Тени Карфагена

Тени Карфагена

Алексей Павликов

© Алексей Павликов, 2025

ISBN 978-5-0068-1151-5

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Тени Карфагена

Пролог: Песок помнит всё

216 г. до н. э. Карфаген, подземный храм Танит

Жрица Амара стояла перед зеркалом из чёрного обсидиана, её пальцы дрожали, сжимая серебряный ковш. Маска «Шин» – сплав лунного металла и пепла предателей – жгла лицо, словно раскалённый гвоздь. «Солнце Ночи бьётся в ловушке, как птица в свинцовой клетке, – её голос, словно скрип несмазанных шестерён, разорвал тишину. – Ты слышишь, Танит? Они хотят украсть твой свет». В ответ лишь завыл ветер, просочившийся сквозь трещины в стенах, унося в темноту запах ладана и страха.

Тень жрицы, прикованная к её ногам цепями из песка, дернулась. «Ты ошиблась… – прошипела она, голосом, напоминающим скрежет камней. – Они уже украли…» Амара резко обернулась, серебряные подвески на маске впились в шею. «Молчи! – плеснула расплавленный металл в зеркало. – Ты – лишь отражение моего долга!» Обсидиан вскричал, как живой, а отражение исказилось: вместо её лица в зеркале забилось существо с глазами-воронками, обтянутыми кожей летучих мышей.

Тень вырвалась. Холодные пальцы из песка и тьмы сомкнулись на горле Амары. «Твой долг – умереть… чтобы они вошли…» Жрица, захлёбываясь, вцепилась в амулет на груди – высохшее сердце ястреба. «Амен-ха-Ра… – прохрипела она, и пол под ногами затрещал. – Сожри их следы!» Песок хлынул из ниоткуда: острый, как осколки кремня, он заполнил храм, скребя стены до костяной основы.

Зеркало лопнуло. Существо в нём завизжало, а тень Амары, смеясь, растворилась в вихре. «Проклятая… – жрица упала на колени, песок забивался под ногти, в уши, в слезящиеся глаза. – Ты… предала…» Где-то вдарил колокол, и свод храма рухнул, погребая её последний вздох.

Песок впитывал крик, как губка – кровь.

2025 г. Руины Карфагена, ночь

Луна висела над Средиземным морем, как выщербленный серебряный щит, а волны бились о берег, словно пытаясь смыть следы раскопок. Лукас, стажёр с потёртым блокнотом в дрожащих руках, склонился над каменной плитой. Его фонарь выхватил из тьмы символ «Шин» – трещина пересекала его, словно шрам. «Доктор Вальтер! – он отпрянул, задев рукой холодный камень. Песок, липкий от ночной влаги, прилип к ладони. – Здесь… это же знак проклятия! Из тех легенд, о которых вы говорили на лекции…»

Доктор Вальтер, мужчина с седыми висками и запахом коньяка от пальто, засмеялся, раздавливая сигарету о сапог. «Легенды кормят гидов, Лукас. А мы кормимся фактами. – Он пнул плиту каблуком, и эхо глухо прокатилось под землёй. – Это всего лишь дверь. А за дверью… – он щёлкнул фонарём, осветив тени, которые дёрнулись, будто испугавшись света, – …нас ждут сокровища Карфагена, а не призраки».

Лукас провёл пальцем по резному символу. Камень был ледяным, несмотря на жару дня, а края букв – острыми, будто высечены вчера. «Но в текстах говорилось, что „Шин“ – это печать, а не украшение. Его ставили только на…» – «На могилах? – Вальтер махнул рукой, и тень от его жеста поползла по стене, изгибаясь в неестественной позе. – Давайте проверим ваши сказки».

Он крикнул рабочим, и те, переругиваясь на смеси французского и арабского, упёрлись ломами в плиту. Металл скрипел по камню, высекая искры. «Доктор, – Лукас схватил его за рукав, – вы слышите?» Из щели под плитой вырвался ветер – густой, пропитанный запахом серы и мокрого пепла, словно из глубины веков донесло дым погребальных костров. Рабочие отпрянули, крестясь. Тени от фонарей забились на стенах, как пойманные в силки звери: одна из них, длиннорукая и горбатая, рванулась вверх, к своду, будто пытаясь убежать.

«Суеверные идиоты! – Вальтер вырвал лом у ближайшего рабочего. – Это просто сквозняк из подземных тоннелей!» С грохотом плита сдвинулась, открыв чёрный зев прохода. Воздух внутри завыл, и Лукас почувствовал, как по спине пробежали мурашки – будто тысячи невидимых пальцев провели по коже. «Доктор… там что-то есть. – Он шагнул назад, наступив на собственную тень, которая дёрнулась и замерла. – Смотрите!»

Из темноты выполз дым, обвивая ноги Вальтера. Он закашлялся, закрывая лицо платком. «Прах и пустота! – его смех стал хриплым. – Видите? Обычная пыль…» Но фраза оборвалась. В свете фонаря дым клубился, образуя контуры – то ли лица, то ли когтистых лап. Где-то в глубине тоннеля что-то звякнуло, словто уронили монету в колодец.

«Завтра продолжим, – вдруг сказал Вальтер, бросая взгляд на часы. Стрелки, странным образом, показывали полночь, хотя всего минуту назад было два. – Лукас, запротоколируйте находку».

Но Лукас не слышал. Он смотрел, как тень доктора, отброшенная на песок, медленно поворачивает голову – туда, куда сам Вальтер не смотрел. И улыбается.

Саркофаг с серебряной маской

Фонари выхватывали из темноты своды, покрытые соляными сталактитами, будто храм вспотел за века страха. Лукас провёл рукой по стене – кристаллы крошились, оставляя на пальцах липкую плёнку, пахнущую слезами. «Смотрите! – его голос дрожал, отражаясь эхом. – Саркофаг… он будто только что помещён сюда». Доктор Вальтер, не скрывая жадного блеска в глазах, приблизился к каменному ящику, где серебряная маска с символом «Шин» светилась тускло, как затухающий уголёк. «Невероятно… – он протянул руку, не замечая, как тени от фонарей сползают к его ногам, словно подкрадываясь. – Это же артефакт эпохи Ганнибала!»

Лукас схватил его за запястье: «Доктор, вы видите? Под маской… там пустота». Вальтер дёрнулся, но уже прикоснулся к металлу. Маска, шипя, отделилась от саркофага, открыв то, что должно было быть лицом – две впадины, набитые чёрным песком, струйки которого уже сочились наружу. «Чёрт! – он отшатнулся, роняя маску. Та звякнула о камень, и звук разнёсся по залу, будто звон погребального колокола. – Это… технология сохранения? Мумификация через…»

«Это не мумия… – Лукас отступил к стене, чувствуя, как соль впивается в спину. – Это ловушка». Песок из глазниц хлынул на пол, шипя, как змеи. Тени от фонарей замерли, а потом – рванулись к чёрным потокам, сливаясь с ними. «Что за дьявольщина?! – Вальтер потянулся за пистолетом, но песок уже обвивал его сапоги, тяжёлый и вязкий, как расплавленный асфальт. – Лукас, помоги!»

Молодой стажёр прижался к стене, наблюдая, как тени поднимаются из песка, принимая формы – тощих фигур с копьями и развевающимися плащами. «Они… они карфагеняне, – прошептал он. – Те, что охраняли храм». Одна из теней повернула к нему лицо без глаз, только с дырой, где должен быть рот. «Закапывайте свои страхи глубоко… – загудело из всех уголков зала. – …Иначе они выкопают вас».

Вальтер выстрелил. Пуля прошла сквозь тень и впилась в саркофаг, высекая искры. «Беги! – закричал он, но песок уже полз по его ногам, затягивая в чёрную массу. – Лукас, ты слыши…» Голос оборвался, когда тень с копьём вонзила оружие ему в грудь. Крови не было – только пепел, хлынувший из раны.

