Инквизитор. Божьим промыслом. Книга 16. Серебро и олово

– Среди людей пахотных нищеты я не встретил. Голодные по дорогам милостыню не просят. И чего бы им просить, коли разорённых сёл нигде нет, так как войны Винцлау не знала многие лета. А церквей по земле много и церкви те хороши. Мельниц много и по холмам, и водных по рекам, в каждом селе ручей и запруда с мельницей. Скота повсюду много всякого, от коз и овец, до дойных коров и лошадей.

– В общем земля сия изобильна, – подводит итог казначей. Взгляд его туманен, а ещё господин Нагель чуть похлопывает в ладоши, сам того не замечая. И говорит он с какой-то потаённой мыслью, как будто уже думает о Винцлау как о своем скором прибавлении в делах.

– Вне всякого сомнения – изобильна, – подтверждает его мысли генерал. Хотя это и ни к чему, всем и так известно, что маркграфство богато, так богато, что и земель подобных рядом с ним и нет.

Где-то на востоке есть богатая земля Эгемия, а на юго-востоке богатейший город, что стоит на воде, озолотившийся на торговле и пиратстве, да на юге от Швацца есть богатая земля Ламбрии, но и среди всех этих названых городов и земель, славное маркграфство Винцлау не затеряется.

Глава 5

И тут уже заканчивая и без того затянувшийся разговор, герцог и спрашивает у него:

– Барон, так как вы считаете, что же нам надобно предпринять в сложившейся, мягко говоря, непростой ситуации?

– А что же я могу вам сказать, сеньор? – Волков, да, был там, многое увидал, многое понял, но вот чего точно он не хотел, так это давать герцогу советы по этой «непростой ситуации». Вот так дашь совет, а потом, если вдруг, что не сложится, тебя ещё и виновным назначат. При таком-то обер-прокуроре. – Я же в делах геральдических и высоких марьяжах смыслю мало.

– Стоит ли нам ускорить отъезд свадебного посольства? – пояснил вопрос герцога фон Виттернауф, – или подождать пока всё будет готово? Есть ли у нас время ждать?

И тут генерал даёт совет:

– Уж и не знаю, что там в свадебном посольстве надобно готовить до рождества, но если так тянуть надобно, то я бы с тем посольством, а лучше вперёд него, послал бы в Винцлау отряд в пару тысяч человек при толковом командире.

Барон фон Виттернауф лишь смеётся над этими его словами, а граф Вильбург с кислой миной говорит:

– Генералу нашему, лишь бы солдат позволили нанять, да потом пустили его в землю, что побогаче, а уж там на него никакой управы не будет. Он нам там и войну сразу устроит, и главное, обернёт всё так, что будет та война во славу герба Ребенрее. – И так как герцог, да и другие господа, смотрят на обер-прокурора с непониманием, тот и поясняет. – Генерал Фолькоф с одни малым отрядом, разорил целую провинцию, вывез сокровищ возы, чуть не подрался с городом Туллингеном, едва принцессу не потерял. А что будет если ему большой отряд дать?

– Не нужен мне никакой отряд, – сразу парирует Волков, – у меня своих дел в Эшбахте и Малене дольно, я в награду, – тут он глядит на курфюрста, – хочу просить лишь об одной милости…

– О чём же вы хотите просить меня, друг мой? – Сразу интересуется Его Высочество.

– Об отдыхе, сеньор. – Отвечает барон. – Прошу вас хоть об одном годе покоя, чтобы все свои дела домашние завершить, хоть немного с долгами своими разобраться. – После чего он кланяется. Судя по лицу, у герцога на его счёт планы были несколько иные, а фон Виттернауф их ещё и озвучил тут же:

– Так значит вы не хотите, барон, возглавить отряд гвардии, охрану нашего свадебного посольства и жениха Её Высочества принцессы Винцлау?

– То большая честь для любого, – и в этом случае Волков абсолютно не кривил душой, это и вправду была большая честь, по сути, человек возглавлявший охрану следующего маркграфа мог считаться человеком ближайшего круга высшей знати огромной и богатой земли. Вот только… Барон действительно хотел хоть как-то утрясти ситуацию с Брунхильдой и юным графом Маленом, хотел разобраться со своими нескончаемыми долгами и мечтал оживить разграбленный графский дом в Малене, и наконец… Наконец, достроить замок! Какие ему ещё посольства, какие отряды и путешествия, если у него на реке опять разбойничал родственничек герцога? И посему он закончил вполне твёрдо. – Я всё-таки прошу, сеньор, позволить мне уделить некоторое время себе, моим личным делам. Ибо они прибывают в большим расстройстве. А также делам ваших южных земель, Ваше Высочество, в которых гнусные преступления и откровенные разбои, увы, остаются безнаказанными. – В этом месте граф Вильбург с презрением усмехнулся, выражая свое полное пренебрежение эдаким ловким посылам барона. Но Волков и не думал обращать на него внимания и продолжал. – Тем более, что у Его Высочества, найдутся люди более достойные для подобной миссии.

