Редактор. Закулисье успеха и революция в книжном мире

Три недели спустя Джудит сидела в обшарпанном вестибюле отеля «Лено» (Hôtel Lenox) в доме № 9 на улице Университе, где она жила, с тех пор как Сара уплыла в Нью-Йорк. После того как она потеряла сумочку, родители отправили ей денег на то время, пока она не получит новый паспорт. «Дражайшие мои, – начиналось письмо Джудит домой, – уверена, вы уже догадывались о том, какой вопрос давно меня занимает – стоит ли мне остаться здесь на весь год?»[200] Медленная работа посольства дала ей время на раздумья. Что, если потеря паспорта и обратного билета были не случайностью, но зна́ком? «Возможно, это дело рук провидения, – писала Джудит, – и мне было суждено остаться».

Джудит поспевала за Пьером, который широкими шагами ходил между рыночных палаток. Он заехал за ней в шесть утра: им нужно было попасть на рынок, до того как все лучшие продукты раскупят. Джудит завороженно наблюдала за тем, как Пьер нажимает пальцем на бок рыбы. Он объяснил, что если бок расправится, то ça va bien, а если на нем останется вмятина, то рыба несвежая. Пьер выбрал несколько фунтов rascasse, grondin, dorade, turbot и merlan, – усмехнулся Пьер, – это только для супа». Затем они купили еще не освежеванных кроликов, висящих на крюках, и зелень – чабер, лук-шалот, фенхель и лук-порей, которые до сих пор были для Джудит в новинку. Они готовились к дебютному ужину организованного экспромтом клуба, в котором Джудит должна была выполнять роль су-шефа. Его запланировали спонтанно, под действием необузданной вседозволенности и фантазии, которые вызывал в молодежи послевоенный Париж. Но Джудит все еще точно не знала, что войдет в меню.[201][202], и каждую рыбину аккуратно упаковали в газеты. «Основным блюдом на ужин будет рыба?» – спросила Джудит. «Non, non, non[203]

Все началось ранее тем летом, когда Джудит столкнулась со своим знакомым из Нью-Йорка, Полом Чэпином, в офисе «Американ Экспресс» (American Express) на улице Скриб, популярном месте встречи среди молодых американцев за границей. Джудит и Пол познакомились в предыдущем году, когда тот стажировался в «Даблдее» во время каникул в Бард-колледже (Bard College). Он, как и Джудит, приехал в Париж отдыхать и решил остаться и отучиться третий курс в Сорбонне. Он пригласил ее на обед, а затем, не насытившись Джудит, на ужин в квартиру своей тети, где он жил.[204]

Тетей Пола была Маргерит Каэтани (в девичестве Чэпин), княгиня Бассиано и герцогиня Сермонеты[205]. Она родилась в обеспеченной семье из Коннектикута и в юном возрасте потеряла сначала мать, а затем и отца. В молодости она приехала в Париж изучать оперу и вышла замуж за итальянского аристократа. Каэтани купили роскошную квартиру в доме № 4 на улице дю Сирк и часто принимали у себя художников и писателей. Однако княгиня была не только покровительницей искусств, но и издательницей. В 1948 году она основала авангардный литературный журнал «Темные мастерские» (Botteghe oscure), в котором публиковались работы таких авторов, как Эдвард Эстлинг Каммингс, Марианна Мур, Мальро и Сартр. К тому моменту, как в их квартире обосновался Пол, Каэтани переехали в замок князя в его родной Италии. Их парижская квартира пустовала, не считая одной комнаты, которую княгиня сдавала ведущему затворнический образ жизни художнику-модернисту Бальтюсу.[206]

На хорошо оборудованной французской кухне Каэтани Пол приготовил для Джудит спагетти. Ей это показалось милым, но дилетантским и несуразным жестом. На стропилах сверкало столько изумительных медных кухонных принадлежностей, а он всего лишь сварил ей макароны. Ни этот ужин, ни сам Пол не могли сравниться с Пьером и его cuisine française. Однако Джудит стала часто ужинать у Пола, который приглашал к себе разные компании. Иногда она применяла полученные от Пьера знания на практике и сама готовила.[207]

Джудит нравилось общаться с Полом, но он не интересовал ее в романтическом плане так, как она его. Однако после того, как она потеряла сумочку, Пол сделал ей предложение, от которого она не смогла отказаться, – переехать к нему и не платить аренду.

