огнем. И через мгновение ее фигура проявилась – полупрозрачная, отливающая легким сиянием, словно сотканная из лунного света.

Стас не дрогнул. Лишь чуть сузил глаза, с холодным, почти профессиональным интересом оглядев ее астральную проекцию с ног до головы, изучая новый, незнакомый инструмент, который предстояло освоить.

– Неплохой дар у тебя, – тихо выдохнул он, и в его ровном голосе прозвучала редкая, скупная нота одобрения, которую она заслужила.

– Не огнём кидаться, но тоже ничего, – хихикнула Мэри. В её прозрачных глазах вспыхнул озорной огонёк.

– Через два дня я приду, и мы отправимся в дорогу. Будь готова. Пока ни слова Рэне.

– Хорошо, – кивнула ее бесплотная фигура. – Идём искать Камни Жизни?

Стас на мгновение замер, и на его каменном лице мелькнуло что-то вроде искреннего, неподдельного изумления. Он аж приоткрыл рот, чтобы что-то сказать, но лишь покачал головой и тихо, сдавленно буркнул, больше себе под нос, с нотой почти что уважительного раздражения:

– Вот же ж… Всегда всё знаешь…

Лунный призрак улыбнулся и растворился в воздухе, оставив в конюшне лишь лёгкий запах полевых цветов и твёрдое, кивающее в темноте обещание.

Он явился не в сумерки, а в самую глухую полночь. Он не стал раздеваться, не сделал ни шага к очагу, оставаясь тёмным и мокрым пятном на пороге.

– Собирайся. В дорогу, – его голос был сдавленным и хриплым.

– Да куда же?! – вырвалось у Рэны, и собственный голос показался ей чужим, тонким и надтреснутым, как высохшая травинка. – В такую погибель! Да она же за ночь замерзнет, дитя малое!

– Долг, – одно слово, отрубленное, как кусок льда. Его лицо в озарении пламени казалось высеченным из гранита – ни тени сомнения, только жестокая, неумолимая необходимость, перед которой меркли все человеческие чувства.

– Она мне как дочь! – всхлипнула Рэна, и предательские, горячие слезы, которых она стыдилась всю жизнь, покатились по её морщинам, заливаясь в прожитые годы. – Не забирай её, Стасик, молю тебя!

Мэри уже стояла наготове, её худенькая фигурка казалась еще хрупче в поношенном плащике, но взгляд был твёрдым и ясным.

– Не печалься, – голос девочки был тих, но абсолютно ясен, перекрывая вой метели. – Это правда. Мне пора.

– Да что ты несешь! – почти закричала Рэна, отчаянно цепляясь за нормальность, за разум, за теплый свет очага. – Останься!

Внезапно Станислав сделал шаг. Но не для гнева. Он обнял ее за плечи, грубо и по-сыновьи неловко прижавшись щекой к ее седым, истонченным годами волосам. От этого внезапного проявления нежности, первой за долгие-долгие годы, у нее внутри всё оборвалось и перехватило дыхание.

– Помнишь сказку? – прошептал он, и его голос потерял стальную оправу, став глухим и усталым, каким она слышала его лишь в глубоком детстве, после особенно тяжелого дня. – Ту, что у очага, про Антлантов? Как поспорили они и послали свои дары в мир? Горкейл – мальчику дар Огня…

Рэна замерла, и старое сердце ее сжалось, предчувствуя страшный конец. Она закончила за него, и слова вышли шепотом, полным суеверного ужаса и горького прозрения:

– …а девочке из Юланколии – Дар пророчества. Чтобы встретились они, когда придёт время.

– Вот и всё, – тихо сказал Стас, отстраняясь. И в его глазах, мелькнувших в отсвете пламени, она увидела не своего мальчика, а орудие. Проводника древней воли, что сильнее любви и сильнее смерти. – Нам надо идти. Исполнить то, для чего нас выбрали. Чтобы остановить то, что грядёт.

И всё внутри нее оборвалось. Спорить было бессмысленно. Это было больше их всех. Больше королей, войн и человеческих жизней. Она перестала сопротивляться. Молча, на автомате, движимая древним инстинктом кормилицы, она собрала узелок – лепешки, сало, горбушку хлеба. Руки дрожали, но делали свое дело, совершая последний, отчаянный ритуал заботы.

Она стояла на пороге, не чувствуя ледяного ветра, впивающегося в кости, и смотрела в черную пелену, поглотившую две темные, безразмерно маленькие на фоне вселенской ночи, фигуры. Дверь закрылась с тихим, но окончательным щелчком, и Рэна поняла, что только что захлопнулась не просто дверь ее дома. Захлопнулась её жизнь – тихая, простая, наполненная запахом хлеба и тишиной, в которой было место для смеха и сказок.

Осталось только пустое место у очага, давившее на сердце тяжелее камня, и тихая, бессильная молитва, обращенная к безжалостным небесам, чтобы страшная сказка, рассказанная когда-то у огня, не потребовала в жертву её детей.

Глава 2. 992 год. Юланколия

Ринат купался в лучах своего нового счастья, как ночная бабочка, опьяненная губительным пламенем. Каждый вдох в его покоях – их покоях! – был густой смесью сандала, шафрана и пыли с древних свитков, и этот воздух казался ему слаще любого горкейлийского ветра.

Он, принц-изгой, предатель в глазах отца и братьев, нашел не просто убежище. Он обрел новую вселенную, где его ценили не за силу кулака, а за силу ума. И в центре этой вселенной, холодной и прекрасной, как далекая звезда, сияла она. Княгиня Мила. Его жена.

Эта мысль все еще казалась ему чудом, научной аномалией, которую он не мог до конца объяснить, но с радостью принимал как аксиому. Его двадцать три года, прожитые в тени насмешек, в пыльных библиотеках и в тщетных попытках заслужить взгляд одобрения отца, теперь виделись ему лишь долгим и скучным прологом. И вот теперь начиналась настоящая книга его жизни. Книга, которую писала она – женщина, чья красота была отточена, как клинок, а мудрость отдавала горьковатым привкусом настоящей власти.

Он любил ее. Безумно, с восторгом юноши, впервые прикоснувшегося к запретному плоду, и с благоговейной преданностью адепта, нашедшего, наконец, свою богиню.

Именно она, Мила, стала его щитом и мечом, когда гроза отцовского гнева наконец грянула. Он помнил ледяной ужас, сковавший его при мысли, что Лимар узнал о его тайных свиданиях с «вражеской княгиней». Но Мила не дала ему сломаться. Она встретила известие не упреком, а холодной, расчетливой яростью, которая показалась Ринату проявлением высшей заботы.

И потому, когда она вернулась из похода не победоносной правительницей, а с потухшим взором и тенью страдания, его сердце сжалось от боли – не за сожженные деревни, а за нее. Он видел, как ее пальцы, обычно изящные и спокойные, впивались в кубок с вином. Она шептала ему, срываясь на хриплый, надорванный голос, о вероломном нападении горкейлийских варваров на мирную деревню Белопустыню. О спаленных заживо детях, чьи крики до сих пор стояли у нее в ушах. О растоптанных полях, которые кормили ее верных подданных.

И Ринат, пылая праведным гневом, яростно кивал. В тот момент он не просто верил ей – он ненавидел сам факт своего происхождения. Он проклинал коварную кровь Лимара, что текла в его жилах, и клялся, опираясь на груды привезенных свитков, что его знания, его ум – все это теперь без остатка принадлежит Юланколии и ей, его спасительнице. Он поможет ей восстановить справедливость. Он искупит грех своего рождения.

Он и помыслить не мог, что деревня была атакована по её же приказу. Его ум, заточенный под кристальную логику формул и манускриптов, отказывался обрабатывать данные, не сходившиеся в идеальную систему. Он не видел, что войско Горкейлии не нападало, а отражало внезапное вторжение. И уж конечно, он, брезгливо отшатывавшийся от грубой силы, не мог предположить, что молниеносный и тотальный контрудар нанёс его собственный младший брат, Станислав. Тот, кого он втайне оплакивал как навсегда сгинувшего в ледяном аду Шан-Оки, досрочно вернулся – и вернулся не человеком, а орудием возмездия, порождённым их общим отцом.

Правду он узнавал частями, по крупицам, как яд, подмешанный в его любимое сладкое вино. Сначала – обрывки фраз придворных. Потом – насмешливые, слишком пристальные взгляды офицеров. Наконец – мелькнувшая в кабинете Ориана карта, где стрелки наступления, вопреки всем её рассказам, были направлены не от Горкейлии, а к ней.

Он чувствовал, как под ногами трещит и оседает почва его идеального мира. Каждый такой осколок правды впивался в сознание, как заноза.

«Ложь, – твердил он себе, заставляя ум, способный разгадывать сложнейшие шифры, отказаться от самой простой разгадки. – Провокация. Попытка очернить ту, что дала мне всё».

Она не могла обмануть. Не могла использовать его доверие, его разорванную на части душу. Она любила его. Она сказала «да».

Ринат сидел в богато убранной библиотеке Ориана, пытаясь вчитаться в выцветшие строки трактата о свойствах ядовитых побегов. Но буквы расплывались перед глазами. Он чувствовал себя ценной пешкой. Уникальной, разукрашенной драгоценными камнями, бережно хранимой в бархатной шкатулке, но – пешкой. В игре, правила которой он не знал, а ставки в которой измерялись не теориями, а тысячами жизней.

Дверь в библиотеку отворилась с тихим, натужным скрипом, словно нехотя впуская непрошеного гостя. Мерным, шаркающим шагом вошел старый придворный алхимик Кассиан. Он молча, с глухим стуком, бросил на отполированный до зеркального блеска дубовый стол несколько потрепанных пергаментов.

– Вот рукописи, которые вы требовали, ваша светлость, – его голос прозвучал сухо и холодно. – Трактаты о женском здоровье времен третьей династии. Бесполезный хлам, если хотите мое мнение. Суеверия и бред знахарок.

Ринат даже не взглянул на старика. Его пальцы, белые от напряжения, нервно перебирали страницы собственного дневника, испещренного формулами, которые были ему понятнее, чем выражения лиц при дворе.

– Благодарю, – тихо, почти машинально, отрезал он, продолжая делать пометки на полях тонким пером.

Алхимик не уходил. Он стоял, тяжело дыша, наполняя воздух запахом старых книг и горьких трав, и наконец не выдержал, нарушив тишину:

– Король Ориан ожидает результатов от ваших исследований. Не от этих… женских болезней. Его величество интересуют Камни Жизни. Может, будет больше толку, если вы перестанете копаться в грязи и присоединитесь к нашим алхимикам? У нас есть доступ к ресурсам.