Ноты наших сердец

Облегчённый выдох вырвался с её губ.

Я одарил её последней насмешкой и был уже готов переступить порог многомиллионных апартаментов, как Трейси бросила мне в след:

– Позвонишь мне вечером?

– Как-нибудь в другой раз.

Недовольные возгласы последовали спустя секунды, но я уже был на безопасном расстоянии от них. Похоже, девушку сильно расстроил мой уход. Жаль, что я уже забыл о её существовании.

Женская месть самая страшная вещь на свете, поэтому я выбежал, прежде чем отхватил свою порцию возмущений. Я был слишком ветреным для серьёзных отношений. Меня устраивал такой образ жизни, и я ничего не мог с собой поделать.

***

Школьные коридоры уже успели опустеть. Мне повезло, что охранник уснул под собственный храп и я незаметно проскользнул в здание.

Когда я учился здесь в старших классах, то постоянно опаздывал на первые уроки, а мистер Николас – директор средней школы Гамильтона, всё время оставлял меня на внеклассные занятия по музыке. Он думал, что так сможет воспитать во мне желание учиться. Стоит ли говорить, что ему удалось это всего лишь наполовину.

Раньше я терпеть не мог занятия у Марион Барт. Мало того, что мне приходилось разучивать песни доисторических времён, так ещё и знать наизусть всю теорию, зубрить кучу ненужного материала. Она видела во мне огромный потенциал, пока я числился в одной из местных группировок. Если бы не внеурочные занятия, я бы сгнил в сырой земле следом за остальными.

В память миссис Барт уроки музыки сделали обязательным школьным предметом. Именно благодаря ей, школа прославилась своими музыкальными успехами и достижениями. Перед своим уходом она попросила, чтобы на её место поставили молодого и перспективного преподавателя – меня.

После выпускного я поклялся, что никогда больше не вернусь в это место даже под пушечным выстрелом. Издевка судьбы оказалась весьма удачной, когда мне дали должность учителя.

К тому моменту, когда я всё же добрался до сорок второго кабинета, голоса непрекращающимся гулом звенели со всех сторон. Я влетел внутрь, глядя вперёд и игнорируя восторженные крики в честь моего появления. Моя персона часто оказывалась в центре обсуждений.

Аудитория обычно была рассчитана не больше, чем на пятнадцать человек. Здесь не было привычных парт, расположенные друг за другом напротив большой магнитной школьной доски. Рядом с каждым стулом стояла небольшая пластиковая стойка с нотами и текстом. Занятия проходили три раза в неделю, где один день посвящался полностью теории, а другие два – практике.

В нескольких метрах от учебного пространства располагался небольшой подиум, отдалённо напоминающий сцену. Неподалёку в самом углу валялись различные музыкальные инструменты. Они выглядели в несколько раз лучше, чем в годы моего выпуска.

– Парни, давайте поприветствуем нашу восходящую звезду! – прокричал с сарказмом один из главных придурков в классе.

Повсюду стали слышны фальшивые аплодисменты. Теперь я понимал, как выводил всех преподавателей только одним своим видом.

– Прости, Чейз, сегодня без автографов, – подхватил я его издевку.

– Вы опоздали. Вам повезло, что мистер Николас с утра зависает у своей секретарши. Кажется, у него есть дела поважнее.

Класс зашумел. Смех раздавался со всех сторон с бешеной скоростью.

– Начнём с того, что количество твоих прогулов в моём отчётнике доходит до шести, что в три раза превышает мои опоздания. Надеюсь, ты силён в математике больше, чем в музыке, и понимаешь, о каких цифрах идёт речь. Ты не в том положении, чтобы перечить мне.

Чейз в мгновение замолк. Теперь его собственное достоинство было слегка задето.

– Простите, мистер Уокер, – закатив глаза прошипел он в ответ.

– Так-то лучше. На этот раз обойдёмся объяснительной.

Я подошел к третьей парте во втором ряду и протянул ему листок. Парень исподлобья посмотрел на меня.

– Что за херня? – выругался Чейз, когда прочёл заголовок. – Объяснительная на тему, почему главный поп-дуэт Hall & Oates считается одним из самых успешных в истории американского шоу-бизнеса в 80-годах. Кто вообще эти люди?

– Именно об этом ты и расскажешь нам на следующей неделе. Оформишь, как реферат.

– Но…

– Не менее пяти страниц. От этого будет зависеть твоя оценка, которая, возможно, сможет перекрыть пробелы в журнале. Есть ещё какие-то вопросы? – парень фыркнул и помотал головой. – Я дам тебе один совет. Девушки любят умных. Их это возбуждает.

Девочка, сидящая рядом с ним, немного занервничала, продолжив писать на полях тетради. Когда она всё же взглянула в мою сторону, я подмигнул ей, и её щёки покрылись краской.

Я вернулся обратно к доске, чтобы записать маркером название песен, которые нужно было сегодня успеть прогнать.

Без привычных прелюдий я сразу упал на стул возле винтажного фортепиано. Ходили слухи, что его завезли ещё при открытии школы Гамильтона.

Игра на клавишных всегда была для меня сущим адом. Мне были ближе струнные. Однако песни, включённые в программу, были изложены исключительно гаммами, которые я ненавидел всем сердцем. Тайлеру приходилось буквально объяснять по пальцам мне некоторые символы, чтобы я не потерял свою работу. Она была моим единственным заработком, если не считать тех пары центов, что мы получали со своих выступлений. Зарплата была невысокой, но её вполне хватало на еду и проживание. Это лучшее, что я мог себе позволить без высшего образования.

Пока я собирался с мыслями, пальцы сами уже наигрывали знакомую мелодию Джонни Кэша «Hurt». Голоса старшеклассников в мгновение слились в один. Они хором подпевали за мной. После нескольких прогонов я разрешил нескольким из них взять в руки инструменты, пока оставшаяся часть постепенно собиралась в хор.

***

К концу дня я уже чувствовал, что мой голос совсем на хрен охрип. Четыре занятия подряд петь одни и те же песни то ещё самоубийство. Один раз я настолько перестарался, что в течение месяца проговаривал во сне слова известной песни из «Титаника».

Я закрыл кабинет на защёлку, и только направился к выходу, как на полпути меня остановил громкоговоритель:

"Джастин Уокер, пожалуйста, пройдите в кабинет директора".

Какого хера вообще проблемы липли ко мне чаще, чем девушки в клубах? Стиснув зубы, я поплёлся в соседний коридор и, завернув несколько раз налево, постучал два раза в дверь.

– Войдите, – не отрываясь от стопки бумаг ответил мистер Николас. – Джастин, это ты?

В кожаном кресле сидел седоволосый мужчина старших лет. Сегодня на нём был строгий костюм серого цвета. Завтра бордовый, а послезавтра глубокий чёрный.

– Вызывали?

– Да, как в старые добрые времена, когда ты был ещё учеником.

Он встал из-за стола, подошёл ко мне и несколько раз дружелюбно хлопнул по плечу.

– Так, что я натворил на этот раз?

– Сегодня после обеда я, как всегда, просматривал камеры наблюдения, и заметил, как ты появился на территории школы в неположенное время.

– Вы ошиблись, я бы никогда, – я строил из себя невинного идиота, но мистер Николас опередил меня.

– В последний раз, Джастин, я закрываю на это глаза. Иначе в следующем месяце мне придется лишить тебя премии.

– Такого больше не повториться.

– На самом деле я позвал тебя не за этим. Твой брат Коди. Преподаватели стали жаловаться на его плохую успеваемость. Он также стал сбегать с уроков, и, как я понимаю, ты тоже не в курсе всех дел.

– Я поговорю с ним, – выговорил я прежде, чем он желал продолжить познавательную проповедь.

– Именно об этом я и хотел тебя попросить. Меньше всего мне хочется тревожить миссис Оливию, у неё, итак, много забот в больнице. Как она поживает?

– Всё в порядке. Я могу идти? – этот засранец получит за все.

После одобрительного кивка, я прошёл вперёд, миновав табличку с надписью «Добро пожаловать» с внутренней стороны здания.

В спешке я припарковал автомобиль у ботанического сада, поэтому подойдя ближе, заметил на бампере жёлтую карточку. Штраф за стоянку.

Я завёл двигатель, но не сдвинулся с места, пока не скурил всю сигарету меньше чем за пару минут. День шёл под откос.

Вдавив сильнее на педаль газа, я выехал в сторону пляжа.

Обратная дорога всегда казалась короче, так что я вернулся к трейлеру раньше захода солнца, как это обычно бывало.

Издалека я заметил свет на кухне. Чем ближе я подходил, тем отчётливее видел дверную щель. Нужно было оставить пару ласковых на десерт, и я тихо вошел внутрь.

Лампочка в проходе снова мигала через каждые две секунды. Она продержалась от силы месяц. Дилан снова втюхал мне использованный товар, которым успели попользоваться ещё несколько человек до меня.

«Разберусь с ним позже», – подумал я.

Лицо Коди было скрыто за капюшоном большой кофты горчичного цвета, из которой торчали провода от наушников. Клянусь, я продам их на ближайшей ярмарке без наценки.

Он игнорировал моё присутствие. Брат одиноко сидел за крохотным столом, уплетая тарелку с хлопьями Космостарс. Мы скупали их большими пачками. Так было дешевле.

Я последовал его примеру: взял тарелку из верхнего шкафа и заполнил её наполовину молоком. Прежде чем поставить её на стол, я сделал лёгкий удушающий приём на мальчишке. От неожиданности он вскрикнул как девчонка.

– Будешь знать, как не закрывать дверь, – начал я издалека.

– У нас всё равно нечего воровать, – отрезал он и отвернулся.

Мне показалось, или он решил отхватить от меня сразу?

– Как дела в школе?

– Как всегда.

– У меня есть другое мнение на этот счёт, – будем играть по твоим правилам. – С каких пор ты стал потенциальным вруном?

– Какое тебе до этого дело? У меня всё зашибись.

Его переходный возраст до смерти схожий с моим, иногда просто выводил меня из себя.

– Я твой старший брат.

– Правда?

Я бросил на стол ложку, и та с грохотом упала на поверхность.

– Какого чёрта происходит? Что с тобой не так? – резко бросил я, и Коди вздрогнул. Его рука потянулась к одежде, чтобы сильнее натянуть её наверх.

Я тут же встал из-за стола и вздёрнул с него сранный капюшон, загораживающий всё его мальчишеское лицо.

– Эй! – возмущённо вскрикнул он, но было уже поздно. Под правым глазом во всей красе был налит кровью синяк. След был свежим.

– Кто? – я сжал зубы так, что челюсть заскрипела.

– Да отвали ты уже от меня! Не твоё дело! – его голос непривычно задрожал, но он не подавал виду. Он был напуган.

Брат успел рвануть через коридор, пока я собирался с мыслями.

– Коди! Вернись сейчас же!

Я выругался во весь голос. Он что, связался с теми ублюдками?

Глава 4. Джастин

Я шёл по грёбанным камням уже больше получаса. Чем ближе я пробирался сквозь небольшие тропические заросли, тем больше проклинал себя. Конечно, проще было молча беспокоиться, чем предпринять хоть какие-то меры, чтобы не допустить этого.

Когда впереди показалась небольшая тряпочная завеса, я раздражённо сдёрнул её с дерева. Это была западная свалка, своеобразный приют для потерянных. С тех пор как я был здесь последний раз, ничего не изменилось: кучи мусора, пропахшие разными видами травы и обезумевшие крики. Люди, разбросанные повсюду, как бутылки из-под самого дешёвого пива и низкосортные проститутки с разодранным тряпьём. Под ногами вместо песка трескались шприцы. Палаточные дома стояли рядом с гаражами, в которых жили наркодилеры и алкоголики.

Я хорошо запомнил это место. Всего одна дорога, ведущая в ад. И никакого выхода.

Сильнее укутавшись в джинсовку, я вышел к заброшенному стадиону, где уже несколько десятков лет гнила железная билетная будка.

Воспоминания били безжалостной резью. Руки сами сжались в кулак, почувствовав приближающуюся опасность.

Я оглядывался, как помешанный параноик. Меньше всего мне хотелось влезть в какую-нибудь передрягу с местными жителями. Но что, если тебя самого считали за своего?

Косые взгляды следовали за мной по пятам. Некоторые из них узнали меня, но я быстро и безмолвно проходил вперед. Ещё одна чертова секунда здесь, и я свихнусь.

Когда голоса стали более отчётливыми, я ускорил шаг. Вдалеке я заметил несколько подростков, шатающих из стороны в сторону, что спешили забрать очередную дозу на день. Они уже не выглядели на свой возраст: юное лицо пластом покрывалось маленькими морщинами, на руках в бесконечную линию виднелись свежие шрамы.

Дети всегда были лёгкой приманкой для более крупной добычи. Все они велись на простые деньги и желание влиться в плохую компанию, чтобы выглядеть круче на фоне своих сверстников. Их использовали как марионеток. Я знал, о чём говорил.

Я влетел с ноги в помещение. Повсюду разросся дым. Настолько едкий, что сразу же стал разъедать глаза. Привычный запах теперь вызывал во мне ужасающее отвращение. Я стал усердно размахивать руками, чтобы хоть немного развеять образовавшийся туман.

– Тревор, хватит тереться у дверей! Наше время почти закончилось, как и запасы травки, – раздался чей-то знакомый голос.

С потолка крошился кафель, и вся его пыль падала осадками на волосы. Мебели и вовсе не было. Похоже, что её развалины кто-то забрал себе. Пол под ногами местами проваливался, оседая от сырости. Разодранные обои были увешаны расписаниями поставок и объявлениями о розысках.

Когда я переступил порог комнаты, запах гари только усилился. Казалось, что в лёгких не было места для кислорода. Голова ходила кругом от подступающей тошноты. И от лужицы крови в неглубокой яме в паркете.

Злость закипела в жилах стоило мне только заметить Коди. Он просиживал свой большой зад на и без того тонкой подушке. Да к черту простуду, когда я увидел в его рту косяк. Парни рядом страдали той же херней.

– Ясли закрываются. Спасибо, что присмотрели за этим малолеткой, – отрезал я, выхватив сигарету у Коди и раздавив её ногой. – За мной. Молча.

Брат едва мог шевелить своими конечностями. Я принялся поднимать его тушу, пока сзади не послышался гул негодования.

– Посмотрите, парни. Главная примадонна снова вернулась на родные облеванные улицы. Что, сопливые песенки не приносят и десяти центов? Неудачник-баскер [1].

Я плохо помнил его лицо, но оно казалось мне таким знакомым. Его фигура располагалась в самом центре комнаты. Из карманов жилетки выглядывали прозрачные пакеты с дерьмом и сигареты.

– Не узнаёшь меня, придурок? – он поднял уголки губ так, что все жёлтые зубы выглядывали наружу. Я пробежался глазами по нему ещё раз: выжженные короткие волосы, грубые очертания и порез на правой щеке, оставленный его старшим надзирателем.

– Итан.

Он не был похож на тех нормальных подростков, что я знал. Его разница в возрасте с Коди не превышала двух лет, но эти опущенные веки и оторванное от жизни тело говорило об обратном.

– Решил вернуться обратно в братство? – он встал, пошатываясь. – Кажется, ты забыл, что таким предателям, как ты, давно пора сгнить в земле.

Парень стоял слишком близко, но несмотря на то, что он был ниже меня на пару дюймов, мне приходилось вдыхать его перегар.

– Продолжаешь идти по стопам Бенни? Такими темпами ты умрешь быстрее меня где-то в изоляторе для несовершеннолетних отбросов.

– Что ты имеешь против своих? – Итан угрожающе закричал. Он был под кайфом.

– Свали отсюда. Я пришёл за братом, – я оттолкнул его в сторону, и он с грохотом упал возле деревянной стойки со всем наркоманским барахлом.

– Ты ещё ответишь за всё, Джастин. Он найдёт тебя и тебе уже не поздоровиться. А твой братец поможет нам, так ведь?

Итан ударил Коди в спину и тот, пошатнувшись, упал в противоположном направлении.

– Даа, – он принялся громко смеяться и вертеть головой. Его окружали галлюцинации.

– Ты нравишься мне больше, чем этот занудный доносчик.

Эти перепалки уже действовали мне на нервы. Нужно было уйти отсюда до прихода Бенни и его дружков. К тому моменту, когда мы покинем эту обитель торчков, Итан уже забудет обо всём. Действие морфина отключает рассудок настолько сильно, что в памяти стираются даже часы. Мне это играло на руку. Бенни не должен знать о том, что я был здесь. Вряд ли бы он был рад увидеть старого друга и самого охрененного предателя.

Я подобрал с пола рюкзак младшего и тут же вытряс всё из него. К счастью, брат не додумался купить у этих торчков закладки. Они всегда продавали их втридорога.

Коди продолжал нести бред.

– Хочу танцевааать, – он протяжно издавал любые звуки. – Кто со мнооой?

Он путался об свои же ноги, неуклюжий идиот. Я смотрел на всё это без капли сожаления. Должен же был он сам преподать себе урок хотя бы в виде пары синяков.

– Сильно тебя вставило, дружище. Мало того, что они подсунули тебе самые дешёвые сигареты, так вдобавок и не научили правильно затягиваться, – с сарказмом произнёс я больше для себя.

После очередной попытки Коди настроить свой вестибулярный аппарат на весу, он снова потерпел поражение. Его беспомощная гримаса заставила меня в конечном итоге сжалиться и помочь бедолаге. Я подхватил мальчишку на своё плечо, пока он пытался сопротивляться, и быстро вынес на свежий воздух. Он неосознанно потянулся рукой к глазам, зажмурившись от яркого закатного света.

Его любимые ботинки волочились по камням, стирая остатки подошвы. Я приподнял его чуть выше, насколько хватило сил. Вряд ли бы он обрадовался, когда узнал, что они превратились в непригодный хлам.

Всю обратную дорогу до дома я оглядывался назад. Шорох кустов и скрежет колючей проволоки, который создавал ветер, мерещился мне очередным преследованием.

В трейлерном парке уже было слишком темно. Лишь в одном доме беспрерывно мигал блеклый цвет. Смертельную тишину разбавлял шум, исходящий от океана, и плач. С каждым пройденным метром он становился только громче. Одинокая тень сидела на скамье под свисающим сверху завесом около входной двери.

Стоило вступить на освещённый участок земли, как фигура тут же направилась навстречу.

– Слава Богу, вы живы!

Женщина ласково прижала нас к своей груди. Её руки ужасно дрожали, но уже не от ночной прохлады. Она устало и растерянно смотрела на меня сквозь ту кромешную тьму, что стояла между нами невыносимой тишиной. Я снова подвёл её.

Мама стыдливо отстранилась от меня и с ужасом принялась разглядывать Коди. Она видела его расслабленное и изнурённое лицо, закрытые глаза, под которыми скрывались лопнувшие капилляры, и полуживое тело, и хотя не сразу поверила в это, но материнским чутьём понимала, что эта участь снова коснулась её.

Она не срывалась. Не кричала. Не рыдала до потери пульса, увидев, что настоящее младшего сына становилось похожим на прошлое старшего. Беспокойство сменялось на отчаяние. Мама держалась из последних сил, чтобы окончательно не отчаяться.

Вот чёрт! Хуже всех наказаний молчание матери и её слезы. Ненавидел ли я себя, что не уберег брата? Да на моем счету уже, итак, до хрена грехов! Будь я проклят. Или уже проклят.

Ни произнеся и слова, женщина открыла настежь двери, и подошла к Коди с противоположной стороны от меня, взвалив на свои хрупкие плечи его руку.

Я остался сидеть на кухне, пока мама укладывала брата в постель. Он вырубился ещё на половине пути, поэтому наверняка не понял, что оказался в более безопасном месте – в своей кровати, над которой висели постеры Бэтмена.

Горячий чай согревал и обжигал горло. Я взял с тарелки кусок яблочного пирога и с наслаждением съел этот лакомый кусок. Маме очень нравилось заниматься выпечкой, но из-за нехватки времени и денег мы не так часто позволяли себе подобное удовольствие.

Раскаты грома громыхали где-то за горизонтом океана. Погода слегка испортилась, когда мы только пересекли порог нашего дома.

– Он пару раз ворочался и что-то говорил во сне, – сказала мама, когда остановилась около газовой плиты. – Так же, как и ты в его возрасте.

Она затихла. В её молчании было слишком много боли.

– Я не знаю, как давно он стал заниматься этим. Клянусь.

Я подошел к ней и приобнял со спины. Сердце разрывалось на части, когда её тихие всхлипы становились всё чаще.

– Почему ты позволил ему?

Я обомлел на месте. Она прекрасна знала, что я не желал брату подобного, через что пришлось пройти и мне самому.

– Ваш отец, – она сглотнула. – Он очень любил вас и хотел, чтобы вы выросли достойными людьми.

– Я знаю, мам.

– Нет. Ты ничего не знаешь, Джастин. Я до сих пор вспоминаю те невыносимые ночи в обнимку с твоей кроватью, литры пролитых слез в надежде на небольшой шанс твоего просветления. Ты даже не представляешь, чего нам стоило с отцом просто, чтобы у вас была хотя бы крыша над головой и еда. Но нет, ты буквально бредил о карьере, и пал ниже возможного. Наш маленький Джастин, наш Ангел, наша причина вставать по утрам, в конечном итоге оказалась на больничной койке с передозировкой.

Воспоминания собирались в болезненный пазл, который я пытался выбросить из своей головы каждый чертов день.

Наполненные горем женские глаза молились о том, чтобы я вынес для себя хоть что-нибудь с того происшествия. После смерти отца всё пошло под откос. Я стал заложником своей идиотской самовлюбленности.

– Я искал спасение, разве ты вправе меня судить? Впервые за долгое время я ушел от прошлого себя и нашел смысл, в котором я так сильно нуждался. Музыка вытащила меня из самого дна.

– Повторишь эту фразу мне в глаза, Джастин? – мама развернулась в мою сторону. – Давай, расскажи, как тебе было плохо, и что твой выбор и есть твоя благодарность. Отец отдал свою жизнь, чтобы ты зарыл себя собственноручно в могилу? Тебя спасли живые люди, а не этот набор звуков.

В этот момент к горлу подступил огромный ком. Я стиснул зубы, чтобы выплеснуть остатки фраз.

– Мне было слишком сложно. Я не справлялся.

– Когда мне прислали письмо с военной отметкой на конверте, где неровным почерком сообщалось о гибели Даниэля, в тот момент я осознала, что надо мной повиснет крест одиночества. Мне не приходилось просить о помощи, я тянула нашу семью. Пока ты развлекался со своими дружками и бренчал на гитаре, соблазняя все юбки на районе, случилось непоправимое: ты отрекся от своей семьи. Как ты мог бросить своего брата, зная об окружении, в котором нам приходиться выживать? Как ты можешь смотреть мне в глаза после того, как наиграешься с очередной богатенький девкой, и как ни в чём не бывало явишься обратно домой? Ответ один – тебе плевать. Всегда было. Ты никогда не станешь таким же достойным человеком, как отец.

Я знал, что ей не хотелось причинить мне боль своими колкими словами в мой адрес, но почему-то в груди начало неприятно жечь. Она говорила долбанную правду.

Моя попытка стать лучше в очередной раз провалилась.

Секунды тянулись медленно и невыносимо. Наконец, поборов в себе оставшуюся гордость, я смог подобрать нужные слова, которые так нужны были сейчас маме.

– Я не позволю ему пройти через этот ад, – сказал я, поцеловав её в морщинистый лоб и вытерев слёзы, стекающие на щёки. – Обещаю.

[1] Busker – бродячий музыкант.

Глава 5. Тиффани

Звуки щёлкающих время от времени фотоаппаратов доносились со всех сторон. Я скучающе ожидала своей очереди в гримёрной. Мелани уже полчаса наносила мне макияж.

– Тиффани, твой выход через десять минут, – заглянула одна из ассистенток с громкоговорителем в руках, успев при этом выкрикнуть в общий зал свои наставления. – Катрин, начни импровизировать!

Я понимающе кивнула в ответ, но девушка уже растворилась где-то на съёмочной площадке. У меня было пару минут, чтобы привести себя в порядок.

Я стояла напротив большого зеркала во весь рост напротив туалетного столика. Пыталась рассмотреть другую девушку по ту сторону отражения, совсем не похожую на себя.

Пудровые тени выглядывали через идеально нарисованные стрелки. Аккуратно выщипанные брови подчёркивали светлые карие глаза, что заметно выделялись на фоне затемнённых оттенков. Кудрявые от рождения волосы сейчас были аккуратно выпрямлены утюжком. На губах блестела яркая красная помада. Она неплохо сочеталась с чёрным сетчатым топом и клетчатой юбкой. Руки были увешаны кольцами со змеями, у которых вместо глаз блестели бриллианты. На ногах были порванные колготки и высокие ботфорты на массивной подошве.

В таком виде я походила на любительницу рока, что ненавидела фанатиков, и грезила только о музыке.

В последнее время я всё чаще стала задумываться над этим.

Наверное, глупо думать о том, что моя история когда-нибудь превратится в мелодию и будет услышана. Не уметь связывать и двух слов, чтобы рассказать о своей боли, но при этом тайно мечтать и плакать по ночам в подушку.

Очень остроумно, Тиффани.

Пальцы потянулись к вискам. Нужно было унять навязчивые мысли. Это всегда давало мне трезвую пощечину.

Стук каблуков усилился, и я резко выбежала из гримёрной прочь.