Ноты наших сердец

Резкая боль от удара в лопатку заставила меня быстро развернуться и замахнуться в ответ.

– Нейт, тебе говорили, что ты настоящий придурок? – я выдохнул, остановив руку в метре от друга.

Передо мной стоял парень – сердце нашей группы, отвечающее за ударные. Его внешность ни раз привлекала всех девушек: короткая стрижка светлых каштановых волос с аккуратно выбритыми висками, густые брови, яркие голубые глаза, обязательно небольшая щетина и татуированный ворот вокруг шеи. Ему нравилось, как с эскизом смотрелась свободная чёрная майка, похожая на футболку без рукавов с надписью «She ad in the floor". Потрёпанные Джорданы виднелись из-под длинных спортивных штанов.

– Ты каждый раз ведешься на это, – друг подошёл ближе и слегка приобнял меня. – Рад тебя видеть.

– Где ты оставил малыша Тайлера? Хочешь, чтобы он снова накидался до начала концерта?

– Если ты забыл, то после того случая я завязал с алкоголем, по крайне мере, во время выступлений.

Тайлер одарил меня улыбкой. Его кожа была белее зубов. Чёрные большие глаза прикрывали тёмные волосы с примесью красного. Что-то между панком и рокером, если отбросить то, что он был клавишником. Притупленные черты лица, шрам над верхней губой и вечно весёлый взгляд. Он предпочитал скрывать своё худое телосложение в толстовки и широкие брюки вместе с кедами.

– Если не поторопимся сейчас, то можно будет остаться у этой арки и не надеется на что-то большее, – я похлопал парней по плечу, и мы двинулись в толпу.

Амфитеатр терялся в рекламных щитах, заслоняющих белоснежный купол и музыкальную аппаратуру. Моё внимание привлёк один из постеров. В один момент я застыл на месте, рассматривая впереди себя билборд.

– Она до сих пор висит здесь с прошлого концерта. Правда секси? Жаль, что это просто картинка, так бы я её…

– Оставь свои извращённые фантазии при себе, Тайлер. Все мы знаем о твоих слабостях к женщинам, – перебил его Нейт.

– Они слишком хороши, для таких как мы, – вступил я в разговор. Всё это время я не мог оторвать взгляда от столь очаровательных черт. Казалось, что девушка с постера смотрела мне глубоко в душу. Слабые локоны спадали на утончённые плечи смуглого оттенка. Бежевое платье с объемными рукавами облегало изгибы её фигуристого тела. Хрупкие руки модели застыли в своих позах в воздухе.

Я пробежался по плакату в поиске её имени.

«Тиффани Кэмпбелл».

– Так, что ты говорил? – голос одного из друзей выбил меня из мыслей.

Я встряхнул головой и потёр руками виски, напоминая себе, что в моей телефонной книжке достаточно номеров других девушек, которые приходили к нам с парнями на выступления. Выступления в узком кругу людей.

– Всё они красивые на картинке, а в жизни полные стервы, живущие за счёт своих богатых родственников. Легко добиться успеха, когда у тебя есть милое личико и куча денег за спиной, – сказал я первое, что пришло мне в голову.

Мне нужно было расслабиться. Я слишком долго, на хрен, не чувствовал эту одержимость, и готов был выбить из себя всю дурь, сорвав голос.

Несколько часов подряд мы наблюдали за живой музыкой под ярким звёздным небом: удары по струнам заставляли публику затаить дыхание, вслушиваясь до без предела в чертовски крутую музыку. Прожектора крутились как сумасшедшие, пытаясь хоть немного попасть в ритм. Сотни восторженных возгласов и телефонных вспышек плавно заполняли всё вокруг.

Сейчас я был по другую сторону своей мечты. Мне оставалось только взять её под свой контроль.

Глава 2. Тиффани

Невыносимо душно.

От волнения рука вспотела, и серебряная вилка с гравировкой семейной фамилии готова была из неё выскочить. Еда в тарелке так и осталась нетронутой. В горло не лез и кусок любимого десерта.

Напротив послышался ненавистный женский кашель.

Я не поднимала взгляда, уставившись на незамысловатый узор чистой белоснежной скатерти, но чувствовала на себе привычное осуждение. Наверняка Амелия снова поджала губы настолько, что из них выстроилась тонкая нить, глаза слегка прищурились у переносицы, а на щеках выступил румянец от подступающей злости.

– Может быть, ты уже наконец уделишь внимание своей семье, в том числе, родной матери?

Её резкий гневный тон заставил меня вздрогнуть. Напряжение в воздухе подсказывало о приближающемся скандале. Скрежет столовых приборов с новой силой стал разноситься по главной гостиной дома. Невыносимый треск, звучащий чаще, чем голоса всех, кто находился здесь. Треск, подобный мелодии для родных незнакомцев, которым просто не о чем был говорить друг с другом. Сегодняшний ужин ничем не отличался от других.

– Я просто задумалась, мадам Амелия, – обратилась я к ней, но дрожь в голосе лишь сильнее показывала ей мою уязвимость.

С шести лет в моём мире перестало существовать слово «мама». Амелия никогда не позволяла называть себя по-другому. Она считала это дурным тоном.

– Это очень эгоистично с твоей стороны, юная леди. Надо было лучше заниматься твоим воспитанием. Это всё твой отвратительный характер, Фрэнк.

Она была в ярости. Мне тоже стоило злиться на неё. Нормальная бы девушка точно смогла бы подобрать нужные слова, защитить себя. Но я не была такой. С тех пор, как страх поселился во мне, я закрылась от всех, даже от себя самой.

Мне оставалось только молча заёрзать на стуле. Ногти царапали шею, оставляя красноватые следы, что скрывали длинные шёлковые волосы.

– Ты слишком предвзята и требовательна к ней. Она всё-таки наша дочь. Иногда, мне кажется, ты забываешь об этом, – с сожалением произнёс отец, оторвавшись от утренней газеты.

– Я всегда знала, что тебе наплевать на неё, но не до такой же степени! – истерически последовал ответ.

Я виновато посмотрела на него, прежде чем Амелия продолжила свою возмущённую речь. Сложно было искать поддержку там, где её и вовсе не стоило ждать. Его слова блекли на фоне властной жены. Мы оба знали, что идти против матери – значит, добровольно выбить себе билет в один конец. Отец сидел напротив меня, а она посередине, между нами двумя, как будто стояла во главе над своими подчинёнными.

Шипящее игристое вино десятилетней выдержки, как она любила, в порыве неконтролируемых размахов руками случайно пролилось на её дорогое итальянское платье, не дав закончить ещё одну возмущённую тираду за этот вечер. Нескончаемый вечер.

– На днях мне писал её генеральный менеджер, – она обращалась к нам обоим, но её взгляд всё ещё был сосредоточен на мне. – Он сказал, что ты отказалась от выгодного предложения с одним из известных брендов одежды. Речь идёт о больших деньгах. Я, надеюсь, у тебя была веская причина, чтобы так бестолково поступить.

Амелия нервно перебирала золотые украшения. Кольцо на её безымянном пальце отражало в себе солнце. Большие окна в пол просторной квартиры в несколько этажей в самом центре Беверли-Хиллз пропускали лучи, падающие на стену.

Я не осмелилась повернуться в её сторону, но всё же нашла в себе силы неуверенно поднять голову и бросить в воздух:

– Нет никакой причины.

Тишина меркла.

– Что с тобой происходит, Тиффани? Ты строила такие планы на своё будущее, а сейчас своими поступками можешь всё только испортить! Я столько вложила в тебя. Ты должна быть благодарна.

Резкая боль в грудной клетке заставила пронзить её непониманием в своих глазах. Мы обе знали, что нас ничего не связывало кроме тайны, следовавшей за мной по пятам уже много лет.

Амелия никогда не любила меня, как матери любят своих детей. Я была для неё произведением искусства: предметом, который можно поставить на самое видное место в доме, и восхищаться, показывая его остальным.

В ней не было и капли сожаления за то, что она сделала со мной и моей жизнью. В тот день я умирала, моля её о помощи, и даже сейчас я видела в ней то же безразличие, что и тогда.

Я поспешно поднялась из-за стола, молча захватив с собой поднос с нетронутой едой, и направилась на кухню. Чем ближе я подходила, тем отчётливее видела тень на стене.

Услышав приближающиеся шаги, фигура стала исчезать. Когда я вошла внутрь, Лея сделала вид, что всё это время хлопотала на кухне, расставляя баночки с крупами по размерам на полки. Она работала домработницей всего пару месяцев, но за это время не внушила к себе никакого доверия. Не знаю, чем она приглянулась матери, кроме схожего желания осудить чужую жизнь. Она была любительницей сплетен, а наши семейные перепалки только подогревали её неподдельный интерес.

Пришлось закатить глаза, проигнорировав всё, что она успела бросить мне в след, и я тут же выбежала на улицу, опасаясь снова встретится в коридоре с матерью.

Я пыталась стереть с себя эту грязь, но бороться в одиночку было невозможно.

– Тиффани, подожди!

Я обернулась на родной голос и тут же остановилась, не в силах пошевелиться.

Мужчина шёл мне навстречу. Синий строгий костюм заметно молодил его, только галстук, нелепо свисающий с шеи и домашние тапочки, слегка выбивались из его образа. Глаза, полные печали, говорили всё сами за себя.

– Знаю, что твоя мать не способна на такое, поэтому я хочу попросить прощение за неё. Я не хочу, чтобы ты держала зла. Она любит тебя, по-своему.

Я продолжала стоять в полном оцепенении. После ужина, сил на споры не осталось. Видимо, папа заметил мою усталость и притянул меня в свои объятия. Я поддалась навстречу. Голова плавно упала на его крепкое плечо, а руки обвили небольшой живот. Каждый раз, когда он так делал, я чувствовала себя той маленькой девочкой, ещё не ощутившей на себе горечь взрослой жизни.

– Мы скучаем по тебе, родная.

Слезы давно перестали навещать меня. Все чувства притупились. Но сейчас глаза налились влажностью.

После моего совершеннолетия встречи в родительском доме стали для меня редкостью.

– Я тоже.

Он осторожно протёр краем рукава пиджака скатывающиеся капли. На морщинистом лице виднелась приятная грусть.

– Мы гордимся тобой, Тиффани. Мама права насчёт того, что тебе нельзя сдаваться. Ты намного сильнее, чем кажешься, – отец на мгновение замолчал, словно обдумывал что-то у себя в голове, а затем продолжил. – Не забывай верить в себя, чтобы не дать другим затмить твоё яркое пламя внутри, – его рука указала на сердце.

Он продолжал смотреть на меня с той же надеждой, что и всегда: тоскливо, трепетно. Я понимала, что просто не могу подвести единственного человека, который больше всего заботится обо мне. Тот, кому я доверяла всё. Почти всё.

– Я люблю тебя, пап, – произнесла я и почувствовала внезапное облегчение.

Он знал, что я могу доверится только ему. Нужные слова находились с трудом, и он это понимал. Между нами нарастала пропасть, с годами становившаяся только непреодолимее.

– Береги себя.

Ненавижу прощания, это я точно поняла для себя. Внутри появилось странное чувство пустоты и тоски по месту, которое никогда не было моим домом.

Последний раз одарив папу самой искренней улыбкой, я последовала в сторону своего модельного агентства.

Недвижимость родителей находилась неподалёку от бульвара Уилшир, поэтому я предпочла пройтись в гордом одиночестве.

Посреди одного из элитных районов города располагался небольшой парк. Я часто бывала здесь в детстве. Ноги сами вели меня к полюбившемуся месту.

Вокруг пестрили маленькие узенькие тропинки, обложенные белыми камнями и аккуратно выстриженным газоном. Красивые кустовые розы были рассыпаны по некоторым топиарам.

Раньше здесь можно было увидеть магазинчики на колёсах, где продавали самое вкусное клубничное мороженое и сахарную вату. Я до сих пор помнила этот сладкий вкус, тающий во рту.

Амелия часто бывала в разъездах на всевозможных гастролях, поэтому больше всего времени я проводила с отцом, а это укромное место стало нашим общим. Оно было неприглядным, но по-своему особенным.

Обычно мы выбирали самую крайнюю лавочку жёлтого цвета у центрального фонтана. Папа рассказывал, что в детстве я была ужасной болтушкой, поэтому ему приходилось по несколько часов слушать о приключениях моей куклы Барби и лишь изредка переводить дух, пока я молча уплетала свои сладости. Мы просто проводили время вдвоём, наслаждаясь вместе каждой минутой. Он отдавал мне всё своё внимание, которое я не могла получить от матери.

Я остановилась возле того самого фонтана. Скульптура человека, сидящего на коленях и изображающего обряд молитвы, превозносилась на самом верху. Она ассоциировалась у меня с верой. Той самой, что упоминал папа.

Пару кварталов спустя я всё же добралась до модного дома «Bella Monika», знаменитого красивыми девушками, лишённых своей индивидуальности. Таких же, как и я.

Пентхаус был настолько огромен, что в нём помещалось не только необходимое оборудование и залы для проведения кастингов, но и несколько площадок для съёмок. Десятки студий, комнат, оборудованных под подиумные выступления, умещались на четырёх этажах белого здания. Издалека оно было похоже на сборную модель, где панорамные окна разделяли лестничные проходы. По вечерам в них горела неоновая подсветка призрачно-голубого цвета. Пальмы, устланные вокруг фасада, едва доходили своими ветвистыми верхушками до крыши.

Стоило мне переступить порог, как я вновь стала частью этого бесконечного потока модельного бизнеса. Вокруг суетились фотографы, букеры, дизайнеры и много-много других людей, которых связывала всего одна цель – навязывание стандартов красоты.

Каждый раз, когда я здесь появлялась, то находила потолки необычайно длинными и высокими. Казалось, что они были устремлены в небо. Модные плакаты с афишами были расклеены повсюду.

Мне повезло, когда на ресепшене не оказалось привычной очереди.

Незнакомая молодая девушка с рыжими волосами в бордовом офисном костюме улыбнулась мне. Поток ассистенток был настолько непостоянным, что я просто не запоминала их имена.

Пару минут разыскивая нужные документы, она всё же протянула мне расписание ближайших съёмок.

– Спасибо, – ответила я, прежде чем увидела чью-то тень позади себя.

– Я думал ты заедешь завтра.

Горячее дыхание на шее обожгло кожу, как электрический ток. Всё внутри замерло, когда я обернулась.

– Уильям.

Передо мной стоял парень, старше меня на больших десять лет. От него разило мятным парфюмом и.…надменным успехом.

В двадцать шесть он был признан одним из лучших скаутов Лос-Анджелеса, сотрудничая со многими знаменитостями, а в свои тридцать два имел несколько миллиардов на банковском счету и собственное агентство с моделями на разный вкус.

Он носил только дорогую одежду известных модельеров, разъезжал по загранице и отдыхал на своей вилле в самом Голливуде. Уильям вёл светские беседы, светил своей нахальной улыбкой на встречах перед кучкой репортёров и журналистов.

Он жил. В отличие от меня. Никаких скандалов. Кошмаров. Никакой преисподни, что мне пришлось испытать.

На нём была чёрная водолазка с высоким воротом, клетчатые брюки и сильно зализанные назад светлые волосы. Большие глаза тёмно-серого цвета пробежались по моему полуприкрытому телу и остановились на розовом топе с разрезом на ключицах. Руки тут же потянулись к белому пиджаку, чтобы прикрыться. Мне повезло, что он закрывал мои бёдра и кремовую юбку.

– Отлично выглядишь, детка, – он опустился на локти подле меня. – Так, ты не передумала насчёт моего предложения?

Я уставилась на него, но на этот раз без прежней уязвимости.

– Я не меняю своих решений.

В последнее время моя решимость действовала ему на нервы. Ничем хорошим это не должно было кончиться, но что, если это больше не имело смысла.

– Как знаешь. Вряд ли на твоё место найдут кого-то лучше. Ты срываешь сделки одну за другой. Я больше не могу впрягаться за тебя, мы так не договаривались, – он скривился в зверской ухмылке. – С такой статистикой тебе скоро придется искать нового агента. Хотя, мне бы не хотелось отдавать тебя в чужие руки. Кажется, и тебе здесь нравится. Не так ли?

Уильям взял меня за руку. Его пальцы напряглись. Он притянул меня ближе. Всё внутри меня закричало. Я не хотела, чтобы он прикасался ко мне. Сделала пару шагов назад, чтобы остаться на безопасном расстоянии, даже несмотря на то, что вокруг было полно людей.

– Тебе стоит начать соблюдать дистанцию. Личную неприкосновенность никто не отменял. И я зашла за своим гонораром, который ты мне до сих пор не выплатил.

– Вот за что ты мне нравишься, Тиффани. С таким характером и профессионализмом ты далеко пойдёшь.

Парень протянул мне белый конверт. На ощупь он был намного тоньше, чем я предполагала.

– Здесь половина, – опередил меня Уильям. – Остальное получишь после окончания съёмок. Мне нужна гарантия, что ты никуда не денешься.

– Когда подписанный мной договор утратил акт доверия?

