Роман-трилогия «Оскар» для Него!" Том 2

Забыв обо всём на свете, Бити бросилась ему на шею и с присущей итальянцам экспрессией заговорила:

– О Маэстро! Santo cielo! Perbacco![8] Не прошло и года! Синьор Константино, где же Вы были? Я уже чуть не умерла от ожидания. Никогда прежде я никого не ждала так долго. Не стала бы и сейчас, если б не мой неподъёмный багаж…

– Бити, милая! Ну здравствуй, родственная душа! – взволнованно продолжал он, переводя дух. – Я так боялся, что уже и не встречу тебя. Прости! Я очень виноват перед тобой. Хочешь верь, хочешь не верь, но я приехал вовремя и припарковался около самого аэропорта. Думал, что на минутку. Но не успев даже дойти до входа, как что-то заставило меня оглянуться. Тогда-то я и заметил, что к моей машине подкатила полиция.

– Polizia? Полицьотто? – ужаснулась девушка, округлив миндалевидные глаза.

– Да! Копы стали её и ещё фотографировать со всех сторон. Мне пришлось вернуться к жёлтому «кабрику». Оказалось, что Федеральная иммиграционная и таможенная полиция США наводит в аэропорту шмон. Ох, Бити, это тебе не полиция штата Калифорния, хотя и та будь здоров. Сначала придрались, что я припарковался на месте для инвалидов. Потом им что-то не понравилось в грин-карте, по которой я живу и работаю в Америке. После этого они меня ещё и в участок отвели для уточнения личности. Я им говорю, что мне надо встретить гениальную художницу из Милана, а им хоть бы что. Опять стали что-то проверять в своей базе данных. В конце концов сказали, что у меня проблемы с уплатой налогов и объявили меня аферистом. И только после того, как я развернул перед ними контракт с французской певицей Мадлен, супругой известного господина с громкой фамилией Моллиган, они стали созваниваться с комиссаром штата, а потом ещё и с шерифом. Это-то мне и помогло. Когда меня отпустили, я сразу же помчался к тебе. Ни разу такого не было, а тут на тебе, нарочно не придумаешь! Не исключено, что мы с Мадлен кому-то дорожку перешли. Ну да ладно, разберёмся. Главное, что я всё-таки встретил тебя! Иначе никогда бы себе не простил этого конфуза.

Из сказанного Бити мало что поняла, но и без того она уже была на седьмом небе от счастья. Радость столь долгожданной встречи сразу же сгладила взаимное нервное напряжение. И теперь уже охваченная ликованием, итальянка воскликнула:

– Синьор Константино, всё это время я молила всех святых! Ещё бы чуть-чуть, и я бы ушла покупать обратный билет. И тогда… наши пути разошлись бы навсегда!

– Ужас! Да, так оно и было бы, – сокрушённо закивал он, обнимая её за плечи.

– Но Святая Мария всё же проявила свою милость, не то что Сан Паганино, которого мы чествуем двенадцать раз в год. Ave Maria!

Окрылённая несусветной радостью, художница не сводила глаз со своего кумира. Он тоже сейчас так и сиял, находясь под глубоким впечатлением от всего сразу. В том числе и от смешного языка жестов этой симпатичной итальянки, и от её обезоруживающей улыбкой. Кроме того, ему очень импонировал образ художницы, отличающийся неким небрежным шиком. В облегающих джинсах и полосатой сине-белой рубашке с закатанными рукавами она выглядела куда более соблазнительно, нежели какая-нибудь гранд-дама в помпезном вечернем платье.

После столкновения с полицией Косте уже не хотелось пользоваться услугами носильщиков. Отправив Бити на улицу, он перенёс её багаж в два захода, а затем отправился на отдалённую автостоянку, куда пришлось перегнать машину.

Бити не поверила своим глазам, когда к ней подъехал элегантный жёлтый «Роллс-Ройс». Когда же из него ещё и вышел Маэстро Шелегов… Да ещё и распахнул перед ней единственную с её стороны громадную дверь, она и вовсе еле устояла на ногах. Прекрасно понимая её состояние, он усадил девушку словно бы на настоящий трон, исполненный неповторимого британского лоска. У Бити аж дух захватило от такого шикарного начала. «М-да, – восхищенно подумала она, – если человек смог заработать на такую машину, значит, он уж точно чего-то да стоит!»

Ну а наш честолюбивый герой, укладывая её чемоданы в багажник, прямо-таки упивался произведённым эффектом. Наконец он сел за руль этого чудо-автомобиля. Бити удивилась, насколько ход жёлтого красавца оказался плавным. Глядя с большим интересом мелькающие улицы, она даже и не заметила, как машина остановились.

– Бити, – лучезарно улыбаясь, сказал её Миф, как назвала она его в письме. – Мне кажется, синьорина сильно проголодалась, пока дожидалась меня. Для начала хочу угостить тебя самыми вкусными блюдами, а потом уж поедем в гости к чете Моллиган, в район Марина-дель-Рей. Это не так-то близко отсюда. Скорее всего, они предложат тебе остаться у них. Но, учитывая состояние господина Альберта, я на всякий случай забронировал тебе номер в пятизвёздочном отеле. Если что, то я отвезу тебя туда.

– Mille grazie![9] У тебя щедрое сердце льва, великодушный Константино! – рассыпалась она в комплиментах, переходя уже на «ты» и поняв из его речи только два слова: «ресторан» и «отель».

– Опять угадала! Я же рождён под знаком Льва. Ох, Бити, как хорошо, что ты не побоялась приехать! – радовался он, выбирая для гостьи самые дорогие блюда. – А знаешь, тот портрет Мадлен, что ты нарисовала в Чиа, так понравился её супругу, что теперь и ему не терпится заглянуть в свою юность. Господин Альберт хочет провести эксперимент и сравнить портрет, который ты ему напишешь, со своей старой фотографией, которую он тебе покажет позже.

– Идея меня вдохновляет! Интересная задача! – ответила художница, услышав знакомое слово «портрет».

– Несмотря на почтенный возраст господина Моллигана, приближающийся уже к столетию, у него очень ясный ум. На многие вещи он смотрит совершенно нестандартно. Скоро ты сама убедишься в том, что душою он моложе многих молодых. Ну, например, он считает, что смерти нет вообще! До своей болезни он даже мне объяснял, что смерть – это Высший Пик Высшего Момента, после которого открываются врата новой жизни. О, как высоко берёт! Может быть, это потому, что во время войны он был военным лётчиком и даже командовал лётной эскадрильей. Не раз и не два его самолет был подбит, он много раз смотрел смерти в лицо. Он знает, что говорит. Потому-то и вправе утверждать, что смерть – это принцип Высшего порядка, источник духовной жизни и цитадель непреклонности духа.

Вслушайся в его слова: «Только Смерть не изменит тебе! За одно это её нужно любить и принимать всей душой». Вот где высший пилотаж! Порой я повторяю эту фразу по нескольку раз и не перестаю удивляться её справедливости. Не будь ты художницей, то есть моей коллегой по кисти, я бы и не стал рассказывать тебе всё это. Думаю, не ошибусь, если скажу, что и у тебя особые отношения с Богом или Высшим Творцом!

– Si! Yes! Yes! – снова закивала Бити, услышав знакомые слова.

– Вот ведь каков дедушка, где ты ещё такого встретишь! После того как мне пришлось стать продюсером его супруги, мадам Моллиган, он мне как-то сказал, что именно его непривязанность к жизни и смерти и позволила ему свершить всё то, что он всегда хотел. Бити, я очень ему благодарен. Потому что именно через него я многое понял, особенно когда слушал его боевые рассказы. Их полк «Нормандия», боевая слава которого облетела весь мир, принимал участие в переломной Курской битве, у меня это вызывает особую гордость, ведь я родом из СССР. А потом этот полк отличился и в Белорусской операции, и в боях по разгрому немецких войск в Восточной Пруссии. В результате девяносто шесть французских лётчиков были награждены советскими боевыми наградами, а несколько человек даже удостоены звания Героя Советского Союза. Да и в других войнах он участвовал. Другими словами, это человек-легенда!

– О! Мне даже немного боязно…

– Не бойся, трусиха. Мадлен же не боится его. Музыкальная карьера – это само собой, но помимо денежных вливаний он очень способствовал развитию её личности. Все же думают, что артистом или певцом быть очень просто. Мол, вышел, покривлялся, улыбнулся, спел-сыграл, и успех в кармане. Бити, уверяю тебя, так считают только однодневки. Понимаешь, в Америке, куда в поисках счастья едут отчаянные со всего мира, конкуренция очень высока. И чтобы здесь артист или певец выжил, необходимо, чтобы он, помимо обладания актерскими или вокальными данными, был ещё и отважным воином! Ведь ему предстоит сражаться с конкурентами, отвоевывая себе зрителей и слушателей. И уж, конечно, никто не отменял Удачу! Не будь её, мы бы с тобой тут не сидели сейчас. Ну, доедай десерт и поедем уже!

