Психолог, который калечит

«Хороший мальчик», – мелькнуло в голове у Лены, в то время как её пальцы сами собой схватились за ошейник.

Незнакомец замедлил шаг, оценивающе оглядев пару.

– Красивая собака, – бросил он через плечо, продолжая движение.

Лена лишь кивнула, пропуская его вперед, но не расслабляясь. Она знала эти уловки – сначала безобидный комплимент, потом «не пойти ли нам с вами…»

Как она ненавидела эти игры. Почему они не могли просто пройти мимо? Почему всегда находился кто-то, кто считал своим долгом нарушить её покой? Её пальцы нервно держались за ошейник, пока она ждала, когда мужчина отойдёт на безопасное расстояние.

Но вместо этого он остановился у киоска в двадцати метрах впереди, делая вид, что что-то выбирает, но слишком явно поглядывая в её сторону. Лена почувствовала, как по спине пробежали мурашки. В Москве она научилась доверять только своей интуиции – и сейчас все внутренние тревожные звоночки звенели в унисон.

«Хватит на сегодня», – решила она и резко развернулась, направляясь обратно к парковке у дома Лизы. Диккенс моментально подстроился под её настроение, заняв защитную позицию сзади, периодически оборачиваясь, чтобы контролировать обстановку.

Лена почти бежала последние метры до машины, дрожащими руками открывая дверь. Диккенс запрыгнул на заднее сиденье без команды – он давно усвоил этот маршрут.

– Место, – бросила она уже автоматически, и пёс лег, но его тёмные глаза не отрывались от окна, следили за каждым движением снаружи.

Когда двигатель заурчал, Лена позволила себе выдохнуть. В зеркале заднего вида она ещё раз проверила – незнакомец действительно остался на месте, но теперь уже не скрывал, что наблюдает за её отъездом.

«Вот почему я предпочитаю собак», – подумала она, резко выезжая на пустынную ночную дорогу. Собаки не притворялись. Не играли в эти дурацкие игры. Они либо любили тебя, либо нет – без полутонов и без скрытых мотивов.

Она вспомнила, как Лиза смотрела на неё за ужином – с этой смесью беспокойства и надежды. «Расскажи», – словно говорил её взгляд. Но как объяснить то, что не укладывалось в обычные рамки? Как описать этот постоянный страх, это чувство, что ты всегда начеку, даже среди, казалось бы, близких людей?

Лена прикусила губу. Возможно, когда-нибудь она найдёт слова. Но не сегодня. Сегодня было достаточно того, что она вообще пришла на этот ужин. Для неё это уже был шаг вперёд.

Глава 10. Дневник Яны

Ключи звякнули о деревянную тумбу в прихожей, и этот звук разнесся по тихому дому, заставив Лену затаить дыхание. Она прижала ладонь к груди, чувствуя, как бешено колотится сердце – не столько от быстрой ходьбы, сколько от того, что происходило на улице. Диккенс, проскользнувший первым, уже сидел в темном коридоре, его умные глаза блестели в полумраке, следя за каждым движением хозяйки.

В доме пахло вечерним чаем, пирогами и чем-то неуловимо родным – запахом детства, который почему-то сейчас вызывал не уют, а странное сжатие в груди. Лена задержалась у зеркала в прихожей, мельком отметив свое отражение: бледное лицо, слишком широко раскрытые глаза, следы усталости под ними. Она машинально провела пальцами по шее, будто проверяя – все ли на месте.

Тихо ступая, направилась к своей комнате, но свет на кухне остановил ее. Отец сидел за столом, перед ним стояла полупустая кружка. Его большие, грубые руки лежали на столе – руки дальнобойщика, привыкшие к рулю, а не к нежностям.

– Лен? – его голос прозвучал тихо, но в ночной тишине показался ей неожиданно громким.

Она вздрогнула, как от внезапного хлопка.

– Я… у Лизы была. Ужинали.

Он медленно поднял на нее глаза – эти знакомые с детства глаза, в которых всегда читалось больше, чем произносилось вслух.

– Так поздно?

– Заговорились… – она отвела взгляд, чувствуя, как по спине пробежали мурашки. Он всегда знал, когда она врет. Всегда.

Но отец лишь кивнул, сделал глоток из остывающей кружки.

– Ладно. Спокойной ночи!

