
Полная версия
Балийские рассказы
В участке кто-то откашлялся. Секретарша сделала вид, что уронила скрепку. Молодой сержант одернул кобуру, чтобы спрятать улыбку.
– Обещаю.– Люк, – в телефоне вздохнули, – у тебя было одно дело – прилететь вовремя. – Я знаю. Я идиот. – Идиот – это мягко. – Но я тебя люблю. Сильно. Длинная пауза. – Ладно, – сказала Эмма так, словно перерезала нитку. – Я прилечу. Не обещаю, что не убью, но прилечу. И мы поговорим. И… ещё. Больше никаких грузовиков. Никогда.
Он положил телефон на стол, как кладут вещдок. Секунда тишины.
– Ну вот, – старший офицер кивнул, – теперь у истории есть жанр. Романтическая комедия с элементами погони. Но, мистер Люк, мы всё равно должны говорить о серьёзном. Вы угнали машину, создавали аварийные ситуации на Sunset Road, снесли шлагбаум и поцеловали нашу колонну. Это – штрафы, компенсация, бумаги.
– Я всё оплачу. Всем. И извинюсь. И столб… э-э… колонну – отполирую.
Офицер впервые улыбнулся открыто.
– На Бали умеют прощать, – сказал он. – Но Бали ещё и бог времени. Его нельзя обгонять на красный. У нас не принято «сейчас быстро». У нас принято – вовремя.
Он встал, налил ещё воды и придвинул стакан.
– И да, – добавил, – передайте вашей Эмме, что свадьбу можно провести здесь. В аэропорт вы оба уже точно не опоздаете – он рядом. А грузовики мы вам выдавать не будем.
Дальше был рутинный, но важный марш-бросок по реальности. Люк вместе с офицером съездил к охране аэропорта – принёс извинения, оставил депозит на ремонт шлагбаума. Заглянул к дежурным механикам – те обречённо гладили колонну, как живую, и требовали фотографию виновника «для галереи». Заехал к продавцу кокосов – купил двадцать kelapa muda и помог прибить заново табличку, которую сдуло ветром с его же проезда. Подарил новый воздушный змей мальчику, чей змей сорвался, когда мимо пронесся белый грузовик-комета. На Sunset Road, казалось, все знали о нем, хотя видели всего минуту.
Под вечер он снова вышел к стеклянным фасадам Нгурах-Рай. Воздух пах тропическим дождем – он только что прошел полосой – и свежими благовониями. Внутри аэропорта все текло, как и утром: шорох колес, улыбки на стойке, «Transport, miss?». Рай снова звучал своей музыкой. И только в теле – легкая дрожь от пережитого, как вмятина на крыле: заметят не все, но ты знаешь – она есть.
Он стоял и странным образом впервые за эти дни ничего не делал. Не бежал, не извинялся, не обещал. Просто дышал. И пытался запомнить: в мире, где все пытаются «успеть», иногда главное – дождаться.
Эмма прилетела на следующий день. Без белого платья, с черными глазами, которые могли бы стрелять длинными очередями, если б влюбленность не ставила на предохранитель. Люк встретил ее у выхода – в шлепанцах, чистой хлопковой рубашке и с букетом белых орхидей, которые пахнут невесомо и обещают новую страницу.
– К свадьбе, – сказала тихо. – Но медленной. Как на Бали.– Ну, – сказала она, – жив. – Жив. Готов к казни или… к свадьбе. Что назначишь. Она посмотрела на него долго. Потом – на сад за стеклом.
Они расписались в маленьком banjar – общинном доме – с двумя свидетелями, которые материализовались из воздуха, как это бывает на острове, где нужные люди появляются вовремя. После церемонии офицер из участка, тот самый, что любил богов времени, подарил им деревянную табличку с выжженной фразой:
Едь медленно – уедешь далеко.Jalan pelan, sampai jauh.
А колонна на парковке аэропорта, которую он когда-то поцеловал бампером, получила новый слой краски. На ней кто-то маркером осторожно дописал сердечко. Никто не признался, кто.
Люк потом ещё не раз проходил мимо, бросая взгляд на гладкий бетон, и каждый раз ловил себя на улыбке. Рай, оказывается, начинается не только с трапа. Иногда он начинается с того, что ты наконец научился останавливаться.
И да – с тех пор никаких грузовиков. Только жизнь на зелёный.
Сокровища КАТУ
В Липецке был ноябрь, и серое небо сливалось с серыми домами.
Мы сидели в душном офисе, пили холодный кофе из пластиковых стаканчиков и ждали конца рабочего дня, когда Светлана вдруг сказала:
– Ребята… помните, я три года назад ездила на Бали?
Игорь, оторвавшись от монитора, хмыкнул:
– Конечно. Ты там научилась стоять на голове и есть траву на завтрак.
– Не только, – ответила Света, загадочно улыбаясь. Она достала телефон и открыла фото: пожелтевшая карта, странные символы, рисунки гор, линии, ведущие к отметке в районе Кинтамани.
– Что это? – спросила Лена, уже откладывая в сторону бумаги.
– Это снимок из старой книги, – Света говорила тихо, будто боялась, что нас подслушают. – Когда я была в Убуде, встретила местного йога. Он рассказал легенду про сокровища КАТУ и показал карту. Говорят, золото спрятано у подножия вулкана Батур, и найти его могут только те, кто не боится идти до конца.
Макс, наш главный скептик, покачал головой:
– Золото, вулкан, тайны… Свет, ты серьёзно?
– А чего мы теряем? – Света приподняла брови. – Липецк, офис, холодная зима… или джунгли, вулкан и настоящая охота за сокровищем.
Мы переглянулись.
Игорь встал первым:
– Ладно. Черт с ним. Летим.
Через неделю мы уже сидели в открытом кафе Семиньяка.
Солнце жгло кожу, пальмы раскачивались над узкими улочками, байки проносились мимо так близко, что казалось, их можно потрогать. Воздух пах кофе, солью и дымом от благовоний.
Света развернула телефон на столе. На карте линия шла от Убуда через рисовые террасы, храмы и деревни прямо к озеру Батур .
– Здесь находится затопленный храм, – объяснила она, указывая на отметку. – Если верить йогу, именно там ключ к тайнику.
Лена скептически усмехнулась:
– Ну да, конечно. Легенды, карты, тайники. Чувствую себя героиней дешёвой игры.
– Ты просто пока не в духе, – улыбнулась Света. – Подождешь, пока мы золото найдём, и настроение появится.
Мы выехали в шесть утра на четырех байках.
Сезон дождей уже начался. Тропики напоминали живую машину, которую никто не контролирует: дождь падал стеной, лужи скрывали глубокие ямы, грязь налипала на колеса.
Первая авария случилась через полчаса.
Макс заехал в лужу и исчез в ней по пояс. Байк лёг на бок, вода хлынула в ботинки.
– Великолепно! – прокричал он, выбираясь из грязи. – Если золота не найдем, хотя бы накупаемся!
Все смеялись, кроме Лены.
– Света, гений, в сезон дождей искать клад… браво!
Света ехала первой, пряча карту под дождевиком:
– Держите шлемы крепче, будет весело!
Дорога вилась среди рисовых террас, петляла по узким тропам, уходила в горы.
На серпантинах байки скользили, моторы ревели, а дождь лил так сильно, что казалось, вода падает из всех направлений сразу.
У подножия Батура дорога закончилась.
Дальше нужно было идти пешком. Байки поднимались только до первой станции – дальше начиналась скользкая тропа, где корни деревьев торчали из земли, а камни были покрыты мхом.
Мы оставили байки у маленькой будки, заплатили местному сторожу и пошли вверх.
Дождь превратил тропу в поток грязи. Мы хватались за ветки, скользили, падали, поднимались снова.
На одном из подъемов Лена сорвалась и поехала вниз, увлекая за собой Игоря. Они оба оказались в лужах, измазанные глиной, но живые. Мы смеялись, хотя дыхание уже сбилось.
– Если тут золото, оно того стоит, – выдохнул Макс, помогая Лене подняться.
К вечеру мы добрались до озера Батур.
Над водой висел пар, и сквозь туман виднелась статуя, наполовину погруженная в воду. Это был затопленный храм, отмеченный на карте.
Мы зашли в воду по колено, проверяли каменные плиты, трещины, ниши. Света делала фотографии на телефон, сверяя символы на карте с рисунками на статуе.
– Смотрите, вот эти знаки совпадают! – кричала она.
– Свет, если тут правда что-то есть, это будет безумие, – ответил Игорь.
Мы искали до темноты.
Ни золота, ни ключа, ни потайных ходов.
Мы сняли бунгало в Кинтамани, с видом на вулкан.
Внутри – тонкие стены из бамбука, соломенная крыша, маленькие матрасы на полу. Горячей воды не было.
Всю ночь шёл дождь, стучал по крыше, как барабанный бой.
В темноте бесконечно громко пели цикады, их звон казался оглушающим. Мухи летали над лицом, садились на руки, уши, шею.
В три ночи петухи начали петь. Их крик раскатывался эхом по горам и не умолкал до самого утра. Сон был невозможен.
– Если это ад, то выглядит он вот так, – пробормотал Макс в темноте.
Мы смеялись, хотя никто из нас не спал.
Утро встретило нас паром и запахом мокрой земли. Мы вернулись к храму и пошли дальше вдоль берега, где по легенде должен был быть вход в пещеру.
Дождь снова начался.
Мы пробирались через заросли, скользили по мокрым камням, резали руки о корни.
На одном из спусков Игорь сорвался и едва не ушёл в воду, Макс поймал его за руку в последний момент.
– Спасибо, – выдохнул он.
– Тебе повезло, дружище, – ответил Макс. – Здесь глубина метров десять.
Вторая попытка найти тайник оказалась тщетной. Карта молчала.
Вечером мы добрались до маленького кафе на берегу озера в котором водилась рыба Гураме там были их фермы. Гостеприимный владелец поймал нам ее и прямо при нас жарил на углях.
Мы сидели грязные, мокрые, уставшие, но еда была такой вкусной, что мы ели молча.
Света вдруг положила вилку и сказала:
– Ребята… помните, я говорила, что карту мне показал йог?
Мы кивнули.
– Так вот… он сказал, что легенда может быть мифом. Возможно, никаких сокровищ нет.
Повисла тишина.
Игорь уставился на нее:
– Ты хочешь сказать, что мы два дня лезли по горам и купались в грязи ради сказки?!
Света улыбнулась устало, но глаза блестели:
– Если бы я вам не показала карту, мы бы сидели сейчас в Липецке. В офисе. Пили холодный чай и смотрели на серое небо.
Мы снова замолчали.
А потом Макс поднял стакан арбузного сока:
– За то, что мы здесь.
Мы чокнулись и смеялись до слез.
Мы так и не нашли золото КАТУ.
Но в ту ночь поняли:
сокровища – это не карта и не золото.
Это дороги, где грязь по колено.
Это тёплый дождь и холодные ночи в горах.
Это цикады, петухи, крики и смех.
Это друг, который ловит тебя за руку у обрыва.
Это ощущение, что жизнь можно прожить по-настоящему, а не ждать выходных.
И именно ради этого стоило подняться на Батур.
Балийская теория
Первые четыре дня они провели в Нуса-Дуа, в отеле Hilton на первой береговой линии.Марина и Степан прилетели на Бали в начале сухого сезона, когда влажность ещё ласкова, а воздух пропитан ароматом франжипани и скошенной травы.
белый песок, океан цвета топленого молока, который у берега лежал тихо, без волн, словно дышал вместе с ними; длинные лежаки под соломенными зонтами, легкий бриз, напоенный солью и солнцем.Это было похоже на маленький рай:
Марина бродила босиком по песку, собирая крошечные раковины, смывая ноги в тёплых волнах, а Степан лежал под зонтом, листая ленту новостей и неохотно отрываясь, чтобы сделать пару фото.
– Ладно. На сутки могу сделать тебе такой подарок. Чтобы потом не ворчала.– Степ, а давай потом уедем в лоно природы? – предложила она за завтраком, глядя, как золотое утреннее солнце отражается в бокале с манговым соком. – В смысле? – поднял он взгляд от телефона. – Ну, уйдем в джунгли, в тишину, вдвоем. Без связи, без людей. Я нашла одно бунгало на вершине горы. Там только мы, облака и зелень. – Ты серьезно? – он скривился. – Джунгли? Изоляция? Мне там даже Wi-Fi не поймать. – Ну… хотя бы на день. Он задумался, потом ухмыльнулся:
Она любила такие моменты – когда воздух вокруг становится густым от предчувствий.Марина улыбнулась, чувствуя, как внутри просыпается ожидание чего-то большого, нового, еще неведомого.
По карте это было всего 100 километров, но здесь, на Бали, такое расстояние превращается в целое путешествие.На следующее утро они арендовали маленькую красную машину и загрузили в багажник пару рюкзаков. Их маршрут лежал в сторону Булеленга, на север острова.
Слева и справа открывались горизонты воды, над ними низко пролетали самолеты, заходящие на посадку в аэропорт Нгурах Рай.Дорога сначала была легкой, быстрой: новая скоростная трасса парила прямо над океаном.
Запах жареных «горенгов» тянулся от уличных палаток, байки проносились мимо, как снаряды, дети бежали по обочинам, размахивая пластиковыми пакетами, будто флагами.После скоростной трассы началась совсем другой Бали. Они въехали в Денпасар – шумный, густонаселенный, настоящий, без открыток и глянца.
Каменные ворота с резьбой и статуями демонов охраняли дома, крыши покрыты старой черепицей, а вокруг, насколько хватало глаз, раскинулись рисовые поля.Дальше дорога уходила в сердце острова: деревни сменяли деревни.
Мимо проносились рыбацкие деревушки, тени пальм падали на капот, и по радио играла лёгкая балийская поп-музыка, которая казалась невесомой, как воздух.
– Посмотрю, когда интернет появится, – усмехнулся он.– Посмотри, какая красота! – Марина высунулась в окно, ловя пальцами ветер. – Ага, красота, – буркнул Степан, пролистывая сообщения в телефоне. – Ты хоть разок просто посмотри.
Внутри у неё всегда жила мечта делить такие моменты – запах дороги, шум ветра, вкус свежих фруктов – с кем-то, кто умеет чувствовать мир так же остро.Марина вздохнула, но промолчала.
Сочная зелень трепетала под ветром, а кокосовые пальмы кивали, как мудрые старики, видевшие слишком много сезонов дождей.
Здесь никто не спешил, время казалось вязким, текучим, как теплый мед.На каждой узкой улочке Марина ощущала другой ритм жизни.
– Чувствую, что у меня интернет пропал, – сухо ответил он.– Степ, ты чувствуешь? – спросила она, когда они проезжали мимо храма, украшенного подношениями.
Но внутри все больше нарастало странное чувство: остров что-то готовит.Она снова промолчала.
Карта показывала зеленое пятно джунглей и тонкую белую линию дороги, которая казалась веной, ведущей прямо в сердце острова.Дорога становилась все уже и круче. Красная машина задыхалась на поворотах, мотор жалобно гудел, а навигатор уже несколько раз терял сигнал.
– Согласился… но только на сутки, – пробормотал он.– Марин, сколько еще ехать? – раздраженно бросил Степан, убавляя громкость радио. – Минут двадцать, максимум. Смотри, вот поворот, потом через деревню и мы почти у цели. – Да твою деревню уже два часа жду! – Ты сам согласился.
Там, где сливаются горы и море, казалось, начинается другая планета.Марина решила промолчать. Ее взгляд был прикован к горизонту, где между облаками уже виднелись зеленые хребты и кусочек океана.
Птицы пели так громко, что казалось, джунгли разговаривают сами с собой.Они оставили машину у дороги – дальше путь шел пешком по тропинке, петляющей между зарослями бамбука и гортензий. Воздух был густой, влажный, пах зеленью и мхом.
И вдруг тропа вывела их к бунгало.
Ветер приносил сладкий аромат цветов, перемешанный с запахом зелени и горного воздуха.Марина остановилась. Домик стоял на вершине холма, окруженный тысячами голубых гортензий, которые рассыпались вниз по склону, словно лужи небесного цвета.
Ни звука цивилизации – только шум листвы, стрекот цикад и далекий рокот волн.На террасе висела широкая сетка-лежак, натянутая над обрывом.
– Красиво? – Марина рассмеялась. – Это же рай.– Ну, тут красиво, – нехотя признал Степан.
Он улыбнулся и протянул ключи:Навстречу им вышел хозяин домика – сухонький дедушка с загорелым лицом и глазами, в которых смех жил сам по себе.
И, развернувшись, скрылся за тропой.– Завтра утром привезу вам завтрак. – А вайфай здесь есть? – спросил Степан, даже не взглянув на него. Ваян хмыкнул и сказал по-английски, чуть растягивая слова: – Tida ada. Only relax.
Это звучало как приказ острова: «Отпусти всё. Здесь есть только ты, небо и земля».Марина улыбнулась.
Солнце провалилось за облака, и мир затопила густая синяя тьма.Сумерки наступили быстро, словно кто-то щелкнул выключателем.
Через секунду ударил гром, и ливень обрушился на дом, барабаня по крыше так, будто тысячи барабанщиков одновременно играли балийский гамелан.Внезапно небо раскололось вспышкой молнии.
– Я приехал отдыхать, а не в пещерный век возвращаться! – бросил он и вышел на террасу.Степан ходил по комнате, раздраженно проверяя телефон: – Связи нет. Супер. Просто супер. – Ты хоть раз попробуй просто послушать дождь, – тихо сказала Марина.
Перед глазами открывался черный океан, молнии вспыхивали над горизонтом, и ей казалось, что весь мир слился в одно дыхание.Марина молча закрыла за ним дверь. Она легла в сетку, натянутую над обрывом, и обняла подушку.
Осталась одна.Часа через полтора Степан сообщил, что едет обратно «в цивилизацию». Марина даже не спорила.
В комнате пахло сырым деревом, чайными листьями и чем-то пряным, смолистым.Снаружи бушевал ливень, ветер трепал занавески, молнии выхватывали силуэты деревьев из тьмы.
Ощущение одиночества было таким плотным, что можно было коснуться его рукой.Сердце билось быстро. Мысли роились, как насекомые: -А вдруг сойдет оползень? А вдруг крыша не выдержит? А вдруг тут водятся змеи?
Марина замерла.И вдруг из угла комнаты раздался странный звук: низкий, раскатистый, будто кто-то шептал на чужом языке.
Он смотрел на неё огромными глазами и негромко «пел»:Она повернула голову – и увидела большого зеленого геккона на стене.
– Токке… токке… токке…
– Спасибо, что пришёл ко мне, дружок.Марина улыбнулась сквозь слёзы:
Ей снился странный сон:В ту ночь она уснула рядом с гекконом, слушая, как дождь убаюкивает дом.
Он улыбался и держал ее за руку, и в груди распирало чувство абсолютного счастья.Она плыла по океану в маленькой лодке с белым парусом. За ухом у нее был красный цветок гибискуса, а рядом сидел мужчина, лицо которого она не могла разглядеть.
На террасе, укрытый каплями дождя, стоял Ваян – хозяин бунгало. В руках он держал плетеную корзину с завтрашним завтраком.Марина проснулась от стука в дверь. Воздух был влажный, тёплый, пах цветами и свежей землёй – словно джунгли за ночь выдохнули все свои тайны.
И вдруг внутри неё что-то дрогнуло.– Селамат паги (доброе утро), – сказал он с широкой улыбкой. – Селамат… – растерянно ответила Марина, прикрывая глаза от мягкого солнечного света. – Все хорошо? – Ваян слегка наклонил голову.
Слова сами вырвались:
– Мой друг ушел вчера…
– Не переживай. – Он произнес это медленно, с особой теплотой.
–Если кто-то уходит – значит, он не твой путь.А если что-то твое – остров вернет его к тебе.На Бали никто не бывает один.
Пахло сладко и остро одновременно, словно сама земля приготовила этот завтрак.Он оставил корзину, в которой лежали банановые блины, жареный омлет, тропические фрукты и бутылочка свежего сока манго.
Есть место, где океан разговаривает с людьми. Я покажу тебе.– Ешь завтрак и поехали, – сказал Ваян, хитро улыбнувшись. —
– Держись крепко. Здесь дороги – как реки после ливня.Марина задумалась, но согласилась. Она быстро оделась, заплела волосы и вышла на тропинку, где блестели капли дождя. Ваян достал старый скутер, протянул ей шлем и сказал:
После ночного шторма воздух был пропитан ароматом фруктов и земли, а каждый луч солнца отражался от капель росы, превращая лес в живой калейдоскоп.Они покатились вниз по горной дороге, извивающейся среди влажных листьев и упавших цветов франжипани.
Легкость, свобода и запах океана наполняли ее так, будто остров вливал в нее новую жизнь.Марина чувствовала, как ветер бьет ей в лицо, и впервые за долгое время смеялась без причины.
Над морем висел легкий туман, и горизонт выглядел как нарисованный акварелью.Через полчаса они выехали к маленькому заливу. Берег был усыпан кораллами и мелкой галькой, на песке стояли несколько деревянных лодок с цветными парусами.
Смуглое лицо, широкая улыбка, волосы темные и влажные, словно после купания.У старой хижины-кафе под пальмовой крышей сидел парень, что-то записывая в потрепанный блокнот. Услышав шум мотора, он поднял голову.
– Здравствуйте, Марина, – ответил парень… на чистом русском.– Это Кетут, – представил его Ваян. – Сын моего брата. – Привет, – сказала Марина.
– Если хочешь, я покажу тебе океан так, как его видят только местные, – сказал он, глядя прямо в глаза. – Сегодня хороший день. Может, повезет увидеть дельфинов.Она моргнула, думая, что ослышалась. – Ты… говоришь по-русски? Кетут рассмеялся: – Да. Я учился в Москве и работал там. – Вот это да…
Будто Бали знакомил ее с кем-то, кого она уже знала раньше.Марина почувствовала, как что-то дрогнуло внутри. Не предчувствие.
Через несколько минут они уже сидели в маленькой деревянной лодке.
Волны мягко покачивали их, лодка резала гладкую воду, оставляя за собой легкую белую пену.
про дух острова, про священные горы, про древние легенды о том, как души животных и людей связаны водой.Кетут ловко управлял лодкой и рассказывал про Бали:
Каждая волна как будто что-то шептала, каждый порыв ветра говорил с ней.Марина слушала и чувствовала, что океан – живой.
– Смотри, – Кетут указал рукой вперёд.
Стая дельфинов шла параллельно лодке, их движения были синхронны, как дыхание.Сначала она увидела только всплески. А потом – серые спины, стремительно режущие гладкую воду.
– Здесь – можно все, если просишь с уважением.– Хочешь поплавать с ними? – спросил Кетут. – Это… можно?
– Держись за нее, я поведу медленно.Он протянул ей маску и трубку, помог надеть ласты и показал веревку, привязанную к лодке.
Марина вдохнула и шагнула в воду.
Она слышала их звонкие ультразвуковые сигналы, похожие на смех.Океан был теплым, как дыхание живого существа. Прозрачная бирюзовая толща открывала мир, полный света и движения. Под ней пронеслись три дельфина, потом еще два.
океан, воздух, солнечный свет, она сама.Будто мир обнял ее невидимыми руками.В тот миг она вдруг почувствовала, что все вокруг соединено:
Слезы счастья смешивались с соленой водой, и никто уже не мог отличить их друг от друга.
Кетут помог Марине подняться в лодку, укрыл полотенцем, протянул воду. Она пыталась сделать глоток, но горло перехватило – слезы счастья бежали сами по себе, а улыбка расползлась до ушей.Океан еще долго дышал в груди – тихо и глубоко, как будто внутри поселилась волна.
– Это нормально, – сказал он по-русски. —Иногда океан говорит с людьми громче, чем они привыкли слушать.
Свежая рыба – тунец и дорадо – зашипела на сковороде, в миске переливалась «самбал матах» с лаймом и лемонграссом, рис пахал тёплым паром.На берегу, у крошечного кафе под пальмовым навесом, уже дымился мангал. Ваян подмигнул и куда-то отлучился, а они с Кетутом сели за деревянный столик, на котором от соли выцвела краска.
– Да. Два года. Учился, работал, переводил, скучал по морю, – он улыбнулся.– Ты правда жил в России? – Марина держала ладони вокруг пиалы с чаем, прогревая пальцы.
– Спасибо. Русские – хорошие слушатели, когда молчат, – подмигнул Кетут. —Но ты слушаешь даже, когда говоришь.—Зимой там небо как железо. Здесь другое – как теплая вода. – У тебя прекрасный русский, – сказала она и смутилась собственной серьезности.
Внутри стало тихо. Такого «тихо» у нее давно не было.Они ели совсем горячую рыбу, запивали ее арбузным соком, и каждая пауза между фразами казалась осмысленной, как такт в музыке. Марина ловила себя на том, что забыла про бессонную ночь, про обрывки мыслей, про то, как доберется до аэропорта, если все внезапно закончится.
– Тогда поехали. Сегодня дорога – мягкая после дождя.– Покажу тебе окрестности? – спросил Кетут, когда солнце поднялось выше. – Хочу.
У ворот храмов дымился благовонный дымок, и его тягучая сладость смешивалась с пахучей зеленью.Они ехали на байке по узким улочкам, где вода лежала зеркалами, отражая облака. У обочин сидели женщины в ярких саронгах с корзинками «кананг сари» – подношениями из банановых листьев, цветов и риса.
– Тогда приходят дожди. Или тишина. Бали всегда учит.– Это кананг сари, мы оставляем их каждый день, – объяснял Кетут. – Чтобы помнить, что мир держится на балансе: между небом, людьми и землей. – А если баланс потерять?
Слова ложились в нее, как теплые камни на дно.Марина задавала миллион вопросов. Про Ньепи – день, когда весь остров замирает и слушает себя; про Ого-Ого, страшных гигантов накануне Ньепи, которых сжигают, чтобы тени не цеплялись к людям, про три хита карана – гармонию между богами, природой и людьми.