Неожиданно для себя, мой голос прозвучал намного резче и громче.

– В мире шоу-бизнеса нет друзей, тебе прекрасно это известно. В последнее время ты слишком отстраненна. Мне не нужны лишние проблемы. Надеюсь, ты не в обиде?

– Ты не оставляешь мне выбора.

– Хорошая девочка, – его весёлость только усилилась. – Жаклин просила, чтобы ты примерила платье. Она оставила его у тебя в гримёрной, – часы на его запястье завибрировали. – Жду тебя в пятницу. И не забудь прихватить своих подружек.

Он подмигнул мне и Кларе. Так её звали, по крайне мере, именно это имя было написано на бейджике. Девушка тут же покраснела и закусила нижнюю губу. Я закатила глаза.

Миновав несколько пролётов, я остановилась у двести первой комнаты. Без промедления дёрнула дверную ручку, и она с лёгкостью поддалась вперёд. В просторных апартаментах я разглядела Мейсона. Он стоял, прислонившись к стене. Всё такой же безупречный, как будто только что сошёл со сцены: хлопковая водолазка с жакетом, темные брюки, громоздкие кроссовки и гладко уложенные в хвост на затылке черные волосы. Он был мечтой каждой девушки – известным рок-музыкантом. Я никогда не была его ярой фанаткой, как остальные, но это не мешало быть нам вместе.

– Ничего, что я без приглашения? – парень подбросил связку ключей, а затем поймал её.

Одно только его присутствие заставляло меня улыбнуться. Я устало прислонилась к стене, когда он подошёл ближе.

– Мне тебя не хватало.

Его рука потянулась к моему лицу. Бархатность кожи усмиряла внутреннее бушующее пламя.

– Я знаю. Иди ко мне.

Тело приятно заныло, когда он провёл ладонями линию от шеи до талии. Дышать стало тяжело. Вздохи повторялись каждую секунду, когда он непринуждённо изучал каждый сантиметр моих изгибов. Ему нравилось наблюдать за моими ответными движениям.

Он наклонился, чтобы поцеловать меня.

Глава 3. Джастин

Голова раскалывалась. По вискам долбили молоточками. Боль была похожа на чертовы раскаты грома, но я всё же заставил себя перевернуться на другой бок. Я не собирался отдавать дозу своего оставшегося сна. Тело как прежде не ныло от выскакивающих пружин из старого матраса. Я сильнее укутался в пуховое одеяло, пока ноги напрочь не замёрзли. Осадок вчерашнего вечера давал о себе знать, когда, лежа в мягкой постели, я чувствовал, что проваливался в облако.

«Пуховое одеяло вместо гребаного вязанного пледа?!»

Я мгновенно отрезвел, когда почувствовал на себе очередную роскошь, выбивающуюся из моей привычной жизни.

Запах дорого парфюма извивался прямо рядом со мной. Женская рука обхватила мою талию. Мне было не привыкать, поэтому я аккуратно сдернул её с себя. Звон от браслета на тонком запястье ударил с новой силой по ушам.

Очередной день. Очередная пассия рядом со мной. Я был подонком, нуждающимся в близости, но точно не в любви. Вокруг меня крутились богатые и красивые девушки. Блондинки сменялись шатенками каждый раз, когда я просыпался в их постелях по утрам в различных коттеджах. Временное удовольствие без обязательств. Так я имел возможность хоть на пару часов украсть у судьбы свою долю.

Я осторожно приподнялся на локтях.

Бежевые стены сладкого оттенка выглядели отвратно яркими. Несколько картин были развешаны вокруг спального места. Среди всей стены искусства я разглядел знакомые «Звёздную ночь» Ван Гога, «Рождение Венеры» Сандро Боттичелли и «Террасу в Сент-Адредес» Клода Моне. Кто бы сомневался, что богачи предпочтут в свою коллекцию заезженные известные произведения, вместо бесславных, недооценённых. Я находил с ними сходство.

Длинные окна в пол были настежь распахнуты так, что пропускали в помещение весь свет, который только можно было собрать со всего Лос-Анджелеса. Вдалеке виднелись невероятной высоты небоскрёбы и множество живых билбордов, транслирующих по кругу одну и ту же заезженную рекламу. Она, несомненно, портила этот поистине потрясающий вид города.

Тихое сопение внезапно прервалось. Я почувствовал на себе взгляд, и был прав. Обнаженная красивая грудь развернула меня к себе.