– Grazie, grazie, Маэстро Константино! – закивала Бити, благодаря теперь уже за угощения.

На подъезде к району Марина-дель-Рей с его красивыми одноэтажными домами Бити подумала: «Сразу видно, что Америка – это не Италия, где каждый только и стремится выказать свою индивидуальность. Здесь во главу угла ставится респектабельность, а не полёт фантазии».

Дверь им открыла домработница Тереза. После приветственных слов она проводила гостей в просторную светлую спальню господина Альберта, откуда он когда-то вёл наблюдение за своей будущей молодой женой. Увидев гостью, Мадлен встала с края большой кровати, на которой, утопая в подушках, полулежал мужчина весьма почтенного возраста. Подойдя к художнице, она приветливо обняла её.

Поздоровавшись с Альбертом, она удивилась, что глубокая старость этого человека не вызывает привычной жалости. Наоборот, к ней сейчас вдруг пришло ясное понимание, что это не что иное, как естественная и достойная осень жизни. Причём со светом внутри.

И ничего, что лицо этого ухоженного господина в светлой шёлковой пижаме было усеяно морщинами, а на руках сквозь истонченную кожу проглядывали многочисленные посиневшие прожилки. Главное, что живые лучистые глаза безошибочно выдавали в нём боевой неугасимый дух человека со стержнем, живчика до конца своих дней.

Вскоре Мадлен расчувствовалась и поделилась радостью, сказав, что в ожидании Бити, господин Альберт почувствовал себя значительно лучше и у него уже почти восстановилась речь. Но конечно же он всё ещё сильно утомляется во время разговора.

В этот момент пристальные взгляды героя многих войн и итальянской художницы встретились. Тотчас же Бити почувствовала на себе необыкновенный магнетизм этого человека, а кроме того, она успела уловить в его лице вековую мудрость и зафиксировать взглядом глубину и расположение морщин на его лице. Написать подобное породистое лицо мечтает чуть ли не каждый настоящий художник. Ведь только на подобных лицах и можно проявить всё своё художественное мастерство!

Кто же из живописцев не знает, на немолодой коже особенно сложно передать величие аристократической формы носа, волевую твердость губ и игру света и тени. Потому-то взгляд Бити сейчас будто оцепенел, невидимо проникая сквозь толщу лет, каждый прожитый год которой накладывал отпечаток на сегодняшний облик этого господина. И чем больше художница вглядывалась в тот вековой «туман», тем яснее становились для её внутреннего зрения благородные черты худощавого юноши с горящим взглядом.

Удивительно, но и портретируемый, который, казалось бы, был одной ногой на том свете, тоже не дремал. Его цепкий мужской взгляд также сканировал и прощупывал гостью. И вдруг, неожиданно для неё, он ещё изаговорил по-итальянски. При этом голос господина Моллигана звучал до того чисто и звонко, что Бити на мгновение аж зажмурилась, не веря своим ушам. По силе и энергии его речи ей сразу стало понятно, что этот старик из породы «кто ясно мыслит, тот и ясно говорит».

– Ну? Что скажешь, прекрасная синьорина? – тепло и просто спросил он. – Достоин ли я твоего карандаша или кисти живописицы?

Видишь ли, фотокарточка из моей юности, наверное, уже скоро распадётся на мелкие части, чем только не склеивал. Вот я и подумал, глядя на портрет Мадлен, пусть и я буду вечно молодым. Мы наши портреты рядом повесим и будем на них молодожёнами-одногодками! Заодно и сравним меня на старой фотке.

– Какая чудная идея! – живо откликнулась Бити. – Ваше лицо – это настоящее сокровище для художника-портретиста. Изобразить розовощекого ребенка намного проще, поскольку у него нет ни единой морщинки и при этом отсутствует груз прожитых лет. Синьор Константино, если Вас не затруднит, принесите, пожалуйста, мой коричневый чемодан. Там у меня всё для графики.

Хозяину дома очень понравился решительный настрой необычной итальянки, а особенно её готовность сразу же взяться за дело. Пока она выкладывала карандаши, коробку пастелей, уголь, сангину, свёрнутые в трубочку холсты и пастельную бумагу, успела сильно разволноваться, в чём не побоялась признаться.

