Тени Карфагена

Лира заорала, ударив ножом в грудь Зака. Лезвие вошло с хрустом, но вместо крови хлынула чёрная смола, пахнущая нефтью и гнилыми яйцами. «Лжешь! — она провернула нож, и смола закипела, выпуская пузыри с лицами – её отец, мать, десятки незнакомцев – все кричали беззвучно. – Он жив! Я слышала его голос в колодце!»

«Голос? — Зак, теперь уже с лицом отца, прижал её руку с ножом к своей груди. Под пальцами Лира почувствовала, как бьётся сердце – её собственное, украденное. – Это не он звал. Это Гадир… — Его грудь разорвалась, и из рваной раны вырвался рой мух, слепленных из пепла. – …играет твоими воспоминаниями, как марионеткой».

Тень Лиры вдруг дёрнулась, отрываясь от пола, и встала позади Зака. Её контуры дрожали, а в руке светился ключ – точная копия того, что висел на её шее. «Нет! — Лира потянулась к тени, но та вонзила ключ в спину Зака.

Раздался грохот, будто обрушилась гора. Стены комнаты поплыли, штукатурка осыпалась, открывая кирпичи из человеческих костей. Зак рухнул на колени, его тело рассыпалось на песок, а тень Лиры, держа ключ, направилась к окну, за которым стоял «Хамсин» – теперь огромный, с парусами из кожи, на которых были вытатуированы миллионы «Шин».

«Стой! — Лира бросилась к тени, но та растворилась, оставив на полу ключ. Она подняла его – металл был тёплым, пульсирующим. На древке, под слоем ржавцы, светилось: «ЛИРА».

«Поздно, — прошипел Зак, его голова, теперь отделённая от тела, катилась по полу к двери. – Ты уже повернула ключ…»

За окном загрохотали якорные цепи. Корабль дал пронзительный гудок – звук, от которого лопнули стёкла, а по стенам поползли трещины. Лира, сжимая ключ, подбежала к окну. На палубе, среди теней с пустыми глазницами, стояла она сама – с рогами и улыбкой, от которой застыла кровь в жилах.

«Добро пожаловать домой, Смотрительница», — прорычало эхо, и весь мир начал рассыпаться в песок.

Стекло фонаря впилось в ладонь, смешав кровь с керосином, а пламя рвануло вверх по стене, словно живая гадюка, жалящая обои. Лира, не чувствуя боли, замахнулась снова, но Зак поймал её запястье – его пальцы обуглились, обнажая кости, чёрные, как уголь. «Ты обожжёшься, Смотрительница, — он зашипел, и изо рта повалил дым с запахом горелых волос. – Огонь её любимая игрушка…»

Пламя между ними выгнулось дугой, и в языках огня проступил лик – женщина с рогами козла и глазами, как угольные ямы. Обои вспыхнули, превратившись в свитки папируса, испещрённые клинописью проклятий. «Беги!» – прогремел голос из самого пламени, низкий, с хрипотцей, как у отца после долгих лет молчания в колодце. Лира рванулась назад, но тень Зака, уже объятая огнём, вцепилась в её плечо. Когти жгли кожу, оставляя узоры в виде «Шин».

«Она… никогда… не отпустит… — Зак, извиваясь в огне, тянулся к ней, его лицо плавилось, как восковая маска. – Ты… уже… часть… ритуала…»

«Лжёшь!» – Лира вырвалась, ударив его обломком фонаря. Стекло вонзилось в его грудь, и вместо крови хлынул чёрный песок, шипящий в пламени. Тень Зака взвыла, поднявшись к потолку, – гигантская, изуродованная, с крыльями летучей мыши. Она металась, поджигая балки, а с потолка посыпались искры, превращавшиеся в жуков с раскалёнными панцирями.

«Лицо в огне… — Лира прикрыла рот рукавом, но дым въедался в лёгкие, как иглы. – Отец?!»

«Колодец… — голос в пламени потрескивал, как костёр под дождём. – Ключ… в колодце…»

Зак, уже больше похожий на обугленное полено, пополз к ней, волоча за собой шлейф пепла. «Он… мёртв… — его челюсть отвалилась, рассыпавшись на зубы-червяки. – А ты… следующая… дверь…»

Лира пнула его в грудь, и тело рассыпалось, но из груды пепла вырвалась рука – костяная, с кольцом, идентичным отцовскому. Она схватила Лиру за щиколотку. «Смотрительница… — заскрипели кости. – Ты… не сбежишь…»

«Отцепись!» – она ударила рукой по кольцу, и металл, раскалённый докрасна, прожёг перчатку. Кость рассыпалась, но на полу уже ползли трещины, из которых сочилась смола. В ней плавали волосы, ногти, обрывки писем с её именем.

Пламя на стене сгустилось в фигуру Танит – она протянула руку, и жар стал ледяным. «Маленькая мятежница… — голос звучал как скрежет ножа по стеклу. – Ты зажгла маяк… Теперь они найдут тебя…»

Лира, спотыкаясь о падающие балки, рванула к окну. Стекло, покрытое инеем, не поддавалось, пока она не ударила по нему окровавленным кулаком. Холодный воздух хлынул внутрь, а за окном, в кромешной тьме, маячил «Хамсин» – его паруса, теперь объятые пламенем, освещали волны из чёрного песка.

«ДОМОЙ!» – проревел корабль, и гудок выбил последние стёкла. Лира прыгнула в темноту, а за спиной рухнула крыша, погребая тень Зака под обломками. Падая, она услышала смех – свой собственный, но искажённый, – и увидела на ладони знак «Шин», светящийся ядовито-зелёным.

«Колодец… — прошептала она, врезаясь в холодную воду канала. – Там всё и началось».

Над водой вспыхнули огни – сотни факелов в руках теней, шагающих по волнам. А вдали, на «Хамсине», женщина с рогами подняла руки, и шторм начал свиваться в воронку, затягивая город в песчаную пасть.

Песок хлестал по лицу, как плеть, забиваясь под веки, превращая мир в кроваво-рыжий кошмар. Лира споткнулась о труп кошки, раздувшийся от жары, и едва удержалась, вцепившись в стену. Штукатурка осыпалась, обнажая кирпичи, покрытые слизью – тень Зака проползла здесь минуту назад, оставив следы, словно от кандальных цепей. «Сюда!» – рука схватила её за запястье, и холод кожи заставил вздрогнуть. Фонарь взметнулся, вырвав из тьмы лицо: молодое, без морщин, но с глазами старика, видевшими слишком много гробов. «Я Марко! — он прижал её к себе, и запах соли, ржавчины и ладана ударил в ноздри. – Держитесь близко, или оно сожрёт вашу тень!»

«Вы… мёртвы… — Лира вырвалась, нащупывая нож. – В 1921 году вы погибли… я видела фото!»

Марко усмехнулся, и в улыбке блеснули зубы – слишком острые, как у рыбы-пилы. «На «Хамсине» не умирают, доктор. Там… — он рванул её за собой в узкий проход, где стены смыкались, как челюсти. – …вас перемалывают в песок и собирают заново. Зак – не капитан. Он ключник. Он открывает Врата, чтобы накормить… —

Скрежет металла заглушил слова. Над ними, по крыше, проползла тень – огромная, с клешнями вместо рук, оставляя на жести борозды, полные скорпионов. «Он везде! — Марко плюнул на фонарь, и пламя вспыхнуло зелёным, осветив переулок. Стены оказались покрыты чешуёй, дышащей слизью. – Бегите к порту! Там лодка…»

«Почему вы помогаете? — Лира споткнулась о ящик с гнилыми яблоками, и плоды лопнули, выпуская личинок с человеческими лицами. – Вы же служили ему!»

Марко остановился, резко повернувшись. В зелёном свете его кожа просвечивала, обнажая чёрные прожилки, как корни под землёй. «Я служил, пока он не бросил меня в трюм… — он расстегнул ворот, показав шрам в виде „Шин“ – гноящийся, с движущимися под кожей червями. – Он вшивает в нас символы, чтобы мы стали дверьми. Но я… — Черви вырвались наружу, падая на землю и превращаясь в пепел. – …выжег своё имя изнутри. Теперь он охотится за мной, как и за вами».

Тень с крыши прыгнула вниз, и асфальт треснул, выпуская пар. Зак, собранный из песка и ржавых гвоздей, вырос перед ними. «Марко… — его голос скрипел, как несмазанные шестерни. – Ты забыл, как кричал, когда я вырезал твою душу?»

«Бегите! — Марко швырнул фонарь в Зака. Стекло разбилось, и зелёное пламя охватило тень, пахнувшую горелыми волосами. – Лодка у старого маяка! Ищите женщину с…» – его слова оборвал хруст – тень проткнула ему грудь когтем, вырвав сердце – чёрное, с гравировкой «Шин».

«Нет!» – Лира бросила нож, но лезвие прошло сквозь Зака, как сквозь дым. «Ты следующая, Смотрительница… — он разжал ладонь, и сердце Марко рассыпалось в песок. – Но сначала… — Песок взметнулся, складываясь в лицо её отца – искажённое ужасом. – …узнаешь, как он умолял о смерти».

Лира рванулась вперёд, сквозь вихрь песка, выбежав на набережную. Ветер сбил с ног, и она покатилась по камням, обдирая ладони о ракушки, впившиеся в бетон, как ножи. Где-то вдали, сквозь рёв бури, звенел колокол – старый, с треснувшим языком. Подняв голову, она увидела лодку – прогнившую, с парусом из мешковины, на котором кровью было выведено: «К МАЯКУ».

«Женщина… — вспомнила Лира последние слова Марко, вскарабкиваясь в лодку. Вёсла сами ударили по воде, и волны зашипели, как масло на раскалённой сковороде. – Какая женщина?»

Из глубины поднялась тень – длинные волосы, рога, силуэт, повторяющий её собственный. «Та, что ждёт у колодца… — прошептала вода, хватая вёслами-руками из тины. – И ты уже опоздала…»

Лодка рванула вперёд, увозя её к маяку, чей свет мерцал, как последний вздох. А на берегу, среди бушующего песка, Зак собирал тело Марко заново – кость за костью, проклиная каждое имя, которое когда-то называл своим.

Ржавый трап скрипел под ногами, как костяные суставы старика, а запах гниющей рыбы смешивался с медным привкусом крови на губах. Марко, прислонившийся к борту, дрожал – не от холода, а будто внутри него вибрировали струны, натянутые до предела. «Он приходит с песчаными бурями… — его пальцы вцепились в закрашенное краской имя на обшивке, и под слоем чёрной мастики проступили буквы: ХАМСИН. – 1921, 1953, 1982… — он закашлялся, и на ладони остался комок мокрых песка, шевелящийся, как личинка. – Каждые тридцать лет Зак стучится в двери… и те, кто открывает, становятся топливом для его машины».

Лира прикоснулась к борту, и ржавчина осыпалась, открывая резьбу по дереву – фигуры людей с рогами, молящихся перед колодцем. «Машины? — она отдернула руку, но на пальцах уже закипали волдыри от прикосновения. – Это же корабль!»

«Корабль? — Марко засмеялся, и смех рассыпался в хрип. – Посмотрите в трюм… — он пнул люк, и тот с грохотом отскочил, выпуская смрад гниющих водорослей. Внизу, в полутьме, шевелились тени – сотни рук, сплетённых в узлы, рты, беззвучно кричащие на языках, забытых даже червями. – Он строит его из нас. Из наших костей, страхов… и тех, кто пытался сбежать».

Тень Лиры, упавшая на палубу, вдруг приподнялась, отделившись от неё. «Привет, сестра… — прошептала она голосом, капающим ядом. – Нравится наша новая ловушка?»

«Молчи! — Лира ударила по тени сапогом, но та растворилась, оставив на досках след в виде „Шин“. – Марко, как остановить…»

«Колодец… — он схватил её за плечо, и ногти впились в кожу, оставляя синяки в форме якорей. – Там, где он взял твоё имя. Но… — его глаза расширились, отразив фигуру, поднимающуюся по трапу. – …он уже здесь».

Зак шагнул на палубу, и доски прогнулись, застонав. Его плащ был сшит из парусины, пропитанной кровью, а лицо… Лира вскрикнула – оно состояло из сотни мелких осколков зеркал, в каждом из которых отражалась её собственная смерть: утопление, повешение, рты, пожирающие её изнутри. «Смотрительница… — его голос скрипел, как несмазанные часы. – Ты привела мне подмену? — Он указал на Марко, и тот взвыл, схватившись за грудь – под кожей пульсировал «Шин», выжигая плоть.

«Беги… — Марко вытолкнул Лиру к лееру, его пальцы уже превращались в песок. – Колодец… помни…»

Зак махнул рукой, и тросы на мачтах ожили, сплетаясь в петлю. «Бегство – иллюзия, — зеркальные осколки на его лице завращались, показывая Лиру в десятках лет, старую, сгорбленную, с рогами. – Ты уже на борту. Ты всегда была здесь».

Лира перегнулась через леер, и внизу, среди волн, бурлящих, как кислота, она увидела отражение – «Хамсин» плыл не по воде, а по дюнам, его киль резал песок, а на палубе стояли они все: Марко, её отец, десятки незнакомцев – каждый с «Шин» на шее.

«Выбор, Смотрительница… — Зак приблизился, и его дыхание пахло пустотой – как в склепе, запечатанном на века. – Присоединиться к экипажу… — он указал на трюм, где тени протягивали руки. – …или стать якорем, который утянет этот мир в Гадир».

Тень Лиры возникла за спиной Зака, обняв его за шею. «Не слушай его, — она прошептала, и её губы коснулись уха Лиры, холодные, как лёд. – Мы можем править вместе…»

«Нет! — Лира рванулась к краю, но Зак схватил её за запястье. Его пальцы впились в знак „Шин“, и боль пронзила руку, как удар гарпуна. – Я уничтожу вас!»

«Уже пытались… — он разжал пальцы, и она полетела вниз, в кипящий песок. – Добро пожаловать в цикл, Смотрительница».

Падая, Лира услышала смех – свой собственный, – а на запястье загорелся «Шин», светящийся, как маяк в ночи. Последнее, что она увидела – Марко, рассыпающегося у трапа, и своё отражение на капитанском мостике… с рогами, пронзающими облака.

Глава 5: «Песчаный оракул»

Песок лизал щиколотки, проникая в сапоги, будто живой, а солнце выжигало каждый сантиметр кожи сквозь грубую ткань бурнуса. Лира шаркнула ногой, и верёвка на лодыжке натянулась – её тень дёрнулась, словно пойманная на крючок рыба, уперевшись «руками» в дюну. «Должны быть близко… — Марко, сгорбившись над картой, выплюнул песок, прилипший к губам, как смола. – Здесь… — его палец, обмотанный грязным бинтом, ткнул в пятно, где чернила слились с ожогом. – Оракул прячется в камнях, что пьют лунный свет. Говорят, её лицо – карта Гадира».

Лира молча поправила верёвку, впившуюся в плоть. Тень зашипела, её контуры задрожали, пытаясь вытянуться к горизонту, где марево плясало, как джинны. «Карта? — она хрипло рассмеялась, вытирая пот со лба тыльной стороной руки. Соль въелась в трещины на коже, жгла, как укус скорпиона. – Или это очередная ловушка Зака? Ты же видел, как твоя „карта“ в прошлый раз обернулась…»

Марко резко развернулся, и бурнус хлестнул её по лицу, пахнущий верблюжьей шерстью и страхом. «Ты думаешь, я не помню? — он приподнял рукав, обнажив запястье – кожа была покрыта шрамами в форме цифр: 1953, 1982, 2025. – Он выжигал даты, как клеймо, каждые тридцать лет. Но оракул… — его голос сорвался, и он бросил в песок флягу. Вода, тёплая и мутная, тут же впиталась, оставив лишь тёмное пятно, похожее на лицо. – …она старше его. Она знает, как разорвать цикл».

Тень Лиры внезапно рванула верёвку, и та впилась в ногу, вырвав клок плоти. «Чёрт! — Лира упала на колени, хватая воздух, густой от зноя. – Держи её!» Марко прыгнул на тень, прижав её к песку своим весом, но та извивалась, как угорь, оставляя на его руках ожоги в виде клинописи. «Она сильнее… — он застонал, сжимая горло тени, но пальцы проваливались в неё, как в смолу. – Сожги символ!»

Лира вырвала из-под бурнуса нож, лезвие которого было покрыто ржавыми пятнами – следами её собственной крови. «Держись! — она вонзила нож в «грудь» тени. Та взвыла, и звук разорвал воздух, как шелк. Песок вокруг закипел, обнажив под собой череп верблюда с гравировкой «Шин» на лбу. Тень замерцала, превращаясь в дым, который тут же унёс ветер, пахнущий гнилыми финиками.

«Спасибо… — Марко поднялся, выплёвывая кровавую слюну. – Но это ненадолго. Она… — он кивнул на верёвку, теперь свободно болтавшуюся на ноге Лиры. – …часть тебя. И чем ближе к Гадиру, тем сильнее будет рваться».

Лира встала, ощущая, как песок под одеждой перетирает кожу в кровь. «Тогда поторопимся, — она натянула капюшон, закрывая лицо от солнца, которое теперь казалось ближе, огромным зрачком, следящим за ними. – Пока твоя старуха не стала ещё одним призраком в этой проклятой игре».

Марко усмехнулся, доставая из-под бурнуса компас. Стрелка, вместо севера, указывала на её тень. «Она не призрак, — он швырнул компас в дюну, где тот тут же утонул, как в воде. – Она – зеркало. И оно покажет тебе то, от чего ты бежишь…»

Вдалеке, за стеной марева, завыл ветер – не песчаный, а низкий, протяжный, будто зовущий их по имени. Лира потянула верёвку, и тень послушно поползла за ней, оставляя на песке борозду, как от змеи. А на горизонте, там, где небо сливалось с землёй, уже чернел силуэт – не скалы, а фигура в плаще, с посохом, увенчанным черепом птицы.

Пальмы зашуршали листьями, сшитыми из человеческих волос, а ткань с вышитыми глазами зашевелилась, словно слепящий ветер приоткрыл веки пустыни. Старуха сидела на троне из верблюжьих костей, её лицо – сеть трещин, где в каждой прожилне пульсировал чёрный песок. «Три жизни… — её губы не двигались, голос вился из живота, как змея из норы. – Первую ты потеряла у колодца. Вторую – в пламени Танит. Третью… — она указала на тень Лиры, привязанную верёвкой, которая теперь извивалась, как удавка. – …ты отдаёшь сейчас».

Лира сжала серебряный «Шин», металл впился в ладонь, оставляя рубцы, совпадающие с линиями судьбы на её руке. «Как войти в Гадир? — она бросила символ к ногам старухи, и песок вокруг него зашипел, выгорая в чёрный круг. – Зак уже настигает…»

«Зак? — оракул засмеялась, и из её рта выпали зубы, превратившись в скорпионов, которые тут же зарылись в песок. – Он лишь песчинка в песочных часах Оно. — Она встала, и её платье, сотканное из высохших змей, зашелестело чешуёй. – Ты слышишь, как скрипят шестерни?»

Ветер принёс звон цепей – где-то вдали, за дюнами, что-то огромное двигалось, ломая рёбра пустыни. Марко отступил, наступив на ткань с глазами. Вышитые зрачки сузились, и из дырки в полотне хлынула кровь, пахнущая медью и миндалём. «Оракул, мы пришли за правдой, а не за…»

«Правда? — старуха рванула верёвку Лиры, и тень взвыла, прижавшись к земле. – Посмотри! — она плюнула на песок, и слюна, густая как смола, разлилась в лужу. В отражении Лира увидела себя – с рогами, пронзающими небо, и город за её спиной, где вместо домов стояли гигантские песочные часы, наполненные костями. – Оно не город. Оно – голод. И ты принесла себя на блюде!»

«Перестань! — Лира наступила на лужу, но отражение схватило её за ногу, лёденистые пальцы впились в плоть. – Я не стану им! Как остановить…»

Оракул взмахнула посохом из берцовой кости, и иллюзия лопнула. «Сними верёвку. Отпусти тень. — Она приблизилась, и её дыхание пахло гниющими финиками. – Гадир входит через раны. — Костлявый палец ткнул в грудь Лиры, прямо в шрам от ножа Зака. – Ты носишь врата в себе».

Марко выхватил кинжал. «Мы не за этим шли! — лезвие дрожало в его руке. – Ты обещала путь!»

«Путь есть… — оракул повернулась к нему, и её глаза наконец открылись – пустые впадины, где копошились жуки-скарабеи. – Через пасть Оно. — Она схватила его руку и провела лезвием по ладони. Кровь, густая и тёмная, упала на песок, сложившись в карту – лабиринт из дюн, в центре которого чернел колодец. – Но знай: тот, кто войдёт, станет жертвой. А кто выйдет… — Жуки высыпали из её глаз, покрывая карту, пожирая её. – …станет новой дверью».

Тень Лиры рванула верёвку, и на этот раз узел развязался. Она метнулась к дюнам, её силуэт растянулся, сливаясь с чёрным пятном на горизонте. «Нет! — Лира бросилась вдогонку, но песок под ногами стал зыбучим, засасывая по колено. – Вернись!»

«Слишком поздно… — оракул упала на костяной трон, рассыпаясь в прах. Её платье-змеи заползли под песок, унося с собой последние слова: – Оно уже проснулось…»

Марко, бледный как мел, поднял окровавленную карту. Лабиринт теперь горел, линии светились фосфором. «Идём… — он потянул Лиру, чья нога была обожжена ледяными следами отражения. – Или ты хочешь стать его жрицей?»

Вдали, там, куда сбежала тень, завыл ветер – не песчаный, а низкий, урчащий, будто чей-то голодный смех. А над ними, вместо солнца, теперь висело чёрное кольцо – зрачок, следящий за каждым шагом.

Циновка впилась в бёдра колючками, будто сотни скорпионов впились разом, а масло, липкое и пахнущее гнилыми цветами, закипело на ладони, выжигая линии судьбы. Лира стиснула зубы, наблюдая, как в пузыре масла плавится лицо Зака – то расплываясь в ржавые пятна, то собираясь в оскал с осколками зеркал вместо зубов. «Он ищет не тебя… — старуха вонзила стило из берцовой кости в её шрам, и холод пронзил грудину, как клинок льда. – …а дверь, которую ты носишь. А двери любят, когда их выламывают с мясом».

Марко рванулся вперёд, но циновка ожила, обвив его ноги скорпионьими жалами. «Это колдовство! — он закричал, вырываясь, а из ран сочился не кровь, а чёрный дым с запахом гари. – Лира, она ведёт нас к пропасти!»

«Пропасть? — оракул выдернула стило, и на его конце закапала смола – густая, с вкраплениями костей. – Ты уже в ней, мальчик. — Она лизнула смолу, и её язык почернел, покрываясь трещинами. – Твой страх пахнет гнилью… а её… — Женщина ткнула пальцем в Лиру, оставляя синяк в форме ключа. – …пахнет Оно. Голодом, который сожрёт даже тени».

Лира вскочила, масло с лицом Зака брызнуло на песок. Там, где капли упали, выросли грибы-трупиеды, шипящие ядовито-жёлтыми спорами. «Как закрыть дверь? — она схватила старуху за запястье, и кожа под пальцами осыпалась, как пепел. – Говори, или я брошу тебя в колодец, который ты так любишь!»

«Колодец? — оракул захихикала, её голова наклонилась под неестественным углом. – Это не колодец… — Из её рта выпал язык, превратившись в змею, которая тут же уползла под трон. – Это пасть. И ты уже на языке…»

Марко, наконец вырвавшись, ударил ножом в трон. Кости треснули, и оттуда хлынул поток песка, смешанного с детскими волосами. «Лира, уходи! — он рванул её за рукав, но ткань бурнуса порвалась, обнажив плечо – там, под кожей, шевелился „Шин“, как живой татуировкой. – Она уже мёртва! Смотри!»

Старуха рассыпалась, превратившись в кучу черепков глины, но её голос висел в воздухе: «Спроси у своей тени, дитя… Она знает, как Оно любит играть с дверьми…»

Тень Лиры, теперь свободная, стояла у края оазиса, её силуэт дрожал, повторяя контуры Зака. «Доверься мне… — она прошептала голосом Лиры, но с нотками скрипящих шестерён. – Мы можем запереть его… если ты откроешься…»

«Никогда! — Лира бросила в тень нож, но лезвие прошло навылет, воткнувшись в пальму. Дерево застонало, и из ствола хлынула смола, сложившаяся в слова: «ГАДИР ЖДЁТ».

Марко, задыхаясь, разорвал карту на части, но обрывки сложились в новую – с их лицами, отмеченными «Шин», в центре лабиринта. «Она ведёт нас к себе в утробу… — он схватил Лиру за руку, его пальцы оставляли ожоги. – Бежим сейчас, или…»