– Вы уверены, барон? – А вот герцог явно не был доволен этим его пожеланием остаться от посольства в стороне. Он снова тарабанил пальцами по подлокотнику кресла. – Напомню вам, дорогой мой, сама маркграфиня Винцлау просила меня, чтобы я прислал к её двору именно вас.

«… маркграфиня просила… прислать именно вас».

Несомненно! Несомненно прозвучало это двусмысленно, ну, во всяком смысле, для тех, кто умел искать иные подоплёки. И тут Волков подумал, что герцог знает про его «тёплую дружбу» с маркграфиней. Знает, знает… А как иначе? Не зря же умный и улыбчивой барон фон Виттернауф содержит огромный штат всяких мерзавцев-шпионов во всех соседних землях, да и внутри самой Ребенрее. Нет, не зря он тратит на них сундуки серебра. Барон был столько лет в фаворе у прижимистого курфюрста, видно непросто так министр «свой хлеб ест». Не может быть такого, что чьи-то внимательные глаза во дворце не видели их поздних ужинов с принцессой, и не могли умные люди, не писать о том министру, а тот, в свою очередь, не доложил бы герцогу, что принцесса за своё удивительное освобождение расплатилась с своим рыцарем-освободителем сполна. А может расплачивалась ещё и с радостью. Кто знает, может и это имел в виде герцог, уговаривая его и произнеся своё многозначительное:

«Вы уверены, барон?»

Но барон как раз был уверен, конечно, что уж там говорить, принцесса была прекрасной женщиной, но тем не менее возвращаться в Винцлау… Волкову подумалось, что сие будет сродни добровольному погружению себя… В чан с ядовитыми змеями, которые только о том и мечтают, как бы поглубже загнать ему, в, итак, не самую здоровую плоть, свои ядовитые зубы.

«Нет, пусть те, кто ищет возвышений, берут на себя смелость участвовать в подобных делах, а с меня довольно. Хорошо, что из того замка вышел, на этот раз, со шкурой не пробитой, хорошо, что городскому быдлу драться было лень на жаре, и хорошо, что во дворце не отравили…

«Нет. Довольно с меня чанов со змеями. У меня этих змей вокруг Эшбахта в избытке. Что ни замок – то клубок. С ними бы управиться».

И уже после всех этих мыслей он твёрдо отвечает своему сеньору:

– Ваше Высочество, дома у меня дел накопилось много. И дела те безотлагательны. Посему прошу меня от высокой чести, быть при свадебном посольстве, освободить.

Естественно, сеньор не доволен просьбой вассала, но отказать ему никак не может. Что ни говори, а вассал проводит в услужении у него много больше времени, чем требует вассальный обет. И тогда герцог соглашается:

– Господа, вы всё слышали, нам придётся найти другого достойного для охраны посольства. – Потом он обращается к Волкову. – Барон, мы более не будем злоупотреблять вашим временем. У меня есть и другие вопросы, но их я приберегу для ужина.

Волков встал, поклонился Его Высочеству, ещё раз всем присутствующим вельможам и покинул кабинет. Он и подумать не мог, что следом за ним из залы выскочит молодой наследный принц:

– Барон, прошу вас, подождите.

Генерал остановился:

– Да, Ваше Высочество?

Молодой принц долговязый и чуть нескладный, было видно, что он немного волнуется:

– Вы же так и не сказали, согласны ли вы прийти завтра на ужин.

Этот ужин с мальчишками был ему абсолютно не интересен, эти титулованные баловни были ему скучны. Но Волков опять вспомнил, что сеньор не вечен, и может так статься, что ему придётся давать вассальную клятву тому самому человеку, который сейчас стоит перед ним и заискивающе интересуется насчёт ужина.

– Конечно же, Ваше Высочество, – отвечает он, и улыбается, – глупо отвергать приглашения тех, кто желает слушать твои старческие россказни. Может быть… Когда банкиры пустят меня по миру, мне придётся своими байками зарабатывать семье на пропитание.

Принц начал, было, что-то говорить ему. Но двери в кабинет курфюрста распахнулись и в приёмной появился статс-секретарь Кайсель, он, поискав кого-то глазами, объявил довольно громко:

– Господин Шеленброк!

И тогда со стула у стены, где сидели многие ожидающие господа, встал один человек. Был он лет средних, и выглядел… Средне. Не бедным, ни богатым. Конечно же Волков видел его не единожды во дворце, и часто в компании со старым канцлером Фезенклевером, но вот не подумал бы уж точно, что это будущий всесильный канцлер Ребенрее.

– Господин Шеленброк, – продолжал статс-секретарь, он делает пригласительный жест к распахнутой двери, – проходите, совет ожидает вас.

Георг Альберт даже и не взглянул в сторону нового возможного канцлера, а барон, проводив Шеленброка взглядом, снова вернулся к разговору с молодым принцем. И обещал тому непременное быть на званом ужине. А принц обещал сообщить уже на ужине сегодняшнем, где будет приходить ужин завтрашний.

Фон Готт, дожидавшийся его неприменул напомнить:

– Время уже обедать, сеньор. А между прочим, я и люди ваши сегодня ещё не завтракали!

– Не вы одни, мой друг, не вы одни, – ответил ему генерал, садясь в карету. – И как сатисфакция за сегодняшний завтрак… Завтра возьму вас с собой на ужин.

– И что это за ужин? – Заинтересовался оруженосец, закрывая за сеньором дверцу кареты.

– Меня пригасил молодой принц, чтобы я рассказал ему и его дружкам, как было дело в замке Тельвисов.

– Ну, уж рассказывать-то вы мастер! – Заметил фон Готт с несвойственной ему иронией.

– Будете зубоскалить – не возьму, – обещает ему генерал, – а ужин намечается богатый. И с музыкой.

– С музыкой? – Значит и с танцами. – Тогда больше не буду зубоскалить. Может и девы какие будут из благородных семей?

– Может и будут, – соглашается барон. – А вы что же фон Готт,

собираетесь, никак, жениться?

– А у меня всего два пути, – замечает оруженосец. – Либо я женюсь на девице с приданым, – и он добавляет мечтательна, – хорошо бы если то была землица с мужичками, – и тут он возвращается из мечтаний в реальный мир и продолжает уже сумрачно, – либо мне проломят голову в очередной вашей затее. – И пока Волков смотрит на него с укором, он заканчивает свою мысль. – Уж лучше жениться.

– То вовсе не факт, – не соглашается генерал и просит трогать. И они с оруженосцем едут в трактир «Жирный фазан» пообедать, а заодно посмотреть, как там.

***

А дома шум, сыновья, уехав от учителя, празднуют свободу, дерутся во дворе. Молодой барон Карл Георг хотел выйти со двора, стал толкать на запертые после отъезда кареты отца ворота, но средний Генрих Альберт, кажется, более умный, позвал няньку, та барона успела за руку схватить и на улицу не выпустила, за что он потом со средним рассчитался кулаками. И самый младший сын Оттон Фердинанд кричал в голос. Это и удивило генерала, из трёх сыновей то был самый тихий. На удивление спокойный мальчик. А тут вдруг ор на весь дом.

– Что с ребёнком? – Сразу насторожился отец едва заходя в дом.

– Да ничего страшного, господин барон, всё как должно, всё как должно, – успокаивала мать Амалия, она как раз выносит из комнаты кучу пелёнок в стирку.

– Не страшно? – Не верит ей генерал. Он проходит в детскую. – Отчего же ребёнок кричит?

– Живот у него крутит, – сообщает ему жена. – Не волнуйтесь, мой господин, ребёнок не хвор. – И она успокаивает то ли мужа, то ли сына. – Ничего, ничего… Сейчас всё уляжется…

– Но живот же крутит. От чего сие?

– Растёт. Кушать стал много, – поясняет ему супруга, укачивая плачущего сына, – у кормилицы молока не хватает, вот добавили в докорм молока коровьего, а чрево-то не привыкло… Вот привыкает, как обвыкнет, так и перестанет плакать.

– А я говорил вам. – Кричит из коридора монахиня. – На козьем, на козьем надобно докорм начинать.

Теперь, когда всё прояснилось, и он понял, что опасности для чада нет, он сразу теряет интерес ко всему происходящему и уходит из детской, напомнив супруге:

– Вы не забывайте, нам сегодня к принцу на ужин.

