Психолог, который калечит

– Привет. Молчишь?

– А что сказать? Ты очень сексуально выглядишь, но думаю, твой кавалер уже это отметил. – Его голос звучал ровно, но в уголках карих глаз дрожали знакомые морщинки – он ревновал.

– Как минимум «Привет», – парировала она, игнорируя откровенный комплимент.

Он промолчал.

– Ваш заказ! – Бариста поставил перед ней два стакана.

– Спасибо, – Лена взяла свой раф, чувствуя, как пальцы слегка дрожат.

В этот момент вернулся Дмитрий.

– На улице прекрасный вечер. – Он взял свой стакан. – Может, прогуляемся?

– Почему бы и нет? – ее улыбка была напряженной.

Когда она выходила, чувствуя на спине горящий взгляд Андрея, внутри все сжалось.

Они шли по освещенной фонарями улице, и Дмитрий продолжал анализировать фильм, но Лена его не слушала. Мыслями она была далеко – с Ним. С человеком, из-за которого сбежала из столицы. С тем, кого до сих пор любила…

«Он писал… Звонил… Предлагал встретиться…»

Ей хотелось всё бросить и помчаться к нему. Но в голове звучал голос московской подруги: «Не соглашайся сразу! Пусть помучается!»

Эти советы никогда не работали. А теперь всё стало ещё хуже. Она солгала Андрею, что загружена работой, а сама…

«Что он сейчас думает? Что я ему врала? Что это свидание?»

Гнев вспыхнул внезапно:

«Да какого чёрта я вообще ему что-то должна!? Мы расстались! Он сам сделал свой выбор!»

Ей хотелось плакать. Потому что сейчас рядом был не тот, кого она хотела видеть, а просто психолог с «нестандартными методами».

– Отвезти тебя домой или… – Дмитрий приоткрыл дверцу машины, оставляя фразу незаконченной. Лена и не заметила, как они вернулись на парковку.

– Давай просто прокатимся? Не хочу домой, – быстро ответила она, но он «услышал» другое.

Машина свернула в тёмный переулок и остановилась. Лена, погруженная в свои мысли, не сразу поняла, что происходит. Его руки уже были на ней. Губы прижались к шее, пальцы впились в бёдра. Она попыталась высвободится.

– Ты же хочешь, не ломайся! – прошептал он, дыша ей в лицо.

– Что? Нет! – Она рванулась к двери, силой оттолкнув его.

Выскочила на улицу. Шла быстро, не разбирая дороги. Слёзы текли по щекам, смешиваясь с тушью.

«Опять. Снова…»

Где-то позади просигналила машина – Дмитрий ехал следом. Он поравнялся с ней, опустив стекло.

– Лена, садись в машину.

– Иди к черту! – бросила она, доставая телефон. Единственный человек, которому она хотела позвонить, был тот, кого так боялась увидеть.

Дмитрий нажал на педаль газа, и его машина с громким хрипом рванула вперед, оставляя девушку наедине с ночным городом. Она так и не решилась позвонить.

Глава 24. Бессонница

Лена сидела на подоконнике, кутаясь в старый свитер, и смотрела, как за окном медленно светает. Всю ночь она провела в странном оцепенении – то ли пытаясь уснуть, то ли намеренно избегая сна, боясь новых кошмаров.

Диккенс лежал у ее ног, время от времени поднимая голову и внимательно глядя на хозяйку. Его преданный взгляд словно говорил: «Ты в безопасности». Но сегодня даже его присутствие не помогало.

Перед глазами снова и снова всплывали моменты с Андреем – те редкие, светлые, когда он просто обнимал ее после тяжелого дня, не требуя ничего взамен. Когда укладывал спать, читая вслух статьи из ее же журнала, потому что знал – ей так легче заснуть. Когда караулил ее сон, как сейчас это делал Диккенс.

«Господи, за что мне это? Почему так?» Она провела руками по лицу, пытаясь стереть воспоминания. Но вместо этого перед глазами всплыло лицо Дмитрия – его внезапная агрессия, горячий шепот: «Ты же хочешь!»

Лена резко встала, задев локтем стакан с водой, разлив ее по столу, заливая клавиатуру ноутбука.

– Черт!

Она схватила футболку со спинки стула, торопливо вытирая ей лужицу, и вдруг замерла. На экране, среди капель воды, выделялась строчка из Яниного дневника:

«Мы притягиваем к себе то, что транслируем».

Лена медленно опустилась на стул, перечитывая запись снова и снова, как будто в чужих словах могла найти оправдание своим мыслям.

«Я не понимаю, почему мне встречаются одни подонки? Такое ощущение, что у меня на лбу написано „трахни меня!“, и я никак не могу вывести эту надпись. Она въелась как татуировка. Я задала этот вопрос своему новому психологу, и она на удивление, ответила, что мы притягиваем к себе то, что транслируем. Т.е. я транслирую, что я шлюха? Одно знаю точно, транслирую я это или нет, но от мужчин нужно держаться подальше!»

«Я транслирую, что я шлюха?» – мысль ударила, как ножом под ребро.

Она закрыла глаза, вспоминая, как легко согласилась на «неформальные сеансы», как смеялась над его шутками, как не сопротивлялась, когда он придерживал дверь, касаясь ее спины…

«Я сама дала ему повод?» Голова раскалывалась. С одной стороны – рациональное понимание: никто не имеет права трогать ее без согласия. С другой – жгучий стыд: «А что, если я действительно вела себя как…»

Лена откинулась на спинку стула, чувствуя, как по щекам текут слезы.

«Я не одна» – это осознание не принесло облегчения. Лишь горечь – от того, что таких, как она и Яна, тысячи. И все они задают себе одни и те же вопросы: «Почему я? Что я сделала не так? Как теперь жить с этим?»

Диккенс подошел и положил голову ей на колени, и она машинально запустила пальцы в его густую шерсть, чувствуя, как дрожь постепенно уходит.

– Все хорошо, – прошептала она. – Все…

Губы сами сложились в горькую улыбку. «Ложь. Ничего не хорошо. И, возможно, никогда не будет».

Но за окном уже светало. Значит, надо было вставать, одеваться, делать вид, что жизнь продолжается.

Телефон завибрировал, и Лена потянулась за ним. Сообщение от Лизы: «Привет. Мне сегодня приснилась ты. Я волнуюсь. Давай встретимся? В нашем кафе».

Лена закусила губу.

– Как думаешь, Дик, пойти? – она потрепала пса за ухом.

Тот лишь зевнул, показывая, что решение за ней.

Лена набрала ответ сестре: «Сегодня не могу. Занята!» Затем встала, потянулась и пошла в душ. Вода смывала следы бессонной ночи, но не могла смыть главного вопроса: «За что я так с собой?»

Глава 25. Беспомощность

Лиза бежит по длинному туннелю, стены которого облеплены фотографиями её и Лены – из детства, юности, последних лет. Но чем дальше она движется, тем больше изображения искажаются: лица Лены становятся бледными, глаза – пустыми, а в некоторых кадрах она и вовсе исчезает, оставляя после себя рваные дыры.

Туннель сужается, Лиза спотыкается и падает – и вдруг оказывается в маленькой комнате, где Лена сидит спиной к ней, сгорбившись над столом.

– Лена? – зовёт Лиза, но сестра не оборачивается.

Когда она подходит ближе, то видит, что Лена пишет что-то в блокноте, страницы которого залиты чернилами, будто слезами или кровью. Лиза пытается разглядеть слова, но они расплываются, как только она фокусирует взгляд.

– Что с тобой? Дай мне помочь! – кричит Лиза, хватая сестру за плечо.

Лена медленно поворачивается – и вместо лица у неё зеркало. В отражении Лиза видит себя, но её собственные черты искажены гримасой ужаса. А затем зеркало трескается, и из щелей начинает сочиться густая тьма.

Лена шепчет, но голос будто доносится из далека:

– Ты же психолог. Ты должна была заметить раньше.

Лиза проснулась с ощущением, что не может дышать и мыслью: «Я теряю её. И она не зовёт на помощь». Сердце бешено колотилось, ладони были влажными, а в горле стоял ком. Она провела дрожащими пальцами по лицу, пытаясь стереть остатки кошмара, но образы продолжали всплывать перед глазами с пугающей четкостью.

Туннель с фотографиями. Лена, исчезающая на снимках. Чернильные слезы в блокноте. Зеркало вместо лица…

Лиза схватила телефон со столика. Экран ярко вспыхнул в полутьме, освещая её бледное лицо. Пальцы сами набрали сообщение: «Привет. Мне сегодня приснилась ты. Я волнуюсь. Давай встретимся? В нашем кафе».

Ответ пришёл почти мгновенно: «Сегодня не могу. Занята!»

– Чёрт! – Лиза швырнула телефон на кровать, чувствуя, как по щекам катятся слёзы.

Дверь спальни тихо скрипнула, в проёме появился Сергей.

– Проснулась? – его голос был тихим. Увидев её лицо, он мгновенно пришёл в себя. – Эй, что случилось?

– Кошмар, – Лиза сглотнула ком в горле. – Про Лену.

Она подробно описала сон, а Сергей слушал, по профессиональной привычке анализируя каждую деталь. Когда она закончила, он выпустил ее руки из своих и крепко обнял, притянув к себе. Такое необходимое тепло заполнило минуты тишины. И когда она, выскользнув из его объятий, сама попросила интерпретацию, он мягко начал говорить:

– Этот кошмар отражает твою тревогу. Твоя профессиональная часть понимает, что навязчивая помощь может навредить, но сестринская любовь требует действий.

Он перечислил символы, как на лекции для студентов:

– Лена исчезает – ты чувствуешь, что она отдаляется. Блокнот с расплывающимися словами – символ её недоступности. «Ты должна была заметить» – классическое самообвинение. А зеркало…

– Моя беспомощность, – догадалась Лиза.

Сергей кивнул:

– Ты видишь в ней своё отражение, но оно искажено.

За дверью послышался топот детских ног и голос Алисы:

– Пап! Мам! Мы проголодались!

Сергей встал.

– Пойдёмте завтракать, Елизавета Александровна. Дети ждут.

– А что у нас на завтрак?

– Блины с кленовым сиропом? – предложил он.

– Готовишь ты!

– Не вопрос! – улыбка в ответ и протянутая рука. Его тёплая ладонь сжала её холодные пальцы, и Лиза позволила себя поднять.

Она сделала глубокий вдох и шагнула навстречу утру.

Глава 26. Семейный конфликт

Кухня наполнилась ароматом подрумянивающихся блинов и сладкого кленового сиропа. Сергей ловко переворачивал очередной блинчик на сковороде, а Лиза делала себе бутерброд, механически выполняя движения, в то время как мысли продолжали возвращаться к тревожному сну. Пальцы то и дело замирали, когда перед глазами вновь всплывали образы – исчезающие фотографии, чернильные пятна…

– Мам, Саша съел последнюю клубнику! – Алиса скрестила руки на груди, бросая брату недовольный взгляд.

– Это не я! Она сама ее взяла! – мальчик показал язык, явно провоцируя сестру.

– Врешь! Я видела, как ты ее схватил!

– А ты врешь, что я вру!

Лиза сжала нож в руке, чувствуя, как напряжение в висках нарастает. Обрывки сна – исчезающая Лена, треснувшее зеркало – смешивались с детскими криками.

– Хватит! – ее голос прозвучал настолько громко, что даже Сергей вздрогнул и чуть не уронил блин. – Вы уже поели? Тогда марш в свою комнату! Сейчас же!

Алиса замерла с открытым ртом, ее глаза округлились, наполнившись слезами. Саша съежился, его плечи поднялись к ушам в защитном жесте.

– Но… мы только сели… – прошептала дочь, и в этом шепоте было столько недоумения и обиды.

– Я сказала – в комнату! Немедленно!

Дети молча побрели к выходу. Саша волочил ноги, специально шаркая носками по полу. Алиса демонстративно вытирала щеки – слезы текли по ним обильно, оставляя блестящие дорожки.

Лиза опустилась на стул, вдруг осознавая, что дышит слишком часто и поверхностно. Ее ладони дрожали, а в груди было такое ощущение, будто кто-то насыпал туда колотого льда.

– Лиз… – начал Сергей, но она его перебила.

– Я знаю. Я сорвалась.

Она провела рукой по лицу, чувствуя, как стыд разливается горячей волной.

«Какой же я психолог, если не могу контролировать свои эмоции? Какая я мать, если срываюсь на детей из-за собственных проблем?»

Сергей молча поставил перед ней чашку. Крепкий черный чай с бергамотом – именно так, как она любила в моменты стресса. Дымка пара поднималась спиралями, унося с собой запах.

– Ты не обязана быть идеальной, – сказал он просто, садясь напротив. Его серые глаза смотрели не осуждающе, а с пониманием. – Дети – не хрустальные вазы. Они могут пережить мамину вспышку гнева, если потом последует искреннее объяснение.

Лиза обхватила чашку обеими руками, позволяя теплу проникать в озябшие пальцы.

– Но я психолог, – прошептала она. – Я должна…

– Ничего ты не должна. Ты прежде всего человек. А люди устают, люди злятся, люди ошибаются. Главное – что ты делаешь после ошибки.

Он потянулся через стол, осторожно прикрыв ее дрожащие пальцы своей широкой ладонью. Его руки были теплыми, чуть шершавыми, но такими надежными.

– Иди к ним, – сказал он тихо. – Говори честно. Они поймут.

Лиза сделала глубокий вдох, поднялась и направилась в гостиную, где слышалось движение. По пути она остановилась у зеркала в коридоре – ее отражение показалось ей уставшим, но решительным.

Дверь была приоткрыта. Лиза застыла на пороге, наблюдая сцену: Алиса сидела на полу, уткнувшись в телефон, но пальцы ее не листали ленту – просто сжимали гаджет слишком крепко. Саша возился с конструктором, но его движения были резкими, неаккуратными – детали то и дело выскальзывали из рук.

Лиза постучала по косяку.

– Можно войти?

Дети переглянулись. Алиса кивнула, поджав губы. Саша лишь пожал плечами, но его взгляд стал чуть менее колючим.

Лиза села между ними на ковер, скрестив ноги по-турецки. Она взяла их руки в свои – Алисину тонкую, почти взрослую, и Сашину – еще детскую.

– Я пришла извиниться, – начала она, глядя попеременно то на дочь, то на сына. – Я была не права, что накричала на вас. Мне очень стыдно за свое поведение.

– Почему ты так злилась? – спросил Саша. Его голос дрожал, выдавая подавленные слезы.

Лиза задумалась на мгновение. В голове мелькнули профессиональные рекомендации – «говорите с детьми на их уровне, но не лгите». Она выбрала правду, но адаптированную.

– У меня был очень страшный сон про тетю Лену. И когда я проснулась, все мысли были только о ней. А потом вы начали спорить, и я… не справилась со своими эмоциями.

Алиса подняла глаза. В них читался неподдельный интерес:

– А что тебе приснилось про тетю Лену?

– Что я пытаюсь ее догнать, помочь ей, но она все дальше и дальше, – Лиза не стала вдаваться в страшные подробности. – И мне стало так грустно и страшно, что я сорвала злость на вас. Это было неправильно.

Саша неожиданно прижался к ней, обхватив за талию.

– Мы тоже иногда злимся, когда нам страшно, – пробормотал он. – Вчера я разбил чашку и так испугался, что накричал на Алиску.

– Это правда, – подтвердила сестра, неожиданно вставая на защиту брата. – Но мы потом помирились.

Лиза почувствовала, как в груди что-то теплеет. Она притянула детей к себе, обнимая их крепко, но осторожно.

– Вы у меня самые мудрые. Знаете, что? Пойдемте доедать папины блины.

– Ура! – Саша вскочил первым. – Папа обещал сделать блинчик в форме робота!

– А мне – в форме сердца! – воскликнула Алиса, внезапно снова став любимой дочкой, а не обиженным подростком.

Когда они вернулись на кухню, Сергей уже выкладывал на тарелки шедевры кулинарного искусства – «художественные» блины. Лиза поймала его взгляд и без слов поблагодарила.

За завтраком, наблюдая, как дети спорят, чей блин вкуснее, она вдруг осознала простую истину: быть хорошей матерью – не значит никогда не ошибаться. Это значит уметь признавать свои ошибки. Искренне. Без оправданий.

И если с детьми это сработало, может, и с Леной получится? Главное – найти правильные слова. И время. Это осознание принесло неожиданное облегчение. Возможно, не все потеряно. Возможно.

Глава 27. Загадочный психолог

Пустой редакционный зал встретил Лену гулким эхом собственных шагов. Субботнее утро окутало помещение странной атмосферой – привычно шумное в будни пространство теперь дышало тишиной, нарушаемой лишь тиканьем старых настенных часов и мягким постукиванием когтей Диккенса по полу. Пёс шел следом, как тень, его теплый бок иногда касался ее ноги – напоминал, что он рядом.

Лена прошла в свой кабинет, и Диккенс тут же улегся на привычное место у стола, положив тяжелую голову на лапы. Она села в кресло, провела ладонью по холодной поверхности компьютера, ощущая легкий слой пыли – уборщица явно не приходила.

Лена намеренно выбрала этот день для работы. Дома было невыносимо – отец с его молчаливым укором, мать с ее тревожными взглядами. Прошлая ночь врезалась в память четкой картинкой: она крадется по коридору, а в кухни сидит отец. Он поднимает голову и слегка кивает, когда она проскальзывает мимо. Но в этом кивке – целая история. «Я знаю, что что-то не так», «Я ждал тебя», «Я беспокоюсь». Все это читалось в одном мгновенном взгляде, которым он окинул ее, прежде чем снова уставился в ночь.

Диккенс, словно уловив ее напряжение, поднял голову и ткнулся холодным носом в ее колено. Лена машинально провела пальцами по его шерсти, ощущая под ладонью твердые мышцы и тепло живого существа.

– Все в порядке, – прошептала она, но пес не отводил внимательного взгляда.

Она резко встряхнула головой, отгоняя воспоминания. Ее пальцы потянулись к кружке с кофе – холодному, с коричневым ободком на стенках. Она сделала глоток и поморщилась. Горький, как ее мысли.

На экране компьютера мигал курсор над почти готовой статьей. Обычно она гордилась своей способностью работать в любых условиях, но сегодня это была не работа – бегство. Бегство от отца с его молчаливыми вопросами. От матери с ее тревожной заботой. От собственного отражения в зеркале, которое напоминало ей о вчерашнем вечере.

Пальцы сами собой выстукивали последние абзацы. Проверка, правка, отправка шефу. Все. Статья, которую нужно было сдать только в понедельник, ушла на два дня раньше. Лена откинулась на спинку кресла, чувствуя странную пустоту. Обычно после сдачи материала приходило удовлетворение, сегодня – только усталость.

Она переключилась на другую вкладку – дневник Яны. Черные строки на белом фоне, сотни записей, в которых пыталась утонуть. Глаза автоматически выхватывали знакомые фразы:

«Я не планировала начинать терапию, но… Почти случайно попав на групповой сеанс символдрамы, я выделилась из всей группы не только негативной окраской, но и очень сложными образами.

– А что значит, вот это? – спрашивала я время от времени, сверяясь со своим рисунком.

– Такое никто не рисует! – отвечала психолог.

– Я нарисовала!

В итоге мой диагноз был подтвержден еще одним человеком. ПРЛ. А потом я услышала бьющую по живому, фразу: «Яна, долго вы будете бегать от помощи психолога?

Кажется, не долго. Я созрела для терапии».

«Я поразила психолога своими образами. Римма Михайловна сказала, что таких случаев в ее практике еще не было! Более того, она по первым же рисункам смогла увидеть то, что я много лет скрывала. Не один специалист не мог этого увидеть, а она смогла».

«Римма Михайловна говорит, что я слишком зациклена на прошлом. Что нужно смотреть вперед. Но как, когда прошлое держит за горло?»

Лена стиснула зубы. Имя «Римма Михайловна» встречалось на каждой третьей странице, но никаких конкретных данных – ни фамилии, ни телефона, ни даже места приема. Она открыла сайт профессиональной ассоциации психологов, вбила в поиск «Римма» + их город. Ноль результатов.

– Может, онлайн-консультации? – пробормотала Лена, но тут же наткнулась на новую запись:

«Виктория сегодня опять завела свою пластинку: „Эта Римма – шарлатанка!“ А сама даже не попробовала нормально поработать! Она считает, что терапия должна быть удобной, но… разве правда бывает приятной? А еще она говорит, Римма – нарцисс. Ха! Много она понимает!»

Лена резко вдохнула. Ее пальцы сами собой потянулись к телефону. Сообщение Виктории набиралось дрожащими руками: «У меня появились важные вопросы. Можем поговорить?»

Отправила. И начался самый длинный час в ее жизни.

Лена встала, прошлась по пустому офису. Диккенс тут же поднялся, потянулся и пошел следом, его когти цокали по полу. Она подошла к окну – на улице редкие прохожие спешили по своим субботним делам. Вернулась к компьютеру. Перечитала дневник снова. Проверила телефон – нет ответа. Открыла почту – письмо от шефа: «Статья ок, но перепиши заключение и…» Она даже не стала читать дальше.

Каждая минута тянулась как час. Лена бесцельно листала документы, открывала и закрывала вкладки, не в силах сосредоточиться. Диккенс, уловив ее нервозность, положил голову ей на колени и тяжело вздохнул.

– Все хорошо, – пробормотала она, но пес не отводил внимательного взгляда.

Наконец – звук уведомления. Лена резко схватила телефон.

«Вы обещали докопаться до правды, а написали ту статью. Нам не о чем говорить!»

Холодные слова жгли глаза. Лена ощутила дрожь в руках – от злости, от бессилия, от всего этого кошмара. Ее пальцы быстро бежали по экрану: «Я опубликовала тот материал по требованию редактора. Но расследование не прекратила. У меня появилась новая информация».

Три точки. Долгое ожидание. Лена прикусила губу до боли. Наконец ответ: «Хорошо. Сегодня в 15:00 на парковке возле института».

Лена выдохнула, не осознавая, что задерживала дыхание. Она посмотрела время – до встречи оставалось четыре часа. Диккенс зевнул и потянулся, будто чувствуя, что скоро им снова предстоит куда-то ехать.

– Ну что, друг, – Лена провела рукой по его холке, – кажется, мы нашли зацепку.

Пес ответил лишь довольным взмахом хвоста.

Глава 28. Виктория

Лена примчалась на встречу заранее, боясь опоздать. Парковка возле института была почти пустой – субботний вечер разогнал студентов по домам, и только редкие прохожие торопились по своим делам. Она заглушила двигатель, оставила Диккенса в машине с приоткрытым окном и вышла.

Минут двадцать ждала, переминаясь с ноги на ногу, то и дело поглядывая на часы. Диккенс, сидя на заднем сиденье, время от времени поскуливал, будто чувствовал ее напряжение.

– Спокойно, – шепнула она ему через стекло. – Скоро вернусь.

Наконец вдалеке показалась Виктория. Девушка шла неспешно, руки глубоко засунуты в карманы ветровки, взгляд опущен в землю. Лена сделала шаг навстречу.

– Может, пойдем в кафе? – предложила она, указывая на небольшое заведение через дорогу.

– Нет, – Виктория резко мотнула головой. – Здесь нормально.

Они остались стоять возле машины. Диккенс насторожился, уши его напряглись, но он не зарычал – просто внимательно наблюдал за незнакомкой.

– Вы не сказали мне, что ходили с Яной к одному психологу, – начала Лена, стараясь говорить мягко, но твердо. – Кто эта Римма? Я не смогла найти ее ни на одном сайте.

Девушка помялась, переступила с ноги на ногу, потом резко подняла глаза.

– Я просто не хотела говорить о своем обращении к ней. Очень неприятный опыт.

– Она так плоха?

– Она – нарцисс, если вы понимаете, о чем я?

Лена немного слышала о нарциссах. Это те люди, которые видят мир только через призму собственного величия. Они обожают восхищение, а другие для них – лишь инструменты, зеркала, в которых они любуются своим отражением.

Она кивнула, а Виктория продолжила, слова ее лились теперь быстрее, с горечью:

– Римма преподавала у возрастную психологию. Так мы все к ней и попадали – она заговаривала зубы студентам на лекциях, намекая на какие-нибудь проблемы, а потом предлагала «помочь». Но…

– Вам не помогла?

– Да она и не собиралась! – Виктория резко выдохнула. – Ее только деньги и слава интересуют! Строит из себя заботливую, а потом начинает мозг промывать. Я не поддалась, вот она меня и сбагрила.

– Как это?

– Намекнула, что работать со мной не хочет, что я бесполезный клиент.

Лена почувствовала, как по спине пробежали мурашки.

– А Яна?

– Яна долго к ней ходила. Сначала ей вроде как нравилось, а потом… Потом ее как будто подменили. Мы дружили с ней со школы, вместе в институт пошли, никогда не ссорились, а тут… Она мне заявляет, что я ее использую, и она устала решать мои проблемы! А потом… я читаю у нее в дневнике, что ей Римма сказала, будто я – инфантильный паразит, которого она должна скинуть со своей шеи.

– И она «скинула»?

– Да, стала грубой, постоянно отказывать во всем. И ведь дело не в помощи, а просто в человеческом общении.

– Вы пробовали с ней об этом поговорить?

– А толку? Она кроме Риммы никого не слушала! Она даже с парнем своим рассталась по ее «совету»!

– У нее был парень? – Глаза округлились от удивления. Об этом ни в одной записи не было.

– Да, но… Я не знаю, правда. Она вроде и с психологом каким-то встречалась, и с парнем этим…

Лену передернуло при слове «психолог». В памяти всплыли холодные руки Вячеслава, настойчивые прикосновения Дмитрия.