Роман-трилогия «Оскар» для Него!" Том 2

– О месье! Мерси! Сесибон! – горячо заговорил француз, не веря своему счастью. – Никто ещё так меня не благодарил. Вы, как и Мадлен, само очарование! Мадлен умеет выбирать мужчин. Предлагаю зайти в нашу маленькую багетную мастерскую, где работает мой брат. Для вас он оформит всё в лучшем виде.

– Давайте, только прошу сделать это как можно быстрее. Нам же ещё на самолёт надо успеть.

Вскоре портрет вставили в красивый серебристый багет и завернули в белую бумагу, а потом ещё и приклеили красный, белый и синий бантики, соответствующие цветам национального флага Франции.

Взяв такси, они доехали до галереи «Лафайет», что находится в центре Парижа. Здесь, в самом модном парижском универмаге, Мадлен примерила несколько платьев и остановила свой выбор на красном с белым воротничком от Red Valentino. Константин был очарован этой элегантной простотой и конечно же одобрил.

В подарок господину Альберту Мадлен подобрала дорогую перьевую ручку, писать которой было истинное удовольствие. На тот момент это было очень актуально для него, поскольку он уже начал писать свой труд о секретах долголетия. Ну а для Жака, который пригласил их на Сардинию, Маэстро Шелегов купил очень дорогой оригинальный галстук с изображением розовых фламинго.

Когда они наконец прибыли в аэропорт Шарль-де-Голль, наш герой с облегчением выдохнул и посмотрел на часы.

– Радость моя, время у нас ещё есть. Жак будет только через полчаса. Так что пойдём пока выпьем по чашке кофе. Давай сделаем это нашей доброй традицией.

– По такому случаю надо взять клубничный ликёр и шоколадные пирожные.

– И по сто грамм виски, – добавил Константин и, взяв Мадлен за руку, с нежностью продолжил: – Дорогая… Какое счастье, что мы побывали в Париже и что здесь ты была только моей! Всё это время моя душа гуляла на свободе в городе Любви!

– Консти, милый, я очень надеюсь, что со временем мы с тобой переедем в Париж.

– Поживём – увидим. Я не против, но лучше не загадывать, а то не сбудется. Ты мне лучше скажи вот что. И как только французы всё успевают? И искусство у вас на высоте, и образование. И наука, и техника в порядке, и люди выглядят прилично. А уж приятные манеры – это уж как бы само собой. Мадлен, в чём ваш секрет? Как ты думаешь, почему у других народов так не получается?

– Ах, Консти! – польщённо воскликнула она. – Как приятно, что французы произвели на тебя такое впечатление. К счастью, за эти дни ты не успел заметить наших недостатков. А секрет, на мой взгляд, заключается в нашей национальной черте. Французы одержимы любовью! Это чувство и движет нами во всех направлениях. Можно по-разному относиться к этому факту, но его нельзя сбрасывать со счетов.

– Я покорён этим. А ещё тем, что вы воспитываете детей в обстановке тепла и внимания. Помнишь, ты говорила, что во Франции очень любят детей и собак? И действительно, когда мы с тобой сидели в уличном кафе, видели немало пап, гуляющих с малышами. Я даже позавидовал, глядя на одного молодого папашу с маленькими хорошенькими дочками. Мне так захотелось оказаться на его месте, прямо до слёз. Хотя раньше со мной такого не случалось. Скорее всего, это потому, что я никогда не видел своего отца. В детстве я очень расстраивался, когда видел, как другие дети держат своих пап за руку или те сажают их себе на плечи.

– Консти… я сейчас расплачусь от твоего трогательного рассказа. Не волнуйся, придёт время, и я подарю тебе двух маленьких наследниц.

– О Мадлен… – вздохнул он. – Я хочу тебя прямо сейчас! Что ж, пока время не пришло, будем усиленно тренироваться в этом ответственном деле. Держись, Сардиния! Уже скоро мы будем там…

– О-ля-ля! – мечтательно сказала Мадлен, сделав маленький глоток нежнейшего ликёра. – Когда мы переедем в Париж, будем ходить по средам с нашими дочками по музеям.

– А почему не по выходным? – удивился Константин, не сводя с неё глаз.

– А потому что во французских школах среда – не учебный день. У нас родители прямо-таки обязаны всячески развивать своих деток, сопровождая их в интересные и познавательные места. К воспитанию нации во Франции относятся очень серьёзно. И если кто-то нарушает правила, на него могут даже наложить штрафные санкции. Чистокровных французов это нисколько не возмущает, поскольку они с молоком матери впитывают мысль о том, что наше общество должно состоять из просвещённых и культурных граждан. Знаешь, а меня, в отличие от тебя, в школу провожал только папа.

– Тебе крупно повезло, девочка моя.

– Как сказать… – сказала она и смахнула набегающие слёзы. – Моя мама, Жаннет Берни, погибла в авиакатастрофе…

– О… Мадлен, извини, что затронул эту тему. Бедняжка… Какой ужас тебе пришлось пережить.

– Да, это ужасно. Не могу без слёз её вспоминать. Она была тележурналистом и летела на борту самолёта, следовавшего из Белграда в Манчестер. Самолёт сел на дозаправку в Мюнхене, а потом, после третьей попытки взлёта, разбился прямо в аэропорту. Это случилось шестого февраля пятьдесят восьмого года, об этом писали все газеты. На борту находились сорок четыре человека, двадцать три погибли… В самолёте были игроки английского футбольного клуба «Манчестер Юнайтед», про которых она делала репортаж. Погибли восемь, а вместе с ними и несколько тренеров, болельщиков и журналистов. Среди них и моя мамочка…

– Прими мои соболезнования, – сказал Константин и обнял Мадлен.

– Мерси. А вот и Жак пришёл! – обрадовалась она, и её глаза вновь заблестели.

Глава 50. В свете средиземноморского маяка

На рассвете все трое прибыли в аэропорт Эльмас крупнейшего города Сардинии – Кальяри. Во время посадки все пассажиры припали к иллюминаторам, любуясь огромными розовыми облаками прекрасных фламинго, или птицами утренней зари, как их заслуженно называют. Увидеть с неба силуэты этих прекрасных птиц, летящих клином, воистину незабываемое зрелище.

Стюардесса объявила:

– Уважаемые гости Сардинии! Полёт фламинго можно увидеть только рано утром или перед заходом солнца, когда они перелетают из одного соляного пруда на другой. Жители Сардинии прозвали их sa genti arrubia, что в переводе с итальянского означает «красный народ». Особенно они любят гнездиться на озере Молентарджус, которое стало домом для тридцати тысяч местных пар. Очень часто к ним прилетают друзья и подружки с болот Франции, Испании, Марокко, Греции, Турции и Ирана. Просим вас не пугать этих прекрасных птиц. Итак, добро пожаловать в Кальяри!

Через час после приземления компания из трёх человек прибыла в приморский городок Чиа, что находится на юго-западе Сардинии, являющейся автономной областью Италии. Это удивительно красивое местечко простирается вдоль побережья Средиземного моря.

Проехав главный символ этого места – Арагонскую башню XVII века, которая видна днём и ночью со всех пляжей этой зоны, такси устремилось теперь уже к другой башне, возведённой в середине XIX века. Располагалась на чуть поодаль от Чиа, на вершине скалы. Нетрудно было догадаться, что недавно башня была маяком. Сейчас же она принадлежала Военно-морскому министерству Италии, хотя ещё недавно в ней проживала семья смотрителя. После дизайнерской модернизации этого хозяйства дом стал клубным отелем, в котором Жаку предложили стать управляющим.

К счастью, в отеле удалось сохранить тот неповторимый шарм и подлинный оригинальный характер маяка. От привычных отелей здешние немногочисленные номера отличались спартанской сдержанностью: на стенах – канаты, сети, навигационные приборы, жёсткая постель на кованой кровати, никаких ковров на деревянном полу, напоминающем палубу. И, кроме того, вместо тонких простыней и полотенец – холщовая ткань.

Всё это было проявлением высшего шика для людей, которые уже устали от надоевшего рафинированного комфорта. Каждый день постояльцы отеля любовались чудесной панорамой и дышали наичистейшим воздухом, напоенным ароматами Средиземноморья. Вдалеке виднелась шестикилометровая пляжная полоса, знаменитая своими дюнами и песчаными косами.

Выступление певицы Мадам Мадлен было запланировано уже на вечер следующего дня. Накануне она провела небольшую репетицию, причём в совершенно необычной обстановке – в чайном зале с библиотекой. Здесь было старинное пианино, за которым она распевалась.

Концерт для немногочисленной избранной публики проходил под звёздным небом, на подножие сардинских холмов, которые так красиво вырисовывались на фоне играющих волн Средиземного моря.

Сегодня обворожительный голос Мадлен разливался посреди невысокой сцены, возвышающейся над изумрудной зелёной лужайкой, украшенной оригинальными светильниками из муранского стекла. Благородные зрители слушали её, сидя в элегантных беседках, увитых вьющимися цветами. Точнее сказать, для них это был ужин при свечах, да ещё и в приятном музыкальном сопровождении. Но Мадлен это нисколько не смущало. Наоборот, она была на седьмом небе. Ещё бы! Ведь ей самобытной француженке подпевали даже в этом удалённом уголке Италии. А это значит, что её песни не только нравятся, но они и уже на слуху. А уж как радовался этому факту её импресарио, то есть наш герой, который в последнее время только тем и занимался, что продвигал творческую карьеру мадам.

«Стало быть, – думал он, глядя на состоятельную публику, – мои труды в новом виде деятельности – не пустой звук, если уж её песни стали узнаваемыми даже здесь. Впрочем, такие люди всегда в курсе всех значимых культурных событий. Приятно, что моя куколка очаровала их своим французским обаянием с первой же песни».

В перерыве гости отеля, словно простые смертные, даже потянулись за автографами. Наконец-то здесь, вдали от суеты и многих условностей, эти богачи смогли расслабиться и почувствовать себя одной дружной семьёй. В других же местах, где они сознательно дистанцировались от толпы, они не могли позволить себе такой роскоши. Находиться среди столь высокого общества было очень лестно для амбициозного Маэстро Шелегова.

«Посмотрел бы на меня сейчас Вениамин! – торжествующе подумал он. – Одного только не пойму: почему, как только я достигаю очередной «сказки», мне становится в ней невыносимо тесно? Вот и сейчас… Положа руку на сердце, мне порядком надоело находиться в тени Мадлен. Она купается в аплодисментах, а я как будто бы и ни при чём. Просто сердце разрывается – чувствую в себе огромный потенциал, но не могу его реализовать.

Ну кто сказал, что гордость и самолюбие это плохо? И даже тщеславие, если без фанатизма, это тоже отличное качество для достижения цели. Что плохого в том, чтобы гордиться своими делами и поступками. С каким удовольствием я вспоминаю те моменты, когда я был необычайно горд собой после своей сумасшедшей победы в Венеции? А теперь мой внутренний голос часто шепчет: ну что же ты остановился в развитии? Ты, Шелегов, должен достичь своей Новой Высоты! Чтобы никто и никогда больше не посмел тебе сказать: «Если бы не дочка декана…». Как вспомню эти слова, а ведь их даже моя бывшая жена повторила, так сразу же на душе кошки скребут. Как подумаю: если бы мне предложили забыть о хлебе насущном и заниматься тем, чем моей душеньке угодно, чем бы я тогда занимался? Тут даже к бабке не надо ходить, и так понятно, что скульптурой! Чем же ещё?

А из-за того, что сейчас этого у меня нет, мой мозг, моё воображение, глаза и руки иссыхают от внутренней пустоты. Творец задумал меня скульптором, а я занимаюсь продвижением музыкальной карьеры Мадлен. И хотя у меня это получается, тем не менее я почему-то всё равно верю в то, что рано или поздно я снова вернусь к себе и своему истинному предназначению. Не знаю как, но однажды это случится… Да, точно случится, потому что в глубине души ощущаю, что занимаюсь не своим делом. Я не чувствую в своей новой работе того простора, где я мог бы летать на крыльях художественного воображения, соприкасаясь мыслями с невидимыми орбитами Высшего Творца! Так было раньше, а сейчас этого ощущения и в помине нет.

Конечно, для эмигранта, который в Америке относительно недавно, у меня всё о’кей! Впрочем, здесь почти все такие, разница лишь в порядковом номере эмигрантской волны. Спору нет, моя нынешняя деятельность – тоже дело весьма интересное и непростое. Но для меня, скульптора Шелегова, всё это слишком суетливо и приземлённо, что ли. Нет, это не высокомерие, просто шоу-бизнес создан для прирождённых бизнесменов, а я – для другого дела. Это и не хорошо и не плохо, но это так.

Как увижу то, что цепляет душу, так в голове сразу же закручиваются новые образы. В такие моменты хочется бросить всё и скорее создать эскиз, а потом ощутить в руках податливость скульптурного материала. И никому ведь даже не объяснишь, как в такие моменты закипает во мне творческая злость. Ух, как же я её люблю! Но сейчас она спит мёртвым сном. Впрочем, и раньше надо было очень постараться, чтобы разбудить её в себе. Чтобы это произошло, надо намучиться долгими поисками, вечными сомнениями, желанием всё переделать. Когда же душа наконец наполняется, когда уже льётся через край, тогда-то и начинается истинное Со-Творчество с Высшим Творцом. Вдруг, откуда ни возьмись, появляется уверенность в своих силах, а сознание обостряется настолько, что уже берёшь и, не думая, враз отсекаешь всё лишнее.

И о чудо! Тут и начинается неописуемый восторг! Потому что с души сваливается стопудовый камень, который так долго мучал меня. Вот так, в таких неимоверных муках и рождаются шедевры. Именно так мы и исполняем то, что задумал Всевышний, поскольку у него нет других рук, кроме наших. Это и есть полнокровная жизнь в моём понимании.

А сейчас получается, что я изменил Ему. Вместо высокого искусства, ради которого я пришёл в этом мир, мне приходится заниматься суетой сует без начала и конца. Нет, я вовсе не ропщу. Безусловно, работа любого продюсера требует немалого ума и самодисциплины, а ещё и умелой коммуникации. В этом мне очень помогает мой природный артистизм и девиз моего отца, пусть даже я его и не знал. И, конечно же, служба в рядах нашей доблестной Советской Армии. Что ни говори, а всё же она стала для многих кузницей настоящих мужчин. Как скажу себе:

«Кто умеет нравиться – тот владеет всем!»,

так сразу кураж появляется. А как произнесёшь нашу священную воинскую клятву:

«Служу Советскому Союзу!»,

то тут уж ещё и сердце наполняется, и спина выпрямляется, а потом вдруг непонятно откуда берутся неукротимая вера в себя, а вместе с ней и внутренняя сила. При этом ты чувствуешь, что – не один, а часть Великой Державы! Такой, за которую и жизнь не жалко отдать.

Боже мой! – взмолился про себя Константин. – Ну до чего же жаль, что это понимание пришло ко мне лишь сейчас, когда я нахожусь вдали от родины. Ну почему, почему такие возвышенные мысли не приходили в мою голову раньше, когда я уже был знаменитым московским скульптором Шелеговым. Глядишь, и не занимался бы я тогда той ерундой, из-за чего рухнула моя карьера. А ведь какой был взлёт… какой взлёт!

Эх, Мадлен… У меня язык не поворачивается сказать тебе, что, став твоим продюсером, я чувствую себя каким-то ремесленником. Я же Маэстро Шелегов! Ну как я могу быть чьим-то отражённым светом, когда я сам Звезда! Я понимаю, заслуги в прошлом, но во мне всё зудит и зудит внутренняя нереализованность. Душа так и мается, изводя меня. Никакого удовлетворения от результатов моего труда. Всё тянет куда-то убежать, словно я пёс бродячий…»

Глядя со стороны на импозантного спутника певицы, смакующего шикарное сицилийское вино, никто конечно же и подумать не мог, что он чем-то недоволен. Как можно, если перед ним и зрителями эффектная Мадлен, дразнящая публику не только задорными песнями, но и коротким красным платьем с целомудренным белым воротничком.

Константин продолжал мило улыбаться и в то же время вновь и вновь ловил себя на мысли: «Прямо как когда-то в Москве: уже не хочу ваять такие скульптуры – хочу другие. Что за непонятная дурость постоянно накатывает на меня? Она, как змея, закручивается в кольца и всё больше сжимает меня в своих нежных объятиях. Отживел ты, видно, братец… Глядя на популярность Мадлен, снова так и тянет заявить о себе. Ох, ёлки… Опять двадцать пять!»

Глава 51. Бити

Развлекательная программа вечера, очарование которого дополнялось лёгкими волнами, тёплым ветром и сверкающей серебром лунной дорожкой, состояла не только из песен Мадлен. Её выступление перемежалось фокусами и чувственными танцевальными номерами в пластичном стиле Айседоры Дункан.

После перерыва гостям представили молодых итальянских художников, рисующих графические блиц-портреты. Пока Мадлен была на сцене, к её симпатичному спутнику подошла одна, поздоровалась и на ломанном английском представилась:

– Синьор, меня зовут Бити. Предлагаю нарисовать Ваш памятный портрет.

– Привет! Рад знакомству, а я Константин, – улыбнулся он и галантно поцеловал девушке ручку. – С удовольствием. Интересно посмотреть на себя со стороны, а заодно и ближе соприкоснуться с графикой.

– Grazie[5], синьор Константино. Графика – моя любовь и страсть.

Установив мольберт, девушка стала внимательно всматриваться в Шелегова, противоречивую натуру и внутренний мир которого вызвалась передать. Через минуту она уже делала карандашные росчерки уверенной рукой. Причём без предварительных конструктивных зарисовок, что очень удивило Константина. Когда же Бити принялась за растушёвку специальной длинной палочкой с ластиком, ему сразу же вспомнились незабываемые Машенька и Светочка.

«Знаю я вас, художниц, – подумал он, усмехнувшись краешком губ. – И где же вы теперь, мои милые лисички-сестрички? Неужели всё ходите позировать профессору Шлейфману? Или уже замужем? А меня в данный момент увековечивают для истории!»

Когда работа была завершена, удивлению нашего героя не было предела. Он ожидал увидеть улыбающегося себя, но вместо этого обнаружил грустную физиономию; в глазах без труда читалась затаённая печаль, приправленная сожалением о разбитых надеждах.

– Хм… А вот это уже интересно! – воскликнул он. – Это как же понимать, Бити? Я сижу и радуюсь жизни, а на портрете будто и не я, а какой-то мрачный мужчина… Даже на меня это наводит уныние, а что скажет Мадлен, когда увидит Ваше творение?

– Я так и знала, – сказала девушка через переводчика. – Извините, если моё видение обидело Вас. Кажется, я забыла предупредить, что я не рисую лестные портреты. Это не по моей части. Обычно этим грешат те, кто не в состоянии проникнуть в потаённый внутренний мир портретируемого. Я же, в отличие от них, обладаю этим редким даром. Именно поэтому меня приглашают те, кому уже не нужны дешёвые украшательства. Простите, но здесь собираются состоятельные люди, которые ценят глубину Личности. А глядя на Вас, я вижу печать страданий, вызванных неосуществимыми желаниями. Так бывает, когда человек имеет волю сделать что-нибудь выдающееся, только не знает как.

Константин помолчал, не желая открывать душу малознакомой провидице. «Хм… Надо же, какое точное попадание! – озадаченно подумал он. – Ишь какие художницы тут водятся! Мало того что мгновенно схватила суть, так она ещё и в точности передала её карандашом. Ничего уже не скроешь. Всё моё нутро вытащила на поверхность».

Вслух же наш герой произнёс:

– Бити, мне, бывшему художнику и скульптору, было бы интересно обсудить это… Только не сейчас, а немного позже. Сколько я должен за портрет?

– Нисколько. Я вижу, что Вы расстроились, – с лёгкой грустью ответила она, желая сгладить реакцию Шелегова.

– Пожалуйста, возьмите. Я знаю, чего стоят Ваши старания, – с этими словами Константин сунул ей в карман двести долларов.

– Grazie, сеньор. Приятно встретить коллегу!

К этому моменту гостей начали развлекать фокусники. Мадлен сошла со сцены и поспешила за столик, где к её милому Консти приклеилась какая-то молодая особа.

– Боже мой, Мадам Мадлен, как чудно Вы пели! – искренне обрадовалась Бити, заговорив теперь уже по-французски. – Мне очень нравится Ваш сценический образ. А хотите увидеть себя на портрете такой, какой Вы были двадцать лет назад? Это не фантазия, просто я умею заглядывать в прошлое.

– Конечно хочу! Я даже дам Вам подсказку: я была очень хорошенькой и вместе с тем озорной.

– Да, это очевидно, – ответила Бити и вновь принялась за работу, попутно рассказывая через переводчика, что она является самоучкой.

В ответ наш амбициозный герой вспомнил о своей победе на биеннале в Италии, после чего Мадлен добавила, что «сейчас этот многогранный человек является её продюсером».

Вскоре портрет был закончен. Глянув на него, и Костя, и Мадлен остались очень довольны. Милое личико юной парижанки с живыми глазами… Вдохновлённая гонораром и похвалой, Бити обратилась к новому управляющему Жаку с тем, чтобы тот публично поприветствовал её коллегу по кисти. Тот кивнул и пригласил на сцену неординарного кавалера Мадлен, попросив его рассказать о себе.

Константин заметно повеселел и очень удивил гостей-итальянцев тем, что он не только агент певицы. Оказывается, в недалёком прошлом он стал обладателем «Серебряного льва» в Венеции! Это обстоятельство сразу же вызвало горячий отклик в их сердцах. Темпераментные гости горячо поприветствовали обладателя престижной итальянской награды, отчего у Маэстро Шелегова мгновенно выросли крылья за спиной. От внимания к своей персоне он так и просиял, чувствуя, будто кто-то невидимый стёр с него многолетнюю маслянистую пыль.

– Дамы и господа, синьоры и синьорины! Сердечно вас благодарю! – с чувством произнес он. – Ваши аплодисменты настолько растрогали меня… что я задумался: а не заняться ли мне вновь скульптурой? В знак благодарности за ваше внимание и горячие аплодисменты я хочу пригласить вас к себе в солнечный Лос-Анджелес. В моём сверкающем доме-бриллианте места хватит для всех.

– Это правда! – подхватила Мадлен. – Мой продюсер весьма скромный человек, поэтому я поясню. Маэстро Шелегов приглашает вас в свой дом, который представляет собой современный хрустальный замок, ставший великолепным украшением Голливудских холмов!

– Спасибо, Мадлен. А почему бы нам всем не встретиться вновь в память об этом чудесном вечере? Я проведу для вас открытые уроки живописи и скульптуры. Вернётесь домой с рисунками, которые вы сделаете в состоянии релакса. Мадам Мадлен будет вновь петь для вас. Итак, мы будем рады видеть вас в Городе ангелов.

От столь искреннего приглашения знатные гости расстрогались и зааплодировали ещё сильнее. Когда же Константин раскланялся и сошёл со сцены, то уже за столиком он крепко призадумался: «А чего это я сейчас сказал, а? Какие ещё уроки? Я же их лет сто как не проводил! Вот уж Остапа понесло… – недоумевал он, но вскоре приободрился: – Да ладно, не дрейфь! Всё равно никто не приедет в такую даль. А если кого и принесёт нелёгкая, то и проведу! Ничего, зато встряхнусь, получу новый импульс для любимого дела.

Эх… И чего только не ляпнешь в буйном порыве тщеславия и ностальгии по старым добрым временам, когда все так и стелились перед Заслуженным художником СССР и Маэстро Шелеговым в одном лице. Да уж… Вспомнил на свою голову былую славу и поплыл от счастья».

Весь оставшийся вечер он был охвачен этими размышлениями. Глаза его периодически поблёскивали возбуждённым холодным огоньком. И тут вдруг на его внутреннем небосводе вспыхнула пронзительно ясная мысль: «Всё ещё будет, Константин! Ведь ты – победитель! В этом нет сомнения!» Энергия этой мысли оказалась такой, что теперь он уже твёрдо знал, что непременно выйдет из тени и ещё заявит о себе!

По окончании концерта наконец-то пришло время расслабиться. Сидя в обнимку на берегу, Костя и Мадлен вглядывалась то в звёздное небо, то в серебристую лунную дорожку, чувствуя себя в огромной Вселенной крохотными песчинками, которым не надо слов. Когда же одно желание на двоих одержало верх, они отправились в свой скромный номер.

– Мадлен, как же мне нравится здешняя простота. Какое богатство содержания она высвечивает. И особенно, когда ты рядом, – прошептал он ей на ушко, лежа на жёсткой кровати.

– Консти, ты всё о высоких материях? Вот за это я тебя и люблю, мой дикий тигрёнок! Как же я счастлива, что мне всё же удалось приручить этого тигрёнка.

– Милая моя, мне ли с тобой тягаться в науке обольщения? Ты же потомственная Повелительница мужчин! – отвечал он, лаская прекрасное тело.

В подобном блаженстве прошло ещё несколько ночей. Днём любовники купались и загорали на карамельном песчаном пляже, пили вино, наслаждались деликатесами… И конечно же ездили на солёные озёра, чтобы полюбоваться фламинго. Взяв машину с водителем, они сначала посетили самые крупные места гнездования – озеро Кабрас и лагуну Мистра, а потом уже съездили на близкий Чиа-Бич, что примерно в тридцати километрах от Кальяри.

Увидеть целые стаи розовых фламинго – одно из высших наслаждений для любого человека, а уж для влюблённых тем более. Глаз не оторвать от нежно-розового оперения и пурпурно-красных крыльев с чёрными росчерками. А до чего же грациозно прекрасные создания вышагивали на удивительно длинных ногах! Даже ноги у них, и те розовые. А клюв смешно заканчивается чёрным кончиком.