Кто не спрятался – я не виноват…

Друг пожал плечами:

– Думаю, километров десять–двенадцать. Там небольшой хутор, всего несколько домов, – зачем-то пояснил он.

Я сокрушённо вздохнула:

– Нет, пожалуй, сегодня на десять, а тем более на двенадцать километров я не способна. Так что ночевать нам, други мои, придётся в лесу. Но, повторяю, подальше от деревни и, конечно, не на берегу. Свет костра будет виден издалека.

Мои заявления друзей не обрадовали. Татьяна было открыла рот для очередного вопроса, но тут на неё цыкнул Юрик:

– Отстань от Нюськи… Видишь, она на ногах еле держится, – и уже, обращаясь ко мне: – Тут как раз в трёх километрах есть небольшой ложок. Закрытое место от ветра, и костёр никто не заметит, – и с усмешкой добавил: – Кстати, я и рюкзаки уже туда перетащил…

А я вздохнула с облегчением. Хорошо, когда среди нас есть здравомыслящие люди!

Глава 6

Честно говоря, я плохо помнила, как добрела до того самого места, где Юрик спрятал наши рюкзаки. Просто в какой-то момент действительность от меня уплыла, и я перестала осознавать себя как личность. Растворяясь в тумане белой ночи, я опять перенеслась в свой фиолетовый мир.

Я стояла на вершине холма, наблюдая, как из-за горизонта восходит фиолетовое, похожее на огромный аметист, солнце. Волосы осторожно трогал тёплый ветерок, а передо мной расстилалась бескрайняя долина с высокими сиреневыми травами. Вдали виднелась небольшая роща высоких деревьев. Даже отсюда, издалека, было видно, какие они огромные. Их кроны сверкали лиловыми бликами, отражая первые лучи дивного светила.

Кто-то неслышно подошёл ко мне сзади и очень осторожно убрал выбившуюся прядку назад. Не оглядываясь, я улыбнулась. Я чувствовала тепло его руки, которой он взял меня за плечо. Тихий знакомый голос прошептал мне почти в самое ухо:

– Анна…

Я стала оборачиваться, уже зная, кого увижу. Сердце в груди сладко защемило в предчувствии чего-то важного и значимого, того, чего я ждала всю жизнь и к чему упорно шла, невзирая на кажущую несбыточность и невозможность. И тут…

Открыла глаза и даже сразу не поняла, где нахожусь. Суровые ели, словно склонились над дном оврага, где горел небольшой костерок. Едкий дымок стелился по земле тонкой струйкой, смешиваясь с туманом. Я резко обернулась. Сон и явь на мгновение смешались в моём сознании. Мое плечо все ещё хранило тепло прикосновения… Но кого? Никого рядом не было. Чувство потери было столь велико, что я чуть не взвыла от отчаянья.

Возле костра, свернувшись калачиком, спала Татьяна. Рядом, свесив голову на плечо, сидел Юрик. Кажется, наш «дежурный охранник» сам отключился. Я приподнялась, скинув с себя тонкое шерстяное одеяло, которым была заботливо укрыта. Протёрла ладонями лицо, пытаясь вернуть своё сознание к реальности. А в моей голове всё ещё звучал нежный и ласковый шёпот: «Анна…»

В душе повисла какая-то холодная пустота, словно оттуда только что вырвали большой и самый значимый кусок моей жизни. Постаралась взять себя в руки. Это всё одиночество. Это оно тянет меня в какие-то неведомые миры, заставляя даже во сне тосковать невесть почему. Фыркнула сама на себя. Тоже мне, нашла время «тосковать»! Тут у нас такое творится, убийца, можно сказать, на пятки наступает, а она – «тосковать» взялась!

Но как бы я сама себя ни корила, инстинкт подсказывал, что здесь присутствует кто-то ещё. Кроме меня, кроме моих друзей…

Чтобы избавиться от этого чувства, я поднялась на ноги. Всё тело отозвалось ноющей болью, словно я вся целиком была одним здоровым синяком. С трудом сдержала стон. Внимательно огляделась и прислушалась. Увидеть в таком густом тумане вряд ли что-то получится. Никаких посторонних для леса звуков, намекающих на присутствие здесь кого-либо, тоже не услышала.

Зато услышала тихое журчание воды. На дне оврага, давшего нам на эту ночь приют, среди наваленных грудой камней струился небольшой ручеёк. Вот это – то, что мне сейчас было нужно. Можно сказать, жизненно необходимо! Пошла, осторожно передвигая ноги, будто вместо плоти они состояли из кусков мёртвого дерева. Холодная вода прояснила мысли, заставив окончательно проснуться.

