Последний поцелуй вдовы

Лисавета Челищева

Последний поцелуй вдовы

Участники Искупления

Дэсмур

Луна скрылась за толстым слоем тумана, когда Эскар Тамасви мчался по пустынной ночной улице. Подол его длинного пальто из черного габардина развевался за ним, как мрачная тень. Если бы любопытный прохожий случайно взглянул на него в этого момент, то оказался бы в недоумении, не в силах определить истинный возраст мужчины. Хотя лицо Эскара и его телосложение выглядели молодо, но всякий раз, когда он испытывал внутреннее смятение, его лик превращался в ледяную маску гнева, что старило его лет на десять. Так было и сейчас.

В эту ночь ярость жнеца была направлена прежде всего на самого себя. Он решительно отрицал, что баронесса стала иметь над ним какую-либо власть, ведь был уверен, что никто и никогда не заполучит его привязанности. И все же, волею судьбы, сегодня в закрытом клубе «Черный Делакруа», ее энергия пронзила весь воздух, заставляя его кровь бурлить от негодования. Поначалу жнец усомнился в собственном здравомыслии, заподозрив, что в его энергетическом осязании впервые за все время произошел сбой восприятия, ибо ему чудилась энергия той, кого априори быть в этом месте не могло.

Его пронзительный взгляд обшарил море пирующих, отчаянно ища ее присутствия. Одновременно с этим его охватила мучительная головная боль, грозящая поглотить сознание снова. Как только Эскар начал отбрасывать то навязанное чувство, как бред, его скучающий взгляд наткнулся на женскую фигуру у бара. Облаченная в пленительное платье цвета глубокого сапфира, она элегантно восседала у барной стойки, ведя оживленную беседу с барменом. Это была Сандрина Лорелей – та самая, что преследовала жнеца в самых мрачных его снах.

Мир вокруг него словно потемнел. Бред оказался реальностью. Лицо мужчины исказилось в презрительной гримасе, но он не мог оторвать от нее взгляда. Каждый сантиметр ее изящной фигуры стал предметом его молчаливого анализа, челюсть сжималась со свирепой силой с каждой секундой.

В этот миг его тщательно спланированный замысел оказался на грани краха, когда Фира Ахсаник, сидевшая рядом на софе, не могла отвести своего любопытного взгляда от неожиданно напряженной фигуры спутника.

Приблизившись, ревнивая дама разыграла его на желанное прикосновение к своим стройным плечам, в то время как он откинулся назад, положив руку на спинку дивана. Вскоре Фира вновь попыталась завладеть ослабевающим вниманием Эскара, но наткнулась на внезапную фригидность с его стороны. Она не подозревала, что глаза Тамасви, скрытые под маской, были устремлены лишь на одну особу в толпе, а его гневная энергия вызывала головокружение у многих, находившихся поблизости.

Очнувшись от наваждения, мужчина осознал, что его план рушится. Эскар вырвался из рук Фиры, заставив её на мгновение усомниться в их взаимном влечении. Однако, поспешно обняв ту за талию и притянув к себе, чтобы отдалиться в более уединенное место для их беседы, он развеял все сомнения, терзавшие её душу.

Фира не была простой аристократкой, как многие собравшиеся в клубе; лишь она обладала знаниями, доступными немногим в Восьми Графствах. Выросшая в семье чиновников, где оба родителя служили в Министерстве Системы и Порядка, она унаследовала не только их ум, но и глубинные связи. Горячая религиозная преданность её отца привела к строительству великолепных соборов и капелл, посвященных почитанию Церкви Будущего, что укрепило союз её семьи с влиятельными служителями церкви. Фира была проницательной и послушной, впитывая плоды этих связей, как губка, становясь невольным свидетелем бесед состоятельных людей.

И вот, в интимной атмосфере клубной террасы, после чарующей беседы с желанным мужчиной, который пленял её интерес больше всех остальных меркантильных ухажеров, она нашептала ему на ухо всё, что знала о теме, столь его интересующей. Эта информация была лишь крошечной частью тех знаний, которые хранились в одержимых умах главных служителей церкви, в яростно преданных церкви чиновниках и в подземных библиотеках Дэсмура – в старинных томах, укрытых под Базиликой Совета 8.

Получив искомые сведения, Эскар решил, что его план увенчался успехом, удовлетворив его неутолимое желание овладеть этой крупицей знаний. Однако, словно судьба решила изощренно покарать его, энергия баронессы вновь окатила его холодной волной. Краем глаза он заметил её у входа – лёгкая и грациозная, она двигалась в сопровождении навязчивого кавалера.

В черепе Эскара вновь запульсировала мучительная головная боль, свирепствуя с новой силой. Полуприкрытыми веками он следил за тем, как другой мужчина провожал его баронессу на уединенный балкон.

Вспоминая это сейчас, жнец ускоряет шаг по мостовой, неистово удаляясь от центра города.

«Ненавижу… Ненавижу тебя… я презираю тебя больше всего на свете, Тамасви!» – раздался голос Сандрины в его голове.

Эти повторенные памятью слова разорвали что-то притаившееся между его рёбер, по телу прокатилась жгучая боль, подкашивая ноги мужчины.

Превозмогая боль, жнец срывает с рук перчатки, небрежно бросая их в ближайшую лужу. Ногти впиваются в ладони, царапая гладкую поверхность кожи. Из его уст вырывается вязкое шипение, когда обезумевшие пальцы проходят по кистям и дальше до локтей, оставляя след из мелких кровоточащих царапин. Эта привычка самоистязания, давно забытая с подростковых лет, вновь нагрянула с новой силой.

Опустив рукава рубашки, он наблюдал, как тонкая ткань пропитывается темными липкими пятнами, а жгучее ощущение боли вселяло долю трезвости в его обезумевший от ревности разум.

Отдышавшись у стены, жнец нахмурился и продолжил свой путь по туманному переулку, раскинувшемуся впереди.

~

Сквозь зазеркалье, где оправдание имеет каждый вздох,

Сердца пылающие тонут в пучине неизведанных оков,

Слияние контрастов, антиподов – игра, игра, игра актеров!

~

Сандрина

Великолепный зал отеля «Наполеон», с его грандиозными окнами, устремляющимися к небесам и открывающими взору величие Исаакиевского собора, восхищал своей роскошью. Высокие потолки, украшенные изысканной лепниной и позолоченными люстрами, излучали теплый свет, омывающий собравшуюся элиту города. Воздух был насыщен ароматом полированного дерева и нежных французских духов, смешивающимся с едва уловимым запахом свежезаваренного кофе с соседних столиков. Я разместилась на бархатном стуле: его темно-малиновая ткань резко контрастировала с бледно-голубым цветом моего платья.

Рядом со мною была моя тетя Тамара. Она наклонилась чуть вперед, и свет, играя в её светлых волосах, придал ей особое очарование, пока она внимательно слушала молодую особу, читающую «Фауста» Гёте. Читательница, дворянка с каскадом каштановых кудрей, держала книгу с такой грацией, что это привлекало к ней всеобщее внимание. Её тон, чистый и выразительный, перекрывал шепот публики, когда она декламировала:

«Я – часть той силы, что вечно хочет зла и вечно совершает благо», – произнесла она, цитируя ответ Мефистофеля на вопрос Фауста.

Я поерзала на стуле, украдкой взглянув на часы на стене, стрелки которых, казалось, двигались чересчур медленно. Мое обещание близнецам поиграть в саду отвлекло меня от угнетающих мыслей о желанном избавлении от этой удушающей атмосферы литературного благоговения.

– Александра Васильевна, Вы не находите Фауста интересным? – прошептал знакомый голос, прервав мои размышления. Это была Нина, молодая боярина со склонностью к сплетням, склонившаяся над кофейным столиком.

Я изобразила вежливую улыбку, хотя это больше походило на опытно скрытый оскал.

– Что Вы. В этом году я слушала эту пьесу пять раз. Поверьте, каждый раз она становится все интереснее предыдущего, – парировала я.

Тетя резко шикнула на меня, обводя взглядом комнату, словно оценивая реакцию других дам. Их же захлестнула волна любопытства, и я почувствовала, как их взгляды пронзают меня насквозь, словно я была реликвией, выставленной на всеобщее обозрение для их развлечения. Неудивительно. Всего год назад заголовки всех газет пестрели моим именем: «Чудо года! Юная племянница барона Лоренского очнулась после года комы!»

С другого конца комнаты я заметила Анфису, женщину, чей острый язычок пользовался такой же дурной славой, как и её частные вечеринки с шампанским и разгульными молодыми половыми. Она наклонилась к своей подруге, её голос был тихим, но достаточно слышным, чтобы достичь моих ушей. Конечно, не случайно.

– Думаю, бедняжка потеряла чувство всякого приличия во время своей комы, – усмехнулась она с хищным прищуром.

Её подруга, изображая невинность, ответила: – О, это не та племянница барона, чья карета упала в реку? Говорят, это произошло по вине пьяного извозчика.

Тетя Тамара крепче сжала мою руку, её молчаливое предостережение было понятным. Я почувствовала, как к моим щекам приливает жар, а внутри все бурлит от желания возразить этим двум болванкам.

Я прочистила горло и резко встала.

– Вижу, что Фауст многим здесь уже поднадоел порядком, оттого и внимание в русло дел других людей утекает. Но раз уж мы все собрались здесь сегодня, чтобы насладиться литературными шедеврами, могу я тоже почитать что-нибудь из своей коллекции вслух? А лучше даже по памяти перескажу. В последнее время я, признаться, довольно много заучиваю наизусть, дабы укрепить память свою после целого года крепкого сна.

В комнате воцарилась тишина, когда я вышла на середину, все взгляды были устремлены на меня. Лицо тети стало пунцовым, когда она сквозь зубы попросила меня вернуться, но бунтарский дух во мне поднялся слишком высоко.

– Я бы хотела поделиться отрывком из моего последнего любимого прочтения: «Фанни Хилл. Мемуары женщины для утех», – объявила я ровным голосом.

Глаза присутствующих дам синхронно расширились, по залу прокатилась волна шока и изумления. Я же начала декламировать один из фрагментов книги, который лучше запомнила, мой голос то повышался, то понижался в такт пересказу:

– Губы мои, вдруг оказавшиеся на пути его так, что он не мог избегнуть поцелуя, заворожили, воспламенили его, придали ему решимости. И вот уже взгляд мой упал на ту часть его одежды, под которой скрывался необходимый для наслаждения предмет; поскольку я слишком далеко продвинулась, чтобы останавливаться на этом волшебном пути и в самом деле не могла больше сдерживать себя или ждать, когда медленно двинет вперед его целомудренная стыдливость…

По мере того, как я продолжала, по залу пронесся шепот потрясения, кружащийся, как осенние листья, подхваченные порывом ветра. Никогда еще эти стены не слышали ничего столь откровенного. Тем временем я пошла вдоль первого ряда, наслаждаясь их ошеломленной реакцией, пока я продолжала: – Правда! Полнейшая и голая правда – вот суть слов моих, и я не собираюсь изыскивать ухищрения, дабы прикрывать наготу её кисейным флёром!

С этими словами я развернулась на каблуках и вышла из зала: за моей спиной эхом отдавались вздохи публики. Тетя наверняка убьет меня за это представление. Но я не знала, за что именно она захочет уничтожить меня больше: за то, что я зачитала вслух самую скандальную эротическую книгу в присутствии избранниц самых влиятельных фигур Империи, или за то, что эта книга принадлежала ей, а я лишь тайком выкрала на пару часов её из тетиного тайника в вишневых садах.

Передо мной возвышался величественный Исаакиевский собор, его золотой купол мерцал на фоне серого хмурого неба Санкт-Петербурга.

Я покрыла голову черным платком, мои короткие волосы по-мальчишески развевались на сильном ветру, когда я поспешила на посадку в экипаж.

На улицах царила атмосфера летнего выходного дня, смех на базаре и болтовня прохожих наполняли воздух.

Когда я подъехала к нашему имению на набережной Мойки, меня приветствовало знакомое жужжание служанок, их болтовня сливалась в успокаивающий гул. Я вежливо отказываюсь от их предложений поесть чего или выпить чаю с повидлом, стремясь поскорее сбежать в сад, где обычно играла с близнецами.

Однако, поискав, я обнаружила, что их там нет. Маруся, кормилица братьев, поспешила за мной по дорожке меж бутонов шиповника, запыхавшись.

– Илья и Андрей у себя в комнате, у них уроки французского до позднего вечера, – сообщила она мне, накидывая мне на плечи шерстяной шарф.

Я бродила по садам, которые казались мне меньше, чем я помнила в своем воображении. Пышная зелень, казалось, смыкалась вокруг меня, и я не могла избавиться от ощущения, что территория сада должна была быть просторнее, более обширной. Почему у меня возникло такое чувство? Разве это не был единственный сад в нашем владении, который я когда-либо знала?…

Я устроилась под раскидистой вишней с чашкой чая в руке и открыла мистические повести Николая Васильевича Гоголя. Ритм мрачной прозы убаюкал меня, и вскоре я откинулась на спинку скамьи: тепло шерстяного шарфа погрузило меня в глубокую дрему.

И снова всё повторилось. И снова всё было слишком реалистично. Я оказалась в карете, уносящейся прочь из города. Пейзаж за окном был окутан туманом, темный лес зловеще нависал по обе стороны.

Паника сковало моё дыхание, когда карета подъехала к мосту, атмосфера была наполнена дурными предчувствиями. Внезапно вдалеке раздался слабый хлопок, от которого карета сильно накренилась.

Лошади заржали, и я почувствовала, как мир перевернулся, прежде чем погрузиться в ледяные глубины реки. Я закричала, брыкаясь в темной тесноте, отчаянно пытаясь спастись.

Тут я заметила, что я не одна. Фигура, окутанная тенями, была рядом со мной, протягивая руку, чтобы помочь мне.

– Александра, выбирайся! Быстро! – поспешно убеждал незнакомец. Он протолкнул меня вперед, и я упала в холодную воду, задыхаясь, когда она заполнила мои легкие. Я снова закричала, беспомощно размахивая руками, и темнота сомкнулась вокруг меня.

Я резко проснулась, моё сердце бешено колотилось, была я вся в холодном поту. Сумеречное небо окутало сад мягким сиянием, и я поняла, что снова в безопасности, под вишневым лиственным пологом.

Слухи о моем туманном прошлом все еще преследовали меня. С тех пор, как я очнулась год назад, вокруг меня ходили слухи о моем предполагаемом побеге от брака по расчету и последовавшем за этим трагическом происшествии. Я не помнила, но, очевидно, я потеряла человека, которого очень любила и с которым собиралась бежать. Этого я не помнила. Все, что мне оставалось, – это тени и отголоски того, что могло бы быть.

Поднявшись со скамейки, я зажгла керосиновую лампу, её мерцающий свет отбрасывал танцующие тени на землю. Я вернулась в дом, тяжесть прошедшего дня все ощутимее давила на меня.

Я намеревалась проскользнуть в свою комнату наверху, но у судьбы были другие планы. Проходя мимо закрытых дверей гостиной, я услышала, как тетя и дядя переговариваются вполголоса. Тамара живо рассказывала о моей выходе во время сегодняшнего чтения, пока дядя безмолвно слушал.

– Мы должны что-то предпринять с ней в ближайшее время. Если дорогой Ларион по-прежнему великодушно желает взять её под своё крыло, нам следует организовать их встречу. Чем скорее, тем лучше.

– У Лариона широкая душа, он наверняка согласится, – ответил мой дядя. – На его щедрые средства в сельской местности было построено так много церквей… Он дворянин с большой буквы.

Моё сердце болезненно кольнуло, ногти впились в ладони. Кто такой этот Ларион? У меня не было ни малейшего желания выяснять это.

Я бросилась в свою комнату, рухнула на кровать и зарылась лицом в подушку. Ноющее ощущение осталось где-то в глубине моего сознания, что-то тревожно знакомое, чему я не могла найти объяснения. Как будто всё повторяется. Эффект дежавю. Странно… Мне нужно как следует выспаться.

Погружаясь в беспокойный сон, я не могла отделаться от ощущения, что уже была в подобной ситуации с такими же эмоциями и раньше, запутавшись в паутине ожиданий и тайн.

~

Один год в знакомом нам мире равен одному полнолунию в 8 туманных графствах

~

ДэсмурОдно полнолуние назад

На рассвете жнец пробудился после ночи, наполненной кошмарами, цеплявшимися за его разум, как терновые нити. Постепенно приходя в себя, он осознал окружение – его квартира, некогда безупречное убежище холостяка, теперь превратилась в беспорядочный хаос. На полу и столах, на каждой плоской поверхности валялись исписанные листки. Так жнец вел свое личное расследование исчезновения Сандрины. Прошло два месяца с той поры, как она бесследно пропала. Последний раз её видела тетя Тимадра, когда они вместе посетили Елисейский театр. На следующую ночь Сандрина покинула поместье по непонятной причине и больше не вернулась. Где она и что с ней произошло – никто не знал.

Тело жнеца ныло, особенно зудели руки, и он обнаружил, что не может толком вспомнить события прошлой ночи.

Он вновь начал перечитывать свои хаотичные записи по расследованию. Мерзкое чувство дезориентации охватило его, и он впервые растерялся, не найдя ответов на подступающие к горлу вопросы.

Отбросив накинутое покрывало, глаза Эскара постепенно расширились от представшего перед ним вида собственного тела. Его худые руки были изрезаны, а одежда: нагрудник рубашки и начало брюк – испачканы засохшей кровью – остатками того, чего он никак не мог вспомнить. Куда он подался прошлой ночью после кабака?…

Он коснулся пульсирующего виска, морщась от мучительных образов, всплывавших в памяти. А потом, словно поток, обрушившийся на берега его рваного сознания, всё вернулось. Он опять вспомнил. Вспомнил её. Чем дольше он её искал, тем сильнее разгадка её исчезновения мучила его. Это был ад.

Размытые воспоминания о её залитом слезами лице, искажённом ненавистью, затопили чувства жнеца.

С трудом поднявшись, его шаткие ноги грозили рассыпаться под ним, но решимость перевесила физическую слабость. Он бегло окинул взглядом свою квартиру, ставшую нечто после погрома.

И тут среди хаоса он заметил его – обсидиановый кинжал, доставшийся от отца, лезвие которого, до самой ручки, окрасилось в тёмный засохший багровый цвет.

Эскар странно пошатнулся, нечаянно опрокинув стопку книг локтем. Лишённый ясности ума, бледный, как призрачная тень, он торопливо двинулся к двери. Не заботясь ни капли о своём скверно-отталкивающем виде, он накинул длинное пальто и шляпу, чтобы хоть как-то скрыть свой дикий взгляд.

С неистовой поспешностью жнец помчался по улице в промышленную часть города, уловив ушами крик юного продавца газет на углу очередного бульвара, возвещавшего последние новости: «Берегите своих прекрасных дам, господа Дэсмура! Еще одна жертва Безымянного убийцы была обнаружена этим утром! Совет 8 намерен ввести комендантский час по всему городу! Полный отчет читайте в нашей газете – Энигма Экспресс!» – визжал мальчонка лет десяти.

Кончики пальцев Эскара дрогнули, а лицо исказил больной прищур. Не останавливаясь, он спрятал руки в карманы, раскачиваясь при каждом шаге, словно пьяница с запоя.

В голове возникло её измученное бледное лицо – прекрасный образ печали, запечатлённый в его сознании. Тошнота сковала всё тело, он дико отшатнулся от мысли о том, что кошмары в его сознании могут оказаться суровой реальностью.

Наконец мужчина резко остановился возле трёхэтажного здания из серого кирпича с выцветшей вывеской «Дом Спящих». Это был центральный морг города.

С волчьим оскалом Эскар бросился к дверям заведения, не обращая внимания на удивлённых прохожих.

Ему не составило труда убедить скучающего секретаря у стойки, что его прислали из Департамента полиции Дэсмура для опознания только что поступившего трупа – новой жертвы, всеми известного убийцы. Добавив ледяного напора к настоянию, чтобы его отвели прямо к телу немедля, жнец был готов растратить остаток своей тёмной энергии на ничего не подозревающего служащего морга.

Унылый секретарь – мужичок лет пятидесяти с густыми серыми усами, рутинно провёл очередную нагрянувшую к ним «детективную шишку из Департамента» в подвал – просторный, тускло освещённый зал с высокими потолками и узкими окошками, в которых то и дело мелькали ноги проходящих мимо людей.

В этом хранилище усопших Эскару стало ещё хуже. На лбу проступила испарина, по спине пробежал липкий холодок, но проклятые ноги всё продолжали нести его вглубь покойницкой.

– Господин, прежде чем Вы приступите к осмотру, возможно, Вы сперва захотите увидеть вещи и одежду покойной? – с серьёзной торжественностью произнёс лысый худосочный мужчина средних лет – патоморфолог.

– Захочу, – нехотя процедил Эскар сквозь зубы.

Чёрный ящик был благоговейно поставлен перед ним, но жнец не осмелился прикоснуться к нему. Вид его отвращал и отталкивал. Он вдруг почувствовал желание поджечь всё и вся в этом здании, руки зачесались от одной этой будоражащей мысли.

Тем не менее он решил сосредоточиться на энергетическом осязании и стал прощупывать в шкатулке хотя бы слабый след её сущности – но безрезультатно.

Исступление гнева и изнеможение грызли его, угрожая поглотить каплю ясности, что ещё не высохла в нём.

Не обращая внимания на типичную заторможенность очередной присланной ищейки, работник морга решил сам продемонстрировать содержимое коробки. Первым предметом, который он извлек и торжественным жестом показал жнецу, был из одежды: длинный чёрный пиджак, некогда безупречная ткань которого была испачкана грязью, чем-то неопределённым и пятнами крови. Спереди около груди виднелись жестокие следы от острого орудия, разорвавшего некогда первозданную одежду высшего качества.

Тамасви попятился назад, словно парализованный увиденным, и его действия спровоцировали россыпь операционных инструментов из стаканчика с соседней тумбы. Он инстинктивно кашлянул в кулак – один-единственный, отрывистый кашель, который, казалось, высвободил саму суть его духа. Со стороны было не понять, но разум мужчины задыхался в этот момент под тяжестью откровений. Локти тяжело опустились на свободный операционный стол, а грудь вздымалась, словно он только что сделал забег по городу. Это был его пиджак – тот самый, что он накинул на плечи баронессы, прежде чем оставить её в клубе.

Эскар прикрыл глаза, его пальцы безжалостно впились в край стола, ища крупицу надежды, ища ясности. И на какое-то мимолётное мгновение он нашёл её.

Работник смотрел на него пытливым взором из-под бровей, укладывая истерзанный пиджак обратно в ящик. Он надменно кивнул кому-то в стороне, прочищая горло. Вскоре к жнецу подошла молодая девушка с бесцветным лицом и туго завязанным пучком серых волос, механически поднося стакан воды. Как-никак, такая реакция работника полицейского Департамента в этих стенах была для них не впервой.

Однако взгляд Эскара оставался отрешённым от предложенного, его внимание было сосредоточено совершенно на другом. Сгорбленный над столом, мужчина тяжело выпрямился на ноги, вынужденный направиться к столу, где лежало бездыханное тело под белоснежной простынёй.

Так он и стоял там, на негнущихся ногах, вплотную перед металлическим столом. Патоморфолог уже было протянул руку, готовый обнажить лицо очередной жертвы. Но едва его пальцы коснулись ткани, как жнец перехватил его руку, свирепо сверкнув чёрными, налитыми кровью глазами.

Опешив от такой реакции, работник поднял руки в знак капитуляции, передавая задачу по раскрытию лица ему, всецело и полностью.

Кончики пальцев Эскара коснулись ткани, невесомо проведя над поверхностью ладонью. Одним резким движением он отбросил ткань у изголовья в сторону. Тяжёлый взгляд метнулся к лицу девушки, лежащей на столе.

В этот адский миг он застыл между надеждой и отчаянием. Лицо покойницы, вернее, его отсутствие, прочно удерживало на месте всех присутствующих в подвальном зале.

Голос жнеца, холодный и лишённый каких-либо эмоций, едва достиг его собственных ушей, когда он пробормотал: – Это не она.

– Что Вы имеете в виду, господин? Вы желали увидеть кого-то определённого?

Взгляд работника обеспокоенно метался между странным посетителем и неподвижным телом на столе.

– …Этого я желал меньше всего на свете, – тихие слова слетели с его побелевших губ.

– Простите?

Но жнец уже ничего не ответил, вместо этого он круто развернулся на каблуках, покидая стерильные стены покойницкой.

Озадаченный патоморфолог вскоре собрался с мыслями и понял, что багровые капли на рукаве посетителя не могли появиться от контакта с их операционной, так как дело было уже после тщательной уборки всех столов. Он кинулся к своей помощнице, поспешно наказывая ей вызвать Паучью стражу на место.