Кто не спрятался – я не виноват…

Ирина Енц

Кто не спрятался – я не виноват…

Пролог

Я остервенело рвала на себя металлическую ручку, но тяжёлая дверь никак не желала поддаваться. В висках перестуком вагонных колёс стучало: «Успокойся, успокойся, успокойся…» Сцепив зубы, чтобы не заорать от безысходности и злости на себя, я шумно выдохнула. Так… Спокойно. Ты совсем недавно открывала эту чёртову дверь, значит, она не заперта. Просто ручку нужно повернуть до самого конца, пока не раздастся тихое щелканье, а затем с силой, но осторожно потянуть. У тебя всё получится…

Ещё раз сделав вдох-выдох, я нажала на ручку и потянула изо всей силы дверь на себя. Тяжёлая створка поддалась с трудом, словно с той стороны её кто-то держал. Струя упругого холодного воздуха чуть не сбила меня с ног, впечатав в стену прокуренного тамбура. С трудом удержавшись на ногах, я, вцепившись в поручни, выглянула наружу. Волосы заплескались на ветру, словно разодранное знамя побеждённого войска.

В молочном тумане мелькали, проносясь мимо, заросли кустарников и небольших берёзовых рощиц. Даже накатывающая волнами паника не мешала мне понять, что прыгать сейчас было бы равносильно смерти. Не то чтобы я уж совсем так боялась умереть. Но уж совершенно точно не планировала свою кончину вот так – под откосом железнодорожного полотна.

Деловито откинула небольшую платформу, перекрывающую лестницу, и, крепко держась за поручни, спустилась на последнюю ступеньку. Впереди темнел подъём, после которого был затяжной спуск. Я это точно знала, так как несколько раз уже ездила этим маршрутом. На подъёме поезд замедлит ход – и вот тогда…

Лязгающий звук открываемой позади меня двери в тамбур прозвучал почти, как похоронный звон колоколов. Мелькнула злая мысль – у меня нет этого чёртова «вот тогда». На мгновение время как будто остановилось, а потом вдруг, полетело с немыслимой скоростью, обдувая лицо холодом неизбежности и отдаваясь в висках тупой болью. С трудом отодрав скрюченные судорогой пальцы от поручней, не оглядываясь, я, собрав все свои силы, оттолкнулась от ступени – и полетела вниз. Туман нехотя раздвинулся, принимая меня в свои объятия.

Глава 1

Я лежала на кровати с раскрытой книгой в руке и пыталась читать. Нет, читать-то у меня получалось, только вот смысла прочитанного мозг никак не улавливал. Сессия сдана, начало каникул, друзья-товарищи все разъехались кто куда, общежитие почти опустело. Только я одна никак не могла решить, куда мне податься. Домой? А чего там делать? Мама уехала на всё лето на какую-то немыслимую супер-пупер не то стажировку, не то курсы. Друзей в посёлке не осталось. Да и после тех приключений, которые мне довелось пережить несколько лет назад, возвращаться в родные места совсем не тянуло. (Подробнее об этом читайте в первой книге «Тайна урочища Багыш-хана»).

Были у меня планы провести каникулы вместе со своими друзьями Татьяной и Юриком, которые учились в соседнем областном центре, но на моё письмо с предложением Танька в коротеньком письме сухо ответила, что у них другие планы – они едут в романтическое путешествие на Камчатку. У них с Юриком была любовь, и после того, как Татьяна окончит свой медицинский, они собирались пожениться. Юрик на высшее образование не замахивался, говоря, что он больше привык работать руками, чем головой. Но это он лукавил. Голова у Юрика была ого-го. Просто по жизни он был шалопаем, которому корпение над учебниками было как кость в горле. Поэтому он выбрал себе рабочую специальность и сейчас учился в техникуме, а по вечерам умудрялся работать ещё и на заводе, с философской мудростью заявляя, что мужчина – это добытчик. Танька от подобных высказываний млела, как студень на солнце. В общем, у них была, что называется, идиллия. И влезать в неё у меня не было никакого желания, памятуя, что третий в данной ситуации точно – лишний.

Институтские друзья меня наперебой звали к себе в гости, но я отвечала туманными фразами, дескать, у меня Планы. Именно так – планы с большой буквы. На самом деле мне хотелось побыть одной. Был, конечно, ещё вариант: отправиться куда-нибудь, скажем, на Волгу или ещё на какую другую реку – благо у нас в стране их видимо-невидимо. Поплавать, например, на кораблике, посмотреть на наши русские города. Чем, казалось бы, не план? Но на меня напала какая-то апатия. Не хотелось шевелиться. А ещё больше хотелось уехать куда-нибудь подальше в тайгу, где кроме медведей вообще никого не будет. Впрочем, и медведей-то я упомянула так, для красного словца. Объяснялось такое моё состояние души просто: после происшествия в урочище Багыш-хана во мне что-то изменилось. Точнее, изменилось всё. Словно мир перевернулся с ног на голову. Всё чаще ко мне по ночам приходили картины странного мира, который я однажды увидела, соприкоснувшись с другой действительностью. Длинными ночами мне снились долины под фиолетовым солнцем с колышущейся под слабым ветерком сиреневой травой. Где-то глубоко внутри сознания меня не покидала мысль, что именно там мой дом. Разумеется, я от этой мысли отбрыкивалась со всей возможной энергией. Но получалось плохо.

На Юрика и Татьяну то приключение (если то, что с нами тогда случилось, вообще можно было назвать подобным легкомысленным словом) тоже повлияло. Но то ли их тогда не так сильно «зацепило», то ли их вспыхнувшая любовь затмила перед ними весь остальной мир, но, в отличие от меня, они продолжали жить обычной жизнью без особых терзаний. Учась в медицинском, Татьяна мне попробовала с умным видом объяснить, что, мол, человеческая психика так устроена, что все «перегрузы» сознания она просто отключает, как лампочку. Впрочем, её объяснения меня нисколько не удовлетворили. Почему-то моя психика ничего не отключила. Наверное, моя «лампочка» не подчинялась общим законам психологии. Ну да ладно… Сейчас я не об этом.

Покопавшись поглубже в себе, я обнаружила ещё одно тревожащее меня обстоятельство. Который день подряд я стала замечать, что часто встречаю одного и того же типа. Куда ни пойду – везде натыкаюсь на его пристальный взгляд. Кажется, даже затылком уже его чувствовала. Чем-то необычным это назвать было, вроде бы, нельзя. Подумаешь, парню девчонка понравилась – вот он и ходит за ней по пятам. Но интуиция мне подсказывала, что это был не мой случай. Нет, не то чтобы я не могла приглянуться незнакомому юноше. Девушка я была привлекательная, и на Природу-Матушку жаловаться мне было грех, но тут дело было совсем не в моей девичьей красоте, и в этом я была твёрдо уверена.

В общем, всё вышеизложенное упорно меня толкало на вариант с тайгой и медведями. Не успела я как следует этот проект обдумать, как в дверь требовательно постучали. Отложив книгу в сторону, морщась, словно от зубной боли, и ворча себе под нос: «Кого там чёрт принёс…», я направилась к двери. Только я её открыла, как на меня обрушился ураган, торнадо, тайфун в виде визжащей от избытка восторга Таньки, которая тут же повисла у меня на шее, вопя во всё горло:

– Сюрприз!!!

За ней маячила круглая, с торчащими ушами голова Юрика. Он радостно лыбился, держа в обеих руках пару увесистых рюкзаков. Освободившись от жарких объятий подруги, я отступила внутрь комнаты, давая возможность Юрику пройти внутрь и бросить свою ношу на пол. Мы крепко с ним обнялись, впрочем, без особых излишеств в виде визга и писка.

Усадив друзей на диван, я, не скрывая радости, спросила:

– Каким ветром?! Вы же, вроде, на Камчатку собрались, романтическое путешествие или что-то типа того…

Танька, не в силах усидеть на месте от распирающих её эмоций, принялась бегать по маленькой комнате. Её отросшие светло-русые волосы, собранные в хвост на затылке, метались как у степной кобылицы, несущейся по полю. На мой вопрос она небрежно махнула рукой:

– А… Дымовая завеса… Хотели тебе сюрприз устроить. – Она, наконец, притормозила и, с горящими азартным огнём очами, выпалила: – Мы едем в Кандалакшу!!! Юрик всё устроил! – И она ласкающим взглядом посмотрела на любимого.

А я про себя хмыкнула. Осторожнее нужно быть с желаниями, милочка. Хотелось тебе к медведям – вот тебе и «к медведям». Да уж… В следующий раз нужно загадать что-нибудь попроще. Юрик с довольной улыбкой наблюдал за Татьяной и был в этот момент похож на большого ленивого кота, который смотрит на миску со сметаной, мурча себе под нос: «Ты – моя…». Я было открыла рот, чтобы спросить, почему именно Кандалакша, а не, скажем, Земля Франца-Иосифа, как подруга, угадав моё намерение, сурово проговорила:

– Все вопросы – потом! У нас поезд через два часа. Давай, помогу тебе собраться…

Тут подал голос Юрик. С намёком на возмущение он протянул:

– Девчонки, а пожрать?? Я голодный… У меня с утра маковой росинки во рту не было…

Та Танька из моего далёкого детства немедленно бы поставила наглеца на место, сказав что-нибудь эдакое, едко-ехидное, а эта новая Танька, ласково улыбнувшись, пропела:

– Возьми там пирожки… Сверху в моём рюкзаке, – и закончила почти мечтательно: – …твои любимые…

Юрик с облегчением выдохнул и полез в Танькин рюкзак. А я, вовремя напомнив себе о долге хозяйки, встречающей гостей, добавила:

– Чайник за шторкой…

Ну в самом-то деле, не давиться же любимому другу пирожками всухомятку!

Собралась я быстро. Честно говоря, если бы не «помощь» подруги, то у меня бы вышло ещё быстрее. Её бьющий во все стороны энтузиазм моментально заполнил собой комнату, грозя взорваться в любой момент, как воздушный шарик, в который накачали слишком много воздуха. Она металась от шкафа к моему рюкзаку, вытаскивая вещи, и оценивающим взглядом окидывала сначала меня, потом вытащенную шмотку, при этом произнося одну и ту же реплику:

– Это не пригодится…

В общем, через полчаса я уже сдала ключ от комнаты на вахте, и мы направились к автобусной остановке. Народу в подошедшем автобусе было на удивление много. Не то чтобы как «селёдок в бочке», но достаточно для того, чтобы не разглядеть в толпе конкретного человека. Ехать нам было до конечной, поэтому я надеялась, что сумею получить от друзей некоторые подробности нашего предстоящего путешествия. И подруга меня не разочаровала. Мы уселись на освободившиеся места, пристроив рюкзаки на полу, и Татьяна деловым шёпотом начала вещать:

– В общем, так… У Юрика какой-то его товарищ в Кандалакше имеет охотничий домик или не охотничий… В общем, какой-то домик. И вот он предложил нам там пожить месяц, заодно присмотреть за домушкой. Мужик-егерь, который за его добром там приглядывал, куда-то уехал – то ли в отпуск, то ли ещё куда. И, разумеется, мы сразу согласились! Только представь!!! Тишина, лес кругом, озёра там всякие, грибы, ягоды видимо-невидимо… – Она мечтательно закатила глаза, уже видя себя с корзиной посреди этого самого «видимо-невидимо», а рядом Юрика с убитым оленем за плечами, ну или с ещё какой мелкой дичью.

В общем-то, пока ничего меня в рассказе подруги не настораживало. Собственно, именно об этом я и мечтала, лёжа на кровати в общежитии. Мне даже уже начало казаться, что всё пройдёт просто замечательно. Но тут… Вот-вот… Это как обычно. Меня как будто кто в спину толкнул. Я резко обернулась, пытаясь понять, кто это так на меня «по-доброму» посмотрел, но в толпе, качающейся в такт движению автобуса, никого подозрительного углядеть не сумела. Татьяна же, заметив мой настороженный жест, обеспокоенно спросила:

– Нюська, ты чего?

Тут следовало бы пояснить, что, вообще-то, меня зовут Анна. А «Нюськой» меня кличут только мои самые близкие друзья. Я попробовала от подруги отмахнуться:

– Да так… Ничего. Показалось что-то… – И, решив переключить Таньку на прежние рельсы, изображая сильную заинтересованность, спросила: – А до этого домика мы как добираться будем?

Но не тут-то было! Татьяна, что твой клещ! Уж если во что вцепится… В общем, понятно. Прищурив свои серые глазищи, обрамлённые пышными чёрными ресницами, она подозрительно протянула:

– Да ладно… Кому хочешь заливай, только не мне! Знаю я этот настороженный взгляд. Колись, что опять не так? – И добавила восторженным шёпотом: – Ты чего, Нюська, вляпалась опять куда-то?

Я только тяжело вздохнула и проговорила несколько раздражённо (раздражалась я, в основном, на себя, что не смогла скрыть своего беспокойства):

– Никуда я не вляпалась! Просто показалось, что на меня кто-то пялится. Знаешь ли, неприятное чувство.

Танька побуравила меня ещё немного своим коронным «проницательным» взглядом и ответила с некоторой настороженностью:

– Ну… На такую красотку грех не пялиться… Здесь половина автобуса – мужики. Может, ты кому и приглянулась…

Но ни она, ни я в это «приглянулась» уже не верили. Что-то тревожно-необъяснимое будто повисло над нашими головами. Складывалось такое ощущение, что уже что-то и где-то произошло, но мы пока не знали где и что именно. И это раздражало меня до невозможности.

Татьяна, ещё несколько раз покрутив головой во все стороны, пытаясь увидеть того, кто мог на меня «пялиться», наконец успокоилась и продолжила вещать программу нашего передвижения: – В общем так… Сначала едем до Питера. Там можем задержаться на пару деньков. Кстати, где остановиться – есть. Там живёт моя двоюродная бабка со стороны отца. – На мой недоумённый взгляд она проговорила: – А что такого? Со старушкой я связалась уже и предупредила о нашем приезде. Она нам будет рада. Живёт совсем одна где-то на Петроградской. Скучно ей… А с нами…

Я невежливо перебила подругу: – Ну да… А с нами она точно не заскучает…

Танька толкнула меня в бок, хмыкнув: – Да ладно тебе… Мы вполне мирные и спокойные… – И тут же сдавленно прыснула, поняв, что сказала.

Я её поддержала, и мы принялись тихонько хихикать. Юрик, вспотевший и немного злой из-за давки, хмуро глянул на нас, но от комментариев удержался. А подруга принялась дальше делиться со мной информацией: – Я давно мечтала побывать в Ленинграде. А тут такая оказия! В общем, денька два мы там погуляем, а потом – на поезд до Зеленоборского. Есть такой городишко недалеко от Петрозаводска. А оттуда, на автобусе, до деревни… – Тут она замялась и, кинув взгляд на любимого, прочирикала:

– Юрик, как называется то место, куда мы едем?

Юрка, держась одной рукой за поручень, а другой смахивая пот со лба, пробурчал:

– Княжая губа…

Татьяна с жалостью глянула на друга. Понятное дело – сердце не камень. Нежно проворковала:

– Юрик, садись с нами, мы с Нюськой подвинемся… – И принялась елозить, сдвигая меня к окну.

Наш товарищ только отмахнулся:

– Ладно… Сидите уже… Скоро приедем, – вид при этом он имел довольный.

Думаю, его эмоции относились скорее к Танькиной заботе, чем к «скоро приедем». Послав любимому лучистый, полный обожания взгляд, она деловым тоном продолжила: – Короче… Высаживаемся в этой Княжей губе, а уже оттуда – ещё пешочком километров десять, и мы на месте! Как тебе план?

Я со всем возможным энтузиазмом кивнула:

– Чудесный план!

Воодушевившись от моего одобрения, подруга заговорила восторженно:

– И ты представляешь, от Питера мы поедем в купейном вагоне! Это Юрик расстарался! – И она счастливо вздохнула.

В общем, до вокзала мы добрались без особых проблем. При выходе из автобуса я немного покрутила головой, стараясь делать это незаметно. Ничего настораживающего, вроде бы, не заметила, но вздыхать с облегчением не спешила. Если уж ко мне прицепилось это чувство, то наверняка что-то грядёт. Я только мысленно молила судьбу, чтобы это «что-то» не зацепило своим тяжёлым крылом моих друзей.

Глава 2

Ленинград нас встретил, будто уставшая пожилая княжна, которая нежданно обрела вторую молодость. Спокойная, величавая, преисполненная царственного достоинства, закутанная в матовый шелк белой ночи, она приветствовала всех приехавших мелким моросящим дождём и порывом прохладного Балтийского ветра. Танькина двоюродная бабушка встретила нас с распростёртыми объятиями и свежеиспечёнными ватрушками. Подруга была права: старушка скучала. Два дня мы носились, как укушенные, по городу, возвращаясь домой только под утро – уставшие, но счастливые и по-щенячьи восторженные. Невский, Адмиралтейство, набережная Невы, Казанский собор, Сенатская площадь и Исакий – всё было сказочно-чудесным и волшебно-воздушным, вызывавшим в нашей душе благоговейный трепет и восторг. И я, на какое-то время, совершенно позабыла про свои тревоги.

На второй день, поздно вечером, уходил наш поезд на Зеленоборский. Тепло простившись со старушкой и клятвенно пообещав ей заехать на обратном пути, мы отправились на вокзал. И вот тут-то опять ко мне вернулось то, уже почти забытое чувство некоторой тревоги. Казалось, что за мной кто-то очень пристально наблюдает. Это вызвало у меня какой-то нервный озноб, и я невольно передёрнула плечами. Заботливая Танюха озабоченно спросила:

– Нюська, ты чего? Озябла? Хочешь, дам свою ветровку? Она у меня рядом, в самом верху… – И тут же, скинув с плеч рюкзак, принялась копаться в его внутренностях.

Я отмахнулась:

– Не нужно… У меня и своя есть. Не озябла, сыро просто…

Но подруга, упорствуя в своём желании меня осчастливить, вытянула свою курточку и накинула её мне на плечи. Подругу обижать не стала, одарив её благодарным взглядом. Если человек от этого станет только счастливее – что мне, жалко, что ли?

На перроне, сделав вид, что у меня развязался шнурок на ботинке, постаралась незаметно оглядеться. Ничего. Но меня это не успокоило.

До отправления поезда было ещё минут сорок, и Юрик, оставив нам свой рюкзак, рванул в буфет, как он сказал – «подзарядиться на дорожку». Татьяна, разумеется, без комментария это не оставила. Фыркнув, проговорила:

– Этим мужикам только бы пожрать! Бабуля нам с собой ватрушек дала, а ему, видишь ли, мяса подавай!

Но голос её при этом звучал не возмущённо, а как-то воркующе. Затевать диспут на эту тему у меня не было никакого желания, и я просто неопределённо хмыкнула. Стоять неприкаянными с рюкзаками на перроне мне почему-то не хотелось. Поэтому я предложила:

– Давай в поезд сядем. Пока вещи уложим, то да сё… Чего тут стоять, как два тополя на Плющихе?

Бросив на меня подозрительно-испытывающий взгляд, она кивнула, коротко согласившись:

– Давай…

Вот за что я любила свою подругу, так это за умение вовремя и правильно оценить ситуацию. Где надо сказать – скажет, а где надо промолчать – промолчит. Я нутром чуяла, что Татьяна понимает, что со мной что-то происходит, но вопросов мне она не задавала, понимая, что, если не захочу отвечать – отболтаюсь. А уж если придёт время – сама всё расскажу.

Мы зашли в вагон и стали протискиваться через узкий коридор к своему купе, похожие на толстых старых уток: точно так же пыхтели, крякали и переваливались с боку на бок под тяжестью трёх рюкзаков. Дойдя до нужной нам двери, Танька отпустила лямки нашей ноши и вытерла со лба пот ладонью.

– Уф… А ещё говорят, что своя ноша не тянет… Ещё как тянет! Как же мы с эдакой тяжестью потащимся пешком до домушки, а? Нет, за сутки в дороге нужно подъесть как можно больше запасов…

Я хмыкнула:

– Ты только Юрке намекни – и дело в шляпе! Только что мы в той домушке потом есть будем, если сейчас всё слопаем, а?

Подруга на меня посмотрела озадаченно и буркнула:

– Логично…

Тяжело вздохнув, видимо, всё ещё обдумывая мою сентенцию по поводу «что есть будем», она вежливо постучала в купе и, не дожидаясь ответа, потянула дверь в сторону.

Сидевший уже в купе пассажир, по-видимому, не ожидавший такого шустрого появления, испуганно вздрогнул и поспешно постарался закрыть какую-то папку с бумагами, лежащую перед ним на столе. Это был седенький старичок… Впрочем, «старичком» его можно было назвать только по причине безнадежной близорукости. Но ни я, ни подруга близорукостью (как и дальнозоркостью) не страдали.

Коротко подстриженные волосы, отливавшие благородным серебром, были тщательно уложены. Маленькое личико с тонкими губами и чуть горбатым носом было аккуратно выбрито, словно он только что вышел от брадобрея. Небольшие глаза непонятного серо-бурого цвета смотрели остро и жёстко. Одет он был, казалось, совсем простенько. Но вот именно – «казалось». Рубашка светло-серого цвета, чёрные брюки, а главное – начищенные ботинки, явно не производства фабрики «Скороход». Да и рубашка с брюками были из первоклассной ткани хорошего пошива.

Не то чтобы я уж очень разбиралась в таких вещах, но хорошую дорогую ткань от дешёвенькой отличить могла. В вороте рубашки поблёскивала золотая цепочка. Конечно, не совсем уж «собачья» по своей толщине, но очень близкая к этому.

На весь осмотр я потратила секунды полторы. Задержала взгляд только на золотой цепи. Мужчина это заметил и принялся нервно застёгивать ворот рубашки. Мгновение – и злое выражение лица у него сменилось на радостно-доброжелательное. Теперь он улыбался мягко и немного печально, сразу превращаясь в доброго дядюшку. Но время было упущено. Я уже успела зафиксировать в памяти его образ в первые секунды нашего появления.

«Дядюшка» пропел бархатистым баритоном, какой трудно было ожидать от человека его комплекции:

– О…! Какие чудные барышни будут у меня в попутчицах… Прошу, проходите и располагайтесь… – Увидев наши туго набитые рюкзаки, он печально улыбнулся и проворковал: – Пожалуй, с вашими вещами я вам не сумею помочь. – Затем он оживился: – …Но мы попросим кого-нибудь из пассажиров-мужчин, и они, конечно, не откажутся помочь таким красавицам.

Несколько запыхавшаяся Танька, не очень вежливо буркнула:

– Здрасьте! Не стоит… У нас есть свой… мужчина. Он скоро придёт и всё положит на место.

С этими словами она плюхнулась на сиденье и шумно выдохнула. Вид у неё был при этом такой, будто она без передыха часов двенадцать копала траншеи. Я хмуро глянула на подругу. Нет, Юрик её совершенно испортил своими ухаживаниями! Прямо не моя Танька, а какая-то кисейная барышня, ей-богу! Если она и в лесу собирается из себя корчить оранжерейное растение, придётся её привести немного в ум.

Не особо церемонясь, я её слегка толкнула в бок:

– А ну-ка, приподнимите своё роскошное тело, «барышня»… Пара рюкзаков вполне влезут под полку, и мы в состоянии их туда положить, никого не дожидаясь…

Скорчив страдальческую мину, она поднялась, и мы затолкали наши рюкзаки вниз. Поставив полку на место, мы опять уселись. А я вызывающе-вопросительно уставилась на нашего попутчика. Он, правильно истолковав мой взгляд, поспешно проговорил:

– Позвольте представиться… Борис Васильевич… Можно просто, дядя Боря.

Я про себя фыркнула. Имя «дядя Боря» ему шло так же, как мне, скажем, Эсмеральда или Элеонора. Но вслух, разумеется, ничего не сказала. Дядя Боря, так дядя Боря. Нам с ним детей не крестить. Завтра мы выйдем из поезда и больше никогда его не увидим в своей жизни. Эх, если бы я знала, насколько моё «никогда» будет актуально! Но, увы… Не зря у нас бытует пословица: «Знал бы, где упасть…» Ну, в общем, вы дальше знаете.

Мы с Татьяной скромно представились. Разумеется, я назвалась Анной, а не Нюськой. На что старичок, то есть «дядя Боря», глубокомысленно проговорил:

– Сударыни, у вас княжеские имена…

Вероятно, он хотел нам польстить, но ведь ему было невдомёк, что Танька на дух не переносила подобную неприкрытую лесть, прозвучавшую в его устах почти как издевательство. Глаза у подруги сверкнули стальным блеском, и она с насмешкой пропела:

– Таких «княжон» у нас полстраны ходит…

«Дядю Борю» от подобной отповеди чуток перекосило, и он, было, совсем уже собрался что-то сказать, как дверь купе отворилась, и на пороге возник Юрик. Вид он имел весьма довольный, если не сказать – благостный. Видимо, «на дорожку подзарядился» он весьма основательно. Увидев нас, радостно возвестил:

– О… Девчонки! Вы уже здесь! А я вас там по перрону бегаю ищу! – Наткнулся на рюкзак и деловито проговорил: – Давайте-ка я это наверх закину, чтобы не спотыкаться.

Шустро подхватил вещмешок и одним сильным движением забросил его в багажное отделение. И только тогда уселся с нами рядом и поздоровался с нашим попутчиком:

– Здрасьте!

Татьяна несколько ехидно представила их друг другу, очень аристократично (ну, раз имечко княжье – то и вести себя надо соответственно), повела рукой и проговорила сдержанно:

– Знакомьтесь: это наш друг Юрий, а это – Борис Васильевич, наш попутчик.

Последнее пояснение было несколько излишним, ведь и так было понятно, что попутчик, но говорить сейчас об этом Таньке – значит испортить «песню». Вот я и промолчала. Появление мужчины в нашем обществе Бориса Васильевича будто бы вдохновило, и он оживлённо принялся задавать вопросы. Собственно, ничего необычного, всё по дорожно-временным канонам. Все вопросы были простенькими – типа «вы студенты?» или «наверное, на отдых?» – но взгляд при этом был похож на рентгеновские лучи, и мне это не очень нравилось. Отвечал в основном Юрик, причём делал это весьма охотно, хотя в особой болтливости с незнакомцами он ранее замечен не был.