Лукас метнулся к выходу, спотыкаясь о камни, которые теперь шевелились под ногами, как спина гигантского зверя. За спиной слышался смех – хриплый, словно пересыпаемый через сито песка. Он не оборачивался, даже когда чьи-то холодные пальцы из тьмы коснулись его затылка. «Ты не уйдёшь, – прошипел голос. – Ты уже часть песка… часть памяти…»

Выбежав на поверхность, он рухнул на колени, выплёвывая чёрные крупинки. Звёзды над Карфагеном мерцали, как насмешливые глаза. Где-то внизу, под землёй, доктор Вальтер кричал – но не от боли, а от ярости, пока песок забивал ему рот, навсегда запечатывая историю, которую не стоило тревожить.

Исчезновение

Пыль висела в воздухе камеры, подсвеченной дрожащим красным светом аварийной лампы. Объектив зафиксировал, как тени от костров начали пульсировать, вытягиваясь в длинные щупальца, обвивающие ноги бегущих. «Двери! – закричала Мари, ассистентка, спотыкаясь о каменную плиту. Её голос, искажённый эхом, звучал так, будто её рвёт на части. – Они закрываются!» Металлический скрежет заполнил зал, и створки с грохотом захлопнулись, отрезая последний луч лунного света.

Доктор Вальтер, прижатый спиной к стене, вцепился в каменный выступ. Его лицо, освещённое мерцанием камеры, покрылось каплями пота, смешанными с чёрной пылью. «Они в песке! – прохрипел он, обращаясь к мигающему красному огоньку записи. Пальцы его левой руки судорожно сжимали обрывок платка, пропитанный серой. – Они… в каждом…» Тень за его спиной шевельнулась – не его собственная, а нечто с плечами шире скалы и головой, увенчанной рогами.

«Помогите! – завопил Лукас, бивший кулаками в дверь. Его голос сорвался, когда чёрный песок, словно жидкий азот, обволок его ботинки. – Он жжёт! Боже, он…» Песок поднялся по ногам, превращая кожу в потрескавшуюся кору. Мари рванулась к нему, но тень от костра метнулась под её ступни, опрокинув на пол. Камера зафиксировала, как её волосы, слипшиеся от пота, прилипли к лицу, а глаза расширились, увидев нечто за объективом. «Нет… – она протянула руку к камере, – …это не мы… это…»

Вальтер закричал. Нечеловеческий рёв, будто камень перемалывают в жерновах, заглушил все звуки. Его тело дёрнулось, приподнявшись над полом, словно невидимые крюки впились в рёбра. «Они… в… – кровь хлынула из носа, смешиваясь с песком на губах, – …в нас…» Камера дрогнула, упав на бок, и последним кадром стало лицо Мари – её рот, открытый в беззвучном крике, и чёрные струйки, вытекающие из ушей. Песок закрутился вихрем, затягивая тела в трещины пола, как вода в слив.

А потом – тишина.

В полицейском участке инспектор Гарсия, с сигаретой, прилипшей к нижней губе, перемотнул запись. «Снова, – буркнул он, тыча пальцем в экран. – В углу, на 23-й секунде». На мгновение, пока тела исчезали, в левом верхнем углу мелькнула тень – женская фигура в серебряной маске, пальцы которой касались экрана изнутри. «Увеличьте». Техник щёлкнул мышью, и маска заполнила экран: символ «Шин» светился тускло, как гниющий фосфор. «Проклятье, – прошептал Гарсия, – это же…»

За его спиной, на стене участка, тень от лампы дёрнулась – и на миг повторила жест женщины с записи: подняла руку, словно предупреждая. Но инспектор не заметил. Он уже набирал номер, чтобы закрыть дело, как все предыдущие – штампом «Пропали без вести».

А песок в пробирке с места раскопок тихо шевелился в ящике доказательств.

Связь эпох

Лунный свет скользнул по серебряной маске, брошенной среди обломков, как броня, сброшенная побеждённым воином. Символ «Шин» на лбу замерцал багровым светом, будто в его изгибах застряли капли древней крови. Камера, словно ведомая чьей-то незримой рукой, медленно приблизилась, и в потускневшем металле проступило отражение – не современной пыли и трещин, а лица жрицы с острыми скулами и глазами, полными холодного огня. Лира Шторм, если бы она носила платье из сплетённых теней, была бы её точной копией.

«Ты видишь? – прошептал ветер, кружа песок в танце над руинами. Зёрна, острые как бритвы, выписывали в воздухе спираль, превращаясь в чёрную воронку. В её центре что-то звенело, словто цепь, протянутая сквозь века. – Они думали, что разрушили нас…» Голос Лиры, ещё не рождённой, но уже обречённой на поиск, прозвучал в пустоте, как эхо из будущего: «Карфаген не был разрушен. Он просто спрятался во тьме, чтобы переждать свет».

Песчаная воронка коснулась земли, и на миг в ней проступили силуэты: жрица в маске, поднимающая кинжал к луне; доктор Вальтер, кричащий без звука; тени с копьями, шагающие сквозь стены. Камера дрогнула, будто испугавшись, но продолжала снимать – теперь крупным планом, где в песке у входа в храм лежал ключ. Бронзовый, покрытый патиной, его зубцы повторяли изгиб «Шин», а в бороздках застыли крупинки, похожие на звёздную пыль.

«Возьми меня… – застонал ветер, и ключ дёрнулся, будто пытаясь выбраться из песчаного плена. – Пока они не нашли…» Внезапно порыв воздуха рванул с моря, развеивая воронку в прах. Песок, попавший в камеру, заскрипел по линзе, словно стирая правду. Когда всё улеглось, ключ всё ещё лежал там, полузасыпанный, его верхушка блеснула под луной, как глаз, подмигивающий из прошлого.

Где-то вдали, за дюнами, завыла шакалиха – или женщина, потерявшая имя. Камера, исчерпав заряд, погасла. Но прежде чем экран почернел, в последних кадрах мелькнула рука в современной куртке с закатанным рукавом. Пальцы, обожжённые солнцем и тайнами, сжали ключ. Песок зашипел, словто раскалённое железо опустили в воду, а голос, знакомый и чуждый одновременно, пробормотал: «Спрятался… или приготовился к прыжку?»

На рассвете, когда первые лучи солнца тронули руины, от ключа осталась лишь ямка. Но глубоко под землёй, в зале, где когда-то стоял саркофаг, серебряная маска снова засмеялась. Её смех, лёгкий, как шелест крыльев моли, повис в воздухе, смешавшись с шепотом:

«Переждать свет… или поглотить его?»

Часть I: Зов Шин

Глава 1: «Посылка с зубами»

Лира Шторм прищурилась, поднося осколок этрусской чаши к свету настольной лампы – трещина на керамике повторяла рисунок молнии, будто гнев богов застыл в глине. «Опять подделка, – провела она ногтем по краю, ощущая шершавость грубой обжиговой работы. – Настоящие мастера не оставляли таких зазубрин…» Запах старой пыли, въевшейся в книги и папки, смешивался с горьковатым ароматом лаванды из саше на полке – попытка заглушить тревогу, которая висела в воздухе плотнее августовской жары.

Стук в дверь заставил её вздрогнуть. Осколок со звоном упал на стол, отколов уголок с изображением гарпии. «Войдите!» – голос звучал резче, чем хотелось. Дверь скрипнула, впуская курьера в потёртой униформе. Парень, не старше двадцати, нервно переминался с ноги на ногу, сжимая деревянный ящик, обтянутый кожей ящерицы – чешуйки поблёскивали, как мокрый сланец.

«Доктор Шторм? – он протянул посылку дрожащими руками. На крышке, рядом с замком из потускневшей бронзы, красовался отпечаток, напоминающий укус: два полукруга клыков и неровная линия слюны. – Вам… это».

Лира не взяла ящик сразу. Её пальцы, ещё липкие от глиняной пыли, замерли в сантиметре от поверхности. Кожа ящерицы была холодной, словто вытащенной из погреба, а под подушечками пальцев чувствовались бугорки – словно под ней шевелились рёбра. «Кто прислал?» – спросила она, замечая, как курьер отводит взгляд.

«Не знаю, – он потрогал воротник, на котором красовалось пятно, похожее на ржавчину. – В графе „отправитель“… тут написано…» Он замялся, глотая слюну.

«Говорите».

«Тому, кто боится собственного силуэта».

Лира резко втянула воздух. Лаванда внезапно запахла горечью, как пережжённый сахар. «Спасибо, – сухо сказала она, выхватывая ящик. – Выйдите».

Курьер не уходил. Его глаза, слишком блестящие для простого посыльного, упёрлись в её тень на стене – ту, что тянулась к окну, будто пытаясь сбежать. «Мне… заплатили, чтобы я передал ещё кое-что. – Он вытащил из кармана свёрток в чёрной ткани. – Сказали: „Если спросит про укус“…»

Лира развернула ткань. Внутри лежал зуб – человеческий, с трещиной вдоль корня. Но когда она повернула его к свету, на эмали проступил символ: «Шин», выгравированный так тонко, что казался следом когтя.

«Кто?! – она рванулась к двери, но курьер уже исчез, оставив в воздухе запах мокрого песка. – Проклятье!»

Ящик на столе дёрнулся. Замок, проржавевший за минуту до состояния крошки, отвалился. Внутри, на подушке из высохших морских водорослей, лежала серебряная маска. Её пустые глазницы смотрели в потолок, а на лбу сиял свежий, будто только выгравированный, знак «Шин».

Где-то за окном завыл ветер, и Лира вдруг поняла: её тень не шевельнулась вслед за ней. Она замерла у стеллажа, повернув голову в сторону ящика. И улыбалась.

Нож для вскрытия дрогнул в её руке, отбрасывая блик на стену – тонкий, как лезвие бритвы. Лира стиснула рукоять, чувствуя, как холодная сталь сливается с дрожью в пальцах. «Спокойно, – прошептала она, вонзая остриё под крышку ящика. – Это всего лишь…» Дерево затрещало, выпустив волну запаха – горького, как полынь, с примесью чего-то кислого, будто уксус пропитал древесину за века. Внутри, на подушке из сушёных кактусовых игл, чёрных и острых, как шипы проклятий, лежал свёрток. Ткань, обёрнутая вокруг него, была неестественно гладкой, скользкой, словно снятой с живого тела.

«Папирус? Нет… – Лира коснулась края, и материал дёрнулся под пальцами, будто мышца. – Кожа? Человеческая?» Она рванула руку назад, но край ткани хлестнул по запястью, оставив красную полосу – жгучую, как ожог крапивой. «Проклятье! – она прижала рукав к ране, чувствуя, как влага проступает сквозь ткань. – Кто шутит так…»

Свёрток развернулся сам, словно его разворачивали невидимые пальцы. На столе распласталась карта, выжженная огнём на куске кожи, края которой были обуглены, будто её вырвали из костра. Лира наклонилась ближе, и запах гари ударил в нос – не древесный дым, а сладковато-гнилостный, как горящая плоть. «Координаты… – она провела пальцем по линиям, выжженным в форме спирали. – Триполи… залив… Но это же район раскопок Вальтера!»

Под картой, привязанный кожаным шнурком, болтался ключ. Его зубцы, острые и неровные, напоминали челюсть акулы, выловленной из глубин. Лира подняла его, и металл, холодный как лёд, прилип к ладони. «Почему здесь нет ржавчины? – она повертела ключ, ловя блики от лампы. – Будто его только отлили…»

Где-то за окном хрустнула ветка. Лира замерла, вдруг осознав, что в комнате слишком тихо – даже часы на полке перестали тикать. Тень от ключа на стене изогнулась, превратившись в крюк, а затем – в длинные пальцы, тянущиеся к её шее. «Доктор Вальтер… – она сглотнула, вспоминая отчёт о его исчезновении. – Ты что, прислал мне свою эпитафию?»

Ключ дрогнул в руке, и вдруг – вонзился острым концом в палец. Кровь выступила каплей, упав на карту. Лира ахнула, но было поздно: координаты начали двигаться, линии спирали закрутились, образуя новый узор – руины храма, погребённого под дюнами, и вход, отмеченный знаком «Шин».

«Нет, – она отшатнулась, ударившись о стеллаж. Этрусские вазы зазвенели, и одна из них, с изображением трёхглавого пса, разбилась. – Это не карта… Это приглашение».

Стекло хрустнуло под ботинком, когда она сделала шаг к телефону. Но аппарат молчал – шнур был перерезан, а на месте разрыва торчали медные жилы, будто пережёванные зубами. Ветер за окном завыл громче, и Лира поклялась, что в нём слышится смех – низкий, как скрип несмазанных дверей, и знакомый.

Тень ключа на стене, уже не похожая на себя, медленно поползла к выходу.

Тени от канделябра на стене дёрнулись, будто их дёргали за невидимые нити. Лира замерла, чувствуя, как холодок прополз по позвоночнику, словно паук спустился с потолка. «Кто здесь?» – выдохнула она, оборачиваясь так резко, что прядь чёрных волн хлестнула по щеке. Пустота. Только книги, пыльные витражи и её собственное дыхание, прерывистое, как у загнанного зверя. «Снова галлюцинации… – она сжала ключ в кулаке, и зубцы впились в ладонь. Боль смешалась с жжением, будто она сжимала не металл, а глыбу льда, обёрнутую крапивой. – Или нет?»

Свиток на столе зашипел. Лира рванулась к нему, но кожаная карта изогнулась дугой, как спина кошки перед прыжком. Буквы, выжженные огнём, поползли по поверхности, переплетаясь в новые строки. «Ты следующая, Смотрительница», – прочитала она вслух, и голос её сорвался, будто слова выцарапывали ей глотку изнутри.

«Что за колдовство… – Лира схватила лупу, прижав её к тексту. Под стеклом буквы зашевелились быстрее, превращаясь в стаю чёрных тараканов, бегущих к краям. – Нет!» Она отшвырнула лупу, и та разбилась о пол, рассыпав осколки, которые зазвенели, как колокольчики.

Тени на стене снова дёрнулись – теперь они тянулись к центру комнаты, сливаясь в фигуру с рогами и слишком длинными руками. «Покажись! – крикнула Лира, хватая со стола бронзовый пресс-папье. – Ты что, Вальтер? Или его призрак?»

Фигура засмеялась. Звук напоминал скрип ржавых петель. «Смотрительница… – прошипело из всех углов сразу. – Ты носишь его ключ… но откроешь ли свою могилу?»

Лира отступила к окну, нащупывая рукой холодное стекло. Ключ в её ладони пульсировал, будто живой. «Я не боюсь теней, – выдохнула она, хотя сердце колотилось, как молот в кузнице. – Покажитесь, трусы!»

Свиток взорвался облаком пепла. Лира зажмурилась, чувствуя, как крупинки впиваются в кожу, словто иглы кактуса. Когда дым рассеялся, на столе лежал новый символ – «Шин», выложенный её собственной кровью, капнувшей из раны на ладони.

За окном, в саду, хрустнула ветка. Лира метнулась к шкафу, где под стопкой отчётов лежал старый револьвер отца. «Кто там?» – крикнула она, распахнув створку. Ветка камелии с окровавленными лепестками упала на пол. А на подоконнике, в луже лунного света, сидел ворон. Его клюв блестел, будто покрытый маслом, а в глазах отражалась не её комната, а руины – колонны, засыпанные песком, и дверь с знаком «Шин».

«Убирайся!» – Лира выстрелила в потолок, и ворон взмыл в ночь, оставив после себя перо, чёрное, как тень от маски.

Лира рванула чёрную ткань со стола, но край материала зацепился за ключ, звякнув металлом о дерево. Дверь скрипнула, и в проёме возник Марко, его лицо, усыпанное веснушками, исказилось беспокойством. «Доктор Шторм, вы в порядке? – он приподнял стопку книг, словно щит. – Слышал шум…» Лира прижала окровавленную ладонь к бедру, чувствуя, как кровь просачивается сквозь шов юбки, холодный и липкий. «Мигрень, – выдохнула она, слишком резко. – Просто… переутомление».

Марко шагнул ближе, и книги в его руках затрещали – переплёт «Финикийских ритуалов» съехал вбок, обнажив иллюстрацию с жрецом в серебряной маске. «А это что? – он ткнул пальцем в ключ, лежащий на коже с картой. – Похоже на „Шин“. – Голос его дрогнул. – В архивах говорили, его вырезали на дверях храмов… перед тем, как замуровать жертв».

Лира вскочила, задев локтем стакан с водой. Лёд внутри звякнул, и вдруг – зашипел, как раскалённый камень. «Не трогай! – крикнула она, но Марко уже отдернул руку. Пар поднялся из стакана, окутав ключ туманом, в котором мелькнули силуэты – десятки рук, тянущихся из небытия. – Выйди. Сейчас же».

«Но доктор… – Марко отступил к двери, спотыкаясь о ковёр с вытканными химерами. – Вы… у вас лицо…» Он не договорил. Лира метнулась к зеркалу на стене и увидела: на её щеке, словно татуировка, проступил бледный контур «Шин».

«Это грязь, – прошептала она, стирая символ тыльной стороной ладони. Кожа горела, будто её прижгли кислотой. – Закрой дверь. И… никому не говори».

Марко кивнул, слишком быстро, и исчез, прихватив с собой запах страха – резкий, как нашатырь. Лира прислушалась: его шаги затихли, но в тишине остался другой звук – скрежет, будто ключ медленно поворачивался в невидимом замке.

Она наклонилась над стаканом. Вода испарилась полностью, а на дне лежал крошечный чёрный камень, испещрённый прожилками, похожими на буквы. Когда она коснулась его, комната вздрогнула. Тени от канделябров поползли по стенам, сплетаясь в узор – огромный «Шин», внутри которого копошились фигуры. Одна из них, с острыми плечами и слишком длинными руками, повернула голову.

«Нет, – Лира швырнула камень в окно. Стекло треснуло, но не разбилось, а трещина повторила изгиб символа. – Я не ваша жертва».

За её спиной ключ засмеялся. Тихо, как шелест змеиной кожи.

Лира ворвалась в архив, захлопнув дверь так, что с потолка посыпались засохшие листья шалфея. Гирлянды трав, висевшие меж стеллажей, закачались, отбрасывая решётчатые тени – полынные метёлки шептались, цепляясь за её волосы колючими соцветиями. «Где проклятые отчёты Вальтера? – она рванула первую попавшуюся папку, и облако пыли ударило в лицо, пахнущее грибной сыростью. – Карфаген… Карфаген…»

Папки падали на каменный пол, шлёпаясь, как дохлые птицы. Лира вытирала ладонью пот со лба, оставляя кровавые полосы от не зажившей раны. «Ты опоздала, Смотрительница, – зашептала тень от пучка белены, обвив её запястье. – Он уже стал частью тьмы».

«Заткнись! – Лира вырвалась, сдирая ногтями этикетку с грифом «Совершенно секретно». – Ага… «Отчёт №14: раскопки в заливе Триполи. Обнаружен саркофаг с аномальной биомассой…» – её голос прервался, когда из папки выскользнула фотография. Чёрно-белый снимок, но маска на нём светилась фосфорным блеском, а символ «Шин» на лбу казался вырезанным из лунного света.

«Та же маска… – она прижала фото к груди, чувствуя, как бумага жжётся, словто пропитана щёлоком. – Вальтер, что ты нашёл?»