Прежде чем принять решение, Джудит написала домой по поводу «мальчика из Барда» и его идеи о сожительстве[208]. В доме № 4 на улице дю Сирк часто собиралась отличная компания друзей, объясняла Джудит, и «обычно меня приглашают в качестве повара. Вчера, например, я приготовила вполне утонченный ужин». «Но самое главное – это то, что я здесь потрясающе счастлива, – продолжала она. – Почему-то меня ничто не тянет в Нью-Йорк. [Там] так суматошно и очень легко потеряться. Здесь же все гораздо проще, люди меньше стесняются, и можно выстроить себя как личность. И я правда обожаю французов – они умеют так прекрасно жить». Она написала, что начала искать работу и «если ничего не выйдет», то, возможно, откроет там «небольшой ресторанчик».

«Личность», «ресторанчик», «повар»! Филлис пришла в ужас. Они с Монти отправили Джудит телеграмму, в которой просили дочь немедленно вернуться. Она ответила, но адресовала письмо только Монти, надеясь на его сочувствие. «Я закинула столько удочек, что просто не могу потерпеть неудачу. Я не умру от голода, поскольку всегда могу подать документы в посольство – в этом меня убедили, – писала она. – Возможно, я рискую и окажусь не в таком приятном положении, как в “Даблдее”, но рисковать необходимо, ведь у этого столько преимуществ. В любом случае я отважная девушка. Не волнуйся. Очень тебя люблю»[209]. В субботу, 2 октября, Джудит собрала вещи и перевезла их с левого берега Сены на правый, в дом № 4 на улице дю Сирк.

Джудит с легкостью привыкла к новому месту и взялась за поиски работы. С августа она выполняла разные поручения для Людвига Бемельманса, автора и иллюстратора «Мадлен» (Madeline), а также по нескольку дней помогала разным писателям и издателям[210]. Платили немного, но Джудит считала, что подобные связи очень помогут ее «престижу». Она даже позвонила в офис журнала Vogue, надеясь, что сможет попробовать себя в качестве модели. Ей не нужно было зарабатывать много, ведь с жильем она уже разобралась.

Идея основать «Кружок на улице дю Сирк» (Cercle Rue du Cirque) зародилась в шутку[211]. Джудит и Пол считали, что не используют весь потенциал квартиры Каэтани. В ней было «столько комнат, такая большая кухня, гостиная с такими высокими потолками и изящным дизайном, что нам было жалко не закатывать в ней настоящие вечеринки», – впоследствии писала Джудит. Они с Полом подумали, что смогут заработать себе на пропитание, кормя других людей – превратив квартиру в нечто вроде гибрида между рестораном и салоном. Подобная деятельность на дому была запрещена, но ни Джудит, ни Пола не смущали юридические ограничения. У них уже было помещение и достаточно денег, чтобы покрыть траты на еду. Им нужен был лишь повар, и Джудит прекрасно знала, кого попросить. Поэтому утром в среду, 6 октября, она спорила с Пьером, который выбрал бутылку дорогого бургундского вина, но не для того, чтобы его пить, а чтобы мариновать в нем мясо на ужин. Джудит надеялась, что мартини будут хорошо продаваться. Им с Полом пришлось бы поднять цену на напитки, если они хотели выйти в ноль.

Вернувшись в квартиру, Пьер дал Джудит и Полу инструкции, какие продукты почистить и нарезать, и ушел на работу. Пока гора овощей росла, Джудит все больше волновалась. Но Пьер, как и обещал, вернулся в обеденный перерыв, повязал фартук и принялся за работу. Он мастерски разделал кроликов и поставил на плиту огромный котел с водой и приправами, чтобы отварить рыбу. Когда та была готова, Пьер показал своим ученикам, как протереть ее через тканевое сито. Затем шеф-повар снова ушел, предоставив доделывать ужин своим подмастерьям.

Пол целый день расставлял в салоне столики и тренировался носить поднос, а Джудит держала фронт на кухне. У нее болели пальцы от того, что она резала по-французски стручковую фасоль, и ныли руки, по локоть облепленные рыбной мякотью. Джудит не ожидала такого объема работы, но ее подбадривали восторг от обучения и чувственность труда. Ее разрумянившиеся от усилий щеки были усеяны кусочками трав, и она веселилась на славу. Она не чувствовала того недовольства, которое испытывала, выращивая и перерабатывая продукты на ферме в Беннингтоне. На той парижской кухне она вся светилась.[212]

Пьер вернулся с работы, туго завязал на талии фартук и принялся доделывать блюда, ингредиенты для которых весь день готовили Джудит и Пол. Когда в семь часов позвонили в дверь, дом № 4 на улице дю Сирк был залит огнем свечей. Пол побежал встречать первых гостей: американскую певицу, которая выступала в отеле «Л’Эглон» (Hôtel L’Aiglon), и пятерых ее подруг, работавших над планом Маршалла. Вернувшиеся в Париж Джон и Джейн Гантер заняли столик у камина. Вскоре Джудит услышала звяканье бокалов с мартини и раскаты смеха. Прибыли еще гости, а затем еще.

Стрелки часов стремились к десяти, когда Пол наконец вынес подносы с супом. Пока Пьер заканчивал готовить кролика, Джудит выскользнула в коридор, заглянула в столовую и услышала восторженные похвалы их трапезе. Приободрившись, она вернулась на кухню и стала взбивать яичные желтки, марсалу и сахар для сабайона, а Пьер ушел в салон с коктейлем в руке.[213]

Спустя несколько часов Джудит наконец вышла встретить своих гостей, которые попивали вино и курили. Джон Гантер, задремавший, пока Джейн обсуждала с Пьером политику, открыл глаза и спросил у Джудит: «Когда ты откроешь свой ресторан в Нью-Йорке?»

Ночью Джудит и Пол рухнули на свои постели, махнув рукой на горы грязной посуды. На следующее утро они проснулись от телефонного звонка. «Наши новоиспеченные завсегдатаи, – писала впоследствии Джудит, – уже пытались забронировать столик на вечер».

Джудит распределила все столики и занялась своими делами. Но когда вечером она позвонила Пьеру, чтобы рассказать о том, как гости требовали их на бис, и обсудить потенциальное меню, он сказал, что уезжает из города по работе. Джудит это не смутило. «Tant pis, – сказала она впоследствии о том, как они с Полом лишились своего шеф-повара. – Значит, готовить предстояло мне».[214]

Певица из «Л’Эглона» вернулась, но на этот раз со свитой обожателей, для которых, как писала Джудит, «тысяча франков за ужин – это гроши»[215]. Женщины, работавшие над планом Маршалла, тоже пришли, как и шотландский кузен Пола. Джудит выбрала амбициозное меню: «На закуску лобстер, краб, белая рыба в густом теплом соусе с отварными яйцами и креветками в панцирях по каемке блюда. Затем курица в соусе из сливок, грибов и вина, вкусная стручковая фасоль, салат из сердцевин артишоков, а на десерт – замечательное открытие, которое мы с Полом сделали, когда у нас в кладовке ничего особо не было, – яблоки и раздавленный темный виноград, сваренные с сахаром, лимоном и ромом до образования пенки»[216]. Впоследствии она признала, что коктейльный час пришлось растянуть – на кухне она узнала, что продавец, у которого она заказала птицу, ослышался и прислал ей кур для варки, а не для жарки. Более жестким птицам пришлось на час дольше готовиться в сливках. После ужина Джудит подала глинтвейн, который приготовила с помощью раскаленной кочерги. Благодаря своим инстинктам, смелости и упорству Джудит удался тот ужин. На следующий день она написала домой, окрыленно посвящая родных во все подробности. «Я знаю, что вы отправили меня в дорогой колледж не для того, чтобы я стала поварихой. Но вы должны понимать – здесь, во Франции, готовка не считается чем-то унизительным. Здесь это искусство»[217].

Кружок в доме № 4 на улице дю Сирк просуществовал недолго: княгиня узнала о том, что происходит в ее квартире, и тут же выдворила оттуда Джудит, Бальтюса и даже своего племянника. 7 декабря Джудит нехотя вернулась в отель «Лено», решив найти работу и остаться в Париже. На следующий день после тщетных визитов к знакомым Гантера изможденная и поверженная Джудит вернулась в вестибюль отеля. У стойки администратора разговаривала по телефону какая-то женщина. «Алло? Это журнал Weekend?» – спрашивала она[218]. В конце списка, который Джон Гантер дал Джудит на прошлой неделе, было имя Дика Джонса из журнала Weekend, но ей не удалось разыскать его адрес или номер телефона. Услышав название журнала, она подошла поближе к женщине, которая говорила что-то об отделе оформления. Затем, как раз когда мадемуазель собиралась закончить разговор, Джудит сказала: «Pardonnez-moi» – и выхватила у нее трубку. Лишь позднее Джудит задумалась о своей наглости. «Я сама удивилась, но когда чего-то очень хочешь, то действуешь», – сказала она мне.[219]

На другом конце провода оказался Стерлинг Лорд, шеф-редактор Weekend. «У вас работает мистер Джонс?» – спросила Джудит. «Да, он наш редактор и издатель», – ответил Лорд. Джудит объяснила свою ситуацию, пытаясь не выказывать отчаяния. Лорд признался, что журналу не хватает рабочих рук: выпускать еженедельник – задача непростая[220]. Он решил, что парням не помешает помощь с секретарскими обязанностями и попросил Джудит прийти в офис на следующий же день.

4

Джудит услышала, как шумят сотрудники, еще до того, как вошла в помещение. Мужчины толпились вокруг заваленных бумагами столов, изучали фотографии и тексты и обсуждали макет следующего выпуска журнала – 32 страницы статей, написанных для американских военных и англоговорящих европейцев. Они сняли пиджаки и ослабили галстуки. В воздухе клубился сигаретный дым, затуманивающий обложки и развороты, висевшие на стенах.

Той осенью Weekend, глянцевый потомок американской военной газеты Stars and Stripes, произвел сенсацию, напечатав статью «Жив ли Гитлер?» с фотографией фюрера на обложке[221]. Немецкие власти еще не сняли запрет на изображение Гитлера в местных публикациях, поэтому появление Weekend в немецких киосках – немцы впервые с Дня Победы увидели лицо Гитлера – вызвало ажиотаж. Тот выпуск раскупили за один день.[222]

Летом 1948 года штаб Weekend переехал из Франкфурта в Париж: после денежной реформы в Германии печать и дистрибуция стали гораздо более доступными во Франции. Когда Джудит пришла в офис на собеседование, в нем еще не разобрали горы коробок, возвышавшиеся вдоль стен, а с потолка свисали голые лампочки[223]. Взволнованная Джудит стояла у двери дома № 416 на улице Сент-Оноре, прижимая к груди номер «Силоса», литературного журнала Беннингтона, который она редактировала. Она никогда не работала в редакции серьезного журнала, однако была готова убедить редакторов в том, что сможет им пригодиться.[224]

Стерлинг Лорд поприветствовал Джудит и провел ее в небольшой кабинет, в котором представил редактору Ричарду Эвану Джонсу по прозвищу Дик. Это был статный, широкоплечий мужчина крепкого телосложения с темными волосами и пронзительным взглядом голубых глаз. Он пожал Джудит руку и предложил ей сесть.

Она протянула Дику «Силос» и принялась молча ждать, пока он листал страницы. Впоследствии она сказала мне, что с удивлением увидела, как внимательно он его читает. Она нервно смотрела на стену. За столом Дика были прикреплены кнопками фотографии двух девочек. Дик отвлекся, поднял взгляд, ухмыльнулся и спросил: «Вы ведь умеете печатать?» Джудит помешкала: на самом деле она не умела, во всяком случае не быстро и не качественно, и она не умела печатать под диктовку. Но ей очень нужна была работа. «Да, конечно», – с легкостью солгала она. Дик захлопнул журнал и велел ей для начала прийти в пятницу, на следующий день, в девять утра[225]. Он сказал, что работы у них хватает.

Когда на следующее утро Джудит прибыла в Weekend, его сотрудники уже склонились над своими столами, зажав в зубах сигареты и яростно барабаня по клавишам печатных машинок. Дик не спеша представил девушку серьезным молодым людям в офисе. Там собрались выдающиеся таланты: журналисты Энди Руни и брат Дика, Расс Джонс, а также фотографы Ганс Губман и Тони Ваккаро. Дик объяснил Джудит устройство журнала и многочисленные задания, которые ей предстояло выполнять. В нем была неподдельная теплота, которая вызывала в Джудит желание угождать ему. Она думала о нем тем вечером, гуляя с Пьером, и на следующий день за обедом с Полом, после того как провела утро в офисе: в Weekend все работали по субботам[226]. Воскресенье тянулось бесконечно долго – Джудит не терпелось снова быть рядом с Диком Джонсом.

В понедельник утром Дик установил у себя в кабинете небольшой стол для Джудит. Она совершала телефонные звонки и занималась корректурой рекламных постеров, пытаясь не показывать своих никудышных навыков печатания. «Я ждала, пока он уйдет, чтобы исправить ошибки и начать заново», – смеясь, рассказывала мне Джудит. В тот день Дик пригласил ее на обед[227].

В небольшом бистро в переулке он заказал вино. Они просмотрели меню, и Дик спросил у официанта о boudin blanc. Тот описал блюдо как колбаски, начиненные сливками и черными трюфелями, которые обычно готовят на Рождество. Дик заказал порцию на двоих. «, который интересуется едой! Да еще и находит всякие ресторанчики и задает вопросы на ломаном французском», – рассказывала мне Джудит. Она была впечатлена.[228] Мужчина

Дик оказался разговорчив. За обедом он рассказал Джудит о своем детстве в семье сотрудников газет из среднего класса в Миннесоте[229]. Оба его родителя работали. Его отец Льюис был замкнутым и серьезным. Его мать Элизабет в детстве переболела полиомиелитом, но не позволяла этому замедлять ее темп. Она была бесконечно трудолюбивой, как в редакции, так и дома. Газеты были для Джонсов не просто работой, но стилем жизни. Дик рос под беспрестанные требования графика еженедельных публикаций. Он гонялся за историями, продавал рекламу и занимался набором текстов. Он также доставлял газеты, даже в лютые зимние морозы Миннесоты. По вечерам каждый четверг Дик и его младшие братья и сестра работали допоздна, чтобы сдать в печать свежий выпуск.

Дик поведал Джудит, что, когда в 1929 году произошел биржевой крах, он потерял свои скудные сбережения, а с ними – и надежду на учебу в колледже. Поэтому он занялся тем, что знал лучше всего. «Он был прирожденным журналистом и обожал задавать вопросы», – говорила мне Джудит. Но для Дика пытливость была не только профессиональным навыком. Джудит быстро осознала, что, лишившись с трудом заработанных денег, он «был намерен выучиться самостоятельно». Дик учился на практике и стремился трудиться в два раза больше, чтобы проявить себя. Джудит его открытость, любознательность и практический подход к работе казались необычайно искренними и очаровательными. «Я и без того не любила, когда кто-то заострял внимание на социальном классе, – призналась она мне. – А он так никогда не делал».

Дик рассказал Джудит о том, как они с братьями служили в армии во время войны. Самолет его брата Мака сбили в ходе битвы, и он погиб. Дик также рассказал о своей жене Барбаре и их дочерях Памеле и Бронвин. Пока семья жила в Германии, Барбара закрутила роман с коллегой мужа, Джоном Шарником. Она бросила Дика и увезла девочек обратно в Штаты. Джудит поняла, что на фотографиях в кабинете были дочери Дика и Барбары. По его лицу она видела, что их отсутствие причиняет ему боль. Пока они разговаривали и ели, в мире не было никого, кроме них. Вскоре Джудит влюбилась.

Отношения Дика и Джудит развивались быстро. Она поняла, что с Пьером «их разделяла целая пропасть». Его внимание никогда не было посвящено ей одной. «У него всегда было по три женщины на примете, – сказала она мне. – Иногда он звонил им, когда я находилась у него в квартире». Джудит была необходима преданность. «Я хотела найти хорошего мужчину, которого бы я по-настоящему любила и уважала». Все это она нашла в Дике.

Как она писала Саре Мур, он был «любопытным человеком. У него такой большой врожденный интеллект, превосходно ясный и живой ум. <…> Что я ценю в нем превыше всего, так это теплоту, человечность и заботливость»[230]. Еще она видела, что ему не хватает уверенности в себе и что он «тоже иногда страдает от ощущения провала – отчасти из-за своего первого брака, отчасти из-за нехватки легкости в общении с дерзкими и успешными людьми». Эти качества немного расстраивали ее, но в основном вызывали в ней нежность и симпатию. «Я просто хотела провести свою жизнь с этим человеком! Я очень быстро это ощутила», – призналась мне Джудит, все еще сияя при этих словах спустя много лет.

Вскоре Джудит и Дик были постоянно вместе, как на работе, так и вне ее. Но они больше не разделяли один кабинет. Почти сразу после того, как Джудит начала работать в Weekend, у журнала возникли финансовые трудности. Дик и Стерлинг были хорошими редакторами, но не дальновидными бизнесменами, и траты на выпуск еженедельного журнала вкупе с продажей рекламы оказались для них непосильными. К концу 1948 года Weekend не мог платить типографии. В середине февраля 1949 года Джудит напечатала официальное на вид письмо, якобы от «начальника штата», которое освобождало Ричарда Джонса и Стерлинга Лорда от их обязанностей «в силу приостановления деятельности журнала»[231]. Вся команда Weekend осталась без работы.

Дик и Джудит восприняли внезапную безработицу как шанс вывести свои отношения на новый уровень. В феврале 1949 года Джудит переехала к Дику и Стерлингу в дом № 80 на улице Лористон[232]. Помимо нее, в квартиру недавно заселился брат Дика и репортер Weekend Расс Джонс и их общий друг Макс. Это решение было как романтичным, так и практичным: аренда, разделенная на пятерых, стала очень дешевой, а ни у кого из них не было лишних денег.

Джудит понимала, что ее родители посчитают такое положение вещей непристойным. «Я знаю, что вам тяжело принять мысль о том, что мужчины и женщины живут под одной крышей, – писала она домой, – но с точки зрения финансов я просто не смогу жить одна»[233]. Мужчины также наняли кухарку. «А это означает, – добавила Джудит, предвкушая страхи Филлис, – что я для мальчиков готовить не буду». Джудит как нельзя кстати забыла упомянуть, что влюблена в одного из своих новых соседей и что он старше ее на девять лет, отец двух дочерей и до сих пор женат. Не раскрывая причины, она все же показывала свое приподнятое настроение. «Весна в Париже невероятно прекрасна», – писала Джудит. Она привязалась к Дику, а он не собирался покидать Францию. Но если Джудит хотела остаться в Париже, ей нужно было найти постоянную работу.

Низкие лучи послеполуденного солнца пробивались сквозь обнаженные ветви деревьев Булонского леса и освинцованные окна дома № 35 на улице де ля Фэзандри, заливая атласные обои золотом. Джудит сидела за массивным и изящным, но старым столом. Ее утренние задачи, как обычно, были простыми: разобраться с графиком босса, помочь ему спланировать вечеринки и так далее. Он ушел на совещания на весь день. Оставшись одна, Джудит долго обедала, а затем попивала «Дюбонне», сидя у камина. В тот зимний день было холодно. Это было в начале 1950 года.[234]

В марте 1949 года Кен Маккормик написал Джудит, что «Даблдей» собирается открыть офис в Европе и что Париж кажется ему подходящим местом[235]. Главный редактор внимательно наблюдал за тем, как аппетиты американских читателей перекочевали через Атлантический океан, и желал закрепиться на континенте. Он написал Джудит, что тем летом вернется во Францию и хотел бы увидеться с ней и узнать ее мнение.

1 июля Маккормик пригласил Джудит на ужин. К тому моменту уже было официально объявлено, что издательство открывает филиал в Париже. Маккормик рассказал Джудит, что назначил редактором и главным скаутом Фрэнсиса К. Прайса. Они подписали договор на аренду большой квартиры в XVI арондисмане[236][237], которая должна была стать штабом компании и одновременно служебным жильем Прайса. Ему выделили сумму на оплату прислуги и жалованье секретарши. Учитывая опыт Джудит в «Даблдее» и ее связи в Париже, Маккормик решил, что она будет идеальной кандидатурой для второй позиции. В конце октября, обустроившись, Прайс пригласил ее на встречу. Ему была нужна правая рука, а Джудит – работа. Они идеально подходили друг другу, и Прайс сразу же нанял ее.

«У меня простые, незатейливые (в основном секретарские) обязанности», – писала Джудит Саре Мур[238]. Прайс, по ее словам, был «высокомерным сукиным сыном», но у нее получалось с ним ладить. Терпеть Прайса взамен на стабильный заработок казалось нетрудным. К тому же у этой работы были и другие преимущества. Джудит четко осознавала, как ей повезло иметь доступ к различным ресурсам и литературному миру. «С небольшими нечестными усилиями», как выразилась сама Джудит, она использовала офис «Даблдея», чтобы создать свое литературное агентство – «Джудит Бейли и партнеры» (Judith Bailey and Associates).

По утрам она выполняла свои обязанности для «Даблдея», а днем занималась своими делами. Она пользовалась офисным телефоном и печатной машинкой и вела переписку с помощью чернил и бумаги издательства. «Эта затея с агентством, которую я только начала претворять в жизнь, – писала Джудит Фиби Пирс, редактору недолговечного литературного журнала Flair, в том месяце, когда начала работать в «Даблдее», – это на самом деле попытка разведать, чем здесь занимаются американские писатели, и, если я найду хорошие тексты, попытаться продать их как здесь, так и на рынке США». Джон Гантер подарил Джудит права на «Внутри США» (Inside U.S.A.): в 1947 году книга стала бестселлером в Штатах. Джудит пыталась найти для нее издателя во Франции, а также продать одно из стихотворений Рётке Пирс во Flair. Пока их с поэтом разделял континент и Атлантический океан, Джудит казалось, что она сможет придерживаться четких границ между их профессиональными и личными отношениями.[239]