Ее комната встретила знакомым полумраком и запахом древесины. Лена щелкнула выключателем, и мягкий свет лампы осветил полки над столом: детские фотографии, где они с Лизой смеются, обнявшись; кубки с собачьих выставок, блестящие и холодные на ощупь; книги, которые она когда-то любила, но теперь они стояли нетронутые, покрываясь тонким слоем пыли. Диккенс запрыгнул на свою подстилку, свернулся калачиком, но его внимательные глаза не отрывались от хозяйки.

Лена села за стол, включила ноутбук. Синий свет экрана резко выделял ее худое лицо в темноте комнаты. Два новых сообщения:

Виктория прислала ссылку на дневник Яны.

Шеф: «Завтра жду статью».

Она замерла на мгновение, потом щелкнула по ссылке. Перед ней открылись чужие, такие знакомые слова:

«Мне всю жизнь нужно было, чтобы меня просто услышали…»

Первая же строчка впилась в сознание, как заноза. Лена почувствовала, как сжимается горло, как холодеют кончики пальцев.

«Сначала не слышали, а потом дали понять, что говорить не стоит. Но от этого желание только разрывало изнутри…»

Она машинально провела ладонью по шее, почувствовав под пальцами пульсацию вен. Где-то глубоко внутри зарождалось что-то тяжелое, болезненное.

«Когда Она окатила меня очередной дозой насилия, мне хотелось хоть с кем-то поговорить, а никого рядом не было. Никогда не было. И я, задыхаясь, ревела без остановки, проклиная всю свою жизнь».

Лена резко откинулась на спинку стула, словно получила удар в грудь. Кто эта «Она»? Мать? Подруга? Психолог? Но вопросы мгновенно утонули в следующей строчке:

«Я осталась жить, но что-то умерло во мне в тот день…»

Флешбэк. Не картинки. Не звуки. Только ощущения: холодный линолеум под щекой, липкий от чьего-то пота? крови? Тяжелый запах перегара, смешанный с дешевым одеколоном. Гул в ушах, будто после взрыва. И четкая, леденящая мысль: «Я умру. Сейчас все закончится».

Ее руки задрожали так сильно, что она с трудом удержала мышку. Сердце колотилось, вырываясь из грудной клетки, дыхание стало поверхностным, частым. Диккенс вскочил, уперся теплой мордой в ее колени – живой, настоящий якорь в этом внезапном шторме.

– Все… все нормально… – она сглотнула ком в горле, но голос прозвучал чужим, разбитым.

Прошло минут десять, прежде чем дыхание выровнялось, а пальцы перестали дрожать. Лена открыла документ World. Статья о Яне. Она писала быстро, механически, без души – так, как требовал шеф. Но в конце, вопреки всему, добавила две строчки из дневника:

«Иногда боль не кричит. Она молчит. И от этого – еще страшнее».

Сохранила. Выключила ноутбук. За окном уже серело – ночь подходила к концу, но покоя это не приносило. Лена легла, прижав к себе Диккенса, чувствуя его теплое, ровное дыхание.

«Я осталась жить. Но что-то во мне, действительно, умерло», – пронеслось в голове, прежде чем сон, наконец, сжалился над ней.

Глава 11. Расследование

Лена проснулась с ощущением, будто всю ночь бежала по узкому мосту над пропастью. Кошмары не оставили четких образов – только липкий страх, осевший где-то под рёбрами, и тяжесть в висках, будто кто-то сжимал её череп всю ночь. Она провела ладонью по лицу, смахивая невидимые остатки сна, и потянулась к телефону. Шесть утра. Диккенс, почуяв её движение, тут же поднял голову, уши настороженно торчком.

– Всё в порядке, – прошептала она, но собака не купилась на этот голос – хриплый, будто перетёртый песком.

Завтрак прошёл в тишине. Родители ещё спали, и Лена была благодарна за это – ей не хотелось объяснять, почему она ковыряется в тарелке, а не ест, или почему пальцы то и дело подрагивают, когда она подносит кружку ко рту.

В редакцию она приехала раньше всех. Пустой коридор, тиканье часов, скрип её собственных шагов – всё это казалось сейчас удивительно успокаивающим.

– Статья готова? – Шеф появился внезапно, как всегда, застав её врасплох.

– Да. Отправила вам на почту.

– Отлично! – Он кивнул и скрылся в своём кабинете.

Но Лене этого было мало. «Отлично» – не то слово, которым можно описать смерть девушки. Не то слово, которое должно закрывать историю.

Она вернулась в свой кабинет, открыла ноутбук и снова погрузилась в дневник Яны:

«Сейчас поеду на первый сеанс психотерапии. Посоветовали хорошего психотерапевта. Правда, не совсем нравятся его методы: психоанализ и точечный массаж. Еще и раздеваться надо… Вчера уже думала отменить встречу, но подруга убедила хотя бы попробовать. Схожу, посмотрю… Но все же меня смущает… Стоимость сеанса по современным меркам очень высока, а приём ведётся в обычной квартире. Ещё и просит принести пеленку».

Лена нахмурилась: «Пеленку к психотерапевту? Это что-то новое!»

Её пальцы сами собой потянулись к телефону.

– Алло? – голос Лизы прозвучал сонно.

– Это я. У меня вопрос.

– В восемь утра? – Лиза фыркнула, но в её интонации уже проснулся профессиональный интерес. – Что-то важное?

– Нормально ли, если психотерапевт делает массаж?

На другом конце провода воцарилась пауза.

– Какой именно массаж?

– Точечный. На сеансе психоанализа.

– Точечный… – Лиза задумалась. – Если это телесно-ориентированная терапия, то да, иногда используют лёгкие техники. Но…

– Но?

– Но психоанализ и массаж – вещи несовместимые. Это как смешать антидепрессанты с энергетиком.

Лена почувствовала, как в груди зашевелилось что-то холодное.

– А если просят раздеться?

– Что?! – Лиза резко повысила голос. – Лена, тебе кто такое предлагает?!

– Нет, – она слишком быстро ответила. – Это… для статьи.

– Для статьи, – повторила Лиза с явным недоверием. – Ладно. Так вот: никакого раздевания и массажа. Это смешение ролей – конфликт интересов. Если специалист на этом настаивает – беги.

– Поняла.

– Лен…

– Всё, мне пора. Спасибо.

Она положила трубку, не дав сестре договорить. Нужно было найти этого «удивительного» психотерапевта и убедиться, что он, действительно, работает в такой странной методике.

Имя психотерапевта Яна не указала, но Лена быстро нашла его сама: точечный массаж в описании методов, квартира-кабинет в спальном районе и цена – та же, что и в дневнике.

Она колебалась. Пальцы замерли над телефоном.

«А что, если…» – но мысль не закончилась. Вместо этого Лена набрала номер. На том конце ответил сам психотерапевт, представившийся Вячеславом. Он выслушал обращение, рассказал про терапевтический подход.

– Для массажа вам понадобится пелёнка, – объяснял мужской голос.

– А если я не хочу массаж? Мне нужна только психотерапия.

– Вы можете отказаться, – он замялся, – но я рекомендую пройти массаж.

– Почему?

– Это помогает снять блоки.

Лена с силой сжала телефон, до боли в пальцах – этот физический дискомфорт помогал ей сохранять видимое спокойствие. Она попросила время на размышление точно так же, как когда-то Яна. Сомнения роем кружились в голове: странные методы, подозрительные условия, этот абсурдный «точечный массаж». Но профессиональный интерес – то самое журналистское чутьё, что всегда вело её к разгадкам – в конечном итоге перевесил все опасения.

Перезвонив, она дала согласие на пробный сеанс, тщательно контролируя каждый звук своего голоса, чтобы не выдать внутреннего напряжения. Как только разговор закончился, и трубка легла на стол, её руки сами собой впились в волосы.

«Что я вообще делаю?» – этот вопрос прозвучал в сознании с пугающей ясностью. Но ответа не последовало – лишь странное, почти болезненное любопытство, разъедающее изнутри:

«Что на самом деле чувствовала Яна в тот момент? Что он с ней делал за закрытыми дверями той квартиры?»

Эти вопросы висели в воздухе, не находя разрешения, оставляя после себя лишь тяжёлый осадок тревоги и смутное предчувствие, что она стоит на пороге чего-то важного и одновременно опасного.

Диккенс, сидевший рядом, ткнулся носом в её колени.

– Всё хорошо, – она провела рукой по его голове. – Всё под контролем.

Но это была ложь. Контроля не было. Было только решение – пойти туда. Увидеть. Понять. Рискнуть.

Глава 12. Лолита

Звонок оборвался, оставив после себя гулкую тишину. Лиза медленно опустила телефон на одеяло, чувствуя, как пальцы слегка дрожат.

– Что это было? – Сергей перевернулся на бок, подперев голову рукой. Его голос, ещё хриплый от сна, звучал спокойно, но в глазах уже читался профессиональный интерес.

Лиза провела рукой по лицу, смахивая остатки дремоты.

– Лена звонила. Спрашивала про психотерапевта, который совмещает психоанализ с точечным массажем. Но самое странное, что он предлагает для этого раздеться.

Сергей нахмурился, брови сдвинулись в одну тёмную линию.

– Психоанализ с раздеванием? Кажется, я о таком слышал.

– Только не говори мне, что это нормально!

– Был у нас в больничке один такой… Вячеслав звали. Его лет пять назад выгнали за такие методы. Теперь принимает на дому, без лицензии, конечно.

– Ты знаешь его?

– Знаю. Полу-шарлатан, полу-фанатик. Уверен, что через телесные практики может «вылечить» любую проблему.

Лиза почувствовала, как в животе завязывается узел.

– А Лене он зачем? – Сергей сел на кровати, голос стал резче.

– Говорит, для статьи.

Они переглянулись. В этом взгляде было всё: и недоверие, и тревога, и молчаливое согласие не произносить вслух очевидное – Лена врёт.

Кухня наполнилась запахом кофе и горячих тостов. Лиза расставляла тарелки, стараясь не думать о звонке, но мысли возвращались снова и снова, как навязчивый ритм.

«Почему Лена интересуется этим Вячеславом? Что она задумала?»

Саша увлечённо рассказывал что-то про школу, размахивая ложкой, от которой летели брызги варенья. Сергей кивал, изредка вставляя замечания, но взгляд его блуждал где-то за окном.

Лиза налила себе кофе, но не пила – просто держала ладони вокруг кружки, чувствуя, как тепло проникает в кожу.

– Мам, ты меня слышишь? – Саша дотронулся до её руки.

– Конечно, – она насильно улыбнулась. – Доклад по английскому, да?

– По окружающему миру!

– Ах, да…

Кофе остывал.

После завтрака Лиза зашла в комнату. Дверь была приоткрыта, а внутри, у стеллажа с книгами, стояла Алиса.

Дочь перебирала корешки, её пальцы скользили по старым переплётам с какой-то странной, почти торопливой решимостью.

– Что ты ищешь? – спросила Лиза, прислонившись к косяку.

Алиса вздрогнула, но не обернулась.

– У нас есть «Лолита»?

Вопрос повис в воздухе, острый и неожиданный, как удар иглой.

«Откуда это?» – мелькнуло у Лизы. «Просто любопытство к „запретному“? Или что-то глубже?»

Она сделала шаг вперёд, стараясь, чтобы голос звучал спокойно:

– Зачем она тебе?

– Хочу узнать, о чём это.

Алиса наконец повернулась. Её лицо было обычным – ни смущения, ни вызова, только детское любопытство. Но Лиза знала: за этим может скрываться всё что угодно.

– Это сложная книга для взрослых, – осторожно сказала она.

– Мне нельзя такое читать?

– Не то, чтобы «нельзя»… – Лиза подошла ближе. – Но есть книги, которые стоит читать, когда у тебя уже достаточно опыта, чтобы их понять.

– Почему?

– Потому что они поднимают темы, которые могут быть… травмирующими. Или просто непонятными в двенадцать лет.

Алиса нахмурилась.

– Мам, я просто хочу знать, о чём эта книга!

– Хороший вопрос, – Лиза мягко улыбнулась. – А откуда ты вообще про неё услышала? Может, в школе кто-то упоминал?

Дочь отвела взгляд – первый признак того, что вопрос попал в цель.

– Так ты ответишь?

– Это история о взрослом мужчине, который одержим девочкой-подростком, – Лиза говорила медленно, следя за реакцией. – Она написана красиво, но сам сюжет… о болезненной и нездоровой страсти.

Дочь ничего не сказала, но её пальцы сжали край полки.

– Тебе правда интересны такие темы сейчас? Может, обсудим, почему?

– Ты не поймёшь! – Алиса резко отстранилась.

«„Ты не поймёшь“ – классический подростковый код для „Мне страшно“ или „Мне стыдно“», – проанализировала Лиза.

– Может, ты не про книгу, а про что-то другое переживаешь? – она сохраняла мягкость, но внутри всё сжалось. «Что, если кто-то уже „объяснил“ ей, о чём „Лолита“? Что, если это не просто любопытство?» – Ты точно можешь мне доверять.

– Мам, давай потом поговорим? Я в школу опаздываю.

Лиза глубоко вдохнула.

– Хорошо, давай потом. Но если захочешь обсудить это сегодня после школы – просто скажи. Я не буду давить, но буду рядом, если понадоблюсь. – Пауза. – И… давай обнимемся перед выходом?

Алиса сначала замерла, потом неохотно шагнула вперёд. Лиза обняла её, чувствуя под руками тонкие, ещё детские плечи. Дочь пахла клубничным шампунем и чем-то новым, почти взрослым – духами?

– Я люблю тебя, – прошептала Лиза.

Алиса не ответила, просто выскользнула из объятий и убежала в свою комнату.

Когда дверь захлопнулась, Лиза осталась стоять посреди комнаты, глядя на полку с книгами. «Лолита» лежала на самом верху – старая, в потрёпанной обложке. Она потянулась, взяла книгу в руки.

«Что происходит с моей девочкой?» – мысль, острая, как лезвие, которую прервал Сергей, появившийся в дверях. Его взгляд скользнул по обложке в ее руках, и губы растянулись в ухмылке.

– Ну надо же, – протянул он, медленно заходя в комнату, – моя жена решила эротическую классику почитать? Или это новый метод психотерапии? – Его глаза весело блеснули.

Лиза сжала книгу чуть сильнее, чувствуя, как тепло разливается по щекам.

– Очень смешно, – сухо ответила она, но уголки губ предательски дрогнули. – Алиса спрашивала про нее. Хотела почитать.

Сергей поднял брови, его шутливый тон сменился на более серьезный, хотя легкая усмешка все еще играла на губах.

– «Лолита»? В двенадцать лет? А что не «Эммануэль»?

– Сергей! – Лиза шлепнула его по плечу книгой, но тут же пожалела о резком движении.

Он ловко поймал ее запястье, осторожно забирая книгу.

– Успокойся, я же шучу. Ты сама-то её во сколько прочитала?

– В четырнадцать, – улыбнулась Лиза. – И ничего не поняла. А когда перечитывала лет в двадцать – ужаснулась.

– Ну вот! – Сергей захлопнул книгу. – Так что расслабься. Если даже ты в четырнадцать не поняла весь подтекст, что уж говорить про нашу девочку.

Он положил книгу на полку и обнял жену за плечи.

Лиза вздохнула, проводя рукой по волосам:

– Просто… не знаю. Может, это паранойя. Но почему именно эта книга? Почему сейчас?

– Потому что она взрослеет, Лиз. И лучше уж пусть спрашивает у нас, чем ищет ответы где-то еще. – Он поцеловал ее в макушку. – Хотя если завтра попросит «50 оттенков», вот тогда будем паниковать.

Лиза фыркнула, толкнув его плечом, но напряжение уже отпускало. Она прислонилась к мужу, чувствуя, как его спокойствие и эти глупые шутки, как всегда, возвращают ее к реальности – где дочь-подросток, интересующаяся классикой, пусть и такой, это нормально. Где они всё ещё могут смеяться над такими вещами. Где они всё могут решить.

Глава 13. Школьный конфликт

Не успела Лиза прийти на работу, как из школы поступил звонок.

– Алло, Елизавета Александровна? – в трубке прозвучал строгий, слегка раздражённый голос. Лиза машинально прижала телефон плечом к уху, продолжая листать ежедневник.

– Да, слушаю вас.

– Ваша дочь устроила драку. Просим вас срочно приехать.

Пальцы Лизы замерли над блокнотом. В коридоре уже сидела её клиентка – молодая женщина, которая после месяцев «уговоров» наконец решилась обсудить свою тревожность. Отменить сеанс сейчас – значит снова загнать её в панцирь недоверия.

– Я приеду, но только через два часа. У меня важная консультация, которую нельзя перенести.

В трубке раздалось недовольное сопение.

– Хорошо. Только учтите, ситуация серьёзная.

Лиза тихо вздохнула, поправила очки и пригласила клиентку, стараясь не выдавать внутреннего напряжения.

Сеанс тянулся мучительно долго, и Лиза старалась держаться профессиональным психологом, отодвигая материнскую тревогу на второй план. Но как только клиентка попрощалась и скрылась за дверью, включилась мама. Звонить Алисе было бесполезно, на уроке она не ответит, поэтому Лиза сразу поехала в школу.

