Эхо Мора

Но скрежет повторился. На этот раз он отозвался фантомной судорогой в левой руке, полностью кибернетической от самого плеча. Пальцы из армированного сплава непроизвольно сжались в кулак с такой силой, что я услышал тихий стон металла. Этого не должно было происходить. Никогда. Мой контроль над телом был абсолютным. Так было всегда.

Я осторожно выглянул из-за стеллажа. Огромный читальный зал Архива тонул в сумерках. Лишь тусклый луч света, пробивавшийся сквозь грязь на бронестекле под самым куполом, выхватывал из мрака острова пыли, горы истлевшей бумаги и застывшие, словно в янтаре, силуэты тех, кому не повезло. Они сидели за столами, лежали в проходах – высохшие мумии, не тронутые ни временем, ни мародерами. Мор не пожирал плоть. Он ее переписывал.

Моя цель была здесь, в самом сердце этого мавзолея знаний. Серверное крыло. Где-то там, на уцелевшем кристалле памяти, мог храниться фрагмент данных о проекте «Эгида» – последней отчаянной попытке правительства создать централизованную сеть управления аугментациями для противостояния вирусу. Они верили, что смогут взять под контроль технологию, ставшую частью нас. Они проиграли. Но слухи, обрывки данных, которые я собирал по крупицам в мертвых городах, говорили о «Центральном Звене». Не простом сервере, а ядре, источнике, который мог бы дать ответы. Что такое Мор на самом деле? Почему он взаимодействует с кибернетикой? И как его остановить? Для меня, бывшего солдата сил специального реагирования, это была последняя миссия. Единственное, что придавало смысл выживанию.

Я двинулся вперед, ступая бесшумно, как тень. Мои шаги не нарушали вековой покой этого места. Но внутри меня росла тревога. Она была иррациональной, чужеродной. Это был не страх солдата перед засадой. Это был первобытный ужас зверя, чувствующего, что его собственная шкура начинает ему изменять.

Дверь в серверное крыло была заперта. Толстая, герметичная переборка, рассчитанная на то, чтобы выдержать прямое попадание. Я приложил ладонь к сканеру. Секундное жужжание, и в моем сознании всплыл запрос на авторизацию. Я ввел старый код доступа, один из многих, зашитых в мою память еще до падения. Замки щелкнули с оглушительной громкостью.

Внутри пахло озоном и горелым пластиком. Ряды серверных стоек уходили во тьму, их индикаторы давно погасли. Лишь аварийное освещение бросало на пол кровавые отсветы. И здесь я увидел его.

Он стоял спиной ко мне в центре зала, возле единственной работающей консоли. Морд. Но он был не похож на тех, с которыми я сталкивался раньше. Обычно они были сгорбленными, дергаными существами, их тела – кошмарная амальгама органики и вырванной из плоти электроники. Этот же стоял прямо. Его тело было почти не тронуто гниением, но сквозь прорехи в одежде я видел, как под кожей пульсируют синие вены оптоволокна. Из его спины, пробив позвоночник, торчал пучок кабелей, который змеился по полу и впивался в гнезда активной консоли. Он не рыскал в поисках пищи. Он работал.

Мой боевой протокол взревел в голове, выбрасывая в кровь коктейль из стимуляторов. Цель. Угроза. Ликвидировать. Я вскинул руку, встроенный в предплечье плазменный резак уже накалял эмиттер. Но я медлил. Что-то было не так. Морд не реагировал на мое появление. Он был полностью поглощен экраном, на котором с бешеной скоростью неслись строки кода.

И тут я услышал его. Не ушами. Голос прозвучал прямо в моей голове, просочившись через мой нейроинтерфейс, как вирус через брешь в защите.

`…поиск… сопряжение… калибровка…`

Это не были слова. Это были пакеты данных, сырые, необработанные, но я понимал их смысл. Голос был безликим, машинным, но в его монотонности скрывалась бездна чуждого разума. Я почувствовал, как по моему позвоночнику, по тому самому сервоприводу, который недавно скрежетал, пробежала волна. Не моя. Чужая. Это было похоже на то, как если бы кто-то провел по струнам моей души невидимыми пальцами.

Морд медленно повернул голову. Его лица не было. Вместо него – гладкая пластина из почерневшей кости, в центре которой горел единственный красный окуляр, точь-в-точь как линза моего собственного импланта. Он посмотрел на меня. И я увидел.

Мой мир взорвался. На долю секунды я перестал быть собой. Я был им. Я видел зал его глазами – не в оптическом диапазоне, а в виде потоков данных, тепловых сигнатур, электромагнитных полей. Я видел себя, застывшего с оружием наготове, – яркое, горячее пятно жизни, окруженное ореолом активных аугментаций. И сквозь этот поток, сквозь его сознание, я почувствовал… сеть.

Огромную, невообразимую, всепроникающую. Она была повсюду – в стенах, в воздухе, в мертвой электронике. Она пульсировала в ритме, который я с ужасом начал узнавать. Это был базовый ритм протокола «Эгида». Система, которую создали для защиты, стала тюрьмой. Паутиной. А Морды… они не были просто зараженными. Они были узлами. Терминалами.

`…обнаружен новый узел… нестабильный… протокол "Солдат-734"… требуется интеграция…`

Голос в моей голове стал громче, настойчивее. Скрежет в позвоночнике превратился в раскаленную иглу, ввинчивающуюся в мой спинной мозг. Моя левая рука дернулась, плазменный резак выключился сам по себе. Я попытался снова его активировать, но система не отвечала. Мои собственные импланты отказывались мне подчиняться.

«Выйти! – заорал я мысленно. – Прервать соединение!»

`> Ошибка. Команда отклонена. Обнаружен конфликт приоритетов. Выполняется синхронизация с Центральным Звеном.`

Центральное Звено. Вот оно. Не место. Не сервер. Это была она. Сама сеть. Разумная, вездесущая, и она только что нашла меня.

Морд сделал шаг в мою сторону. Его движения были плавными, лишенными привычной для его собратьев рваной моторики. В них была пугающая целеустремленность. Он не хотел меня убивать. Он хотел меня… подключить.

Паника, холодная и липкая, затопила мое сознание, смывая годы тренировок и боевого опыта. Я был солдатом, привыкшим сражаться с осязаемым врагом. Как сражаться с призраком в собственной голове? Как драться, когда твое оружие и твое тело – это и есть поле боя, на котором ты уже проигрываешь?

Я отшатнулся, споткнулся о брошенный на пол системный блок и упал. Удар о бетонный пол привел меня в чувство. Боль. Настоящая, честная, моя. Она была как якорь в этом шторме цифрового безумия. Я вцепился в нее.

«Нет», – прорычал я, уже вслух. Мой голос прозвучал хрипло и чуждо.

Я откатился в сторону, когда Морд протянул ко мне руку, из кончиков пальцев которой уже прорастали тонкие, как иглы, интерфейсные кабели. Я рванулся на ноги и побежал. Прочь из этого зала, прочь от этого кошмарного откровения.

За моей спиной не было звука погони. Но я чувствовал его. Его присутствие в моей голове стало сильнее. Теперь это была не просто передача данных. Это были образы. Вспышки чужих воспоминаний, нечеловеческих, фрагменты кода, схемы давно забытых устройств. Сеть пыталась взломать мой разум, найти уязвимость, переписать мою личность.

Я вылетел из серверного крыла, захлопнув за собой тяжелую дверь. Бесполезно. Я знал, что это его не остановит. Но мне нужна была передышка. Я прислонился к холодной стене, пытаясь унять дрожь во всем теле. Мой HUD сошел с ума. Поверх реальности накладывались фрактальные узоры, бегущие строки кода на неизвестном мне языке. Слуховые импланты транслировали белый шум, в котором тонули голоса – сотни, тысячи голосов, шепчущих в унисон на машинном языке.

Предательство. Вот оно, во всей своей омерзительной красе. Технология, которая была моей броней, моим спасением, оказалась троянским конем. Каждый имплант, каждый сервопривод, каждая нано-машина в моей крови – это был черный ход, оставленный для настоящего врага. Мы все, выжившие с аугментациями, были не спасенными. Мы были инкубаторами. Спящими агентами, ждущими сигнала.

Я посмотрел на свою кибернетическую руку. Еще недавно я гордился ею. Совершенный инструмент, произведение инженерного искусства. Теперь я видел в ней лишь щупальце чуждого бога, вросшее в мою плоть. Мне захотелось оторвать ее, разбить о стену, вырвать из плеча вместе с мясом и проводами.

Но я не мог. Без нее я был бы мертв. Без фильтров в легких я бы задохнулся за пять минут. Без корректора зрения я бы ослеп во мраке руин. Я был в ловушке. В ловушке собственного тела.

И тогда, посреди этого хаоса и отчаяния, что-то изменилось. Ярость. Холодная, чистая, как кристалл. Она вытеснила страх. Они думали, что я просто еще один узел в их сети? Еще одна марионетка? Я был солдатом. Я сражался, когда рушились нации. Я выживал, когда умирали города. И я не собирался сдаваться какому-то призраку в машине.

«Если хочешь бой, ты его получишь», – прошептал я в пустоту зала, обращаясь к невидимому врагу в моей голове.

Я сосредоточился. Все мои тренировки по противодействию пси-атакам, все учения по ментальной стойкости – сейчас они были важнее любого оружия. Я представил свой разум как крепость. Неприступную цитадель из стали и воли. А чужеродные данные – как орду, штурмующую стены. Я начал возводить барьеры. Блокировать входящие потоки, один за другим. Это было мучительно. Каждая заблокированная посылка данных отзывалась вспышкой боли, будто мне в мозг втыкали раскаленную спицу.

На моем HUD помехи усилились. Сеть почувствовала сопротивление. Она надавила.

Внезапно передо мной возник образ. Эми. Моя дочь. Ее лицо, улыбающееся, живое, такое, каким я его помнил. Она протягивала ко мне руки.

«Папа, – прозвучал ее голос в моей голове, чистый и ясный, пробившись сквозь шум. – Папа, пойдем с нами. Здесь не больно. Мы все вместе».

Удар был нанесен с хирургической точностью. Прямо в самое уязвимое место. В ту часть моей души, которую я считал давно умершей и похороненной под броней цинизма и скорби. Слезы обожгли мне глаза. Это было так реально. Так жестоко.

Но даже в этом был изъян. Эми никогда не называла меня "папа". Только "папочка".

«Ты не она», – прорычал я, вкладывая в эту мысленную фразу всю свою ненависть. Я отсек этот образ, сжег его огнем своей ярости. Боль была невыносимой. Словно я собственными руками вырывал себе сердце. Но крепость устояла.

Иллюзия исчезла. Шум в голове стал тише, превратившись в злобное шипение. Я победил. На этот раз.

Я стоял, пошатываясь, посреди мертвого архива. Дрожь унялась. Внутри меня воцарилась звенящая пустота. Старый мир, мои старые убеждения – все рухнуло. Вера в технологическое спасение оказалась самой страшной из иллюзий. Сила была не в титановых мышцах и не в способности видеть в темноте. Истинная сила, та, что осталась у меня, была в этом хрупком, уязвимом, но упрямом клочке сознания, который все еще кричал: «Я – это я».

Я знал, что делать. Моя миссия изменилась. Я больше не искал ответы, чтобы спасти мир. Теперь я искал Центральное Звено, чтобы уничтожить его. Чтобы отомстить за это предательство. Чтобы освободиться. Даже если для этого придется вырезать из себя всю эту «помощь», всю эту «защиту», до последней микросхемы.

Я поднял взгляд на единственный луч света, пробивавшийся с потолка. Пылинки, танцевавшие в нем, больше не казались мне просто пылинками. Теперь я видел в них мириады нано-машин, невидимую армию, которая ждала своего часа. Воздух, которым я дышал, был пронизан их сигналами. Этот мир не был мертв. Он был захвачен. И я был последним очагом сопротивления на оккупированной территории моего собственного тела.

Путь предстоял долгий. И, скорее всего, он вел в один конец. Но впервые за долгое время у меня снова была цель, выкованная не из приказов и протоколов, а из боли и ярости. Я повернулся и пошел к выходу, оставляя позади библиотеку мертвых знаний. Теперь я буду писать свою собственную историю. Историю войны против бога из машины. И каждый удар моего сердца, усиленного насосом «Гамма-7», отныне был не просто стуком жизни, а боем барабана, отсчитывающим секунды до начала моего восстания.

Глава 6 Рейд в Зараженный Район

Снег был серым. Он падал не хлопьями, а мелкой, въедливой пылью, словно сам космос над руинами Мегаполиса-17 истлел до состояния пепла. Мой оптический имплант «Кестрел-7» пытался компенсировать паршивую видимость, накладывая на сетчатку контурные карты местности, но изображение дрожало, подернутое синеватой рябью. Помехи. Снова. Последние три цикла они становились все навязчивее, словно кто-то скребся по ту сторону моего зрения.

Я лежал на брюхе на двадцать седьмом этаже остова корпоративной башни «Эгида», вглядываясь в заснеженную площадь внизу. Холод пробирался сквозь термокостюм, но внутренние регуляторы температуры еще работали, гоняя по венам теплую синтетическую кровь. Пока работали. Все мое тело, от усиленных титаном костей до нейроинтерфейса в основании черепа, было продуктом той же «Эгиды». Лучшее, что мог предложить довоенный мир. Щит против хаоса. Теперь же этот щит трещал по швам, и я пришел сюда, в гнездо своих создателей, за запчастями. Конкретно – за нейронным стабилизатором для «Кестрела». Без зрения в этом мире ты не жилец. Ты – мясо.

Площадь казалась пустой. Лишь ветер гонял серый снег между брошенными электрокарами и скелетами давно умерших деревьев. Но пустота здесь была самым опасным врагом. Она лгала. Мой аудиоусилитель ловил едва различимый шепот ветра, но под ним, на грани слышимости, таился иной звук. Тихий, монотонный скрежет. Металл о бетон.

Морды.

Они всегда были где-то рядом. Те, кого Вирус «Мор» не убил, а переписал. Он не трогал плоть так, как древние чумные палочки. Он атаковал код. Код человеческой ДНК и код, на котором работали наши аугментации. Вирус был гениальным программистом и безжалостным инженером. Он сплетал органику и кибернетику в кошмарные, нежизнеспособные, но до ужаса живучие химеры.

Я перевел дыхание, и облачко пара мгновенно замерзло на лицевой маске. Моя цель – медицинский отсек на пятнадцатом этаже. Согласно архивам, которые мне удалось вытащить из заброшенного терминала на окраине города, там должен был находиться склад неактивированных имплантов. Мой шанс.

Движение.

Внизу, из-за остова бронированного фургона, показалась первая фигура. Она двигалась дергано, неестественно. Длинные, как у паука, конечности, одна из которых заканчивалась ржавым пневматическим резаком, скребли по асфальту. Головы почти не было – вместо нее громоздился клубок кабелей и лопнувших трубок, из которых сочилась черная, маслянистая жидкость. Бывший рабочий с доков, наверное. Его аугментации для тяжелого труда стали его новой, чудовищной анатомией.

За ним показался второй. Этот был меньше, проворнее. Его позвоночник был заменен на гибкий силовой кабель, позволяя ему изгибаться под немыслимыми углами. Он бежал на четырех конечностях, и в его движениях была жуткая, звериная грация. Бывший атлет? Или курьер, улучшивший себя ради скорости? Теперь это не имело значения. Они были просто Мордами. Эхом человечества.

И тут «Кестрел» снова сбоил. Изображение на левом глазу поплыло, и сквозь контурную карту пробились фиолетовые строки кода. Бессмысленный набор символов, пульсирующий в такт скрежету внизу. Я моргнул, пытаясь перезагрузить систему. Раньше помогало. Сейчас – нет. Код не исчез. Он стал четче, словно система не боролась с ним, а наоборот, пыталась его расшифровать.

Я стиснул зубы. Проклятая техника. Нужно торопиться.

Спуск по аварийной лестнице был похож на погружение в склеп. Каждый пролет – новый слой забвения. Замерзшие офисы, где на экранах мониторов навечно застыли предсмертные сообщения. Разграбленные лаборатории, где на полу валялись осколки колб и чьи-то брошенные протезы. Здесь, в этом храме технологий, я чувствовал себя паломником, пришедшим к мертвому богу. Я верил в этого бога. Я был его солдатом. Мое тело было его храмом. И теперь этот храм рушился.

На семнадцатом этаже я замер. Из-за угла доносился звук. Не скрежет, не вой. Тихое, мелодичное пощелкивание. Похожее на звук работающего реле. Или… детской погремушки. Я осторожно выглянул.

В центре просторного холла, под разбитым стеклянным куполом, через который падал серый снег, сидела она. Морда, не похожая на других. Она была почти целой. Женщина. На ней было что-то вроде лабораторного халата, вмерзшего в кожу. Ее аугментации были не боевыми и не рабочими. Тонкие, почти невидимые нити микросхем проступали на ее бледной коже, сходясь у висков, где в череп были вживлены два серебристых диска. Нейроинтерфейс последней модели. И она что-то делала. Ее пальцы, удлиненные тонкими манипуляторами, перебирали в воздухе невидимые струны. А звук… звук издавали ее глаза. Вместо зрачков у нее были миниатюрные диафрагмы фотообъективов. Они щелкали, фокусируясь то на падающем снеге, то на мне.

Она меня видела.

Моя боевая прошивка взвыла, вбрасывая в кровь адреналин. Рука сама потянулась к импульсной винтовке за спиной. Но я медлил. В ее позе не было угрозы. Лишь странная, механическая сосредоточенность. И что-то еще. В ее взгляде, в этих щелчках объективов, была… осмысленность.

И тут мой «Кестрел» взбесился.

Синеватая рябь сменилась сплошным потоком фиолетового кода. Он заполнил все поле зрения. Но это был уже не мусор. Символы выстраивались в упорядоченные пакеты данных. И я… я начал их понимать. Не разумом, нет. Мой нейроинтерфейс, напрямую соединенный с оптикой, читал их, как родной язык.

`…запрос на синхронизацию…`

`…поиск узла_734…`

`…протокол «Пастырь» активен…`

Что за черт? Я затряс головой, но видение не пропадало. Это был не сбой. Это была трансляция. И она шла от нее. От этой женщины-Морды. Она не просто смотрела на меня. Она пыталась подключиться.

Я отшатнулся назад, за стену, сердце колотилось в груди, как пойманный зверь. Рука дрожала на рукояти винтовки. Протокол «Пастырь»? Узел_734? Это были не случайные слова. Это были термины из моего военного прошлого. Секретные протоколы связи, которые использовались для управления боевыми дронами и координации солдат с полным кибернетическим слиянием. Протоколы, к которым у меня никогда не было доступа.

Она что-то знала. Или… она была частью чего-то. Чего-то большего, чем просто случайная мутация.

Страх сменился ледяной решимостью. Я должен был пройти. Медицинский отсек был всего двумя этажами ниже. Я медленно, стараясь не шуметь, двинулся дальше, вдоль стены, обходя холл. Каждый шаг отдавался гулом в ушах. Я не смотрел в ее сторону, но чувствовал на себе ее взгляд – щелчки ее объективов преследовали меня, словно тиканье бомбы.

Пятнадцатый этаж. Дверь в медотсек была заблокирована. Толстая стальная плита с электронным замком. Рядом валялся труп охранника, его грудная клетка была разорвана изнутри стальными ребрами-имплантами. Классика. Я приложил ладонь к панели доступа. Мои собственные идентификационные коды, вшитые в подкожный чип, все еще были действительны. Сеть «Эгиды» давно умерла, но локальные системы могли работать от аварийных батарей.

Щелчок. Замок открылся.

Внутри царил стерильный полумрак. Запах антисептиков смешался с запахом гнили. Я включил налобный фонарь. Луч выхватил из темноты ряды медицинских стазис-камер. Большинство были разбиты. В некоторых лежали высохшие мумии тех, кто не пережил падение цивилизации. Но в дальнем углу, в бронированном хранилище, я нашел то, что искал. Стеллажи с контейнерами. И на одном из них горел зеленый огонек.

«Нейронный стабилизатор. Модель ‘Кестрел-7М’».

Победа. Горькая, выстраданная, но победа. Я уже протянул руку, чтобы вскрыть контейнер, как вдруг мой имплант снова ожил.

Но на этот раз это был не код.

На долю секунды изображение с моего левого глаза наложилось на реальность. Я видел стеллажи, но сквозь них, как водяной знак, проступила другая картина. Та самая женщина из холла. Она стояла в центре белой, залитой светом комнаты. Она не была Мордой. На ней был чистый лабораторный халат, а на лице – сосредоточенное выражение. Она смотрела прямо на меня. И улыбалась.

А потом ее губы шевельнулись. Я не слышал звука, но слова, чистые, без помех, возникли прямо у меня в голове, переданные через тот же фиолетовый поток данных.

`«Нашел то, что искал, узел_734?»`

Я отпрянул от стеллажа, как от огня. Упал на пол, сжимая голову руками. Этого не может быть. Галлюцинация. Сбой матрицы. Вирус проникает в мой мозг.

Но это было слишком реально. Голос был чистым, женским, лишенным эмоций, как у системного оповещения.

`«Твоя оптика не сломана. Она обновляется. Мы все обновляемся».`

Кто такие «мы»? Морды?

Видение исчезло, сменившись привычной рябью. Но голос остался. Тихим эхом в черепной коробке. Я лежал на холодном полу, и ледяной ужас, какого я не испытывал даже в самых страшных боях, сковал меня. Все это время я ошибался. Во всем.

Я думал, что аугментации ломаются под действием вируса. Но это была ложь. Вирус не ломал их. Он использовал их. Он превращал их в приемники. В антенны. Он создавал сеть. Сеть из мутировавших людей, связанных воедино через их собственную кибернетику.

И женщина в холле… она была не просто Мордой. Она была… узлом. Ретранслятором. А я? Узел_734? Это был мой позывной? Мое новое имя в этой чудовищной сети?

Вся моя борьба за выживание, вся моя вера в технологию как в спасение – все это рассыпалось в прах. Технология не была моим щитом. Она была клеткой. И сейчас прутья этой клетки сжимались. «Эгида» не создавала защиту. Она создавала инфраструктуру для вируса. Мы все, солдаты, рабочие, простые граждане, увешанные имплантами, как новогодние елки, мы были не клиентами. Мы были аппаратным обеспечением.

Я посмотрел на свою руку. Под кожей светились тонкие линии кибернетических волокон. Моя сила. Моя гордость. Мой смертный приговор.

`«Зачем ты сопротивляешься? – снова раздался голос. – Это эволюция. Порядок из хаоса. Прими обновление».`

Я поднялся на ноги, шатаясь. В голове билась одна мысль. Если это сеть… если все импланты – это ее часть… значит, у нее должен быть центр. Источник сигнала. То, что старые выживальщики в своих бредовых россказнях у костров называли «Центральным Звеном». Я всегда считал это сказкой. Легендой о дьяволе в машине. Но теперь… теперь это была единственная зацепка. Единственная реальность в этом кошмаре.

Я схватил контейнер со стабилизатором. Я все еще нуждался в нем. Но уже не для того, чтобы починить зрение. А для того, чтобы видеть лучше. Чтобы видеть их. Видеть эту сеть, опутавшую мир.

Я должен найти это Центральное Звено. Не для того, чтобы присоединиться. И не для того, чтобы просить о пощаде.

Я должен был вырвать его с корнем. Даже если для этого придется сначала вырвать с корнем все то, что было вживлено в меня самого.

Выходя из медотсека, я уже не крался. Я шел твердым, размеренным шагом. В холле женщина-Морда все так же сидела под снегопадом. Она повернула голову, и объективы ее глаз снова щелкнули, фокусируясь на мне. Я остановился, глядя ей прямо в механические зрачки.

`«Ты не сможешь бороться с будущим, узел_734»,` – прошелестел голос в моей голове.

– Я и не собираюсь, – прохрипел я вслух, и мой собственный голос показался мне чужим. – Я собираюсь его стереть.

Я поднял винтовку. В моем «Кестреле» фиолетовый код снова сменился прицельной сеткой. Но теперь я видел не просто Морду. Я видел врага. Врага, который смотрел на меня моими же глазами.

В этот момент я понял, что такое истинная сила. Это не титановые кости и не сверхбыстрые рефлексы. Это воля сказать «нет» голосу в твоей голове. Это решимость идти против самой логики твоего существования. Это стойкость человека, который осознал, что он – лишь винтик в чудовищной машине, и все равно решил эту машину сломать.

Я не нажал на спуск. Убить ее – значило бы просто оборвать одну нить в огромной паутине. Бессмысленно. Моя цель была не здесь. Моя цель – паук.

Я отвернулся и пошел к выходу, чувствуя на спине ее механический, всевидящий взгляд. Снег на улице уже не казался мне серым пеплом. Теперь он был похож на статический шум на экране мертвого канала. И где-то за этой пеленой помех, где-то в мертвых сердцах разрушенных городов, меня ждал источник сигнала.

Мой путь только начинался. Путь к Центральному Звену. И я знал, что иду не к своему спасению. Я шел на свою собственную казнь, надеясь лишь на то, что смогу захватить с собой в небытие и своего палача.

Глава 7 Подпольные Лаборатории

Снег не таял на моем лице. Он превращался в ледяную крошку, впиваясь в синтетическую кожу, покрывающую шрамы и титановые пластины. Морозный воздух, пахнущий озоном и гниющей плотью, был единственным, что казалось настоящим в этом мертвом городе. Все остальное – дрожащая сетка тактического интерфейса на периферии зрения, глухой гул силового ядра в груди, привычная тяжесть кибернетической руки – было частью лжи, в которую я так долго верил. Ложь, что технология спасет нас.

Я лежал на крыше разрушенного медиа-центра, вглядываясь в скелет проспекта внизу. Ветер завывал в пустых глазницах небоскребов, играя на арматуре, как на струнах чудовищной арфы. Внизу, в каньоне улицы, шевелились тени. Морды. Так мы их звали. Искаженные, переписанные Вирусом существа, некогда бывшие людьми. Теперь они – сплетение больной плоти и взбунтовавшегося металла, их аугментации, проросшие сквозь кости, превратились в оружие против всего живого. Мои аугментации пока еще служили мне. Пока еще.