– Сейчас ты выглядишь даже лучше, чем ночью, – девушка продолжала демонстрировать мне свои достоинства. Она ничем не отличалась от всех предыдущих. – В темноте твои партаки почти не видны.

Она облизнула губы.

– Такие как ты, – я выждал паузу, пытаясь вспомнить её имя, которое вероятнее всего забыл ещё спустя минут десять после знакомства. Взгляд упал на стеклянный стол, где стояла именная вывеска с подставкой. Кому в трезвом уме взбредет в голову иметь в комнате подобную вещь? Прости Тайлер, но у этой девушки самомнение покруче твоего. – Трейси, – продолжил я как ни в чём не, бывало, – сходят по ним с ума.

Девушка довольно выгнулась в спине, продолжая соблазнительно разглядывать меня.

Кажется, она не обратила внимание на мои слова. Хороший знак, что между нами ничего не было. Так везло не всегда. Многие просили от меня объяснений, когда я оставлял их наедине с собой, а сам исчезал бесследно и навсегда. Наши пути никогда больше не пересекались. Чертов гений или хренов стратег.

– Меня заводят плохие парни с татуировками. Они же настоящие?

Она пододвинулась ближе. Наши глаза остановились на одном уровне. Её пальцы, недавно ласкающие мой член, а теперь свои локоны, потянули меня за цепочку. Образ недотроги стал более вызывающим и доступным. К таким быстро теряют интерес.

В один момент её рука потянулась к эскизам, разбросанным по всему телу. Когда она остановилась на уровне чёрно-белых крыльев около ключиц, я схватил её за запястье, прежде чем девушка дотронулась до них.

Никто. Никогда. При любых обстоятельствах не смел прикасаться к ним. Они слишком много значили для меня. Это было негласным правилом. Никаких прикосновений, объятий.

– Эй! Ты чего?

Она резко отстранилась, словно её ударили током.

– Усмири свой пыл. Мне кажется, на сегодня достаточно телесных практик.

Трейси закатила глаза.

– Подумаешь, – улыбка быстро сменилась на недовольное выражение лица.

Но мне было абсолютно плевать. Сейчас мне срочно нужно было найти мобильный. Наверняка, кто-то уже беспокоился о моей пропаже.

Вся одежда лежала скомканной грудой на полу. Я потянулся за брюками, в надежде отыскать необходимую вещь в передних карманах.

Телефон никак не реагировал на кнопки, которые я лихорадочно нажимал одну за другой. Экран оставался чёрным.

– Чёрт! Батарея села, – выругался я в слух и принялся искать глазами электронные часы вокруг. – Который час?

– Самое время, чтобы бросить меня.

– Заметь, не я это сказал.

Трейси нащупала на кожаном прикроватном комоде свой планшет. Даю сто баксов, что он стоил дороже трейлера, в котором я жил. Я уставился на неё, когда она демонстративно притворилась спящей.

– Только половина восьмого, – промямлила она в ответ и развернулась в другую сторону. – У меня ещё есть несколько часов до двенадцати. Останешься со мной?

Цифры в голове стали вращаться с бешеной скоростью.

– Твою мать!

Я вскочил с кровати. Если люди, выглядывающие из соседних зданий, успели увидеть мой обнаженный зад, им несказанно повезло.

Боксеры, противная белая рубашка, скомканная синяя толстовка, сожженные брюки.

Я уже представлял, как мне приписывают очередной выговор.

Всё валилось из рук, как, например, грёбанные шнурки от Вансов, которые никак не могли нормально переплестись друг с другом.

За эти бесконечные минуты сборов я несколько раз успел поблагодарить Бога за то, что в рюкзаке оказались все необходимые пособия по музыке. Даже пьяным в дерьмо я всё ещё вспоминаю о сранной школе.

Трейси выглянула из-за плеча.

– Откуда у тебя столько книг? Ты не похож на ботаника.

– Прости, что забыл надеть дедовские очки, зализать чёлку и заправить рубашку.

Пожалуй, она пропустила все мои слова, когда с ужасом разглядела цифру на учебнике.

– Только не говори, что ты ещё обучаешься в старшей школе?! Ты, конечно, выглядишь довольно молодо…

– Не любишь помладше или опытные мужчины возбуждают сильнее? – вопрос заставил её занервничать, но я этого и добивался. – Расслабься, я выпустился лет шесть назад.