Дверь в кабинет директора открылась с лёгким скрипом. В комнате, пропахшей старыми книгами и кофе, сидели: директриса Марина Викторовна – строгая женщина с собранными в тугой пучок волосами, завуч по воспитательной работе Светлана Петровна, нервно постукивающая ручкой по столу, классная руководительница Анастасия Сергеевна, сжавшая в руках стопку бумаг, и мать Максима – второго участника конфликта – полная женщина с нахмуренными бровями, крепко вцепившаяся в плечо сына, нервно ёрзающего на стуле, украдкой поглядывая на дверь. Алиса сидела, сгорбившись, пальцы её бесцельно теребили край футболки.

– Наконец-то, – протянула завуч, резко откинувшись на спинку кресла.

– Извините, работа, – Лиза мягко закрыла за собой дверь, не спеша села на свободный стул.

Светлана Петровна тут же начала, отчеканивая каждое слово:

– Ваша дочь напала на одноклассника. В приличной школе такое недопустимо!

Лиза молча слушала, лишь слегка сжав губы. Когда поток обвинений иссяк, она спокойно положила руки на колени:

– Я понимаю серьёзность ситуации, но, прежде чем делать выводы, хотелось бы услышать версию моей дочери.

Алиса резко подняла голову, её глаза блестели.

– Можно нам на минуту выйти? – Лиза вопросительно посмотрела на директора.

Та нехотя кивнула.

В коридоре Алиса стояла, прижавшись спиной к холодной стене, руки её дрожали.

– Что случилось? – Лиза мягко наклонилась к ней, но ответа не последовало. – Родная, я не могу тебе помочь, если ты будешь молчать.

Алиса резко выдохнула, сжав кулаки.

– Он назвал меня безотцовщиной.

– Но у тебя есть папа.

– Но он же мне не родной!

Лиза почувствовала, как в груди защемило.

– Он не твой биологический отец, но ты для него самая что ни на есть родная! Он тебя обожает. И мне казалось, это взаимно?

Алиса сглотнула, смахнула предательскую слезу.

– Мам… Это не всё. Он сказал, что я с ним… как Лолита. Ну, ты понимаешь?

Лиза резко вдохнула, словно её ударили в живот. «Вот откуда ее интерес к этой книге». Она взяла руки дочери.

– Никто не имеет права так говорить с тобой. Я понимаю, почему ты ударила его. Но драка – не выход. Давай решим это по-другому.

Алиса кивнула, вытирая щёку рукавом.

– Пойдём! – Лиза уже знала, как будет действовать, когда они возвращались в кабинет. Она села прямо, положив руки на стол.

– Я выслушала свою дочь. Максим оскорбил её, причём не просто обзывательством, а унизительным намёком сексуального характера.

Мать мальчика – Ольга Николаевна – резко повернулась к сыну, её лицо покраснело.

– Ты что несешь, балбес?! – она с силой треснула его по затылку.

Максим съёжился, втянув голову в плечи. Лиза заметила, как он напрягся – не от боли, а от стыда. «Его не защищают. Его бьют за ошибки, а не учат их исправлять», – подумала она.

– Давайте без рукоприкладства, – Лиза твёрдо подняла руку, словно останавливая поток. – Я предлагаю подключить школьного психолога. Детям нужно разобраться в границах и уважении. А пока – они могут извиниться друг перед другом: Максим – за слова, Алиса – за удар.

Директор переглянулась с завучем. Та недовольно нахмурилась, но промолчала.

– Хорошо. Дети, вы свободны, – Марина Викторовна махнула рукой.

Когда они вышли, в кабинете повисло тяжёлое молчание. Первой не выдержала Ольга Николаевна:

– Ну и что теперь? Конфликт исчерпан? Я могу идти?

Лиза медленно повернулась к ней:

– Ольга Николаевна, это не просто конфликт. Ваш сын допустил сексуализированное оскорбление. Вы понимаете серьёзность этого?

– Да он просто глупости ляпнул! – женщина махнула рукой.

– Такие «глупости» могут сломать человеку жизнь, – голос Лизы стал твёрже. – Если мальчик сейчас не поймёт, что это недопустимо, дальше будет только хуже.

Директор вздохнула, потирая виски:

– Елизавета Александровна, вы же понимаете, мы не можем контролировать каждое слово детей.

– Но вы можете реагировать, – Лиза слегка наклонилась вперёд. – Школа должна заниматься не только наказаниями, но и профилактикой буллинга. И уж тем более – сексуального характера.

– Они же дети, сами не понимают, что говорят. Где-то услышали…

– В шестом классе дети уже прекрасно понимают, что говорят, – Лиза холодно посмотрела на неё. – И, если школа закрывает на это глаза, значит, она поощряет такое поведение.

Директор подняла руку: