Чисто теоретически

– Ты же не ждешь, что я присоединюсь к тебе за просмотром… – Чарли бросает короткий взгляд на телевизор. – Боевик с Вин Дизелем? Вырежьте мне глаза.

Я киваю на входную дверь.

– Пицца твоя?

Чарли хватает с рабочего стола двадцатку и сует доставщику деньги. В качестве прощания она хлопает дверью у него перед лицом. Образец гостеприимства и приветливости, отчего мне внезапно становится смешно.

– И не надейся, – говорит моя дружелюбная соседка, указав на пиццу. – Я не брала тебя в расчет.

– Как невежливо, Шарлотта. А как же заповедь «Бог велел делиться»?

– Я не Шарлотта. Мое полное имя Чарли. И иди в задницу с заповедями, ты не святой Отец.

Сегодня она прям-таки в ударе. Излучает любовь, свободу и единение в стиле хиппи, – сказал бы я, не застыв на ее лице мрачное выражение.

– Отчаянные времена требуют отчаянных мер, – бормочет Чарли, по всей видимости, для себя, нежели мне. Расправив плечи, она находит мой взгляд. – Я поделюсь, если ты поможешь мне.

– Смешно. – Отклоняюсь в сторону дивана. – Я похож на того, кого можно трахнуть за пару кусочков пиццы?

– Пару? Ты слишком высокого мнения обо мне. – Она открывает крышку и демонстрирует заказ. – Один кусочек в обмен на твой опыт. На большее не надейся.

Я брезгливо морщусь.

– Она с ананасами.

– И что с того?

– Томаты, сыр, свежий базилик – слышала что-то об этом?

– Твоя подружка на диете или веган?

Засранка всегда найдет что ответить, будто дело принципа оставить последнее слово за собой.

Чарли усаживается на диван, приняв позу по-турецки, и поднимает кусочек, нарочито медленно пережевывая его. Коробку она ставит на журнальный столик, чему я не особо-то и рад. Двойная порция ананасов, господи боже. Я смотрю на нее с неприкрытым отвращением, когда подношу к губам кружку.

– У тебя нет других дел?

– А у тебя? – Непринужденно интересуется Чарли. – Мне нужна твоя помощь.

Я издаю смешок.

– Соболезную.

– Ты даже не знаешь, о чем прошу!

– Что это меняет?

Она фыркает, но не уходит. Мне это не нравится. Я знаю себя, следовательно, знаю Чарли. Она не отступит, поэтому снимаю блокировку с мобильника и делаю вид, что ее тут нет.

– Мне нужно задать несколько вопросов. О мужчинах.

Я поднимаю бровь, на секунду оторвав взгляд от экрана. Ага, я бы поверил в ее непорочность, если бы секунду назад появился на свет или выбрался из Воображляндии, где все хранят себя для того единственного.

– Если вы чувствуете искру, сразу ли вам хочется затащить девушку в постель, или интересно узнать о ней? Мне нужно конкретно твое мнение. Ты узнаешь девушку перед тем, как переспать с ней, или разговоры – пустая трата времени?

– Пустая трата времени. Вопрос исчерпан?

Она продолжает монотонно жевать пиццу.

– Ты так и будешь сидеть тут?

– Случалось ли такое, что ты хотел повторить, но не знал ее имя или номер? – Вопросом на вопрос отвечает Чарли.

– Нет.

Чарли и бровью не ведет. Полагаю, она решила доставать меня охренеть какими увлекательными вопросами.

– Что должна сделать девушка, чтобы у тебя проснулся интерес не только к сексу?

– Ничего.

– Да боже ты мой! – Всплеснув руками, Чарли сердито уставилась на меня. – Нельзя использовать односложные предложения, отвечая на вопрос!

– Напомни, почему мы общаемся за завтраком?

– Уже вечер, и я использую тебя в корыстных целях. Это не общение в привычном понимании.

– В корыстных целях, – повторяю я, обдумывая ее слова. – Меня твоя честность должна впечатлить?

– Я не пытаюсь тебя впечатлить. Я пишу книгу.

Я с сомнением кошусь на нее.

– Психоанализ?

– Вроде того. Ты идеально подходишь на роль мудака.

– Спасибо.

– Это не комплимент.

– Разве?

Она шумно вздыхает.

– Я не планирую использовать сказанное тобою, чтобы влюбить в себя.

– У тебя проблемы. – Я откидываюсь на спинку дивана и добавляю громкости телевизору. – Некоторым людям не дано любить. Они не умеют. Конец.

– Чушь собачья. Ты любишь кого-то. Родителей, может, братьев или сестер, или ты любил девушку, но у вас ничего не вышло и теперь считаешь, что не способен на любовь. Твое сердце разбито и…

Она картонно прижимает ладонь к груди.

– Ох, такой травмирующий опыт. Мир теряет краски. Ты лежишь в кроватке, обнимаешь подушку и горько рыдаешь, вспоминая те восхитительные мгновения вместе. Твои друзья говорят что-то типа «чувак, она не единственная девушка в мире, теперь ты можешь трахать всех подряд» и волокут тебя в бар развеяться, подцепить жертву для плаксивого траха.

– Мать променяет меня на бутылку водки. Ее родители воспользуются тем же шансом. Я не люблю их, и вряд ли произойдет чудо. Если тебя предала женщина, родившая на свет, то почему бы это не сделать постороннему?

Чарли изумленно моргает. Я же, наоборот, замер и задаюсь вопросом, какого хрена только что ляпнул. На сарказм стоило ответить сарказмом, но я с какой-то стати выпалил правду. Мне не нравится, к чему все идет. Я презираю жалость. Сколько помню, на меня и Эша смотрели как на отбросов общества. При живых родителях мы были сиротами. Питались чем ни попадя, одевались в лохмотья, порой не могли вернуться домой, потому что для нас там не оставалось места. Бедность и голод подталкивали на опрометчивые поступки. Мы росли в гадюшнике, где рвота на полу – ароматизатор воздуха, звон бутылок – музыка, а чужие физиономии – привычное явление. И я не хочу вспоминать об этом. Не хочу жить в этом. Наверное, отсюда ненормальное тяготение к порядку. У меня никогда его не было ни внутри, ни снаружи.

– У тебя все? – Холодно уточняю я.

Чарли смотрит на меня исподлобья.

– Нет. Ты так и не ответил на вопрос.

Оторопев, на мгновение теряю дар речи, ведь ожидал что-то по типу слащавого «мне так жаль», за которым непременно последует «тебе станет легче, если выговоришься».

– Я ответил на вопрос.

– Ладно, давай проверенным способом. – Чарли разводит руками. – Чисто теоретически я отказала тебе, но ты уже завелся и хочешь меня. Твои действия?

– Переключусь на кого-то попроще.

Глухой стук отзывается в стенах гостиной, когда Чарли роняет лоб на журнальный столик и еще несколько раз бьется им. Я не в силах удержаться и трясусь от беззвучного смеха. Ее упорство похвально. И я уже было поднимаю руку, чтобы вытащить несколько прядей из пиццы, как тут же одергиваю себя. Какое мне дело, в чем ее волосы, а пиццу с ананасами я не проглочу, даже если к виску приставят дуло пистолета. Дрянь редкостная.

– Ты такой сложный, – ворчит Чарли.

– Это практичность.

– Мы рассуждаем теоретически!

– Ты рассуждаешь. Я тут в роли того, кто развеивает мифы. – Одним глотом осушив кружку, ставлю ее на журнальный столик и завершаю бессмысленный диалог: – Я переключусь. Конец. Точка. Я хочу секса и не заинтересован в задушевных разговорах, которые ты ждешь. Мы не закажем спагетти в номер и не будем болтать о личном. Мы не встретимся еще раз. Я не возьму твой номер. Не оставлю свой. Конец. Точка.

– Но я понравилась тебе как человек.

Да будь я трижды проклят!

– Ты не можешь понравиться мне как человек. Мы не знаем друг друга, и по большому счету меня это устраивает.

– Ты мог бы представить свои действия чисто теоретически.

Я начинаю раздражаться.

– Психоанализ даст понять, хочу ли я тебя трахнуть? Потому что это ты можешь узнать, задав прямой вопрос.

– Психоанализ главного героя. – Чарли ерзает на диване. Впервые за прошедшее время вижу ее взволнованной и немного смущенной. Румянец на щеках – прямое тому подтверждение. – Я пишу любовный роман, и мне нужен кто-то вроде тебя. Кому плевать, каким его видит общество, даже если его выставляют изменщиком.

Я окидываю ее недоверчивым взглядом. Была у меня как-то в школе девчонка, чьи полки ломились от странных названий. И обложками. Зачастую на них изображали мужской торс. Я даже заглянул в одну. В жизни бы не подумал, что кто-то тратит время, читая порно. Интернет кишит роликами на любой вкус и цвет, с сюжетом или без, но она читала. А сейчас передо мной та, кто пишет подобную чепуху. Вот так встреча!

– Ты не можешь писать такие романы. Ты… – Черт, скажите, что это шутка. Я не могу поверить, что она пишет сценарии к порно. – Это удел сорокалетних женщин. Держу пари, им чертовски наскучила жизнь, и пока их зануда спит на втором этаже, они клацают всю эту чушь.

– Ну конечно, – язвительно растягивает Чарли, демонстративно закатывая глаза. – Еще у нас стекают бока со стула. И вообще, на месте главной героини мы представляем себя.

Щелкнув пальцами, выкидываю указательный.

– В точку.

– Ну… – Она указывает на себя, слегка поморщив носом. – Как видишь, это не так. У меня нет зануды, который спит на втором этаже. Моя жизнь нескучная. Подо мной не ломаются стулья. И я определенно не хочу быть на месте своей героини. Мне не нужен такой парень. Я хочу видеть хорошего человека рядом.

Моя очередь закатывать глаза.

– Хороший – это тот, кто спит на втором этаже, а ты пишешь книжки, в то время как он должен не давать тебе продыху, возможно, на твоем рабочем столе?

– Именно поэтому мне не нужен такой мужчина. Я ценю личные границы.

– Значит, и секс тебе нравится ванильный? Сладкий? Когда он сверху.

– Мы не будем говорить о том, что мне нравится.

– Будем, если хочешь получить ответы.

Чарли надувается от возмущения как рыба-шар. Ее здорово зацепило. А я невольно задаюсь вопросом, в какой момент начал интересоваться, что ей нравится. Секс исключен. Не потому, что она не привлекает. Привлекает. Я был бы круглым идиотом, утверждая обратное. Просто мы застряли в одной квартире на несколько недель, а мне противопоказано жить с женщиной, в которую когда-то вставил член. У меня холодное мышление и нулевой уровень экспрессивности, с чем не сможет смириться ни одна существующая девушка. Им нужны эмоции. Рыцарские поступки. Объятия. Поцелуи. Сладкие речи. Все это не по моей части.

Взгляните на нас со стороны прямо сейчас. Чарли пыхтит от гнева, а я не испытываю ничего. То есть, совершенно ничего. Скука.

– Сейчас ты должна накинуться на меня, сорвать одежду и оседлать. – Раскинув локти, сцепляю пальцы на затылке. – Это будет секс на почве ненависти. Дикий. Страстный. Тот, что тебе нужно написать, но не можешь, потому что никогда не была объята страстью.

– А знаешь…

Чарли резко вскакивает и, расставив руки по обе стороны на спинке дивана, нависает надо мной. Слишком близко. Ее горячее дыхание овевает лицо. Кончики волос щекочут мою грудную клетку. В карих глазах переплетаются языки пламени и летят искры, смотря в них, по телу ползет жар. Да, я завожусь, чему не очень-то рад. В свою защиту скажу: кто не заведется? Я мужчина, а любой мужчина поведется на симпатичное личико и аппетитные формы. И вот это уже не скучно. Наши губы разделяет несколько дюймов. Я роняю на них взгляд. Такие полные, соблазнительного вишневого цвета. Не имею ничего против, если они сомкнутся вокруг моего члена. Хочу того или нет, но Чарли все еще в моем вкусе. Все портит гребаное сожительство.

– Я могла бы переспать с тобой. – Она изучает мое лицо с неподдельным интересом. – Так… из любопытства, чтобы проверить, насколько ожидания далеки от действительности. Может, она призывала к небесам не потому, что ей хорошо, а потому, что «о боже, как скоро это закончится?».

Я уже было готов рассмеяться, но Чарли задевает мои губы своими. Машинально отстранившись, вжимаюсь в мягкую обивку. Ее глаза сужаются, становятся практически черными.

– Ты не целуешь девушек ни перед сексом, ни во время секса, ни после него. Никаких поцелуев, ведь так, книжный говнюк?

– У нас разные взгляды на секс. – Награждаю ее полуулыбкой, сохраняя дистанцию. – Ты никогда не занималась нормальным сексом…

– Как раз им я и занималась, – рьяно вставляет Чарли, но я игнорирую замечание.

– …и сейчас готовишься петь мне в уши про ужин при свечах, лепестках роз, как он уложил тебя на кровать. Медленно снимал одежду, покрывал тело горячими поцелуями, а потом с той же медлительностью вошел в тебя. Он, безусловно, был сверху на протяжении всего времени. Вы дышали в унисон, он смотрел в твои глаза. А потом вы кончили. Конец.

Огонь в ее глазах вспыхивает с новой силой, а дыхание сбивается.

– Что значит конец? Это нормально!

– Нет. Кто тратит время на ужин? Лепестки? Медлительность? – Я фыркаю. – Я бы скинул со стола чертов ужин, задрал твою юбку или платье, нагнул над этим столом и трахнул. Никаких нежностей. Никакой болтовни. Только ты, я и секс, как перед концом света. Вот как выглядит нормально, если между вами летают искры, а не десять лет заурядного брака.

Щелкнув ее по носу, киваю на дверь комнаты.

– Тебе пора вернуться и изложить только что сказанное на бумаге. Она брюнетка или блондинка? – Не предоставляя ей фору для ответа, продолжаю: – Ставлю сотню, брюнетка. У нее длинные темно-каштановые волосы, за которые руки чешутся ухватиться, пронзительные карие глаза. Она такая…

– Рыженькая. – Чарли выпрямляется, сгорая от ярости, потому что я переиграл ее в игре, которую она же и затеяла. – Но ты никогда об этом не узнаешь.

– Да и зачем? Это твой вымысел, и моя реальность.

Она уже было делает шаг в направлении своей комнаты, схватив коробку с пиццей, но разворачивается на пятках и впивается в меня взглядом.

– Что еще могло быть?

– Поддайся порыву чувств, Чарли-не-парень. Может, тогда перестанешь нести всю эту хрень про хорошего человека.

– Возможно… – Она поднимает подбородок, тем самым придавая себе гордости. – Все могло сработать. Я. Ты. Секс. Но ты увернулся от поцелуя.

– Никаких я, ты и секс. У нас нулевая сексуальная совместимость. Я не принимаю твою ванильную брехню. Ты не заходила дальше миссионерской позы.

Она уходит, громко хлопнув дверью.

Глава 6. Нолан

– Любопытно, как далеко она готова зайти, чтобы выиграть пари. – Кев бросает косой взгляд на компанию шумных девчонок, расставляя бутылки на полках. Они столпились в уголочке бара и вот уже полчаса шушукаются, поглядывая в нашу сторону. – Никогда не видел такое отчаянное желание победить. Кстати, она на подходе.

– Так прими удар на себя, – говорю я ему.

Он смахивает светлый волнистый локон со лба и ухмыляется, весело сверкнув карими глазами. С его-то обаянием странно, что пари заключили на меня. Не то чтобы я был против секса, который, к тому же достанется едва ли не с божьей подачки, но на третьи сутки четырнадцатичасовой смены между сексом и сном выбор очевиден.