Глянула мельком на часы. Четыре с четвертью. Интересно, дня или утра? Наверное, всё-таки утра. После нескольких глотков ледяной воды зверски захотелось есть. Вернулась к костру и стала из своего рюкзака доставать пачку печенья, которое лежало на самом верху.

Юрик сразу вскинулся. Захлопал спросонья глазами, пробурчав:

– Нюська… Ты? – сладко потянулся и, зевнув, спросил тихо: – Ну как ты? Лучше? А то вчера совсем размазалась. Хотя после такого я бы сам «размазался»… – И добавил чуть бодрее: – Ну что, подъём? Дойдём до домушки, там и отдохнём по-человечески. Толик сказал, что там и банька имеется…

Я кивнула. Мне не терпелось убраться отсюда поскорее. Ощущение того, что в тумане кто-то скрывается, упорно не проходило.

Юрка поднялся и стал шуршать в своём рюкзаке. Видимо, тоже проголодался. А я спросила:

– Юрик, а тебе рисунок на том листке не показался знакомым?

Друг, который уже затолкал в рот половину ватрушки, замычал, кивнув:

– Показалось… – затем, с трудом проглотив, добавил: – Эти надписи напоминают язык цхалов. Мы, когда с Танюхой в их подземном городе были, видели подобные закорючки, выбитые на камнях. (подробнее в книге «Тайна урочища Багыш-хана»)

От неожиданности я даже ресницами захлопала. А потом зашипела на друга, стараясь не орать:

– Так чего же ты сразу-то не сказал, а?! Я себе все мозги свернула, пытаясь понять, почему мне эти закорючки кажутся знакомыми!

Юрика мои слова слегка насторожили. Он даже не стал кусать уже поднесённый ко рту остаток ватрушки. Несколько настороженно проговорил:

– Погоди, погоди… Но ты не могла видеть эти надписи! Ты же не была с нами в подземном городе цхалов2!

Я немного растерялась. Посмотрела на друга с недоумением и повторила эхом:

– Точно… Не была… – Спиной почувствовала холод, словно нечто неведомое уже смотрело на меня сквозь туман.

Осознать происходившее как следует не успела. Наш разговор, если это можно так назвать, прервал ворчливый голос подруги:

– Чего вы с утра пораньше тут устроили? Была, не была… Кто где был и кто где не был? И надо ли это выяснять ни свет, ни заря в самом что ни на есть прямом смысле? – И тут же продолжила, не дожидаясь ответов: – Блин, мне тут то ли камень, то ли корень в бок впился! Всю ночь, словно на горохе сухом пролежала!

Юрка тут же заныл:

– Тань, давай завтрак сообразим…

Подруга с усмешкой кивнула на остатки ватрушки в его руках:

– Так ты уже, кажется, сообразил… – и сурово добавила: – Предлагаю идти до места, а там уже нормальной пищи приготовить и поесть, как люди. Кстати, я бы ещё и помыться хотела…

Предложение было дельным. Мы быстренько собрались, пополнили запасы свежей воды, затушили костерок и направились по дну оврага на северо-восток.

Юрка объяснил, что домушка друга расположена на небольшом хуторе, километрах в двадцати от побережья. Раньше там была какая-то деревенька, которая сейчас оказалась почти заброшенной. Жил там постоянно какой-то дедок-отшельник. Ни с кем не разговаривал, жил особняком. Думаю, не разговаривал он потому, что было не с кем.

Мы с Танькой стали отпускать шуточки на эту тему, а Юрка нас приструнил, добавив таинственным шёпотом, что дедка того все считают колдуном. Но люди к нему изредка ходят – те, которые совсем бестолковые. Последнюю фразу про «бестолковых» он сказал не особо уверенно – видимо, ему вспомнились наши прошлые приключения. То, что тогда с нами произошло, никак не вписывалось в общепринятые понятия того мира, в котором мы жили. Поэтому, договорив, он прикрыл рот, сурово и серьезно глянув на нас, и дальше мы передвигались в молчании.

Кто как, не знаю, а мои мысли были заняты тем, о чём мы говорили с другом, пока не проснулась Татьяна. Откуда мне могут показаться знакомыми письмена, если я их никогда ранее не видела? Вариантов у меня было немного. Ну, хорошо… У меня их просто не было, чего уж там! И это меня злило невероятно.

Восход мы встретили уже на берегу небольшого ручья или речушки, названия которой никто из нас не знал. На наши вопросы Юрик проворчал:

– Тут на каждом углу то речка, то озеро… Всех названий и не упомнишь… – И тут же, чуть воодушевившись, добавил: – Теперь недолго осталось. Пойдём вверх по течению – там и будет этот хутор.

Мы воспряли духом и на радостях не стали делать привал, решив, что отдохнём уже на месте. Я шла замыкающей и время от времени оглядывалась назад, будто ожидала увидеть кого-то. Только вот – кого? Этого я не знала. Но чувство какой-то неясной тревоги не покидало меня ни на секунду. Нет, разумеется, я не верила, что убийца нас смог выследить. По сути, это было невозможно, если он не маг-волшебник. Тогда откуда был тот самый холодок в затылке, стоило мне только перестать смотреть назад?

Танька поначалу разглагольствовала на ходу о том, как мы растопим баню, сварим на плите супчик и прочее в том же духе. Но вскоре и она замолчала, стараясь сберечь дыхание. Шагать по лесу с густым подлеском, ветровальными деревьями и грудами камней – занятие было не из лёгких. А мне начало казаться, что мои друзья уже успели позабыть и о происшествии в поезде, и о побеге, и об опасности, которая никуда не делась, а продолжала преследовать нас, словно хитрый и выносливый хорёк свою добычу. И я это чувствовала – чувствовала всей кожей.

До хутора мы добрались уже после полудня. Подлесок поредел, и сквозь стволы деревьев и еловые колючие лапы мы увидели впереди небольшую прогалину на берегу речушки. Потянуло запахом дыма, громко горланил петух. А я удивилась, как его в такой глуши ещё не сожрали дикие звери?

Не успели мы выйти на опушку, как к нам кинулись с разных сторон две собаки. Это были крупные карельские лайки чёрно-белого окраса, с которыми местные охотники ходили на медведя, а не только на мелкого пушистого зверя. Что было удивительно, они не гавкали. Просто подбежали с разных сторон и замерли в напряжённых стойках, настороженно нас разглядывая. Для лаек подобное молчаливое поведение было нехарактерным.

Но это была не единственная странность. Я почувствовала, как мы будто продавили невидимую упругую стенку, похожую на мыльный пузырь. Сразу же в голове защекотало. Это был первый признак того, что кто-то пытался просочиться в мой разум. Я закрылась, действуя почти на автомате, как прячется улитка в свой домик, стоит только до неё дотронуться.

Замерла на месте, прислушиваясь к этому ощущению. Вторжение я бы не назвала враждебным – скорее, изучающим. Это было словно кто-то задавал вопрос: «Что вы за люди? И зачем вы сюда пожаловали?»

Татьяна сердито пробурчала:

– Ну и что нам теперь делать? – И уже обращаясь к другу, добавила: – Ты же сказал, что тут никто, кроме деда-отшельника, не живёт?

Юрик, не отводя взгляда от псов, ответил ей чуть ехидно:

– А ты кого-то видишь? Я, лично, и деда-отшельника не вижу. Только собак.

Подруга сдержанно фыркнула:

– Ну и что… Долго мы так здесь будем стоять, как памятники? – И добавила чуть раздражённо: – Сделай уже что-нибудь!

Осторожно, без резких движений, снимая рюкзак, Юрик продолжил вредничать:

– Что, например? Вступить с собачками в схватку?

Танька начала злиться и даже не пыталась этого скрыть:

– Нет, геройский ты наш! Свистни, крикни, чтобы хозяин собак обратил внимание на наше положение… Я в овраге ночевать больше не хочу!

Я тихо проговорила:

– Не волнуйся… На нас уже обратили внимание.

На вопросительный взгляд подруги я кивнула головой в сторону одиноко стоявшего дома. Дверь там отворилась, и на крыльце показался человек. Мы замерли, все трое, чуть ли не широко открыв рот, даже забыв про собак, которые всё ещё пялились на нас довольно враждебно. Разумеется, с этого расстояния лица его мы разглядеть не смогли, но вот волосы… Они сверкали под солнечными лучами, словно снега на вершине Эльбруса. Мы с Танькой хором ошеломлённо выдохнули:

– Койда??!!

А Юрик, помотав головой, будто отгоняя наваждение, пробормотал:

– Да ну, на фиг! Быть того не может!

Я стала вглядываться пристальнее в фигуру мужчины и с некоторым облегчением пробормотала:

– Не он… Но…

Мы с друзьями красноречиво переглянулись. Всем было понятно, что кроется за этим моим «но». Очередная порция проблем и неприятностей – вот что это означало.

Это был не очень высокий мужчина, довольно широкий в плечах и с идеальной осанкой отставного военного. Одет просто: тёмно-коричневые брюки, обычная клетчатая рубаха навыпуск, почему-то босой. Он издал какой-то странный горловой звук, похожий на крик болотной птицы, и собаки враз расслабились. Отступив чуть по сторонам, они как-то нерешительно задергали своими хвостами-колечками.

– Кажется, нас признали за своих и приглашают пройти, – нерешительно проговорил Юрка, глянув на псов.

Вскинув опять рюкзак на плечо, он первым двинулся в сторону дома, на крыльце которого нас ожидал этот странно-знакомый-незнакомый мужчина. Собаки, будто конвоиры, следовали рядом с нами с обеих сторон. Умные глаза псов словно ехидно намекали: мол, хозяин велел пропустить – мы и пропускаем, но вздумаете… В общем, ежели чего, пеняйте на себя.

Мы подошли ближе к крыльцу и нестройно поздоровались. Я наконец сумела рассмотреть хозяина этой обители получше. Это был старик, о возрасте которого я могла только догадываться. Если уж Койда, которого мы встретили в урочище Багыш-хана и который выглядел лет на тридцать пять, помнил «как росли горы», то этот, с морщинистым лицом, мог быть… В общем, на столько моей фантазии не хватало. Но то, что он принадлежал к тому же племени, что и Койда, то есть к Чуди Заволочской, у меня теперь не вызывало никаких сомнений.

Даже затрудняюсь сказать, какие чувства это у меня вызвало. Облегчение, что здесь не враги? А с другой стороны – это могло означать только то, что впереди нас ждут испытания. Эх, найти бы ту самую Аннушку, что «пролила масло», да придушить бы, пока она не отправилась в магазин за этим самым маслом!

Тем временем старик с достоинством ответил на наш многоголосый «хор»:

– И вам здравствовать… Заблукали, али как?

Юрка, будучи единственным мужчиной в нашей компании, принялся солидно объяснять причину нашего появления. Когда он закончил, хозяин дома с усмешкой проговорил:

– А… Так это вы малость промахнулись. Вам на Толву надобно… Это чуток к северу. – Глядя на наши разочарованные мордахи, он добавил: – Да тут недалече… А чтобы не заблукали сызнова, собачки мои вас проводят. – И тут же обратился к псам, сидевшим копилками по обе стороны крыльца: – Урхо, Мейре… Проводите гостей до Толвы! Да обратно возвращайтесь, не задерживайтесь там! А то, знаю я вас…

Собаки тут же вскочили на ноги и радостно замотали хвостами, глядя преданными глазами на хозяина. Мы нестройно поблагодарили старика и дружно потянулись в ту сторону, что он указал. За домом виднелась едва заметная тропинка, ведущая, надо полагать, к той самой деревне или хутору, куда мы так рвались последние несколько суток.

Собаки следовали тем же порядком, что и ранее: по обеим сторонам, будто и вправду нас конвоировали. Я чуть задержалась, словно хотела о чём-то спросить. Старик с лёгкой насмешкой в чёрных, как полярная ночь, глазах смотрел на меня, и я передумала. Ну что я спрошу? Мол, дедушка, не родственник ли вы Койде, сыну Окабы? С какого перепугу? Кто я такая, чтобы задавать незнакомому человеку подобные вопросы? И я промолчала. Направилась быстрым шагом догонять друзей, чуя затылком… Да что там – затылком! Чувствуя всем своим телом, каждой клеточкой, как старик внимательно и пристально смотрит мне вслед.

Танька шла и ворчала:

– Он бы нам ещё клубочек дал, блин!

Я коротко хохотнула:

– Это ты про тот клубочек, что Баба-Яга дала Ивану-Царевичу, чтобы он довёл его к дубу, где Кащеева смерть в сундуке запрятана?

Подруга фыркнула:

– Конечно! Собаки нас проводят… Ага… Как же! Они вон только и думают, как откусить бы от нас кусок пожирнее. Впрочем… Пожирнее – это не про нас. – И тут же принялась приставать к Юрику: – Ты сказал, что здесь ни души, мол, мы будем одни, как Робинзоны. А тут народу, как на Одесской барахолке!

Я догнала и тихо спросила её:

– Ты чего разошлась-то, как холодный самовар?

Татьяна тормознула и с дрожью в голосе прошептала:

– Так страшно, Нюсенька! Куда мы опять влипли?! И ещё дед этот… Он точно родственник Койды. А ты сама помнишь, чем наша с ним встреча закончилась в прошлый раз…

Тут нас окликнул Юрик:

– Девчонки! Ну чего вы там? Поднажмите… Совсем немного осталось!

Я вздохнула:

– Пойдём… Дойдём до места – там всё и обсудим…

Вскоре мы вышли на большую поляну, на которой стояли несколько домов. Все, кроме одного, были в плачевном состоянии. Заросли крапивы и лебеды достигали провалившихся серых от времени крыш. Среди всего этого запустения высились только «журавли» колодцев – словно капитаны, которые последними покидают гибнущий флот.

Избушка приятеля Юрика стояла на самом краю, у кромки леса, и вид имела вполне себе крепкий. Было видно, что нижние сгнившие венцы дома не так давно заменили на новые. Наличники, больше похожие на кружева, были любовно выкрашены синей краской. Окна закрывали ставни, а во дворе с выкошенной травой стояла новая банька из янтарного соснового дерева. Старый сарай был разобран, доски от него распилены и сложены в аккуратные поленицы под стеной. Колодец тоже имел место быть – некоторые брёвна сруба были новыми. В общем, чувствовалась хозяйская рука. Огород, правда, был заросшим – хозяин явно мало интересовался сельским хозяйством.

При виде всего этого мы с Танькой немного взбодрились. Юрик, по-видимому, опасавшийся найти здесь такую же разруху, как и в остальной деревне, радостно улыбался. С оптимизмом он провозгласил:

– Ну вот, девчонки… Не всё так плохо, как могло показаться вначале. Давайте… Я сейчас займусь баней, а вы – на кухню! Жрать хочется, аж сил нет!

Татьяна пробурчала так, чтобы Юрик её не услышал:

– Вот, вот… Это мы ещё не поженились. А что потом будет, а? Жена – жарь котлеты, да? И никакой романтики, никаких тебе закатов над морем…

Я только усмехнулась. Танька просто вредничала. На самом деле, она обожала готовить и кормить Юрика. Я помнила её умильно-дурацкую физиономию, когда он наворачивал её кулинарные изыски.

Даже у меня мелькнула мысль: «Может, ещё всё обойдётся?» А противный голос внутри ехидно повторял: «Не обойдётся, не обойдётся…»

Глава 7

Пока Юрик растапливал баню и таскал воду, мы с Татьяной успели навести немного порядка в доме и приготовить сносный обед – обычный горячий супчик из банки тушёнки, картофеля, горсти пшена и пучка крапивы. Но после длительного нахождения на сухомятке, причём не очень частой, супчик нам показался божественно вкусным.

За обедом Танька принялась разглагольствовать на тему: «А хорошо, что неподалёку живёт дед, у которого и куры есть, и коровы». Вывод её рассуждений был прост: значит, у него можно разжиться и яйцами, и сметаной с молочком, а может, и простыми овощами, такими как картошка или морковка. Говорила она с преувеличенным энтузиазмом, который слегка «резал» уши. Это означало одно: все испытывали нервное возбуждение. О событиях, произошедших в поезде, мы, не сговариваясь, старались не упоминать. Но я понимала, что долго юлить и вихляться друг перед другом нам не удастся – рано или поздно говорить об этом придётся. Однако моя подруга была права в одном: прежде чем приступать к серьёзным разговорам, нужно прийти в себя, как следует отдохнуть и выспаться. И в осуществление этого нехитрого плана, убрав посуду, мы с Танькой отправились в баню.

В доме обстановка была весьма простой, если не сказать аскетичной. Две комнатки, помимо большой кухни-горницы с огромной русской печью, были размерами чуть больше собачьей будки. В одной стояла панцирная кровать с блестящими никелированными шариками на спинке и старый колченогий шкаф с покосившейся дверцей. В другой – такая же кровать и большой деревянный сундук времён царя Гороха. Зато в сундуке обнаружилось чистое постельное бельё и полотенца. А на полках возле печи – баночки с сахаром, солью и перцем. В старом шкафу любопытная Танька нашла пёстрые домотканые половички, чистые, постиранные и сложенные аккуратной стопкой. В общем, для спокойной жизни – всё, что нужно.

В бане лежал большой коричневый кусок хозяйственного мыла, на что Татьяна сморщила свой чуть вздёрнутый нос. Отрастив длинные волосы, она теперь усиленно о них заботилась. Чтобы утешить её в отсутствии шампуня и всяких хитрых штучек, я надрала крапивы и запарила её в кипятке в оцинкованном тазу, втолковав подруге, что лучшего средства для мытья волос и представить нельзя. Попутно прочла ей маленькую лекцию на тему: «Почему, когда пол-Европы вымирало от чумы и прочих нехороших болезней, в России народ только недоумённо пожимал плечами на непонятливых европейцев и мылся в бане».

В общем, из бани мы выползли с ней чуть ли не на четвереньках. Кое-как добрели до дома и плюхнулись на кровати, оставив Юрику в управление большую кухню с печкой.

Отключилась я почти сразу и спала, что называется, без задних ног. Ни снов, ни видений, никаких тревожных или необычных картин или мыслей. Словно кто-то взял и просто выключил рубильник. Всё верно: мозг, перегруженный событиями последних дней, нуждался в полноценном отдыхе.

Просыпалась я медленно и неохотно. Казалось, что кто-то зовёт меня по имени – тихо, издалека, но очень настойчиво, пытаясь пробить тёмную завесу небытия. Я открыла глаза. За небольшим оконцем, задернутым до половины шторками в жёлтые, почти выцветшие растительные узоры, стоял белёсый свет. Я попыталась нашарить возле кровати свои часы, которые сняла, отправляясь в баню. Не нашарила и чуть не загремела с кровати. Попыталась резко встать, но не тут-то было: панцирная сетка не собиралась так быстро выпускать меня из своих объятий. Это меня почему-то разозлило. Предприняв ещё одно усилие, я встала – точнее, выпрыгнула. Пружины жалобно заскрипели, возмущённые таким резким обращением. Интересно, сейчас день или ночь? Нужно было разыскать свои часы. Почему-то мне показалось очень важным определить, который сейчас час.

Накинув старенькое застиранное покрывало наподобие шали на плечи, я, ступая на цыпочках, вышла из комнатки. В кухне, составив две большие деревянные лавки вместе, на каком-то старом кожушке спал Юрик. Мои часы лежали на столе. Я схватила их и уставилась на циферблат. Стрелки замерли на двенадцати часах. Я в недоумении немного похлопала ресницами: в каком смысле – двенадцать? Полночь или полдень? И только потом заметила, что секундная стрелка на моих часах не двигается. Часы стояли, и это было очень странно. Что называется, в снег или в дождь, просыпаясь, где бы я ни была, первым делом я заводила свои часы и не могла припомнить случая, чтобы они хоть раз остановились. Попробовала покрутить колесико завода, но это ничего не дало. Секундная стрелка, как прилепленная, стояла на месте, не желая двигаться. Так, ладно… С этим разберёмся позже.

У меня вдруг возникло непреодолимое желание выйти на улицу, чтобы вдохнуть прохладного, пропитанного туманом и хвойной терпкой горечью свежего воздуха. Двери в сени и из сеней были закрыты, но не заперты. Я хмыкнула. Правильно… Кого в своём дому бояться? Не обуваясь, вышла на крыльцо. Постояла, оглядываясь по сторонам, зябко передёрнула плечами и поплотнее запахнула на груди мою импровизированную шаль-покрывало. И только тогда увидела на лавочке, стоявшей около дома, глиняную крынку, аккуратно завязанную сверху чистой тряпицей. Рядом стояла небольшая плетёная корзинка с яйцами и пучком укропа сверху. На земле, недалеко от этого богатства, стоял обычный мешок. В нём что-то было. По холодной траве я прошлёпала к мешку и оглянулась. В тумане разглядеть что-то дальше десяти метров от себя было практически невозможно. Но ведь всё это богатство не само здесь появилось?! В мешке было немного картошки, морковки и лука. А в крынке – молоко. Свежее, ещё тёплое, парное. Голова у меня заработала, и я подумала, что коров доят утром и вечером. Вечер сейчас быть не может. Вечером мы мылись в бане, а потом я уснула. Значит, всё-таки утро.

Я подпрыгнула на месте и схватилась за сердце, когда позади меня раздался тихий голос:

– Ну… Здрава будь, Анна…

За моей спиной, почти у самого крыльца, опираясь на деревянную клюку, стоял давешний старик. Его силуэт был словно вырезан из черно-белого снимка, чуть размытым от времени. Оба пса тоже были тут. Сидели у его ног по обе стороны, неподвижные и странно молчаливые. Не иначе как с перепугу я, не отвечая на его приветствие, спросила: