Последний поцелуй вдовы

– …Где?

– В красной гостиной нашего поместья на Каменном острове, за портретом Екатерины II. Ты должна его забрать. При жизни оно было всецело твоим, сейчас – и подавно. – Марина вложила мне в ладонь ключ с гравировкой «M.T.» – Забери его, прошу тебя. Оно… Оно не дает мне спать по ночам. Клянусь, я будто слышу, как оно все ещё бьется. Приезжай в любое время, Александра, и забери его.

– …Хорошо. Я заберу.

…

Даниш ждал меня в карете.

– Как Вы себя чувствуете? Вас напугала старуха Морозова? – спросил он, снимая маску. – Надеюсь, Вы не восприняли её бредовые речи всерьез? Она обычная шаралатанка. Просто богатая и скупает половину моего товара. Поэтому и хожу сюда иногда.

Я ничего не ответила.

…

Столовая была освещена восковыми свечами в канделябрах из черненого серебра. На стене – портрет Анны Вороновской, взирающий на меня с сожалением.

Холодная дичь на моей тарелке под соусом из гранатовых зерен напоминала кровь. Есть это не хотелось.

Даниш наливает вино, жидкость густая, как сироп.

– Вы слышали о последней находке городовых у Обуховского моста? – его голос звучит слишком бесстрастно для такой темы.

Я провожу пальцем по краю бокала.

– Газеты пишут, это уже седьмая…

– Восьмая. – он поправляет меня. – Княжну Орлову нашли вчера. Изуродованную, в ее собственном будуаре.

Пауза. Где-то на кухне падает нож.

– Особенность в том, – продолжает герцог, – что все они – дворянки. Все – незамужние. И ни одна из них не была ограблена, и не тронута.

Я чувствую, как холодная капля стекает по спине.

– Что значит "не тронута"?

Даниш медленно режет мясо на тарелке.

– Не изнасилованы. Только… лица. Изрезаны.

Лезвие ножа скребет по фарфору.

– У меня ощущение, – его глаза фиксируют меня, – что убийца ищет кого-то конкретного. Какую-то особую девушку. Будто лица для него – всего лишь маски, и под ним он ищет кого-то конкретного.

В этот момент я понимаю: он намекает. Намекает, что "кто-то конкретный", – я.

Фонограф в углу начинают играть "Смерть Озе" Грига.

Даниш встает, его тень неестественно вытягивается по стене.

– Подарите мне танец, Александра Васильевна?

Его рука – холодная даже через перчатку – берет мою.

Первые такты: его ладонь давит на мою талию, пальцы впиваются в корсет. Он танцует слишком хорошо для мужчины, который утверждает, что ненавидит балы. С каждым поворотом герцог притягивает меня ближе.

– Как Вам сеанс? – его губы почти касаются моего уха. – Вы ничего не сказали о нем.

– Невероятно. Невероятно, что кто-то верит в это все.

Даниш слабо ухмыляется. Его улыбка чертовски обворожительна.

– Ничего невероятного в этом нет. Люди всегда стремились понять и преодолеть смерть…

Его рука скользит ниже, обнимая мою спину.

– Фараоны возводили себе пирамиды… – рассуждает он. Я чувствую его дыхание – пахнет горьким миндалем и табаком. – Даосские святые бросались в костер…

Внезапно мужчина резко притягивает меня к себе, наши губы оказываются в сантиметрах друг от друга.

Я отталкиваюсь от него и падаю спиной на стол, разбивая вазу с розами. Багровые лепестки мгновенно осыпаются на кафель.

Даниш не сердится, не выражает никаких эмоций. Он поправляет жабо и спокойно говорит:

– Подумайте хорошо, Александра Васильевна. Что, по-вашему, способно спасти Вас от брака по расчету с извергом, что убил Вашего жениха и на—… – его тяжелый взгляд скользит по моему лицу, – надругался над Вами?

Внутри меня все холодеет. Я уже давно поняла это, но боялась признать. Спасти меня может одно – брак по расчету с более влиятельным мужчиной.

– Вы предлагаете?… Хотите?

– Вы обратились ко мне за помощью. Я готов помочь.

Жертва Бессмертного

В Высшем Храме Карнака, где стены дышали древними знаниями, а воздух был густ от запаха сандала и предзнаменований, я стоял перед Отцом-Ра. Его янтарные глаза, словно два закатных солнца, видели сквозь тысячелетия – но не могли разглядеть её в моем сердце.

Девушка, затерянная между мирами. Её душа, словно папирус в пасти Аммита, трещала по швам. Две разных мерности тянули её в свои объятия, угрожая разорвать пополам. А я… я был лишь наблюдателем за ее судьбой. До этого дня.

– Ты просишь невозможного, – прошелестел Сешат, перебирая золотые часы на груди. – Бессмертие дано тебе не для игр с судьбой.

Но разве судьба – не игра изначально?

Когда Отец-Ра поднял руку в молчаливом согласии, жрецы замерли. Даже Хатхор, вечный насмешник, стиснул кубок так, что тот затрещал.

Я вышел на середину зала, где мозаика под ногами изображала Древо Миров.

– Я знаю цену, – сказал я, и голос мой больше не был голосом жреца. – Заберите моё бессмертие. Я хочу воплотиться в мир людей, где находится она. Я обязан ей помочь. Они хотят, чтобы она совершила грехопадение. Это откроет путь врагу рода человеческого в их мир. Я должен предотвратить это.

Тишина. Потом – гул, как перед бурей.

Нефрукх, холодный и точный, бросил на меня взгляд, полный… зависти?

– Опомнись, брат. Ты отказываешься от солнца ради искры светляка.

– Нет. Ты не понимаешь. Я отказываюсь от солнца, чтобы стать её светляком.

Ритуал прекращения бессмертия был прост и ужасен.

Жрецы окружили меня, их песни на санскрите сплетались в петлю. Отец-Ра провёл рукой по моей груди – и я увидел, как золотые нити бессмертия вытягиваются из меня, как паутина на ветру.

Боль? Нет. Было холодно. Как будто я впервые за десять тысяч лет почувствовал тяжесть тела и стук собственного сердца.

А потом…

Щелчок.

Я упал на колени. Кровь на губах. Сердце, бьющееся слишком громко. Скоро я умру и открою глаза уже под другим солнцем.

Слышу, как жрецы шепчут:

«Он больше не один из нас».

Но когда она смеётся где-то в саду и ощущает мое присутствие. Я понимаю – ради этого можно пожертвовать не только бессмертием.

Дэсмур

Под покровом темноты женщина в плаще спешила по тихим улицам. Жуткий звон часов Башни Молчания разносилась по воздуху, возвещая о наступлении полуночи.

По спине девушки пробежала дрожь, и она сердито зашипела. Она не планировала задерживаться так поздно после работы в таверне. Город превратился в город-призрак, его жители обезумели от страха после появления Безымянного убийцы, охотившегося на таких симпатичных девиц, как она.

Торопливо миновав капеллу Церкви Будущего, девушка огляделась. На витражах были изображены страдальцы, ищущие утешения у таинственного Темного Властелина, который даровал им знания, чтобы отличать тьму от света.

Это здание давило на нее, вызывая первобытный страх, от которого по спине шли мурашки.

Продолжая идти к своему дому, она загляделась на внушительное поместье «Позолоченный ключ» – якобы школу-интернат для необычных умов мадам Катерины.

Старый пятиэтажный кирпичный особняк излучал готическое великолепие, а его двор обступали высоченные ели. В городе, среди простого люда, ходили мрачные слухи о престарелой, богатой благотворительнице, Катерине Вин Клян, которая финансировала это частное заведение и жила там же.

Поговаривали, что дети, живущие в его стенах, использовались для поддержания ее угасающей жизненной силы.

Сердце женщины дрогнуло при этой мысли. На секунду ей показалось, что она заметила огонек свечи в темном окне на чердаке.

Ускорив шаг, она поспешила подальше от поместья.

Заблудившись в своих мыслях, она пробиралась по лабиринту узких переулков и в конце концов зашла в тупик. Паника охватила ее, когда та осознала свое положение – птичка попала в ловушку.

В этот момент позади нее возникла высокая фигура. Тяжесть предстоящего противостояния тяжело давила на сердце, и дрожащими руками девушка откинула капюшон, открыв лицо Эльвиры Птахи, имя которой знали все в таверне Чёрная Лилия.

Ее эбеновые волосы каскадом рассыпались по плечам, обрамляя узкое лицо, словно темная вуаль.

– Я сделала то, о чем вы просили! – взмолилась она. – Клянусь, я заставила его поверить, что ее больше нет! Стражники-пауки слишком поздно сообразили погнаться за ним!… Прошу, моей вины в том, что его не поймали эти толстяки – нет!…

В воздухе повисла тишина, пока стоящая перед ней фигура выжидала.

Внезапно поднялась трость, ее острый наконечник был направлен прямо на Эльвиру.

Мгновенно ноги девушки подкосились, и она упала на колени, подгоняемая невидимой силой.

– Ты будешь продолжать делать то, что мы тебе говорим, – раздался в темноте властный голос. – Твоя верность Совету Восьми должна оставаться непоколебимой. Когда она вернется в Дэсмур, его здесь не должно быть. Сделай все, чтобы его арестовали до этого. Иначе…

– Я сделаю все! Прошу, только не трогайте его душу! Он будет в тюрьме, обещаю!

Эльвира с расширенными от страха и преданности глазами прижала дрожащую руку к тому месту, где находилась ее скрытая татуировка Уробо́роса.

Неделю спустя

Эскара Тамасви поглотила одна-единственная навязчивая идея. Он неустанно погружался в глубины хранилищ центральной библиотеки – в те мрачные залы, где забытые тома шептали истории о запрещённых для простых людей знаниях, – чтобы разгадать секрет оружия, способного красть лица и оставлять жертв безликими.

Стремясь разгадать эту тайну, Эскар прочел все книги на полках хранилища Министерства Системного Порядка, но не нашел на их страницах ничего похожего.

Сегодня он снова сел за дубовый стол среди моря разбросанных книг, выцветшие страницы которых украшали зловещие иллюстрации потусторонних орудий для уничтожения человеческой души. Толстые красные шторы окутывали зал, создавая жуткую атмосферу, а бесчисленные свечи отбрасывали тени, которые плясали на высоких стенах украшенных масштабными картинами эпохи Возрождения.

Темно-угольные волосы мужчины рассыпались по плечам, словно пытаясь закрыть лицо от ужасов, содержащихся в лежавших перед ним томах. Раздраженный, он отбросил очередную книгу и прижал кончики пальцев к виску в тщетной попытке унять нарастающую мигрень.

– Еще не нашел то, что искал, милый? – раздался мягкий, как мед, голос.

Фира Ахсаник с изяществом кошки вплыла в комнату подносом, украшенным двумя чашками ароматного кофе, золотой бутылкой темного коньяка и ассорти из темного шоколада.

– Я не знала, что ты оценишь больше, Эскар, – промурлыкала Фира, ее глаза игриво блеснули в полумраке. – Еще одну порцию кофеина, чтобы подстегнуть твои неустанные поиски, или, может быть, наконец-то позволишь себе расслабиться и насладиться бокалом прекрасного коньяка в моей компании?

Даже не взглянув в ее сторону, жнец потянулся к чашке с кофе. Горькая жидкость дала кратковременную передышку, согревая внутренности.

– Еще один час. – отрешенно пробормотал он.

Примостившись на краю стола, Фира стала с интересом изучать его лицо.

Женщина провела взглядом по его точеным скулам, прослеживая линии, придававшие его лицу такой специфичный, капризный характер. Черные глаза мужчины, словно порталы в неведомый мир, одновременно интриговали и тревожили ее.

Фира сделала глоток кофе, ее губы скривились в загадочной улыбке. Она знала, что неустанное стремление Эскара к каким-то тайным знаниям подводило его к безумию. Но, если это удерживало его у неё, почему бы ей этим не насладиться как следует?…

Она поднялась, тарелка с шоколадом осталась нетронутой. Дым из ее тонкого держателя для сигарет парил в воздухе, выплетая замысловатые узоры, когда он срывался с ее вишневых губ.

Бросив на мужчину последний томный взгляд, в котором было и желание, и уважение, девушка оставила его в одиночестве, покидая старинную библиотеку своей семьи.

«Потом… Потом, утолив свою жажду к знаниям, он будет её», – подумала Фира с хитрой улыбкой.

Возвращение сердца

Санкт-Петербург, октябрь 1850 года

Ассортимент бутиков на Невском проспекте мелькал перед глазами. Слуги Даниша вели себя как тени – молчаливые, с опущенными головами, но их пальцы дрожали, когда они застегивали на мне корсет с китовым усом, будто боялись обжечься. В зеркале мадам Лефевр я видела не себя – какую-то другую девушку: черное муаровое платье с золотыми вышивками в виде змей, пожирающих собственные хвосты, горностаевую пелерину, которая казалась слишком тяжелой для моих плеч.

– Вам идет траурный цвет, – пробормотала модистка, поправляя шлейф, и тут же побледнела, осознав двусмысленность своих слов.

Даниш прислал бриллиантовый гребень – тот самый, что когда-то украшал волосы его покойной матери. Когда его вкалывали мне в шиньон, я почувствовала запах ладана и чего-то кислого, будто металл пах ржавчиной, хоть он и не выглядел так.

Раздался шепот за спиной: – Герцог сошел с ума… Она же ведьмовского рода! – шептались модистки.

– Говорят, он видел, как она остановила часы в его спальне одним взглядом…

Они не знали, что часы остановились сами – в тот миг, когда Даниш и я подписали договор кровью. Наш договор взаимного согласия на брак.

Карета мчалась по пустому Литейному мосту, копыта лошадей высекали искры, будто сам ад раскалывал лед под нами. Поместье Тамасовых встретило меня глухим скрипом флюгеров – их железные петухи кривили клювы, словно предупреждая об опасности.

Марины нигде не было. Пыль в бальном зале лежала ровным слоем, но на рояле – свежие отпечатки пальцев. Кто-то играл недавно. Михаил очень любил этот рояль и часто играл мне на нем сонаты…

Неожиданно из тьмы холла ворвался какой-то зверь. Нет, не кошка. Собака – мастиф, которого мы с Эскаром… Нет, с Михаилом!… Почему я снова вспомнила это имя? Я уже догадалась, что оно принадлежало тому таинственному мужчине из моих снов, но почему оно врезалось в мою память так глубоко…

Собака опознала меня. Ее горячее дыхание, лапы, упавшие на мои плечи, вес, сбивающий с ног – и удар затылком о мраморный пол.

Когда я открыла глаза, все стало монохромным. Люстры – лишь скелеты из проволоки, портреты на стенах – пустые глазницы в рамах. Только белая нить, выходящая из моей груди, вела меня куда-то вглубь дома.

Я шла, цепляясь за нее, как за путеводную звезду, пока не оказалась лицом к лицу перед портретом Екатерины II.

За холстом, как и говорила Марина, – темная склянка с сердцем.

Я замерла в холодном ужасе. Марина была права. Оно билось. Оно было живым.

Как такое вообще возможно?…

Медленно, как будто через силу, сердце сжималось в такт моему дыханию.

Я прижала сосуд к груди, а потом коснулась его губами, и тени вокруг меня взвыли.

Когда зрение прояснилось, я заметила – на пыльном полу следы от босых ног, которых раньше точно не было. Мои? Но я была в туфлях…

Подойдя к роялю, я обнаружила листки с нотами, а среди них – разорванный лист из дневника Марины: «Он говорил, что сердце нельзя похоронить, пока оно не отомстит…»

Собака рядом лизала мои пальцы, словно извиняясь

– Скоро все кончится. Мы отомстим, – прошептала я ему, но поняла, что лгу.

Конца не будет. Только брак с Данишем, только бегство от Лариона – и этот тревожный стук в грудной клетке, который теперь всегда будет со мной.

Карета герцога Даниша Вороновского была выкрашена в черный лак с золотыми виньетками, словно гроб, предназначенный для королевской особы. Когда я залезла внутрь, запах воска и ладана обволок меня.

– Ты выглядишь… потрясающе, – произнес он, медленно проводя взглядом по моему платью.

Я знала, что это не комплимент, а констатация факта. Шелковое платье, черная горностаевая накидка – все было подобрано так, чтобы не оставить сомнений: я не просто невеста. Я – его оружие.

– Ты уверена, что хочешь этого? – спросил он, поправляя перчатку.

– Уверена.

Он улыбнулся, но в его глазах не было тепла.

– Хорошо.

Карета мчалась по темным улицам Петербурга, и я чувствовала, как сердце в склянке – спрятанное в складках моей шубы, стучит в такт копытам.

– Сегодня вечером мы наконец-то объявим о помолвке, – сказал Даниш, глядя в окно. – Но помни: после этого у нас будет ровно месяц до подписания брачного контракта. По закону, должен пройти месяц перед подписанием, чтобы решение было взвешенным и окончательным. Месяц, за который твои родственники и Ларион сделают все, чтобы разорвать этот союз. Не отходи от меня на балу.

– Ты думаешь, они осмелятся напасть на меня прямо там?

Герцог повернулся ко мне, и в его взгляде вспыхнуло раздражение.

– Они уже сделали это однажды. Помнишь Лариона?

Я вздрогнула.

– Ты обещал не говорить о нем.

– Я обещал не убивать его. Но он все еще где-то здесь, и если он узнает, что ты собираешься выйти замуж…

Он не договорил.

…

Особняк Юсуповых сиял, как зимний дворец царской семьи. Хрустальные люстры, зеркала в позолоченных рамах, дамы в бриллиантах – все это сливалось в ослепительный хаос.

Когда мы вошли в холл, шепот пополз за нами, как длинная змея.

– Кто она?

– Говорят, ведьма… Околдовала вдовца.

– Да. Герцог Вороновский никогда не женился бы второй раз просто так…

Даниш крепко сжал мой локоть, ведя меня через зал.

– Не обращай внимания, – прошептал он. – Нам выгодно, чтобы они говорили.

Вдруг воздух в зале сгустился. Я почувствовала его прежде, чем увидела.

Ларион.

Он стоял у колонны, в черном фраке, с бокалом шампанского в руке. Его глаза сверлили меня, словно два лезвия.

– Ты видишь его? – спросила я у Даниша.

– Вижу.

Я сжала пальцы на руке герцога.

– Ты обещал защитить меня.

Он наклонился к моему уху, и его губы едва коснулись моей кожи: – Я обещал сделать тебя своей. А свое – я всегда буду защищать до конца. Но сначала… ты должна пережить этот вечер. Договорились?

Когда оркестр заиграл вальс, Даниш поднял руку, требуя тишины.

– Дорогие друзья! – его голос разрезал зал, как нож. – Сегодня я хочу разделить с вами радостную новость!…

Он посмотрел на меня, и в его глазах не было любви. Только азартное предвкушение.

– Эта прекрасная женщина… скоро станет моей женой. Мы обвенчаемся ровно через месяц в моем поместье, куда я вас всех приглашаю!

Гул пронесся по залу.

Я заметила, как Ларион нырнул глубже в тень колонны. А я почувствовала, как сердце в склянке забилось чаще. Оно все ещё было со мной. Я спрятала его в складках юбки.

Хрустальные люстры дрожали, отражая в тысячах подвесок бледные лица петербургской элиты. Даниш вел меня через толпу, его пальцы впивались в мой локоть с демонстративной нежностью.

Повсюду раздавался шёпот аристократов:

– Говорят, Вороновский выкупил её долги…

– Нет, это же Александра Лоренская! Я слышала, что она заключила сделку с самим Дьяволом, чтобы выйти из комы!

– А вы слышали? Ларион Морибин вернулся из-за границы… говорят, что ради нее. А она за герцога Вороновского выходит…

Даниш наклонился, будто поправляя прядь моих волос.

– Они уже решили, что ты ведьма и профурсетка. Идеально.

Оркестр заиграл «Le Rouge et le Noir» – вальс с запрещёнными пассажами, который танцевали только в салонах королевских куртизанок.

– Что это за музыка?

– Я заказал. – хмыкнул герцог, кланяясь мне.

Даниш притянул меня так, что корсет врезался в рёбра, а его бедро намеренно скользнуло между моих ног.

– Ты дрожишь, – прошептал он, проводя ладонью по моей спине до самого низа.

– Зачем ты так со мной? Это не танец, а публичная экзекуция, – выдохнула я.

– Нет, моя милая. Это игра. Ларион должен увидеть, как ты сгораешь от моего прикосновения. Все они должны.

Когда музыка стихла, герцог опустил вуаль на мое лицо и прижался губами к моим через тонкую ткань. Шёлк пропустил жар его дыхания, а крики дам: – «Как скандально!», подтвердили: спектакль удался.

Я вырвалась под предлогом воздуха, но мраморный балкон не принёс облегчения. В темноте мерещилось: Чёрный силуэт у фонтана – Ларион?… Нет – просто статуя Аполлона. Шорох шёлков за колонной – Тётя Тамара?… Нет – служанка с бокалами.

Даниш нашёл меня, когда я кусала губы до крови, прижимаясь спиной к колонне с видом на ночной розарий.

– Хочешь уехать?

– Прежде чем они решат, что я продала свою душу, чтобы стоять рядом с тобой? Да.

– Просто знай, что они будут полными глупцами. Потому что души в этой сделке – лишился лишь я.

Мы уже шли к выходу, когда в толпе вспыхнуло алое пятно – тётя в парчовом платье, пахнущем лавандой и крахмалом.

– Ты опозорила семью! – её пальцы вцепились в моё запястье, как когти. – Сбежала из дома, как гулящая кошка! Ну ничего, Ларион вернёт тебя в родовое гнездо!

Я дёрнулась, шов на юбке лопнул – и тогда оно упало. Склянка с сердцем.

Стекло разбилось о кафель, а мокрый комок мышц отскочил к ногам графини Бобринской.

Графиня упала в обморок, рухнув на диван в облаке кринолина. Князь Голицын перекрестился. Тётя Тамара закричала, другая дама завопила рядом: «Ведьма! Она носит с собой сердца своих жертв!» – и побежала, срывая жемчужное ожерелье, будто я сглазила его.

Я опустилась на колени, подбирая сердце в дрожащие руки, когда чёрный плащ укрыл меня.

– Поднимись с колен, – голос Даниша звучал как удар хлыста. – Мы уходим домой.

Карета качалась на ухабах, а я прижимала к груди свёрток, закрывая его шубой. Сердце пульсировало сквозь мех, будто пыталось сказать что-то.

Даниш молчал всю дорогу, лишь изредка бросая на меня взгляды, от которых кровь стыла в жилах.

– Ты испугалась? – наконец спросил он.

– Я не знаю, чего бояться больше: толпы, которая назвала меня исчадием ада, или твоего молчания.

Он усмехнулся, и в его глазах наконец-то мелькнул намек на что-то теплое.

– Скоро узнаешь.

Когда карета остановилась, я выскочила первой, не дожидаясь помощи слуг. Бежала по коридорам, чувствуя, как стекло склянки холодит пальцы.

Мои покои оказались роскошными – бархатные шторы, камин, зеркала в серебряных рамах. Но главное – стеклянный сосуд на столе, наполненный тёмной жидкостью. Я приготовила его на всякий случай. Он настал.

– Быстро! – крикнула я слугам, разворачивая шубу. – Принесите мне водный раствор формальдегида!

Сердце упало в банку, забилось – и я наконец выдохнула.

Я обернулась на призрачные звуки. Внизу заиграла музыка.

Я спускалась по лестнице, чувствуя на себе взгляды портретов предков Вороновских.

Даниш стоял в центре зала, распуская слуг одним жестом.

– Всем вон! – его голос прокатился по комнате, как гром. – У всех сегодня выходной.

Когда входные двери захлопнулись, он повернулся ко мне.

– Теперь мы наконец-то одни.

Я замерла.

– Зачем ты распустил слуг?

– Чтобы не было лишних ушей. Ты останешься здесь. Месяц. До подписания контракта. После этого никто не посмеет тронуть тебя. Потому что ты будешь герцогиней Вороновской.

Мой взгляд упал на огромный портрет над камином. Женщина в зеленом платье, с такими же, как у меня, глазами.

– Я где-то её видела… Не здесь. Где-то ещё. – прошептала я.

Даниш подошёл ближе, даже не взглянув на портрет.

– Конечно, видела… В зеркале каждый день.

– …Что?

– Анна же – это ты.

Я отшатнулась, вскинув удивленные глаза на мужчину.

– Это шутка такая?

– Нет. Была бы шутка, я бы не искал тебя так долго. Думал, куда ты попала. Спиритические сеансы, бестолковые медиумы… Знаешь, зачем я занимался всем этим мракобесием так долго?

– …Зачем?

– Ради тебя.

– Но Анны нет в живых. Я не могу быть ей.

Герцог взял меня за руки, притянул к себе.

– Анны больше нет, да. Но её вечная душа – в тебе.

Я попыталась вырваться, но его хватка была железной.

– Успокойся, – процедил он, и моё тело послушалось, будто загипнотизированное. – Я знал, что ты посчитаешь меня безумцем. Не страшно. Я сам себя таким считаю.