Психолог, который калечит

Алиса и Диккенс носились по поляне, оставляя за собой следы на влажной после дождя траве. Пес с радостью подхватывал брошенную палку, а девочка смеялась, видя, как серьезно он несет свою добычу обратно.

Лиза с Леной сидели неподалеку на лавочке и вели банальный разговор.

– Не жалеешь, что не стала врачом? – неожиданно спросила Лена, кивнув в сторону племянницы.

Лиза на мгновение замерла, словно не ожидая такого вопроса.

– О чем ты?

– Я помню, как ты мечтала о медицинском. А потом… беременность, и все планы коту под хвост.

Губы Лизы слегка дрогнули, но она быстро взяла себя в руки.

– Лен, это было мое решение.

– Ты же с седьмого класса твердила, что видишь себя только психиатром. А потом эта… ошибка… Твоя беременность стоила тебе карьеры…

– Сама ты ошибка! – Резкий голос Алисы прозвучал, как удар. Девушки резко обернулись – девочка стояла в нескольких шагах, кулаки сжаты, а в глазах блестели слезы.

– Алиса… – начала Лиза, но дочь уже развернулась и побежала прочь.

Девочка остановилась только у самого карьера, где села на большой камень, обхватив колени руками. Лиза подошла осторожно, словно боясь спугнуть. Она знала, если ребенок случайно слышит болезненный разговор, важно проговорить его эмоции, подчеркнуть: «Взрослые иногда говорят резко, но это не значит, что они правы» и закрепить уверенность: «Ты – самое важное, что у меня есть». И все это необходимо сделать, не нарушая личное пространство, используя «я-послания», а в конце перевести фокус на позитив.

– Можно я сяду рядом? – спокойно спросила Лиза.

Алиса не ответила, но и не убежала.

– Ты расстроилась из-за слов Лены? – Она присела с боку, не спеша, давая дочери время.

– Мам… – голос девочки дрогнул. – Ты правда из-за меня не стала врачом?

Лиза глубоко вдохнула, собираясь с мыслями.

– Солнышко, я не стала врачом, потому что сама так решила. Ты здесь ни при чем.

– Но это же из-за того, что ты забеременела мной?

– Да, но я могла пойти учиться позже, а я не захотела. Потому что причина была не в тебе.

Алиса подняла глаза, в которых читалось столько боли, что у Лизы сжалось сердце.

– А почему Лена так говорит?

– Она не подумала и сказала глупость. – Лиза осторожно обняла дочь. – Ты моя самая большая радость в жизни! Ты моя первая любовь! Ты та, которая учила меня быть матерью. Как ты можешь быть ошибкой?

Девочка прижалась к ней, и Лиза почувствовала, как по ее спине пробежала дрожь.

– В тот день, когда я впервые взяла тебя на руки, я поняла, что нет ничего важнее в жизни, чем ребенок. Мой ребенок.

– Правда?

– Правда.

Алиса задумалась, потом тихо спросила:

– Ты не обманываешь?

Лиза покачала головой в разные стороны.

– А еще… Если бы не ты, я бы не познакомилась с папой.

– Ты про Серёжу?

– Да.

– Как это?

– Я познакомилась с ним в институте, куда пошла учиться. А если бы поступила в медицинский, то… – Лиза улыбнулась. – Тогда не было бы ни его, ни Саши. Ни нашей семьи.

Девочка задумалась, потом неожиданно рассмеялась:

– Получается, я тебе даже помогла?

– Конечно! – Лиза прижала ее крепче. – Ты мне во всем помогаешь. Даже когда не подозреваешь об этом.

Вдалеке раздался лай Диккенса – он явно устал ждать и требовал внимания. Алиса вскочила:

– Пошли к ним?

– Пошли.

И когда они шли обратно, Лиза поймала себя на мысли, что она справилась на «отлично»: не обесценила чувства дочери, дала ей уверенность в своей нужности и переключила фокус на положительные стороны. Это был пример эмоционально грамотного родительства, где ребенок чувствует, что его любят безусловно, чтобы Алиса вынесла из ситуации опыт поддержки, а не травму.

А Лена наблюдала за сестрой и племянницей, возвращающимися с карьера. Алиса что-то оживлённо рассказывала, размахивая руками, а Лиза слушала с той мягкой улыбкой, которая всегда появлялась, когда она общалась с детьми.

В груди защемило. Лена вдруг осознала, что завидует сестре. Не её жизни, не идеальной семье… А той лёгкости, с которой сестра находила самые нужные слова. Тем простым, тёплым фразам, что залечивали детские обиды лучше любых лекарств. Сама же она не смогла выдавить из себя даже «Прости». Такого простого слова, которое так не просто порой давалось. Особенно когда его нужно было сказать ребёнку.

Просить прощения у детей считалось непозволительной роскошью для многих взрослых. Возможно, потому что они не осознавали серьёзности своих поступков по отношению к маленькой, но уже личности. А возможно… потому что боялись признать: тот, кто младше и, казалось бы, неразумнее, достоин подтверждения твоего взрослого провала.

Но истина, как это часто бывает, лежала посередине. Любой человек, независимо от возраста, заслуживал извинений. И признать свою ошибку – значило не расписаться в собственном поражении, а проявить настоящую зрелость.

Диккенс вдруг потянулся и лизнул её ладонь. Лена вздрогнула, возвращаясь в реальность. Алиса уже бежала к ним, крича что-то про мороженое. Лиза шла следом, и в её глазах читалось то самое понимание, которого Лене так не хватало.

«Может, и мне стоит научиться говорить эти простые слова?» – мелькнуло в голове. Но вслух она лишь крикнула:

– Мне ванильное!

И когда Алиса рассмеялась в ответ, Лена почувствовала, как какая-то старая, застарелая тяжесть в груди начинает понемногу рассасываться.

Глава 19. Правда о биологическом отце

Лиза постучала в дверь комнаты дочери легким, привычным стуком – не слишком тихим, чтобы не испугать, но и не громким, чтобы не нарушить хрупкие границы.

– Входи, – донеслось из-за двери.

Алиса сидела на кровати, укутавшись в одеяло, а в руках у нее был старый альбом с фотографиями. Лиза сразу заметила, как дочь напряглась при ее появлении – плечи слегка поднялись, пальцы сжали край страницы.

«Она готовилась к этому разговору», – промелькнуло в голове.

– Пришла пожелать тебе спокойной ночи, – мягко сказала она, садясь на край кровати.

– Мам… Посиди со мной немного? – голос дочери звучал неуверенно, почти как в детстве, когда она боялась темноты.

«Не убегай от разговора. Если она решилась заговорить – значит, доверяет. Разрушь это доверие сейчас – и следующий разговор может случиться через годы… или никогда».

– Конечно, – Лиза придвинулась ближе. – Хочешь поговорить?

Алиса опустила глаза, перебирая уголки фотоальбома.

– Ты сегодня сказала, если бы не я… ты бы не встретила папу.

– Да.

– А мой… настоящий отец… – она сделала паузу, подбирая слова, – почему он не захотел быть со мной?

Лиза почувствовала, как в груди что-то сжалось, но внешне осталась спокойной. «Только не называй его „настоящим“. Для нее это может значить, что Сергей – „ненастоящий“. Слова имеют вес. Она всегда знала правду, но сегодня впервые спрашивает. Не как ребенок – как подросток, который хочет понять».

– Потому что мы были очень разными. Я – заканчивала школу, он – уже взрослый мужчина. Он не был готов к ребенку… и, наверное, к такой ответственности вообще.

– То есть… он просто сбежал?

Голос дрогнул. Лиза осторожно взяла ее руку.

– Да. Но знаешь, что я поняла потом? Если бы он остался… у нас не было бы той семьи, что есть сейчас.

Алиса нахмурилась.

– Но почему он даже не пытался меня увидеть?

«Не обесценивай ее боль. Даже если твой ответ не сможет ее утешить – он должен быть честным».

– Не знаю, – честно призналась Лиза. – Возможно, ему было стыдно. Или он думал, что будет только мешать. Но это не из-за тебя, понимаешь? Это его выбор, его слабость. Ты здесь ни при чем.

– А… он знает, какая я? Интересовался мной?

Девочка отвернулась, но Лиза заметила, как ее пальцы вцепились в одеяло. «Осторожно. Она ищет подтверждения, что важна. Даже тому, кто ее оставил».

– Нет. И знаешь, может быть так даже лучше. Потому что, если бы он вдруг появился сейчас… он бы не знал, что ты любишь «Форсаж», но боишься ужастиков. Что ты рисуешь потрясающие комиксы. Что ты терпеть не можешь манную кашу. Он бы видел тебя чужой. А Сергей… он знает.

Алиса медленно выдохнула.

– Он правда меня любит? Даже если я не его?

Лиза почувствовала, как в горле встает ком.

– Солнышко, он тебя обожает. Помнишь, как он три ночи сидел с тобой в больнице, когда у тебя болел живот? Или как водил тебя на бальные танцы, хотя терпеть не может эту музыку?

Уголки губ Алисы дрогнули.

– А ты… тебе было тяжело? Одной?

Лиза вздохнула. «Не пугай ее своими страхами. И дай понять, что она стоила того».

– Было. Но я была не одна. Мне помогали родители. А еще… когда я впервые взяла тебя на руки… все страхи исчезли. Ты была такая маленькая, а уже диктовала правила – кричала, если голодная, тыкала мне кулачком в щеку, когда хотела внимания.

Алиса наконец улыбнулась.

– Я и сейчас диктую правила.

– И всегда будешь, – Лиза обняла ее.

– Мам… а какой он?

Пауза. «Она имеет право знать. Но не сейчас – не перед сном. Это останется с ней до утра».

– Давай поговорим об этом завтра? Когда у нас будет больше времени.

Девочка задумалась, потом кивнула.

– Договорились.

Лиза поцеловала ее в лоб, пожелала спокойной ночи и выключила свет. Уже в дверях она услышала тихое:

– Спасибо. За то, что ты не сбежала.

Глаза матери наполнились слезами.

– Никогда. Я люблю тебя.

Лиза вернулась в свою спальню, закрыла за собой дверь и прислонилась к ней лбом, чувствуя, как дрожат руки.

– Она всегда знала, что ты не ее биологический отец, – тихо проговорила она. – Но сегодня впервые спросила по-настоящему.

Теплые руки обхватили сзади. Сергей прижал подбородок к ее плечу.

– Ты справилась, – прошептал он.

– Я не знаю, правильно ли ответила…

– Правильно.

Он повернул ее к себе, осторожно вытирая молчаливые слезы, катившиеся по ее щекам.

– Она взрослеет, Лиз. Такие вопросы будут приходить снова. Но ты показала ей главное – что она любима.

Лиза прижалась к его груди, слушая ровный стук сердца.

– Спасибо, – прошептала она.

– За что?

– За то, что стал ей отцом.

Сергей улыбнулся:

– Да я просто счастливый подарок судьбы получил – не только любимую женщину, но и самую лучшую дочку.

И в этот момент Лиза поняла – несмотря на все тревоги, все страхи, все «если бы» – именно так все и должно было случиться.

Глава 20. Ночные кошмары

Лена проснулась среди ночи с резким вдохом, как будто вынырнув из глубины. Ее тело покрылось липким холодным потом, сердце бешено колотилось, а в горле стоял ком, мешающий сделать полноценный вдох. Она судорожно схватилась за край кровати, пытаясь убедиться – это всего лишь сон. Но кошмарные образы продолжали всплывать перед глазами с пугающей четкостью.

В сновидении она пришла на прием к психологу. Кабинет выглядел странно – слишком уютно, больше похоже на гостиницу, чем на профессиональное пространство. Терапевт, чье лицо постоянно менялось, протягивал ей бокал вина. «Чтобы расслабиться», – говорил он мягким, маслянистым голосом. Лена знала, что это непрофессионально, но ее руки сами потянулись к бокалу. Потом – резкий скачок сна. Она проснулась в незнакомой постели, с тяжелой головой и ощущением грязи на коже. Ужас охватывал ее целиком, хотелось бежать, но она не могла.

Диккенс, почуяв неладное, сразу поднялся со своего места и влажным носом ткнулся ей в лицо, напомнив: «Я здесь, ты в безопасности». Лена машинально провела пальцами по его шерсти, ощущая знакомые жесткие волоски. Это помогло немного успокоиться.

Но стоило закрыть глаза, как перед ней всплыли обрывки воспоминаний, смешиваясь с кошмаром. Квартира знакомого парня, которого она считала другом. Его настойчивые предложения выпить. Ее маленькая бутылочка, которую она всегда носила с собой, «случайно» разбита им. Его пиво с противным горьким вкусом, которое она согласилась попробовать. Всего пара глотков. Потом – провал в памяти. Утро после. Головная боль. Чужая постель. Ощущение грязи, которое не смылось даже под самым горячим душем. Она так и не вспомнила, что произошло той ночью, но тело помнило все. Помнило и молчало.

Лена встала с кровати, чувствуя, как подкашиваются ноги. В ванной она умылась ледяной водой, пытаясь смыть остатки кошмара. В зеркале на нее смотрело бледное лицо с темными кругами под глазами. «Ты выглядишь ужасно», – мысленно констатировала она.

И тут в памяти всплыла запись из Яниного дневника: «Открыла кран, а из него течет грязная вода. Мне никогда не смыть эту грязь!» Теперь Лена понимала это ощущение слишком хорошо. Как будто вся грязь мира проникла под кожу и никак не смывается. Она залезла под душ. Горячие струи воды обжигали кожу, но ощущение нечистоты не исчезало.

Выключив воду и, завернувшись в полотенце, Лена опустилась на корточки прямо в ванной, прижавшись лбом к холодному кафелю. «Дыши, просто дыши», – приказывала она себе.

Постепенно дыхание выравнивалось и Лена вернулась в комнату, где, сидя на кровати, встретилась взглядом с Диккенсом, в котором читалось столько преданности и заботы, что на глазах неожиданно навернулись слезы. Она потянулась к нему, обняла за шею, чувствуя, как его тепло постепенно разгоняет холод внутри.

«Это не ты грязная, – вдруг осенило ее. – Это они. Они оставили на тебе свои грязные следы». Эта мысль, такая простая и очевидная, почему-то никогда не приходила ей в голову раньше.

Глава 21. Психологический сеанс

Кабинет психолога оказался именно таким, каким его описывала Яна в дневнике – уютным, без навязчивой стерильности клиник, но и без панибратской домашности. Книжные полки, аккуратно расставленные растения, мягкий свет лампы, создающий ощущение безопасности. Сам Дмитрий – мужчина лет тридцати пяти с внимательными серыми глазами и спокойными движениями – встретил ее у двери, не протягивая руку для рукопожатия, лишь слегка кивнув.

– Присаживайтесь там, где вам будет комфортнее, – он обвел кабинет взглядом, – пуфик, кресло, диванчик или даже ковер.

Лена выбрала небольшой диван у окна, пристроившись на самом краю, как будто готовая в любой момент вскочить и убежать.

– Прежде чем мы начнем, – его голос звучал ровно, без давления, – я хочу предложить перейти на «ты» во время наших сессий. Это помогает создать более доверительную атмосферу, стирает формальности.

Лена кивнула, сжимая ремешок сумки-рюкзака.

– Хорошо. Расскажи, что привело тебя сюда? – Дмитрий сел напротив, сохраняя дистанцию.

Тишина растянулась.

– У меня… есть травма. Связанная с мужчинами.

– Ты можешь сказать, какая именно?

Она резко вдохнула, будто собираясь нырнуть в холодную воду.

– Я не могу рассказать всё, потому что мне невыносимо стыдно. Это как… прийти на прием, где нужно раздеться, а там врач-мужчина, и он говорит: «Что я там не видел!» Но дело не в нем. Для меня он сначала мужчина… и только потом специалист. Вот и сейчас такое… Я понимаю, что ты хочешь помочь, но обнажиться нужно мне.

Дмитрий не перебивал. Просто ждал.

– Когда пытаешься обнажить душу, а там… – голос Лены сорвался.

– Там рана, – тихо закончил он. – Давай попробуем иначе. Бывают ли у тебя моменты, когда воспоминания накрывают внезапно? Будто это происходит прямо сейчас?

– Каждую ночь, – она стиснула кулаки. – Просыпаюсь и не могу дышать. Иногда днем, если кто-то резко заденет меня в толпе.

– А как тело реагирует?

– Дрожь. Тошнота. Как будто… Как сегодня… Мне снился кошмар… Мне часто снятся кошмары… Это как в ее дневнике… Грязная вода и ощущение, что я никогда не отмоюсь от этого. – Она резко встала, подошла к окну. За стеклом мерцали огни парковки, где в машине ждал Диккенс. – Почему мне снятся кошмары?

– Часто?

– Периодически.

– Может, гормональное?

– Такое бывает?

– Конечно! Попробуй отследить свой цикл и сны.

– Хочешь рассказать, что тебе снилось?

– Эм… – Лена растерялась, ведь ей снился сеанс у психолога, с которым она потом провела ночь. – Я не знаю, как об этом рассказать…

– Мы можем сделать паузу, – предложил Дмитрий.

– Нет. Просто… трудно говорить об этом прямо.

Он кивнул:

– Тогда давай попробуем иначе. В следующий раз встретимся в кафе через дорогу. Нейтральная обстановка иногда помогает.

– Это… необычно.

– Иногда нужно стереть границы, чтобы построить новые. Подумай и сообщи завтра, если согласна.

Когда она вышла в прохладный вечер, первое, что увидела – настороженную морду Диккенса через оконное стекло автомобиля.

– Вроде не чокнутый, – прошептала она, залезая на водительское место. Пес тут же сунул холодный нос ей в шею.

Лена завела машину, но не сразу тронулась с места. Пальцы её сжимали руль, пока она перебирала в памяти детали сеанса – ни одной пошлой шутки, ни одного лишнего прикосновения, никакого давления. Только вопросы, которые не ранили, а помогали выдохнуть. Даже предложение встретиться в кафе – не попытка нарушить границы, а способ сделать терапию менее пугающей.

– Может, он действительно знает, что делает? – прошептала Лена, гладя Диккенса по голове.

Пёс вздохнул, будто говорил: «Главное, чтобы ты знала, что делаешь».

Она улыбнулась и включила передачу. Впервые за долгое время казалось, что где-то впереди – не тупик, а дверь. И пусть она пока приоткрыта лишь на щелочку, но это уже что-то.

– Завтра напишем ему, – сказала она, выезжая на пустынную вечернюю дорогу.

Диккенс лег на заднем сиденье, удовлетворённо зевнув.

А Лена ехала домой, и в голове её, вместо привычного хаоса, звучала всего одна мысль: «Возможно, Виктория просто что-то напутала, и Яна не встречалась с ним, а просто их сеансы были в неформальной обстановке…» Ей хотелось верить, что было именно так.

Глава 22. В кафе

Кафе «Старый город» пахло свежесваренным кофе и корицей. Лена сидела у окна, разминая пальцами уголок бумажной салфетки, пока Дмитрий внимательно слушал ее рассказ о родителях.

– Папа всегда был молчаливым, – говорила она, следя, как тает сливка на поверхности рафа. – Возвращался из рейсов, разгружал сумку с гостинцами – мне шоколадку «Алёнка», Лизе – «Мишку на Севере». Садился за стол и… молчал. Как будто все важные слова оставались где-то на тех дорогах.

Дмитрий аккуратно помешивал ложкой свой американо:

– А мама?

– Мама компенсировала. Говорила за двоих, смеялась за двоих, волновалась… – Лена сделала глоток кофе. – Иногда мне кажется, я унаследовала от них оба этих качества. Молчу, как папа. Но внутри – такой же ураган, как у мамы.

– Ты злишься на него? На отца?

Вопрос застал врасплох. Лена задумалась, наблюдая, как за окном стайка школьников о чем-то спорила.

– Нет. Мне его… жаль. Он просто не умел по-другому. Когда мне было четырнадцать, я заболела воспалением легких. Температура под сорок, бред. И вот однажды ночью я просыпаюсь – он сидит у моей кровати, держит меня за руку и… плачет. Молча. Это единственный раз, когда я видела его слезы.

Дмитрий кивнул, делая заметку в блокноте:

– Значит, любовь была. Просто без слов.

– Да. Без слов, – она вздохнула. – Наверное, поэтому мне так сложно верить, когда мужчины что-то обещают вслух.

Разговор тек легко, будто они знали друг друга годами. Когда Дмитрий спросил про отношения, Лена даже не напряглась:

– Нет, не замужем.

– А встречаешься сейчас с кем-то?

– Расстались не так давно… Или давно… – она покрутила чашку в руках. – Там все очень сложно.

– Понимаю, – он не стал копать глубже.

Когда сессия подошла к концу, Дмитрий закрыл блокнот:

– Сегодня было хорошо. Гораздо свободнее, чем в кабинете, правда? В следующий раз можем продолжить в таком же формате.

Лена кивнула. Впервые за долгое время терапия не оставила ощущения вывернутой наизнанку души.

Дмитрий похвалил ее за открытость и предложил продолжить в таком же неформальном формате.

– Только в следующий раз – кино.

– Будет кинотерапия? – Лена рассмеялась.

– Типа того, – улыбнулся он.

– Ну, давай! С тобой легко!

Он достал телефон, пролистал календарь – и лицо его омрачилось.

– Только на следующей неделе у меня время все занято… Если тебя не смутит, что это будет в 9 вечера?..

– А давай! – она ответила слишком быстро, будто боялась передумать.

Договорились. Фильм Дмитрий выберет сам – «Что-нибудь, что поможет продолжить нашу работу», – загадочно пояснил он.

Диккенс встретил ее в машине радостным поскуливанием. Лена запустила двигатель, но не сразу тронулась с места, давая себе время осмыслить сеанс.

«Странно, – думала она, глядя на отражение в зеркале заднего вида, – мы почти не говорили о травме. Только о семье. А стало легче».

Она вспомнила, как рассказывала про отца – и впервые не чувствовала привычной горечи. Как будто психолог каким-то образом помог ей отделить боль от любви, оставив только последнюю.

И впервые за много лет что-то внутри нее не кричало «Беги!», когда речь заходила о доверии. Может быть, потому что Дмитрий не требовал этого доверия сразу. Не лез в душу с ногами. Просто сидел рядом и давал понять: «Я здесь. Но ты решаешь, когда открыться».

Диккенс положил морду ей на плечо, тыкаясь влажным носом в шею.

– Да-да, едем, – улыбнулась Лена, включая передачу.

На светофоре ее телефон завибрировал – сообщение от Лизы: «Как ты? Встретимся на неделе?»

Лена набрала ответ одной рукой: «Нормально. Много работы. Давай на следующей? На ДР у мамы?»

Она не хотела этой встречи, но и полностью отказать не могла, поэтому работа и День рождения мамы – стали отличной отговоркой, которую сестра приняла без лишних слов.

На парковке у дома она еще минут пять сидела в машине, гладя Диккенса по голове и наблюдая, как в окнах зажигается свет.

«Когда-нибудь, я, возможно, смогу рассказать ему про тот случай, – подумала Лена.

И это «возможно» не вызывало ужаса. Лишь легкое волнение, похожее на то, что испытываешь, стоя на краю вышки перед первым в жизни прыжком в бассейн. Страшно. Но впереди – вода, которая примет.

Глава 23. Неожиданная встреча

Их очередная неформальная терапевтическая встреча началась с кино. Комедия «Походу любовь» оказалась удачным выбором – легкая, но не пустая, с тонкими наблюдениями о человеческих отношениях. Когда они вышли из кинотеатра, Дмитрий предложил зайти в ближайшее кафе продолжить обсуждение фильма. Лена согласилась – после полутора часов смеха и анализа киноперсонажей она чувствовала себя необычайно расслабленно.

Поздний вечер, несмотря на раннюю весну, был очень тёплый и красивый: звёздное небо и огромная луна, которую время от времени накрывали лёгкой дымкой облака.

– Вы просто ангел, спустившийся откуда? – с улыбкой произнес Дмитрий, придерживая для нее дверь кафе.

– Из Пскова, – автоматически ответила Лена, вспомнив следующую реплику из только что увиденного фильма.

Они рассмеялись одновременно – это был тот редкий момент, когда шутка попадала точно в цель.

Смех замер на ее губах, когда за барной стойкой она увидела Его – невысокого брюнета, с такой уверенной осанкой, что это сразу бросалось в глаза. Его темные волосы были слегка растрепаны, как всегда, когда он забывал о расческе.

Андрей. Сколько времени прошло с их последней встречи? Месяц? Больше?

Она машинально сжала ремень сумочки, внезапно осознавая, как выглядит: сапоги на каблуке, красное платье, легкий макияж – совсем не та Лена, которая завалена работой. Рядом с ней – высокий брюнет с лукавым взглядом карих глаз в белой рубашке, черном костюме и лакированных туфлях. Сцена выглядела как предательство, хотя они давно расстались.

Андрей смотрел прям на нее. Их глаза встретились, но она не отвела взгляд, а собралась и, улыбнулась своему спутнику:

– Классный был фильм!

– Я же говорил – тебе понравится!

Неловкую сцену нарушил бариста:

– Ваш заказ?

– Большой раф с имбирем и мятой, пожалуйста, – автоматически ответила Лена, чувствуя, как Андрей рассматривает ее с ног до головы.

– А ты? – обратилась она к Дмитрию, нарочито демонстративно.

– Да, мне американо, пожалуйста, – сказал он бариста, затем понизил голос, обращаясь к Лене: – Мы здесь будем или поедем?

– Как хочешь, – улыбнулась она, бросая вызов и себе, и Андрею.

Ей хотелось увидеть, что он будет делать. Ведь они не поздоровались и не подали виду, что знакомы. Она подумала: «Почему я побоялась? Ведь мы давно уже не вместе…» Но ответа на этот вопрос не было, лишь раздирающие голову мысли, фоновой тревогой бьющие в виски.

Дмитрий отлучился в туалет, и она, воспользовавшись моментом, не поворачиваясь к Андрею, произнесла: