Инквизитор. Божьим промыслом. Книга 16. Серебро и олово

Борис Конофальский

Инквизитор. Божьим промыслом. Книга 16. Серебро и олово

ИНКВИЗИТОР книга 16

СЕРЕБРО И ОЛОВО

Глава 1

– И что же мне надеть сегодня? – вопрошала баронесса, сидя перед зеркалом в одной лёгкой и тонкой, полупрозрачной рубахе. Она собрала волосы в пучок на голове и смотрит на своего мужа через отражение. Свободная рубаха сползла с одного плеча. В принципе, его жена ещё не стара. Шея, волосы, собранные на голове, обнажённое плечо – Элеонора Августа ещё бывает привлекательна. Её наряд, в котором она была на ужине у герцогини и который выбрал ей муж, баронессе теперь очень нравился, и она собиралась блистать в этом платье в Малене, но в нём её уже видела и сама герцогиня и вся её свита. Рядом с баронессой на стуле аккуратно лежало её новое, прекрасное, синее платье. Женщина проводит рукой по мягкой на ощупь ткани, потом расправляет кружева на манжетах. То, что платье не из шёлка или бархата, вовсе не упрощало одеяние, сукно из нижних земель было превосходным, а синий цвет необыкновенно насыщенным. Но приходить во дворец два дня подряд в одном и том же…! Женщина смотрит на мужа.– Как же я пойду сегодня на ужин к герцогу. В чём?

– И вправду, – саркастично соглашается Волков.

– Вы мне вчера, между прочим, обещали второе платье! – напоминает барону жена. – И что же?

– Вчера, между прочим, на улице Напёрстков мы потратили на туалеты ваши почти сто пятьдесят талеров, – напоминает ей супруг в ответ.

Теперь глядеть на муже через зеркало ей мало, Элеонора Августа поворачивается к нему, её лицо кисло, в нём отчётливо проступает презрение… То ли к названой сумме, то ли самому супругу:

– Сто пятьдесят талеров? Это с вашими тысячами? Что за вздор? Слушать сие глупо.

Волков откладывает письмо от герцога которой перечитывал, уж, наверное, пятый раз, и смотрит на свою жену. А та продолжает всё с той же обиженной и кислой миной:

– Господь дарит вам серебро сундуками, а вы всё считаетесь словно меняла на рынке.

«Дарит! Дура!»

Что-то объяснять ей, после ста предыдущих и безуспешных попыток, было бессмысленно. И теперь его лишь, немного, раздражает это выражение лица супруги. И только-то. Лучше бы она сидела к нему спиной, так со спины её ещё как-то можно вожделеть. Да… Если бы она просто сидела к нему спиной и молчал… Волков ничего ей не отвечает и снова поднимает письмо к глазам.

Герцег просил его быть у него к завтраку и на совете, который будет сразу после того. Но письмо ему принесли четверть часа назад. А

Его Высочество завтракал рано.

«Видно уже не поспею я к нему».

А супруга ещё не сдалась, и встав от зеркала подбирает подол и лезет к нему на перины, видно собралась своими чарами женским убедить мужа раскошелиться:

«Если дать ей денег, она непременно купит то пошлое розовое платье в лентах. Дорогое и отвратительное».

То платье, по его мнению, было воплощением дурного вкуса. Мало того, у него ещё и не было лишних денег.

А жена уже лезла к нему, собиралась обнять, лицо у баронессы не кислое, а хитрое, от неё хорошо пахнет, как пахнет от молодых женщин по утрам. Жена ещё пытается рукой залезть к нему под простыни, но барон отводит её руку, а её саму, как бы мельком, походя просто целует в щёку. И хватит с вас этого.

– Чего это вы? – удивляется женщина.

– Не досуг, – Волков суёт ей письмо от герцога: читайте. А сам начинает выбираться из кровати.

Конечно же Элеонора Августа хватает бумагу. Понятное дело, такого случая она упустить не может, когда ещё супруг сам даст ей почитать письма, адресованные ему самому?

– Гюнтер! – Подходя к двери зовёт генерал своего лакея.

– Да, господин, – отзывается тот из-за двери.

– Мыться и одежду, – распоряжается барон. – Уже готово, господин.

– Слуга вносит таз, большой кувшин, а потом помогает Волкову мыться и уже подавая ему полотенце, спрашивает:

– Завтрак уже готов, прикажете подавать?

– Нет, завтракать не буду. Скажи фон Готту, что он едет со мной, ещё распорядись, чтобы запрягали карету. Скажи, что я тороплюсь.

– Лекарства, господин! – Напоминает слуга. – Они уже готовы, ждать не придётся.

– Лекарства давай, – соглашается Волков.

Слуга кланяется, приносит одежду, поднос с несколькими чашками, в которых темнеют снадобья, и большим стаканом воды и уходит. А генерал, сначала выпивает лекарства, одно за другим, потом сам начинает одеваться. А тут и жена вдруг вскакивает с кровати, и оставив письмо от герцога на перинах, подбегает к двери и кричит:

– Мария! Ингрид! Одежду мне. – А потом интересуется у мужа. – Так я на завтрак с вами поеду?

– Ну, да, – отвечает ей супруг, застёгивая пуговицы на колете. – Вы будете очень нужны Его Высочеству на деловом-то завтраке среди маршалов и министров. Может что и присоветуете ему по-родственному, придумаете что-нибудь насчёт каких-то политических вопросов или, например, финансов, у вас же есть очень здравые рассуждения по поводу Господа и сундуков с серебром. Как раз Его Высочеству их и выскажете. Уверен, он восхитится вашими мыслями и будет приглашать вас на завтраки ежедневно.

Жена стоит рядом с мужем и смотрит на него неодобрительно, она прекрасно улавливает его иронию, тем не менее замечает:

– Но герцог нас приглашает и на ужин.

– На ужин, госпожа моего сердца, – Волков встаёт пред зеркалом и причёсывается, – именно на ужин.

– И что мне делать весь день до ужина? – чуть вздорно интересуется женщина.

– Ну, например… – Он замолкает, демонстрируя задумчивость, – ну, например, попробуйте хоть раз изобразить из себя почтенную мать семейства, возьмите сыновей и сходите на утреннее служение. Колокола к утрене ещё не звонили, вы как раз успеете. Храм тут недалеко, пешком дойдёте, заодно и покажетесь местным…

Сначала жена смотрит на него с нескрываемым раздражением, а потом вдруг её настроение меняется, и она подбегает к двери:

– Мария! Ингрид! – Кричит она, скидывая с себя несвежую рубаху. – Нижнее мне, скорее, – а потом добавляет, – скажите матушке и кормилице, чтобы сыновей собирали. И сами собирайтесь, новое надевайте, мы все в церковь идём!

Конечно же Элеонора Августа собиралась надеть в церковь своё роскошное платье. С белоснежным чепцом и кружевами оно смотрелось бесподобно. И в храме было бы очень уместно. Волков сразу понял, что в доме сейчас поднимется большая суета, гомон сборов и недовольные крики сыновей, которые, как и положено всем детям, не очень-то жалуют долгие церковные службы. И не дожидаясь всего этого, генерал надевает жалованную ему маркграфиней золотую цепь и спускается во двор. Там он застаёт фон Готта, который седлает своего коня, тут же, и конюхи впрягают лошадей в карету:

– Друг мой, – говорит оруженосцу генерал. – Я пойду по улице, как карета будет готова – догоняйте.

– Не разболелась бы ваша нога, от таких прогулок, – предостерегает его оруженосец.

– Так вот и поторопитесь, чтобы она не разболелась, – отвечает Волков и выходит со двора.

***

Барон думал пройти по улице Кружевниц, на которой теперь жил. Много раз он видел эту улицу, но всё из окна кареты. Вот только не очень удачно господин генерал выбрал время. Утро: на улице сутолока. Молочники, бакалейщики, булочники, ещё чёрт знает кто толкали по улице свои тележки. Подводы старьёвщиков и золотарей были тут же, а мастера тех дел забирали у жителей мусор и прочее всякое. И жители платили за тот сбор. А что поделаешь? Бросать мусор или лить нечистоты на мостовую в столице было запрещено категорически. За тем следили старосты улиц, а нарушитель получал немалый штраф, а то и плети. Всё потому, что Его Высочество, очень не любил грязи и вони. А значит грязь не любили и все жители Вильбурга. Может поэтому Волкову

тут нравится:

«Одно слово: столица герба Ребенрее, здесь есть хозяин, это тебе не вольные города, где заправляют разжиревшие на торговле горожане, менялы и рантье, готовые жить в грязи, лишь бы не потратить лишнюю монету».

Старики и богобоязненные матери с детьми спешат в храмы, на утреннюю службу, а их тут два. Один направо от дома генерала, собор святого великомученика Андриана. А второй налево, небольшая и красивенькая церковь Искупления Господня, что была при монастыре кармелиток. А дома на улице были чистые, нищих фахверков здесь не строили, жилища всё каменные, многие со дворами, конюшнями и высокими заборами. Но встречались тут и лавки. Лавки, признаться, недешёвые. Но все со снедью свежайшей и с товарами хорошими. Впрочем, как следует он ничего в тех лавках рассмотреть не успел, так как появился фон Готт и его пешее путешествие закончилось, и дальше генерал поехал в своей карете.

***

– Завтрак уже начался? – Спросил он у юного секретаря курфюрста, когда появился перед столовой.

– Да, господин генерал, – юноша тут же вскочил и собрался бежать к двери, – я сейчас сообщу Его Высочеству, что вы прибыли.

– Нет, – Волков останавливает его движением руки, – не нужно беспокоить герцога, пусть завтракает. Я подожду.

Вообще-то он и сам был голоден, вот только на подобных деловых завтраках, что иной раз устраивал курфюрст из-за нехватки времени, обычно присутствовал и обер-прокурор, и маршал цу Коппенхаузен, а мог случиться и тошнотворный и злобный Густав Адольф фон Филленбург епископ Вильбурга. И ещё несколько неприятных людей, общение с которыми он желал бы свести к минимуму.

А тут среди лакеев с подносами, столиков с посудой и едой, появился распорядитель двора Кюн и с ним был господин Багель секретарь городского магистрата. Оба этих господина не были большими друзьями барона, но сейчас и Волков и господа, были друг с другом ласковы. Они раскланялись.

– Вы тоже опоздали на завтрак, господа? – поинтересовался генерал.

Те переглянулись, а потом Кюн и отвечает:

– К сожалению, не имели чести быть приглашёнными.

– М-м… – Понимает генерал.

– Мы приглашены лишь на совет. – Добавляет Багель.

– Как и я, – говорит генерал. – А какие вопросы будут обсуждаться?

– Новый канцлер, – сообщает ему Багель. – Назначение. Это то, что мне сообщили. А дальше пойдут… – Тут он делает многозначительную паузу, – возможно политические дела, – это был явный намёк на недавние свершения в Швацце, к которым барон был причастен непосредственно.

– Новый канцлер? – удивляется генерал. – Как же? Вот только что,

после Фезенклевера был назначен… – Он не договаривает, замолкает.

Господа снова переглядываются и Кюн сообщает ему, чуть понизив голос, как будто раскрывает тайну:

– Не пришёлся. – А сам смотрит на золотую цепь, дарованную принцессой Винцлау. Рассматривает её с интересом.

«Слухи, дворцовые слухи, зачастую являются правдой, пренебрегать ими глупо». – Теперь генерал хочет знать, что произошло и он переспрашивает:

– Не пришёлся?

– Оказался излишне рьян. – Поясняет секретарь магистрата, демонстрируя свою осведомлённость. Чтобы господину генералу было ясно, что он вовсе не последний человек в Вильбурге.

Вот только Волкову всё равно ничего не ясно, он просит разъяснений.

– Господа, так что же случилось? Он, кажется, не пробыл на должности и двух месяцев. Или трёх.

И тогда Кюн сообщает ему полушёпотом всё в той же тайной

манере:

– У предыдущего канцлера был большой размах. Слишком большой для казны Его Высочества.

– Он сразу затеял ремонт апартаментов канцелярии, – добавил Багель.

А, вот теперь дело прояснялось. Видимо канцлер, пришедший на смену Фезенклеверу, стал без стеснения запускать руку в казну. Видно, очень быстро освоился.

– А ещё у него оказалось слишком много очень полезных для канцелярии родственников, – снова добавляет Багель.

И тут генерал вспомнил письмо очаровательной мастерицы постельных дел Амалии Цельвиг, в котором она писала ему, что новый канцлер, теперь уже, как оказалось, бывший, едва сел в кресло, стал менять в залах обивки и паркеты, а заодно и лакеев.

«Понятно, очень быстро освоился: стал много брать и потащил в канцелярию и замок родню, без всякой скромности. А скромность, как известно, великая благость. И теперь этот широкий человек расстаётся с заветным креслом. И это… Большой удар по родственникам очаровательной фаворитки курфюрста».

– И кого же прочат в новые канцлеры? – Интересуется барон.

– Поговаривают, что пост займёт один очень способный человек, его зовут Шеленброк. Вы же слышали это имя, генерал? – спрашивает у него камергер Кюн.

– Да-да, – соглашается Волков.

Он, конечно, слышал это имя, правда вот так вот стразу не смог вспомнить при каких обстоятельствах. И теперь он вспоминал к какому большому семейству, к какому гербу оно принадлежит.

– Он сам работал при Фезенклевере в канцелярии. Был его правой рукой, но при новом канцлере, несмотря на заслуги и большой опыт, он был незаслуженно отставлен. – Продолжает Кюн.

– Абсолютно незаслуженно, – соглашался с ним Багель. – Я лично знаю этого человека ни один год. Он большой знаток управления владениями Его Высочества. Налоги, пошлины, сборы – это его конёк. Он в тарифах и пошлинах как рыба в воде.

– Что ж такого специалиста земле и не хватает, как мне кажется. И что же решение уже принято? – почему-то генерала немного расстроила эта новость. Возможно потому, что герцог не позвал на должность обратно его хорошего знакомца Фезенклевера. Толкового и умного человека.

– Ну, конечного же нет, это всё слухи. Только слухи. Решение принц должен принять на совете. Сегодня.– Качает головой Кюн. Но в его тоне и взгляде явно проступает осведомлённость, если не уверенность: Всё уже предопределено.

И в это время большая дверь, ведущая в столовую, распахивается с шумом, едва не выбивая у лакеев подносы из рук, беседовавшие господа оборачиваются к ней, пологая, что завтрак окончен, и сейчас тут появится принц и его ближайшие сановники… И принц появляется, но это юный принц, Георг Альберт Мален, наследный принц Ребенрее. Он был с каким-то товарищем, и оба молодых человека прошли бы мимо беседующих у окна трёх сановных господ, не брось принц в их сторону взгляда. Георг Альберт как увидел Волкова, так засиял и сразу пошёл к нему, высокий, длинноногий, по-юношески чуть нескладный, ещё издали протягивая руку, и улыбаясь как дитя и радуясь встрече:

– Барон!

Кюн самый проворный из всех, успел согнуться в поклоне первый, и поклон его был самым низким, за ним склонился и секретарь магистрата Багель, а сам генерал, кланялся не так низко, авось не придворный хитрец, но зато уже протягивал принцу руку:

– Ваше Высочество!

– О, барон! Маркграфиня Винцлау оценила ваш подвиг! – Сразу замечает цепь молодой и богато одетый человек, что был с герцогом. – Об этом все говорят.

А генерал улыбается юноше и кланяется незнакомцу:

– Да, Её Высочество сочли меня достойным этой награды.

Но сам, честно говоря, не очень-то рад этой встрече, он почему-то

сразу подумал: «Мальчишка опять начнёт выспрашивать про Брунхильду, просить её адрес».

А генерал вовсе не хочет помогать ему. Он знает, что герцогиня явно не обрадуется, если Волков будет содействовать связи принца и графини фон Мален, будь та связь даже эпистолярной. А может и сам герцог тем не будет доволен. Вот и думай, как тут быть. Кому угождать: молодому принцу, или его родителям?

Глава 2

А Георг Альберт фон Мален, крепко жмёт руку генералу и едва удостаивает кивка двух других придворных: да, да, вам тоже привет, господа, и вспоминает:

– Барон, позвольте вам представить моего кузена графа де Вилькора, он из фамилии де Фрионов. Моя любимая тётушка при рождении, видно в насмешку, прозвала его Годфруа… Годфруа Эрнст Алоиз, – тут принц смеётся и панибратски кладёт кузену руку на плечо, – но он у нас простой и вовсе не спесивый человек и запросто откликается на имя Готфрид.

Граф Готфрид чуть ниже ростом чем Георг Альберт и, кажется, немного моложе. На год или что-то около того. Но по одежде и по его перстням, видно, что и принц, и граф люди одного круга. И раз они кузены – одной семьи. А ещё у них одинаковые причёски. Волков кланяется молодому графу и представляется:

– Барон фон Рабенбург. – Он хочет сказать, что он генерал и всё прочее, но не успевает.

– Это лишнее… Я знаю кто вы, – сразу отзывается Готфрид де

Вилькор. – В дворце все знают кто вы, все о вас лишь и говорят.

– Обо мне? – Удивляется барон.

– Да, о вас, – уверяет его принц. – Я только что на завтраке рассказал Готфриду и батюшке, и другим господам, об ужине, на которым вы нам поведали о страшном, горном замке кровавого графа Тельвиса, где-то там, на юге… И о тех кровавых злодеяниях, что там творились.

– Ах, как я сожалею, барон, что не слышал вашего рассказа, я приехал вечером и не был приглашён к герцогине, – заявил Волкову молодой граф. – Может быть так сложится, что вы ещё раз расскажите о том, как вы в одиночку взяли замок кровопийц.

– В одиночку? – Снова удивляется генерал и после смеётся. – Нет-нет, господа, нет! Я был не один, со мною в замке были мои оруженосцы и несколько моих солдат. Да и на подходе к замку уже были мои люди с моими офицерами.

– Но ведь, кажется, вы были там, в замке, единственным рыцарем, – уточняет граф Готфрид де Вилькор, перед этим посмотрев на принца: я ничего не путаю?

– Оруженосцы не в счёт, да и солдаты тоже! – Добавляет Георг Альберт.

– Ах, вы про это? – Тут уже Волков соглашается. – Да, я был единственным рыцарем в своём отряде. Но мои оруженосцы это дети благородных семейств и уже закалённые бойцы, хотя среди них были и совсем молодые люди.

– Ну, вот! – Восклицает молодой принц облегчённо, когда всё прояснилось. – Мы же про то и говорим, что вы были там единственным рыцарем.

И генерал ещё раз подтверждает это кивком головы: да, господа, из всех, кто был в замке, я один был обличен рыцарским достоинством.

– Господин барон, – продолжал молодой граф, – я недавно имел честь пройти акколаду и получить шпоры, – было видно, что юноша немного волнуется, – но я по своему возрасту не мог получить их по заслугам своим, а получил их скорее авансом, насколько я знаю, вы получили свои шпоры за огромные заслуги, как и землю, как и титул барона.

– Да, так и было. Признаюсь, вам, господа, мне ничего легко не давалось, – снова соглашается барон.

– Да-да, вы же дрались с горцами из-за реки, а они упорные воины, не знающие ни устали, ни пощады, вы даже ходили с успехом на их землю и разоряли её, – подхватил принц, – и они, потом, в итоге, склонили пред вам колени.

И тут Волков говорит им улыбаясь:

– Господа, вам, будущим правителям, надобно запомнить, что вслух о чьих-то «склонённых коленях» лучше не упоминать, это озлобляет тех, кого вы победили, разжигает ярость в их молодёжи, которая, пока не повзрослеет, будет требовать сатисфакции. В горах, за рекой, после моих походов, до сих пор многие меня ненавидят. И в случае подобному этому, я обычно употребляю другие слова, я говорю, например… Ну, что мне удалось склонить горцев к миру на приемлемых для меня условиях.

– Блестяще сказано! – Заметил распорядитель двора Кюн, который стоял рядом и слушал их разговор.

– Вот это и называется политика! – Похвалил генерала секретарь магистрата. И напомнил молодым господам. – А ещё барон, совсем недавно угомонил еретиков Фёренбурга и побил на реке знаменитого маршала безбожников ван дер Пильса. Но главная сила барона в умении уговаривать людей, это всем во дворце известно. Он очень тонкий политик.

Волков им обоим кивал в знак признательности: благодарю вас, господа, благодарю вас. Ах, какие же молодцы эти Кюн и Багель. Эти опытные царедворцы были очень вежливы, и учтивы… Если не сказать льстивы… И чем больше семья курфюрста уделяла внимания генералу, тем больше они готовы были восхищаться его подвигами, его храбростью, его умом и политическими навыками. Но при том при всём, генерал прекрасно помнил, как ещё недавно, тот же самый Кюн вставлял ему в колёса палки, по заказу обер-прокурора. Так что восхищение этих господ, ровным счётом ничего для него не значило. Дворцовые флюгеры, и не более того. А может быть и вовсе злокозненные лицемеры.

А оба молодых человека, послушав вельмож, понимающе кивали: да-да, политика, политика. Мы всё понимаем. Хотя барон видел, что они и не задумывались над предметом, с которым так быстро соглашались. Юнцы. Что с них взять?

А потом юный герцог и продолжает:

– Господин барон, а можно ли пригласить вас сегодня на ужин, многие наши друзья, тоже хотели бы вас послушать?

– Мне жаль, господа, но сегодня я уже приглашён на ужин, – отвечает генерал, вежливо кланяясь в ответ на приглашение.

– Приглашены? – Удивляется Георг Альберт. Кажется ему пришлась не по нраву мысль, что кто-то посмел перехватить такого желанного и интересного, для молодых людей, человека. И тогда он интересуется.– Может это женщина?

– Нет, господа, – тут Волков смеётся над мальчишками. – Не женщина, конечно, но… Тем не менее, от этого приглашения отказаться я не в силах.

– И кто же это? – Удивляется принц. И удивление его не очень приятное. А может он сам желает напроситься на тот ужин?

А вот господа царедворцы всё понимают сразу, на понимание ситуаций во дворце, на осязание тончайших дуновений воздуха в придворных политиках, у них давно выработалось чутьё.

– Барон, видимо, получил приглашения от Его Высочества. –

Догадывается умный Кюн.

И Волков подтверждает его мысль своим беззлобным смехом: да, мои юные господа, сегодня я ужинаю у герцога. И он добавляет:

– Принц, граф, но ведь вы сможете быть на том обеде.

– Но вас посадят рядом с отцом, и мы с вами совсем не сможем поговорить. – Сокрушается молодой принц. – Да и другие наши друзья, что желают вас послушать, не смогут быть на том обеде.

– Может мы сможем пригласить вас на ужин завтра? – Предлагает Готфрид де Вилькор.

Честно говоря, вся эта высокородная, избалованная молодёжь… Нет. Не очень-то нравится генералу, вся их эта юношеская страсть, весь интерес к нему и его свершениям кажутся Волкову пустыми. Всего лишь способом развлечься, избавиться от извечной дворцовой скуки. А ему просто лень их развлекать. В ближайшие часы, ему предстоят серьёзные разговоры, после которых совет будет принимать важные решения… А тут эти юнцы, со своими затеями. Ему не хочется тратить на них время. Хотя… Хотя Волков прекрасно, прекрасно понимает, что такие встречи переродятся со временем в очень нужные знакомства. В то, что все люди при любых дворцах называют «связями». Также Барон понимает, что яркие юношеские впечатления запоминаются на всю жизнь. А ведь курфюрст не вечен. Когда-то его место займёт этот восхищённый юноша, что стоит сейчас пред ним и приглашает его на ужин. Выросшие во дворцах молодцы, конечно, не чета его парням, его оруженосцам. Эти двое у каждого из которых имеется по перстню, стоимостью в две тысячи талеров, они и рядом не встанут ни с фон Готтом, ни с Хенриком. Даже совсем юный, почивший уже фон Флюген для любого из этих дворцовых рыцарей недосягаемый пример героизма. Они ему почти неинтересны, но Волков не может им отказать и говорит:

– Господа, давайте уговоримся так, я с радостью приму ваше предложение, если не буду в тот час надобен Его Высочеству. Надеюсь, господа, вы понимаете, что долг вассала, как и обязанности сеньора, выше всяких праздных удовольствий.

– Да, конечно, конечно, барон, мы всё понимаем, – соглашаются молодые люди. И принц продолжает. – Но ужин готовить будем.

– А где будем ужинать? – Спрашивает у него граф. – Здесь или поедем в город?

– В город! – Восклицает принц, – конечно в город. Дворец уже надоел. Поужинаем в «Жирном фазане».

– Там мало музыкантов, нет места для танцев, – напоминает ему граф Готфрид.

«Дьявол, они там ещё и танцевать собрались! – Желание ужинать с этими юнцами у него ещё больше уменьшается. – Значит ещё будут девицы. Хорошо, если то будут всякие девки трактирные. С ними всё просто. А ведь могут притащить и знатных девиц из дворца. Те тоже любят ужины с болтовнёй, хотя приличные девы в трактир всяко не пойдут».

Он улыбается молодым людям, хотя ему хочется послать их к чёрту с их затеями. А принц тем временем интересуется:

– Барон, а что за блюда вы предпочитаете? Любите ли белую рыбу? А вина какие? Бордо, наверное. Или медоки. Или, может быть, говяжьи вырезки?

– Все любят вырезки, – замечает граф де Вилькор. – Особенно с трюфельными маслами или острыми соусами. И к трюфельным подливам хороши вовсе не медоки, а как раз трёхлетнее бароло, а здесь его нам просто не отыскать. А к медокам и чёрные соусы подойдут.

– Послушайте его, барон, – похвалил кузена принц, – он во всём этом разбирается лучше нас всех.