Женские руки с тонкими запястьями ложатся на столешницу. Я путешествую взглядом вверх, встретившись с искрящимися весельем глазами. Должен сказать, излишне эмоциональные люди меня отталкивают. Они как реклама таблеток от головной боли.

– Ты когда-нибудь получал комплименты за самый вкусный мохито? – Блондиночка хлопает ресницами и многообещающе улыбается, подавшись вперед. – Клянусь, с сегодняшнего дня я ваша постоялица.

Какой, мать его, кошмар.

– Рад знать.

– Серьезно, у тебя волшебные руки.

Кев дрожит от беззвучного смеха. Так открыто ко мне редко клеятся. И ей, полагаю, неизвестно, что у бара есть уши. На вид девчонке не больше двадцати, да и пьют они безалкогольные коктейли, оттого и странно, что пари – не пьяные бредни. Я, конечно, не идиот, давно взял на заметку: тактика «отрешенность» работает лучше любой другой. К сожалению, порой она доставляет лишних хлопот, потому что ею невозможно управлять. Она функционирует двадцать четыре часа в сутки.

– Сделать еще или дать книгу для отзывов?

– Книгу для отзывов. – Девчонка, кажется, преисполнена энтузиазмом, когда вручаю ей желаемое. Она закусывает нижнюю губу. – Не поделишься карандашом или ручкой?

Надеюсь, тут всем очевидно, для чего она попросила несчастную книгу? Если нет, то я объясню: чтобы оставить номер.

Они оставляют номер.

Я не звоню.

В такой последовательности это работает.

Положив сразу парочку шариковых ручек, отклоняюсь на зов клиентов. Принять заказ может Кевин, но я хочу избавиться от мисс Прилипалы. Примерно десятью минутами ранее она подходила и спрашивала, до которого часа работает бар. А до этого просила порекомендовать закуски. Одна попытка хуже другой, учитывая, что меню прямо над моей головой. Ей бы проявить чуть больше смекалки. К тому же меня не привлекают двадцатилетние студентки. Она должны быть как минимум на третьем курсе. И не блондинкой. Блондинки – не мой типаж.

К тому времени, как возвращаюсь, девчонка уже примкнула к подругам. Спасибо тебе, Господи.

– Прочитай. – Кев со смехом размахивает книгой у меня перед лицом. – Тебя повысят до управляющего после такого отзыва.

– После того, что я сделал с… – Я замолкаю на полуслове, нацелив внимание на двери, в которую только что вошла Чарли.

Если это шутка, то дерьмовая.

Кев присвистывает, проследовав за моим взглядом.

– Хорошенькая.

До тех пор, пока держит рот на замке, – мысленно дополняю я.

Чарли, облаченная в черные джинсы и короткий топ, выглядит так, словно выбралась из преисподней. Тонкая полоска открывает бархатную кожу живота, где задерживается мой взгляд, а затем поднимается к плечам и декольте в форме сердечка. Волосы она собрала в конский хвост, любой присутствующий может пустить слюну на изящную шею. Я в том числе. Не сочтите меня извращенцем, но шея Чарли чертовски соблазнительна. Это первое, на что обращаете внимание, когда она собирает волосы. На губах у нее тот же блеск, подчеркивающий полноту губ, а выразительные глаза обрамляют ресницы, подкрашенные тушью. После той стычки на диване мы виделись дважды утром, и то, потому что меня ждала очередная приемка. Тогда-то я впервые узнал, что встает она в семь и совершает получасовую пробежку. В черном костюме, который обтягивает ее тело подобно второй коже. Затем Чарли быстро принимает душ, завтракает, переодевается и исчезает, оставляя после себя легкий цветочный шлейф духов. Просто снимает с крючка куртку и выходит за дверь по-английски.

Чарли останавливается у бара, а следом за ней, по всей видимости, подруга. Ничем не уступающая по красоте подруга. Ее утонченная азиатская внешность привлекает заинтересованные взгляды. Раскосые карие глаза изучают пространство, не останавливаясь на чем-то конкретном. Точеную фигуру обтягивают узкие джинсы и майка на бретелях. Ее волосы ниспадают волной до самых лопаток, густые и блестящие, как воронье крыло, а кожа кажется фарфоровой с легким золотистым отливом. По бару она скользит, словно грациозная пантера, завораживая присутствующих мужчин.

– Не вздумай говорить, что оказалась тут случайно. – Расставив ладони по краю столешницы, я обращаюсь к Чарли и игнорирую ее подругу.

Она закатывает глаза. Мне так и не удается понять, удивлена она или знала, где меня найти.

– Как хочешь, потому что я оказалась тут случайно и не по своей воле.

– Эй! – Возражает ее приятельница, но возглас как выстрел в пустоту.

– Ты объяснишь, какого черта забыла на моей работе? – Спрашиваю я.

– Это была моя идея, – снова отвечает за нее подруга, на которую я бросаю мимолетный взгляд. – Я люблю посещать новые места, а о вас слышала исключительно положительные отзывы.

– Кстати, об отзывах, – вмешивается Кев. – Она нахваливала обслуживание. Назвала тебя помпезным и…

– Я должна это увидеть. – Чарли выхватывает книгу из рук Кевина и пробегается взглядом по написанному. По мере чтения нарастает ее смех. – Помпезным был коктейль, но насчет достойного собеседника она явно погорячилась. Или ты поэтому так немногословен, потому что без умолку болтаешь на работе?

– Ладно, теперь мне офигеть как любопытно, откуда вы друг друга знаете, – улыбается незнакомка, усаживаясь на высокий стул. Она крутит указательным пальцем в воздухе. – Тут пахнет сексом.

– Тут пахнет счетами за квартплату, Раон. – Чарли лениво отмахивается. – Познакомься. Мой новый сосед, сама доброжелательность.

Раон перебрасывает волосы через плечо, озорно сверкнув темными, загадочными глазами.

– Кэй-Кэй с ума сойдет.

– Девочка, да ты в дерьме, если Кэй-Кэй – твой парень, – предупреждает Кевин Чарли, затем указывает на меня большим пальцем. – Твой сосед гетеросексуален.

– Ты не упоминала о нем. – Во мне нарастает раздражение, и Чарли становится мишенью, в которую метаю невидимые дротики. – Что за черт?

– Успокойся, ковбой, – прерывает Раон. – Они периодически балуются. Кэй-Кэй всего-навсего расстроится, узнав об этом.

Полагаю, Кэй-Кэй, кем бы он ни был, справляется с миссией, кодовое название которой «секс». Из взгляда Чарли исчез похотливый блеск. На меня она смотрит с толикой пренебрежения. С тем же энтузиазмом я выбираю хлопья.

– А мы можем не обсуждать мою жизнь? – Предлагает Чарли, переглядываясь между нами. Черты ее лица становятся суровыми. – Потому что это, как мне кажется, не ваше дело.

Раон пожимает плечами и кивает на полки с алкоголем.

– Сделайте нам что-нибудь сексуальное, мальчики.

– Документы. – Я выуживаю самую очаровательную улыбочку.

– Да ладно тебе, плесни красоткам чего-нибудь. – Кев подмигивает им и, отсалютовав двумя пальцами от виска, уходит к подошедшим клиентам. Ран выглядывает из-за Чарли, провожая его любопытным взглядом, хотя я мог бы поклясться, что ее глаза прилипли к его заднице. Предсказуемо.

Я не так благосклонен, как Кевин. Поднимаю бровь, глянув на Чарли. Да-да, она ведь тут одна.

– Документы, Чарли-не-парень.

– Оке-е-ей. Я так понимаю, вы уже дали друг другу забавные прозвища, – смеется Раон и запускает руку в сумку, откуда вынимает водительское удостоверение. – Мультипаспорт, милашка. Четвертый курс и все такое.

– Класс. – Я все еще смотрю на Чарли. – Свои ты, само собой, оставила дома?

– А ты догадливый, пользователь четыре-один-четыре-девять-четыре, – отзывается она, сложив руки на столешнице. Я подавляю стон, уронив взгляд на ложбинку между грудей, где прячется золотистый медальон. Если соблазн умеет принимать физическую оболочку, то он прямо по курсу. – Но раз уж я в присутствии взрослых, можешь не париться.

– Осторожно. Я заправляю баром, а следовательно, мне решать, сжалиться или оставить тебя без выпивки.

– О. Боже. Мой! Что же мне теперь делать? – Иронизирует Чарли, театрально схватившись за голову. – Ах да! Мы в Чикаго. Тут полно других баров.

Она права, и этим затыкает меня за пояс. Да и чего я так прицепился к ней?

– Что предпочитаете, дамы? – Я натягиваю улыбку. – Водка? Бурбон? Виски?

– А что порекомендуешь ты? – Раон поигрывает бровями.

– Вернуться домой и готовиться к экзаменам.

– Он всегда такой милашка? – Она строит кислую рожицу, обращаясь к подруге.

– Сегодня как никогда разговорчивый, – обыденным тоном сообщает Чарли, но задерживает на мне насмешливый взгляд. – Его коронная фраза «нет», либо взгляд, в котором читается «нет». Поприветствуй мистера Вечеринку. С ним не соскучишься.

Смех щекочет горло, но выбраться на волю ему не позволяю. Да, в какой-то мере нахожу Чарли забавной, но не более.

– Припудрю-ка я носик, а вы пока… – Раон сползает со стула и переводит взгляд с меня на Чарли. – Забудьте. Уверена, я вернусь, а тут будет играть похоронный марш.

И она не ошибается.

Молчание между мной и Чарли скрашивает приглушенная музыка и гул голосов. Я наливаю лимонную водку в шейкеры, если откровенно, в том, что вскоре достанется Чарли, ее заметно меньше. Меня это сбивает с толку, но отгоняю тревожные мысли. Добавляю апельсиновый ликер, клюквенный сок и выжимаю лайм, затем наполняю льдом. Чарли внимательно следит за каждым моим движением, я же в этот момент счастлив, что коктейль нужно смешивать перед подачей, в ином случае она могла заметить количество водки. Встряхнув шейкеры, наполняю бокалы для мартини и украшаю спиралью из апельсиновой корки.

– Значит… – Чарли рассматривает нежно-розовую жидкость, постукивая ногтями по хрустальной ножке. – Ты хорошо разбираешься в алкоголе.

– Возможно.

Она улыбается краешком губ, подавшись вперед.

– Правда, что бармены выпивают перед сменой?

– Я не пью.

– Серьезно? – Чарли окидывает меня скептичным взглядом. – Вообще?

– Вообще, – сухо подтверждаю я.

– Проблемы с алкоголем?

– Нет.

– Тогда в чем дело?

– Не твое дело.

У нее такое скучающее лицо, словно ответ предугадала, а я лишь подтвердил сказанное ею ранее. У меня на все один ответ: разные вариации «нет».

Существует как минимум две причины «нет» для алкоголя. Первая: меня зачали, когда Терезе едва стукнуло тринадцать, и на тот момент она была вдрызг пьяна. Вторая: паршивые гены. Тереза до сих пор не видела мир трезвыми глазами, ее родители – мои псведобабушка и псевдодедушка – тоже. Удивительно, что я родился здоровым. Моя кровная родня – бутылки водки на семейном древе. Все, кроме Эша. Он может выпить, но знает норму. Я до сих пор воздерживался от любого приема алкоголя, будь то безалкогольное пиво или напитки покрепче. Так выглядит страх, и я признаю его наличие. Спиртное в моем ДНК, циркулирует в крови, следовательно, подвержен алкогольному угару. Не хочу однажды проснуться в собственной рвоте где-то посреди трейлерного парка.