– Господин Альберт, – немного сконфузившись, начала она. – Из любви к искусству я должна сказать, что очень боюсь не оправдать Ваших ожиданий. Поверьте, мне и самой пока неизвестно, что выйдет из-под моей руки. Скажем, лицо Маэстро Шелегова получилось у меня не очень весёлым, хотя в тот момент с его лица не сходила улыбка.

– Деточка моя, Бити, не этого следует бояться, а… – на этом слова старика Моллигана вдруг оборвались и его голова беспомощно откинулась на подушку.

Все так и замерли, боясь пошевелиться. К счастью, всё обошлось. Просто по причине употребления сильнодействующих успокоительных лекарств он неожиданно впал в сон. Когда же он вновь открыл глаза, на мгновение повисла гробовая тишина, а затем Мадлен аж невольно вскрикнула.

И вот ведь какая штука. Даже из лежачего положения твёрдый взгляд отставного военного лётчика по-прежнему сбивал с толку чувствительную художницу. Всеми фибрами души она ощущала мощную энергетику мужчины, явно не потерявшего интереса к женщинам.

Продолжая настраиваться, Бити пыталась совладать с собой. Наблюдая за тем, как она потирает руки, будто разогревая их, господин Моллиган продолжил по-итальянски:

– Успокойся, милая девочка! Я вижу твоё сильное волнение и… специально испытываю тебя взглядом. Запомни, если ты нервничаешь, то тобой управляет противник! То же самое я не устаю повторять и Мадлен.

– Grazie! A cuore freddo… – ответила девушка, что означало: сейчас она будет хладнокровной и невозмутимой!

– Молодец! Помни: усомнившись хоть на мгновение, потерпишь неудачу. А это нам ни к чему. Мудрецы говорят, трусость притягивает несчастья. Держись!

– Uffa! Какой в Вас огонь… – ошеломлённо ответила художница.

Воодушевляющие слова почтенного господина сразу же сняли внутреннее напряжение. Наконец-то в её воображении окончательно сформировался образ красивого статного курсанта Национальной школы гражданской авиации, находящейся в Тулузе. В следующую секунду кадр начал увеличиваться, и вот уже некая девушка в длинном платье приглашает этого благородного юношу на белый танец.

И вот уже на складном мольберте художницы, обтянутом миланским ватманом, стали появляться лёгкие росчерки карандаша. Вскоре к ним добавилась мелкая штриховка. В какой-то момент на ватмане появилось лицо молодого пылкого Альберта. Бити мастерски передала решительный взгляд и одухотворенность, но от её внимания не ускользнул также отпечаток печали, причину которой сам Альберт всегда видел в невозможности докопаться до Первоистины, скрытой многочисленными тайнами мироздания Вселенной.

Закончив портрет, Бити попросила, чтобы его в первую очередь оценил Маэстро Шелегов. Тот восторженно кивнул и поднял вверх большой палец. Затем подошла Мадлен и даже руками всплеснула, не ожидая увидеть такого красавца, каковым был её муж в молодости.

На этой радостной волне Бити хотела было показать портрет заказчику. И только она встала, чтобы показать его ему, как господин Альберт вновь закрыл глаза. Все опять затаили дыхание, всерьёз опасаясь того, что на этот раз он может их и не открыть вовсе.

Не зная, что делать и как реагировать на подобные болезненные проявления в чужом доме, Бити в страхе отвела глаза и стоически доделала портрет, уйдя в закрепление графита специальным фиксативом, похожим на лак для волос.

И тут, услышав непривычный звук распылителя баллончика, господин Моллиган опять открыл глаза. Схватив мольберт, Бити бросилась к нему. Как ни в чём ни бывало, хозяин дома взглянул на своё изображение и, как будто только что проспал пару часов кряду, необыкновенно бодро произнёс:

– О шарман! Битечка, да ты гений! И чтобы доказать это, тебе пришлось преодолеть тысячу вёрст… Настоящая трудяжка! А теперь посмотри на мою фотографию, где мне двадцать лет. Ну? Видишь? Это же одно лицо?! Мадлен! Константин! Какие вы молодцы, что пригласили к нам это чудо! Бити, с этого дня этот дом – твой дом! Оставайся у нас, сейчас будем ужинать.

– Господин Альберт, grazie! Вы очень любезны. Извините, но не в моих правилах доставлять хлопоты хозяевам. Рада познакомиться с Вашей семьёй и быть полезной. Боюсь, что мне уже пора в отель. Сегодня был очень непростой, но очень счастливый день. Вам нужно отдыхать и набираться сил, а синьор Константино отвезёт меня в отель. Он сам мне так сказал.

– Ну что же, милая девочка, не смею настаивать. Понимаю, у всех свои правила. Спасибо тебе, Бити, истинная художница от Бога! Ты мне нравишься. Дай-ка, я пожму твою руку…

* * *

– М-да… Ну и денёк у тебя сегодня выдался, – сказал Костя, когда они сели в машину. – Не успела прилететь, хотела тут же улететь обратно. А потом ещё и вон какой портрет нарисовала. Как говорится, с корабля на бал… И с бала на корабль…

– Ты настоящий друг! – немного невпопад ответила она, не совсем понимая его слова.

– Бити, ты тоже подружка хоть куда! – отшутился он. – Сейчас примешь ванну и отоспишься, а завтра мы с Мадлен заедем за тобой.

Разумеется, Константин мог бы приютить итальянскую коллегу в своём доме-бриллианте. Но эту мысль он отмёл сразу же, опасаясь наличия жучков или чего-нибудь в этом роде. Рисковать своим положением, которое досталось ему с великим трудом, он совсем не хотел. Поэтому наш герой вёз художницу в роскошный отель Sunset Tower, что находится на одной из самых оживлённых магистралей города – Сансет-бульваре.

Вновь оказавшись рядом с «небожителем», который вёл «Роллс-Ройс», гостья из Милана снова почувствовала себя сказочной принцессой, только теперь уже влюблённой до смерти в этого принца.

Чувствуя эти мечтательные флюиды, Константин неожиданно для себя приободрился. Да так, что уже вскоре его обуяло давно забытое бесшабашное желание повыкаблучиваться. А уж перед молоденькой коллегой-художницей – самое то!

Настойчивые взгляды Бити, разумеется, грели самолюбие Маэстро Шелегова и, кроме того, ему было лестно, что девушка смотрит на него сейчас так, как он сам когда-то во все глаза пялился на итальянских женщин, оказавшись впервые в Венеции. Он прямо-таки упивался тем, как старательно она ловит каждое его слово, пытаясь вникнуть в смысл.

– Бити, мне кажется, лучше будет сделать так: сначала заедем ко мне, ты оставишь у меня своё хозяйство, а потом уже поедем в отель. Я завтра посмотрю твои работы в спокойной обстановке и оценю. Ну надо же было привезти с собой столько за тридевять земель! Ну, ничего, ничего, умничка, оставляй пока всё у меня, а в отель поедешь налегке, как истинная леди!

– You have beautiful eyes[10], – невпопад ответила она знакомой английской фразой, разглядывая улицы и сверкающую вдали надпись HOLLYWOOD, после чего ещё и добавила: – А что ты думаешь обо мне?

– Ты очень привлекательная и хорошо сложена, – по́ходя ответил он, не вкладывая в свои слова каких-то многообещающих намёков.

Наконец вдали показалась сверкающая макушка того самого дома-бриллианта, куда Маэстро Шелегов приглашал всех гостей отеля-маяка. Она так таинственно сверкала в ночи, что даже представительница итальянского народа, для которого красивый дизайн превыше всего, впала в лёгкий ступор.

После того как Константин сварил кофе, он провёл гостье экскурсию по дому. Затем, чтобы не смущать её, спустился вниз, предоставив ей полную свободу в своей творческой мастерской. Открыв чемоданы, Бити разложила на полу основную часть своего богатства. Чего тут только не было: мужские и женские портреты, а также многочисленные эскизы разных частей лица: разной формы глаза, носы, искривлённые и сжатые губы. Когда же Костя вернулся и стал вглядываться в её работы, то вскоре почувствовал через них, что их создательница обладает некой внутренней силой, близкой к неукротимой мятежности, которая присуща и ему тоже.

Его приятно удивило, что здесь не было ни одного салонного портрета. Вместо показной красивости, её творчество оказалось насквозь пронизано глубоким драматизмом. Большинство лиц портретируемых охвачены эмоциональными порывами, а также ошеломляющим внутренним напряжением.

Видимо, этого ей показалось мало, раз уже она достала ещё и несколько папок. Из одной Бити извлекла целую коллекцию лиц, убитых горем. Из другой на пол легли необыкновенно хитрые и убийственно коварные физиономии. А из третьей – вылетела и рассыпалась по полу чёрно-белая графика известных художников. Среди них – «Витрувианский человек» Леонардо да Винчи, «Меланхолия» Дюдера, «Пляска Смерти» Гольбейна-младшего и много чего ещё.

В этом мрачном калейдоскопе можно было по пальцам пересчитать лица, светящиеся радостью. Видя его молчаливую реакцию, она вручила ему и тонкую зелёную папку, порадовав его десятком забавных ликов спящих младенцев, на которых невозможно было смотреть без улыбки.

Пока наш тонкий ценитель прекрасного осознавал всю глубину и художественную мощь таланта итальянской художницы, Бити начала самостоятельно знакомиться со скульптурными наработками своего коллеги, ради которых она и приехала сюда. Ну а Маэстро Шелегов так и плыл от радости, видя, с каким интересом коллега по цеху изучает его скульптурные наброски в виде глиняных заготовок, гипсовых эскизов, бюстов и фрагментов человеческого тела. Наконец-то, и он мог похвастаться, пусть и перед одарённой самоучкой. «Но ведь она из самой Италии, – восторженно думал он, – а уж там-то живопись и скульптура – главнейшие искусства на протяжении многих веков»!

Самое же главное для Константина заключалось в том, что Бити совершенно неожиданно вернула его в атмосферу студенческой молодости, что проходила у него в стенах Суриковского института. Он ощущал себя сейчас так, как будто снова вернулся в то золотое время. На этой ностальгической волне, полной радости и задора, Костя так и трещал без умолку, искренне восхищаясь работами коллеги и впадая при этом в давно забытую творческую эйфорию.

– Бити, ты отличный портретист, – воскликнул он. – Твои работы оказывают очень сильное эмоциональное воздействие на зрителя! Однозначно, графика – это твой конёк!

– Да. Мне очень нравится одним лишь карандашом создавать и свет, и тень; ночь и день, белое и черное, штрих и пятно, линию и точку.

– И кроме того, – подхватил Константин, – эскиз в карандаше предшествует любому замыслу. Ладно, остальное я завтра посмотрю, а то взгляд уже замылился. Пусть тут так всё и лежит. Мы с тобой мудро поступили, в номере отеля так не разложишь.

– Это точно. И вдобавок у тебя тут так много света. Константино, а скажи, я тебе нравлюсь как человек? – неожиданно спросила она.

– Как человек, конечно, – с лёгкой иронией ответил он, понимая, к чему она клонит. Стараясь уйти от этой темы, он добавил: – Ну как может не нравится коллега-единомышленник? Слушай, я вот что подумал: а давай отпразднуем встречу родственных душ и коллег по цеху? Заодно и твой приезд отметим, а то слишком уж напряжённо всё начиналось, и для тебя, и для меня. Хочешь, я покажу тебе Город огней, Город греха и Город казино? Отсюда до Лас-Вегаса рукой подать. Поехали! Часа за два или даже за полтора домчимся, это в соседнем штате Невада. По дороге и вздремнёшь немного. Когда ты там ещё побываешь? Тем более как Художник с Художником! Лови момент, Бити! И не смотри, что ночь на дворе, жизнь там кипит круглые сутки. Да ещё какая жизнь! Особенно по ночам! Впрочем, день и ночь там меняются местами. Там всегда, всегда сногсшибательно! А Лос-Анджелес мы с Мадлен тебе завтра покажем. Ей тоже уже пора прокатиться и проветрить мозги. Она же из дома почти не выходит, выхаживая господина Альберта. Итак, едем в Лас-Вегас!

– Sei il mio angelo![11] Лас-Вегас! – воскликнула она и захлопала в ладоши. – Лас-Вегас! Я на всё согласна, мне здесь всё интересно! А по пути я смогу делать наброски. Я постоянно должна тренировать руку, чтобы оставаться в тонусе, иначе притупляются чувствительность и острота восприятия.

– О Бити! – удивился Константин. – Я первый раз встречаю человека, который по дороге в город греха собирается делать эскизы и зарисовки. Что ж, похвально. Мне тоже у тебя есть чему поучиться. Едем!

Глава 52. За приключениями в Лас-Вегас

И вот уже «Роллс-Ройс» Мадлен проплывает по межштатной автомагистрали 15 (I-15), что проходит по каменистой пустыни Мохаве. Эта трасса очень комфортна благодаря хорошему асфальту и двум, а в некоторых местах даже трем полосам в каждую сторону. Правда, освещение на пути в славный город Лас-Вегас имелось далеко не везде. Но за счёт светящихся фликеров, встроенных в разделительные полосы, Константин чувствовал себя так, будто сидел за штурвалом самолета, заходящего на посадку.