Тени Карфагена

Лира потянулась к луже воды, но та отпрянула, свернувшись змейкой. «Чья тень… не своя? — она подняла глаза и замерла. Тень Зака на полу, отброшенная мерцающим пергаментом, была безголовой. Плечи заканчивались рваным краем, из которого сочился дым. – Что вы такое?»

«Свидетелем, — Зак щёлкнул пальцами, и свеча вспыхнула вновь, но огонь был цвета запёкшейся крови. – Тот, кто пережил встречу с Танит. Она оставляет… сувениры. — Он расстегнул манжету, обнажив запястье. Под кожей шевелилось нечто, повторяющее форму „Шин“, будто паразит. – Ваш отец вырвал бы мне сердце, узнав, что я покажу вам путь. Но… — Его тень внезапно дернулась, и безголовой силуэт встал за спиной Лиры, холодные пальцы обхватив её шею. – …у меня его уже нет. Вынули. Как и голову».

Лира рванулась в сторону, задев карту. Пергамент завизжал, сухожилия натянулись, и из проколов брызнула тёплая жидкость. «Вы… мёртвы? — она вытерла руку о платье, но кровь не стиралась, оставляя узор в виде рун. – Или вы её тень?»

«Мёртвые не пьют чай, — Зак поднёс ко рту чашку, но жидкость вытекала сквозь дно, капая на пол. Лужицы сливались в контур карты, повторяя очертания на столе. – А тени не отбрасывают следов. — Он поднял ногу, и под сапогом зашипел песок, превращаясь в стекло. – Я – то, что осталось, когда Танит откусила кусок. Но хватит болтовни… — Он рванул карту, и сухожилия лопнули с хрустом костей. – Хотите увидеть, как он умер?»

Чернила хлынули из разрыва, заливая стол. В них застыли кадры: отец в лодке из тёмного дерева, его лицо искажено ужасом; чёрные волны, вздымающиеся как руки; силуэт женщины с рогами вместо волос, тянущейся к нему из глубины… «Он звал вас, — прошипел Зак, его голос теперь звучал из всех углов комнаты. – Но вы не пришли. Не смогли. Потому что… — Из тени на стене вырвался обугленный палец и ткнул Лиру в грудь, туда, где под кожей пульсировал „Шин“. – …боялись, что она узнает в вас своё дитя».

Лира схватила со стола нож для бумаг. Лезвие, покрытое ржавыми пятнами, вонзилось в тень на стене. Послышался вой, и комната наполнилась запахом горелой плоти. «Лжёте! — она вырвала нож, и за ним потянулись нити чёрного дыма. – Он бросил меня, чтобы спасти!»

«Спасение… — Зак разжал ладонь, и в ней лежал зуб – детский, молочный. – Это когда тебя перестают бояться. А он… — Зуб рассыпался в песок. – …дрожал, глядя на вас. Каждую ночь».

Тень без головы приблизилась, её руки теперь отражались на стене как щупальца. «Спросите лучше: почему „Шин“ на вашей шее… — Шрам Зака засветился, буквы складываясь в новое слово: „ТАНИТ“. — …совпадает с клеймом на жертвах Карфагена?»

Лира отступила к двери, но та исчезла, заросла паутиной, липкой и плотной, как кожа. «Молчите! — она запустила в Зака ножом, но лезвие прошло сквозь него, вонзившись в карту. Чернильное море взревело, и комната затопила чёрными волнами.

«Он принёс вас ей в колыбели! — голос Зака смеялся, растворяясь в воде. – А теперь… она пришла за долгом!

Лира, захлёбываясь, ухватилась за плавающий обломок стола. На нём, сквозь воду, светилась надпись: «ХАМСИН ВЕДЁТ ДОМОЙ». Внизу, в тёмной пучине, открылся глаз – величиной с луну, с вертикальным зрачком. И тогда она поняла: плыть надо не по течению…

…а навстречу.

Его пальцы впились в её запястье, холод просочился сквозь кожу, как лёд через трещину в гробу. «Я – то, что осталось от человека, который осмелился войти в Гадир, — голос Зака гудел, будто доносился из колодца, – а моя тень… — Он дёрнул её к окну, где солнечный свет внезапно погас, поглощённый чёрным силуэтом. Тень Зака расползлась по стене, обрастая шипами и крючьями, и комната погрузилась в синеватый сумрак, словно их запечатали в аквамариновую склянку. – …теперь привратник. Открываю двери, которые лучше держать на замке».

Лира попыталась вырваться, но его ладонь, шершавая, как кора мёртвого дерева, не отпускала. «Почему вы тогда не остались там? — она впилась ногтями в его руку, и под кожей зашевелились черви, высовывая головки из пор. – Или Танит выплюнула вас, как жвачку?»

«Она оставила мне подарок, — он наклонился, и в глазах, лишённых зрачков, заплясали огоньки – крошечные, как свечи в склепе. – Видишь? — Его веки дёрнулись, обнажив, что глазные яблоки покрыты тонкой паутиной, словно слепые сёстры Парки сплели ему саван прямо в черепе. – Теперь я вижу сквозь. Время, стены… даже вашу ложь. — Он прижал её ладонь к своей груди. Под рубахой не билось сердце – лишь что-то булькало, как болотная жижа. – Вы боитесь не Мелькарта. Вы боитесь, что отец сознательно отдал вас ей…

Тень за его спиной рванулась к потолку, превратившись в решётку из тенет, и комната сузилась до размеров клетки. Лира почувствовала, как по спине пробежали мурашки – не от страха, а от прикосновения невидимых пальцев, копошащихся в её волосах. «Отпусти! — она пнула его в колено, и кость хрустнула, как сухая ветка. Из разорванной плоти посыпались жуки-точильщики. – Вы – труп, который слишком много говорит!»

«Труп? — Зак рассмеялся, и изо рта выпал клык, превратившийся в песок. – Трупы гниют. А я… — Он разорвал рубаху, обнажив грудную клетку – рёбра срослись в решётку, за которой копошилось нечто с щупальцами и клювом. – …служи́л дверью. Но теперь дверь хочет войти сама.

Тень метнулась к Лире, обвивая её шею холодной лентой. Воздух наполнился запахом морской бездны и детских слёз. «Она ждёт вас у колодца, — прошипел Зак, его лицо начало сползать, как воск от пламени, – где вы оставили куклу с вашим именем… помните? Глаза из пуговиц, волосы из верёвок…

Лира вцепилась в его запястье, и кожа под пальцами осыпалась, открывая чёрные кристаллы, растущие вместо костей. «Я сожгла её! — выкрикнула она, но тень уже проникла в рот, заставляя язык неметь. – Сожгла…

«Огонь не убивает кукол, — Зак, теперь больше похожий на глиняный слепок, размазанный по реальности, указал на окно. Сквозь застывшее стекло, как через лёд, виднелся колодец, обвитый цепями. На краю сидела девочка – её лицо скрыто, но на шее красовался «Шин». – Онá ждёт свою часть. Ту, что вы прячете под рёбрами…

Лира, собрав последние силы, ударила лбом в переносицу Зака. Хруст, вспышка зелёного света – и комната вернулась. Солнечные лучи пробивались сквозь пыль, тень сжалась до обычных размеров, а на полу валялась кукла – та самая, с верёвочными волосами. Глаза-пуговицы сверкали, и во рту у неё был зажат ключ – ржавый, с обломанным зубцом.

«Счёт открыт, — прорычало эхо, а Зак, теперь уже настоящий труп с пустыми глазницами, лежал у её ног. – Плыви против течения…

Лира подняла ключ. На металле, под ржавчиной, проступили буквы: «ЛИРА».

Столик грохнулся на пол, опрокинутые стаканы разбились вдребезги, и осколки, словно ледяные осколки звёзд, впились в ковёр, сотканный из верблюжьей шерсти и пепла. Лира отпрянула, чувствуя, как монеты под ногами жгут подошвы, будто раскалённые угли. «Почему я должна верить хоть слову? — её голос дрожал, как струна лука перед выстрелом. – Вы вре́те, как ваш тень дышит!»

Зак поднял с пола дублон, сжал в кулаке – костяшки побелели, словно высеченные из мрамора. «Враньё… — он разжал пальцы, и вместо монеты через них просочился чёрный песок, пахнущий гарью и детскими кошмарами. – …это то, чем вы кормите свою тень. — Песок зашипел, превращаясь в жука с крыльями из папируса, и устремился к её тени, прилипшей к стене. – А она… — Он щёлкнул языком, и тень Лиры отделилась от стены, подойдя к нему, будто кукла на нитях. – …продаёт вас за глоток правды».

Лира рванулась к двери, но тень опередила – чёрные пальцы вцепились в её волосы, холодные, как проволока из морозного ада. «Отпусти! — она вцепилась в собственное отражение в медном подносе на стене, но лицо в нём улыбалось чужим, перекошенным оскалом. – Что вы с ней сделали?»

«Спросите лучше: что она сделала с вами? — Зак провёл рукой по воздуху, и тень Лиры заговорила её голосом, но с хрипом утопленницы: „Боюсь… боюсь, что отец правда отдал меня… боюсь, что я – её…“ – Вот ваши страхи, — он поймал жука-песчинку и раздавил, брызги превратились в капли ртути. – Свежие, как утренняя роса. Танит любит их на завтрак».

Лира, стиснув зубы, ударила локтем в тень. Та взвыла, выпустив её, но на полу остались чёрные полосы – как следы от когтей. «Мой отец… — она вытащила из-за пазухи медальон с его портретом – стекло треснуло, разделив лицо на „до“ и „после“. – …верил вам. А вы его предали!»

«Предал? — Зак сорвал со стены ковёр, и под ним открылась фреска: отец Лиры, стоящий на коленях перед женщиной с рогами и крыльями стервятника. У её ног – колыбель с ребёнком, чья шея была украшена „Шин“. – Он молился, чтобы она взяла вас обратно. Но вы… — Он ткнул в фреску, и краски ожили, заструившись кровью по стене. – …оказались слишком вкусны для этого мира».

Тень Лиры метнулась к фреске, сливаясь с изображением ребёнка. Настоящая Лира почувствовала, как шрам на шее загорелся, выжигая имя «Танит» прямо в кость. «Врёте! — она схватила подсвечник и швырнула в Зака. Свеча, пролетев сквозь его плечо, вонзилась в фреску, и женщина с рогами повернула голову. Глаза – два колодца – уставились на Лиру.

«Спросите её саму, — Зак расстегнул рубаху, обнажив грудную клетку. Вместо сердца там зияла дыра, из которой выползла змея с человеческим лицом. – Но учтите: она ненавидит… — Змея заговорила голосом Лиры-ребёнка: «…когда куклы ломают сценарий».

Лира, шатаясь, подняла осколок зеркала. В отражении её тень стояла за спиной Зака, целуя его висок. «Довольно! — она вонзила осколок в ладонь, и кровь, густая как смола, залила пол. – Я найду Хамсин без ваших игр!»

«Уже нашли, — Зак указал на лужицу её крови. В ней отражался корабль с парусами из кожи, плывущий по чёрной реке. На палубе стояла женщина с рогами… и девочка с «Шин» на шее. – Он ждёт вас в Гадире. — Он наступил на отражение, и стекло треснуло. – Но помните: плыть будет не ваша тень…

…а вы станете тенью».

Ветер рвал платок с её головы, песок сек лицо, словно тысячи крошечных лезвий, оставляя на коже узоры, похожие на клинопись древних проклятий. Лира прикрыла рот краем одежды, но крупинки уже забивались под язык, скрипя на зубах, как перемолотые кости. «Завтра на рассвете! — голос Зака прорвался сквозь вой бури, будто его губы касались её уха сквозь толщу времени. – Или „Хамсин“ унесёт ваши кости туда, где даже тени плачут!» Его фигура, расплывчатая за стеной песка, казалась частью самой стихии – руки, как ветви мёртвого дерева, указывали на порт. Тень за ним, растянувшаяся через всю площадь, вонзилась когтем в землю у её ног, и трещина побежала к горизонту, обнажая под песком чёрный лак, словно пустыня была всего лишь картиной на гигантском гробу.

«Почему завтра? — она закричала, но ветер вырвал слова и разорвал их в клочья. – Боитесь, что я увижу, как ваша тень сгниёт на солнце?»

«Солнце здесь не встаёт, — засмеялся Зак, и смех его превратился в скрип ржавых петель. – Оно тонет в Хамсине. Как и вы… — Его тень метнулась к порту, и вдали, сквозь песчаную завесу, закачался силуэт корабля. Ржавые борта, облепленные ракушками, напоминали чешую гигантской рыбы, а мачты, покрытые паутиной, скрипели, будто кости старика. – …если не успеете стать ветром!

Лира шагнула вперёд, но песок под ногами внезапно стал вязким, как болотная трясина. Чёрные пузыри поднимались на поверхность, лопаясь с запахом серы и гнилых яиц. «Ваши угрозы – детские сказки! — она вырвала ногу из топи, и с ботинка стекала слизь, оставляя на песке следы, светящиеся бледно-зелёным. – Я сожгу этот корабль, как сожгла куклу!

«Сожгите, — Зак распахнул руки, и его плащ взметнулся, превратившись в стаю воронов. Они кружили над Лирой, крича её именем на языке, который щемил в висках. – Пепел всё равно поплывёт к Гадиру. А вы… — Один из воронов спикировал, вырвав прядь её волос. – …станете картой, которую я сложу из ваших костей!

Тень корабля на горизонте вдруг выросла, накрыв полнеба. Из трюма донесся стон – низкий, как гудение подземной реки. Лира почувствовала, как «Шин» на её шее забился, словно живой. «Он зовёт, — прошептала её собственная тень, вдруг ожившая и обнявшая её сзади. Холодные губы коснулись уха: «Ты слышишь? Он помнит твой первый крик… когда отец бросил тебя в колодец…

«Молчи! — Лира ударила локтем в тень, но та растворилась, смешавшись с песчаным вихрем. Когда она обернулась, Зака уже не было. На месте, где он стоял, лежал череп верблюда, заполненный скорпионами. Один из них выполз на край, жалом выписывая в воздухе буквы: «РАССВЕТ».

Вдали, у ржавого корабля, мелькнул огонёк – будто кто-то чиркнул спичкой в чреве чудовища. Лира выплюнула песок, смешанный с кровью от прикушенного языка, и потянулась к амулету. Металл жёг пальцы, но теперь это был жар живого угля. «Хорошо, — она прошептала, глядя на корабль, чьи паруса начали наполняться чёрным ветром. – Но я возьму тебя с собой, Зак… в самое пекло!

Песчаная буря стихла так же внезапно, как началась. На небе, кроваво-красном от заката, проступили звёзды – но не привычные созвездия, а знаки, напоминающие «Шин». Они мерцали, как глаза хищника, выслеживающего добычу. А где-то у причала, ржавый корабль тихо скрипел, готовясь к отплытию.

Керосиновая лампа коптила, отбрасывая на стены дрожащие тени, похожие на пальцы скелета, тянущиеся к свёрткам с динамитом. Лира туже затянула узел на верёвке, и пеньковые волокна впились в ладонь, оставляя красные метки, будто когти невидимого зверя. «Готово, — прошептала она, протирая лоб тыльной стороной руки, но пот смешался с сажей, превратив кожу в маску шута. Доктор, это я, Марко! – голос за дверью прозвучал сладко, как сироп, но с ноткой металла – словно кто-то царапал железом по стеклу.

Лира замерла, сжимая в руке фонарь. Стекло его было тёплым, а запах ладана из перфораций смешивался с керосином, вызывая тошноту. «Марко? — она прижалась глазком к двери. Коридор пуст, но на полу, у самого порога, лежал конверт цвета запёкшейся крови. – Я вас не звала. Уходите».

«Но доктор… — голос засмеялся, и смех рассыпался на звуки: скрип двери, шорох крыс, хлюпанье воды. – …вам нужна эта фотография. Посмотрите, как он улыбается…

Лира, не отрывая взгляда от глазка, нащупала нож за поясом. Лезвие, заточённое до бритвенной остроты, дрогнуло в руке. «Если вы Марко, — она медленно повернула ключ, – то скажите… какую наживку мы использовали в Сахаре?»

Тишина. Потом – хруст, будто кто-то разжёвал стекло. «Наживку? — голос теперь звучал из всех щелей сразу. – Вы… – пауза, и вдруг рёв: – САМА СТАНЕТЕ НАЖИВКОЙ!

Дверь затряслась, будто по ту сторону бился медведь в капкане. Лира отпрыгнула, задев стол. Склянки с порохом грохнули на пол, и жёлтые кристаллы рассыпались, шипя, как змеи. «Чёрт! — она бросилась к окну, но ставни захлопнулись сами, впиваясь в раму шипами из ржавчины. – Проваливай, тварь!

Удар стих. В тишине слышалось лишь тяжёлое дыхание – не её, а кого-то за дверью. Лира, дрожа, подцепила конверт ножом. Бумага была шершавой, словно сделана из высушенной кожи, а печать – оттиск крылатой женщины с рогами – пахла миндалём и разложением. Внутри лежала фотография: Зак в пробковом шлеме и кожаной куртке стоял у саркофага, покрытого иероглифами. Дата в углу: «1921». Но не это заставило её вскрикнуть – на заднем плане, в тени колонн, виднелась девочка с «Шин» на шее. Её собственное лицо.

«Невозможно… — Лира уронила фото, и оно прилипло к полу, словно живое. – Мне… не было и ста лет…

В углу комнаты зашипело. Тень от фонаря поползла по стене, принимая форму женщины с рогами. «Время в Гадире… — прошелестели обои, – …течёт вверх по лезвию ножа. Ты уже там. Ты всегда была там…

Лира схватила склянку с порохом и швырнула в тень. Стекло разбилось, жёлтые кристаллы вспыхнули синим пламенем, и комната наполнилась вонью горелых волос. «Убирайся! — она вытащила из-под кровати револьвер отца. Смазка на стволе блестела, как слеза. – Или я отправлю тебя обратно в песок!

Тень засмеялась, растворяясь. На полу, где горел порох, проступили буквы: «ОНА ЖДЁТ У КОЛОДЦА». Лира, спотыкаясь, подбежала к столу и схватила карту. Бумага была влажной, как после дождя, а чернила расплылись, образуя новое очертание – корабль с парусами из пепла.

«Хамсин… — она провела пальцем по маршруту, и кожа слиплась с бумагой, словно карта жаждала впитать её. – Ты возьмёшь меня к нему. Или я сожгу тебя дотла».

Снаружи завыл ветер, и ставни заскрипели, открывшись. В окне, в обрамлении ржавых петель, виднелся ржавый корабль – ближе, чем прежде. На палубе стояла женщина с рогами… и махала ей рукой, как старой знакомой.

Пламя керосиновой лампы дёрнулось, отбрасывая на фотографию дрожащие блики, будто пытаясь сжечь изображение. Лира прижала снимок к горячему стеклу, и эмульсия начала пузыриться, обнажая под слоем бумаги другую картинку – Зака, стоящего у того же саркофага, но уже в римских доспехах. «Не может быть… — её голос сорвался, как ржавый гвоздь из доски. – Экспедиция де Гроота пропала в песках… а ты… ты был там!»

На обороте, сквозь полупрозрачную бумагу, проступили слова, выведенные дрожащим почерком чернилами цвета запёкшейся крови: «Он не стареет. Его тень ест время». Лира провела пальцем по буквам, и кожа тут же покрылась волдырями, будто текст был выжжен кислотой. «Что ты за чудище? — она обернулась, но комната была пуста. Только тень на стене – высокая, с плечами, неестественно выгнутыми назад – медленно приближалась, цепляясь «руками» за трещины в штукатурке.

«Чудище? — голос Зака прозвучал у самого уха, холодное дыхание заставило ёжиться. – Я – напоминание. Песчинка в часах, которая царапает шестерёнки… — Тень на стене подняла руку, и в ладони её загорелся символ „Шин“, проецируясь на лицо Лиры. – …чтобы вы не забывали: ваш мир – всего лишь плёнка на глазу Танит».

Лира рванулась к столу, опрокинув лампу. Керосин разлился, пламя лизнуло пол, но вместо огня из луж поднялись чёрные струйки дыма, складывающиеся в даты: 1921… 1943… 2025… «Перестань! — она затоптала дым сапогом, но цифры проступали сквозь кожу, жгли подошву. – Где ты взял это фото?»

Тень засмеялась, и потолок закапал. Капли падали на плечи Лиры, оставляя пятна, как от пальцев. «Оно всегда было у тебя, — прошипел Зак. Его силуэт теперь отражался в луже керосина – без головы, с рёбрами, торчащими из груди, как прутья клетки. – В той самой коробке, что отец подарил на восьмой день рождения… помнишь? Под розовой лентой…

«Врёшь! — Лира схватила со стола бронзовый подсвечник и швырнула в тень. Металл пробил стену, но из дыры хлынула вода – солёная, густая, с медузами, бьющимися в агонии. – Я сожгла ту коробку!»

«Сожгла? — Тень Зака растворилась, и голос зазвучал из каждой капли на полу. – Тогда почему ты до сих пор носишь её ключ?» Лира инстинктивно схватилась за шею, где на цепочке висел крошечный железный ключик. «Это… подарок матери… — она попятилась, наступив на медузу. Та лопнула, обдав ногу слизью, которая тут же застыла, как цемент.

«Матери? — В луже керосина возникло лицо женщины – её глаза были зашиты верёвками, а изо рта торчал ключ, идентичный тому, что на шее Лиры. – Она ведь так и не назвала тебя дочерью… — Вода внезапно втянулась обратно в стену, оставив на полу ракушки, шептавшие на забытом языке.

Лира, дрожа, подняла фото. Теперь на нём был она сама, стоящая рядом с Заком у саркофага. Дата: «1921». На её шее красовался «Шин», но не как шрам – а как ошейник с цепью, уходящей вглубь изображения. «Что… что я такое?» – выдохнула она.

«Смотрительница, — ответил Зак, материализовавшись из теней за её спиной. Его рука, холодная и мокрая, как морская губка, легла на плечо. – Хранительница двери, которую нельзя открыть. Потому мы и найдём твоего отца… — Он повернул её лицо к зеркалу. В отражении Лира увидела себя с рогами, растущими из висков, и зрачками-вертикалями. – …в Гадире, где он спрятал твоё настоящее имя».

Она вырвалась, разбив зеркало локтем. Осколки упали, сложившись в стрелку, указывающую на окно. Ржавый корабль теперь стоял у самого причала, его борта покрылись плесенью, повторяющей узор «Шин». С палубы донёсся рёв – не ветра, а чего-то живого, голодного.

«Рассвет близок, — прошептал Зак, его тень таяла, как сахар в кипятке. – Решайся, Смотрительница… или твоё отражение уплывёт без тебя».

Дверь захлопнулась прежде, чем её пальцы коснулись ручки. Зак, распластавшийся по стене, как паук в паутине теней, медленно сполз вниз, его кости хрустели, словно ломались и срастались заново. «Вы всё ещё верите, что я монстр? — он щёлкнул языком, и тень Лиры приросла к полу, обвив её лодыжки холодными щупальцами, проникающими под кожу. – Я – страж. Последний щит между вашим миром и тем, что жрёт время за щекой, как жвачку».

Лира рванулась, но тугой узел из теней стянул её голени, волокна впились в мышцы, будто иглы дикобраза. «Страж? — она выхватила нож, лезвие блеснуло, разрезав воздух, пахнущий гниющим пергаментом. – Больше похоже на крысу, которая пролезла в щель между мирами!»

«Щель? — Зак рассмеялся, и из его рта выпали зубы, превратившись в песок, который зашипел на полу, как масло на раскалённой сковороде. – Это не щель. Это Хамсин – река из снов утопленников. — Он шагнул вперёд, и пол под ним прогнулся, застонав. – А Врата… — Его ноготь, длинный и изогнутый, как серп, впился в её ладонь. Кровь, густая и тёмная, выступила, складываясь в символ „Шин“. – …уже открыты настежь. Ваша тень – последний ключ».

Лира вскрикнула, но боль тут же сменилась жжением – знак на ладони светился багровым, прожигая плоть до кости. «Вы… — она попыталась вырваться, но тень потянулась к её груди, проникая под кожу, как чернильная капля в воду. – …украли её! Как украли отца!»

«Украл? — Зак схватил её за подбородок, его пальцы оставили синяки, цветом напоминающие трупные пятна. – Он сам бросился в Гадир, чтобы спасти вас. Но вы… — Его глаза, лишённые зрачков, отразили её лицо – искажённое, со ртом, растянутым до ушей. – …оказались слишком похожи на неё. — Он дёрнул головой, и кожа на его лице сползла, как маска, открыв под ней лицо её отца – полуразложившееся, с червями в глазницах. – Ты думаешь, я не пытался его остановить?