И идёт наверх, в спальню: раздеться желает, отдохнуть немного после обеда. Но жена, сбагрив младенца то ли монахине, то ли кормилице, уже стучит каблуками за ним по лестнице:

– Господин мой, господин мой!

– Ну, что вам, сердце моё?! – Лениво интересуется генерал,

останавливаясь возле кресла и Гюнтер начинает ему помогать разоблачаться от одежды.

– Я не пойму, отчего вы раздеваетесь? – С укором спрашивает супруга.

– Как от чего? – Удивляется барон. – Утомил меня государственный совет. Долго шёл. Вот и хочу полежать немого. Думаю, что и ужин продлится до ночи.

– А что же мы за новым платьем не поедем, что ли? – Почти с возмущением кричит ему супруга.

– Сердце моё, платье вам уже куплено! – Отвечает супруге генерал. – И денег, пока что, на новые наряды у меня нет.

– И как же мне быть? – Баронесса, кажется, убита горем.

– Но мы же ещё утром всё обсудили! – Напоминает ей муж. Он садится в кресло, и слуга помогает ему разуться. – Я же сказал вам, что лишних денег у меня нет. У меня много долгов, замок стоит недостроен, ваш высокий родственник опять пытался мне устроить новую затею, даже не подумав вознаградить меня за прежнюю, из которой я живой едва ушёл.

– Господи, да за что же?! – Восклицает женщина. И Волкова удивляет, что вопрошает она Бога вполне искренне. Нет, сия жена не потеряла мужа, и дети её целы, но в голосе баронессы звучит истинная печаль. Печаль женщины… – Что же мне на званый ужин идти в старом платье?

– Помилуйте, душа моя, – удивляется барон. – Вашему новому платью и трёх дней нет. Вы были в нём лишь в церкви, да у герцогини на ужине!

– Вот именно, – чуть не плача кричит ему супруга. – Я уже была в нём у герцогини, и что, опять в нём идти?

– Я в одном и том колете по дворцу годами хожу, и что же? – Парирует ей супруг, да ещё посмеивается над несчастной.

Глава 6

У дверей в столовую было не так уж и много народа. Странное дело. Всё-таки званый ужин герцога. Волков полагал, что здесь соберётся ну хоть сотня ближних к курфюрсту людей. Но нет. Приглашённых набралось едва ли три десятка. И то всё лица, скорее, из круга родственников, чем сановников. А из городских нобилей так и вовсе никого не было. Никого не пригласили и из городских чинов. Даже бургомистр отсутствовал. Но был среди приглашённых господин Шеленброк. И взглянув на него всякий бы заметил, что он как-то особо награждён или получил важнейший в государстве пост. Все подходили и поздравляли его. А он улыбался и кланялся. Улыбкой, скорее, вежливой, чем радушной. И с кем же он был, этот новоиспечённый канцлер? И тут вдруг генерал и вспомнил, при каких обстоятельствах он слыхал его имя. Рядом с этим не очень ярким человеком, стояла по-настоящему яркая женщин, фрейлина Её Высочества, Аделаида фон Шеленброк. Да, несомненно, на фоне своего «серого» мужа, со спокойным, если не сказать постным лицом, она выглядела яркой и привлекательной. И тогда он подвёл к чете Шеленброк баронессу, чтобы в свою очередь поздравить канцлера. Аделаида и Элеонора Августа недавно уже виделись на ужине у герцогини, так что представляться им нужды не было, и две пары галантно раскланялись. Фон Шеленброки были радушны, и тогда Волков поздравил нового канцлера с назначением, и тот вежливо принял поздравление. А вот фрейлина герцогини отвечала на их слова с большим удовольствием:

– Спасибо, барон, спасибо баронесса.

Аделаида фон Шеленброк просто сияла. А когда чета фон Рабенбургов отошла от нового канцлера, чтобы и другие приглашённые на ужин могли его тоже поздравить, то баронесса заметила негромко:

– О, Матерь божья, пресвятая Дева. Она так счастлива, как будто это её произвели в канцлеры, а вовсе не мужа.

И Волков посмеивался вместе с женой над очаровательной Аделаидой. А потом двери распахнулись, и по зале прошёлся сдержанный шум, все присутствующие расслаблено болтавшие или прогуливающиеся вдоль залы, остановились и замолчали, только и слышался шёпот: курфюрст, курфюрст… И тут же из распахнутых дверей в зал вошла правящая чета: герцог вел свою супругу, а уже за ними следовал и их старший сын. Герцог с герцогиней шли по зале раздавая налево и направо снисходительные кивки, как ответы на поклоны собравшихся. И только увидав барона и баронессу, курфюрст с супругой, остановились и милостиво улыбались, выражая расположение. И тогда Волков повёл к ним свою жену и стал кланяться, а Элеонора Августа присела в книксене и тоже склонила голову:

– Ваше Высочество, Ваше Высочество герцогиня.

– Дорогая родственница. – Произнёс принц, оглядывая баронессу, – Вот как должна выглядеть благодетельная мать семейства и богобоязненная жена. Вы еще раз подтвердили свой прекрасный вкус, баронесса. Второй раз вам о том говорю, так как и прошлое ваше платье помню. Да, оба платья хороши. – Тут герцог даже посокрушался немного. – Вот бы и наши дамы при дворе были столь же строги и утончённы в своих туалетах.

– Благодарю вас, Ваше Высочество. – Отвечала Элеонора Августа, едва подняв глаза на герцога. Кажется, не держись она за руку мужа, может и взлетела бы к потолку от счастия.

– Я ей уже говорила о том же. – Добавила герцогиня. – Платье это надо при дворе взять за моду. Я потом спрошу у вас, дорогая моя, кто вам его пошил.

Элеонора Августа аж покраснела от удовольствия:

– Конечно, Ваше Высочество, тем более что он ваш портной,

вильбургский.

А ещё раз баронесса покраснела, и опять же, от удовольствия, когда узнала, что её место за столом… Будет вторым от левой руки курфюрста. А первое место занимал… То есть сидел рядом с самим курфюрстом, её Богом данный супруг. По сути, баронесса принадлежала к самому высшему кругу земли Ребенрее, и среди самых близких герцогу людей Элеонора Августа фон Мален, госпожа Эшбахта, баронесса фон Рабенбург, занимала одно из почётнейших мест. Да ещё перед этим, принц ставил её в пример и расхваливал. Женщина и без вина раскраснелась. И поглядывала по сторонам ища взгляды присутствующих.

А тут лакеи стали разносить аперитивы. И она пригубила немного, а затем негромко заметила, чуть наклоня голову к своему супругу:

– Хорошо, что я выбрала это платье.

– Кто ж осмелится спорить, – отвечал ей генерал, тоже испив немного портвейна, – у вас прекрасный вкус, госпожа моя, впредь полагайтесь на него.

И женщина была полностью с этим согласна. А тут ещё герцог встал и взяв стакан с вином в руку произнёс:

– Господа, на этот ужин близких людей, я позвал вас для того, чтобы отдать должное нашему герою, совершившему подвиг, подобный подвигам героев поэм и романов. Нашему славному барону фон Рабенбургу, который смог вырвать из лап нечестивых людей принцессу, и несмотря на все препоны вернувший женщину в её собственный дом.

Волков взял свой бокал и тоже встал, и другие мужи стали подниматься со своих мест, но кажется опередил всех молодой герцог Георг Альберт, он едва не выпрыгнул из кресла, и высоко подняв свой стакан, воскликнул:

– Слава первому рыцарю земли Ребенрее!

Может это было несколько неожиданно и пафоса в этом было больше, чем нужно, от того Волков даже почувствовал себя несколько неловко, но кто ж осмелится не согласиться с будущим курфюрстом, тем более что курфюрст нынешний, посмотрел на сына и добродушно усмехнулся выходке его: пусть подурачится. И все присутствующие стали выпивать своё вино, а некоторые ещё и перед этим не стеснялись славить барона.

Он же, стоя рядом с герцогом, всем салютовал своим стаканом и всем кланялся, а баронесса аж рот отрыла от счастья, стала при том пунцовой и не стеснялась вытирать глаза.

А потом все сели и лакеи понесли вдоль столов блюда с хорошо протушенной, коричневой уткой, в почти чёрной винной подливе, с нею несли свежие отличные яблоки, томленые с мёдом фиги в чашах, которые можно есть лишь ложкой, и переспелые сладкие сливы, которые перед подачей обдали кипятком, а ко всему этому подавали тонкие, совсем лёгкие белы вина, или светлое пиво. На больших досках разносили булки белого горячего хлеба, от которого пальцы становились жирными. Слуги ставили на столы тарелки с мягким несолёным сыром. Потом подавали перечные соусы, черный и красный, вдруг кому утка покажется безвкусной. Хотя повара у герцога слыли превосходными, и вряд ли такое было возможно.

Нет, конечно, к поварам невозможно было придраться. Ужин был по-настоящему хорош. Отлично приготовленная птица, прекрасно подходила к сладким фруктам, сдобному хлебу и хорошим винам. И хоть генерал ещё не был сильно голоден после обильного ужина в «Жирном фазане», тем не менее пропитавшаяся вином утка с солёной и перчёной корочкой вместе с фигами и сыром его поразила в самое сердце.

А после, чуть насытившиеся господа, стали ждать подачи жареных кровяных колбас. Чёрных и ещё шипящих в жиру, присыпанных сверху свежим луком. А тут герцог и говорит генералу:

– Барон, вы же, кажется, любитель кофе?

– Да, сеньор. Пристрастился давно, на юге!

Конечно же все стали прислушиваться к их разговору. Всем было интересно о чём говорит курфюрст и его фаворит.

– Ах, как это только можно пить!? – Воскликнула Её Высочество решившая поучаствовать в их разговоре. – Нынче все говорили о вас и ваших увлечениях, дорогой барон, так мы с дамами решили тоже попробовать! Думаем, что это барон такое пьёт, что люди не пьют? У нас тут, в Вильбурге, тоже стали пить его.

– И что же, Ваше Высочество? – Стали интересоваться другие гости.

– Это невозможное питьё! – засмеялась герцогиня. – Мы были шокированы его вкусом.

– Да, да, – Волков полностью соглашался с нею. – Вы абсолютно правы, мадам. – Он тоже смеётся.

– Это просто напиток мужчин! – уверенно заявил молодой принц. – Я уже велел повару подавать его мне после обеда и ужина.

– Господа, – заговорил генерал, обращаясь ко всем собравшимся сразу. – Позвольте я возьму на себя смелость и кое-что вам расскажу по поводу этого напитка?

И он рассказал, что первый раз распивал его с одним магометанским купцом, который пил его в самую ужасающую жару, что случалась в те июльские дни. Было то в далёком южном порту, давным-давно. Так же он рассказал, что лучше этот сарацинский напиток, пить до завтрака, или после обеда, и что бывают плохие его сорта. Горькие и пережаренные. А дамам он посоветовал добавлять к нему сахар или хорошую порцию взбитых сливок. Которые прекрасно смягчают вкус напитка. И ещё сообщил, что нельзя его долго варить. Кажется его рассказ был всем интересен. Его внимательно слушали, даже герцог, и к концу своего рассказа, барон даже заметил, что из кухни пришёл один из поваров, и, остановившись в дверях, внимательно его слушал.

А после все стали обсуждать кофе, и сарацинов, и пришли к выводу, что каковы сарацины, таковы у них и напитки, после чего посмеялись и принялись за кровяную колбасу с луком. Тут генералу, после половины утки-то, показалось, что он почти сыт и посему взял себе всего один хорошо зажаренный кусочек, но съесть его весь он не успел. Герцог снова повернулся к нему и произнёс:

– Генерал, я хочу освежиться, не проводите ли меня?

«Освежиться?»

В замке было всего два человека кого Его Высочество почти никогда не стеснялся приглашать с собой, они могли быть с ним в столовой, и в купальне… То были, как виделось Волкову, самые близкие люди его сеньора. Одни из них был дядя курфюрста, по возрасту почти его ровесник, Вильгельм Георг фон Сольмс граф Вильбург. Вторым его близким советником являлся барон фон Виттернауф. И вот теперь, пока гости заканчивали со вторым блюдом, хозяин дворца и огромной земли, предлагал ему пройтись.

– Конечно, сеньор, – сразу согласился Волков и встал первый.

Герцог поднялся за ним. Дамы и господа не понимая, что происходит, тоже, было, начали заканчивать ужин, резали последние куски и допивали вино. Но герцог, вытерев рот и бросив салфетку на стол, жестом остановил их:

– Дорогие гости, прошу вас, продолжайте, продолжайте, мы с бароном сейчас же вернёмся.

Они вышли из обеденной залы, и… Поначалу генерал думал, что они пойдут к уборным, но принц повернул в другую сторону, он пошёл к балкону, что открывал вид на внутренний дворик замка. Уже наступила ночь, в воздухе звенели сверчки. Звёзды засыпали весь небосвод. Они остановилась у балюстрады. Откуда-то снизу доносилась музыка. Дева какая-то то пела, то смеялась негромко, то болтала с кем-то. А потом снова кто-то трогал струны.