Цифровая каста

Вурт кивнул.

– Я как можно быстрее организую пресс-конференцию.

– Ибрагим, – сказал Коммон. – Отыщи в операционной кодовой базе метод «Order66». Прочитай исходный текст, а потом вызови его. Он начнет удалять номера с заданной периодичностью. Сделай резервные копии и убедись, что перед вызовом отключены базовые расчеты и предиктивное ядро – этот метод сломает наши эвристики.

Ибрагим снова попытался вставить слово.

– Никаких возражений, – отрезал Джулиус.

– Да, сэр, – ответил Ибрагим. Он явно выглядел недовольным.

Джулис скользнул по мне взглядом, но, так и не узнав, остановился на Энистон.

– Твоя задача – проследить, чтобы все, кто нами пользуются, продолжали пользоваться и дальше. Банки, финансовые агентства, высший приоритет.

– Это же целая уйма людей, Джулс, – повторила Энистон. – Мы испортим их номера, навредим их финансовому будущему…

– Вот и отлично, – ответил Джулиус Коммон. – Cuius testiculos habeas, habeas cardia et cerebellum1. Если держишь людей за яйца, считай, что завладел их сердцами и душами. Действуй.

Хорошо это или плохо, но именно таким было мое первое настоящее знакомство с Джулиусом Коммоном. В течение нескольких часов мы оказались в состоянии холодной войны.

С какой стороны ни посмотри, выглядело это как самоубийство. Facebook входила в «Большую четверку» – больше тридцати тысяч сотрудников, настоящий город внутри города Кремниевой долины, и достаточно влияния и денег на банковских счетах, чтобы купить несколько маленьких стран. Мы же были компанией из сотни человек в переоборудованном кампусе.

Но мы победили. Я не видел, к каким последствия это привело в большом мире за пределами тех стен; когда ты всего месяц на новой работе, летать по миру как-то не с руки. Вместо этого я наблюдал за битвой изнутри NumberCorp.

Отдел развития бизнеса перешел в антикризисный режим. Уже в течение нескольких дней наше обаятельное сонмище разбежалось по клиентам, дабы убедиться, что они не откажутся от наших услуг. Они атаковали банки целыми ордами. «Спите с ними, если придется, главное, добейтесь цели», – якобы сказала Энистон. И это сработало. Мы потеряли лишь одного клиента, двадцать тысяч долларов в месяц, не более того.

Вурт, действуя с молниеносной скоростью, развернул настоящую революцию. По-другому я это описать не могу. Он собрал человек двадцать инженеров с нужной ему репутацией в сети и велел им браться за работу. Все началось с Reddit, где мы слезно извинялись за случившееся, намекая, что во всем виновата Facebook. Facebook, заявляли мы, использует свое монопольное положение, чтобы разорять компании вроде нашей, и мы ничего не можем с этим поделать.

Мы обновили сайт. Наверху была выведена надпись: «КАКОЙ У ТЕБЯ НОМЕР?» Появился коллаж из фото известных людей и их номеров.

Выглядело все довольно неплохо. Мы составили самые завлекательные слоганы, какие только смогла выдать наша фантазия. Мы позаботились о том, чтобы любому, кто попытается найти информацию о NumberCorp, выпадала красивая статья – и начали наносить удары по центру и с флангов. Мы разделили усилия и принялись сыпать напыщенными речами в Facebook, Anagram, ReadNet. Мы вели ожесточенную борьбу в электронных письмах. Мы запустили петиции на сайте Change.org. Мы обращались и к конкурирующим социальным сетям, и к пользователям с абсурдно высокими номерами, побуждая их жаловаться по всем доступным каналам.

Тем временем начали поступать телефонные звонки от банков. Они хотели, чтобы их «Номера» работали с прежней надежностью.

«СТАРТАП ПОКАЗЫВАЕТ ПАЛЬЦЕМ НА FACEBOOK», – сообщали заголовки.

И вдогонку, благодаря тому, что люди начали обращать на нас внимание: «ЧТО ТАКОЕ НОМЕР?»

«Номер, – возвышенно писали мы, – это мера вашей ценности как человека».

Были и те, кто над нами смеялся. «KLOUT НА СТЕРОИДАХ, – так окрестила нас New York Times. – НЕУЖЕЛИ ЭТО ВСЕ, ЧТО МОЖЕТ ПРЕДЛОЖИТЬ КРЕМНИЕВАЯ ДОЛИНА?»

Когда я показал это Вурту, он рассмеялся.

– Ты видел тот старый фильм, где герой попадает в плен и ему говорят, что он худший пират из всех, о ком доводилось слышать? А он им отвечает: «О, но вы все же обо мне слышали».

– Понятия не имею, о чем ты, – терпеливо ответил я, как и всякий раз, когда Вурт вворачивал в разговор одну из своих устаревших культурных отсылок.

– Основы маркетинга, – пояснил он. – Плохая реклама тоже реклама. Хуже, чем быть предметом разговоров, только одно – не быть предметом разговоров.

Он был прав; три месяца назад попасть в New York Times мы бы не смогли при всем желании. В течение следующих десяти дней мы работали в бешеном темпе, едва уделяя время еде и сну. Из мелкой, эксклюзивной компании мы превратились в образец для подражания, на который равнялся каждый аутсайдер Кремниевой долины.

Должен заметить, что за те несколько дней я смог по-настоящему оценить то, как Вурт делал свою работу. Для него игра со СМИ были подобна шахматной партии: подговорив одного из вебкастеров Долины рассказать о монополии Facebook (и о том, насколько это глупо), он тут же договаривался с сотрудником Vice, чтобы тот написал, как благодаря «Номеру» кардинально изменилось отношение банков к людям. Мы намекали, что можем подать в суд. Я созванивался с каждым редактором второго эшелона от Калифорнии до Индии. Перворазрядных редакторов заботливо обрабатывал сам Вурт.

«БИТВА СТАРТАПА ПРОТИВ ИМПЕРИИ FACEBOOK: ВЗГЛЯД ИЗНУТРИ», – написала Watchmen Press.

«ВЫЧИСЛЯЯ ЧЕЛОВЕЧЕСКУЮ ЦЕННОСТЬ: КИТАЙСКАЯ МЕЧТА ОЖИВАЕТ В ДОЛИНЕ», – звучал заголовок на сайте Ars Technica. В статье упоминался старый китайский проект, в рамках которого правительство пыталось приписывать гражданам тот или иной рейтинг, исходя из их политических взглядов. «Старая китайская мечта об утопии возрождается силами миллиардера-затворника по имени Джулиус Коммон. В отличие от системы Sesame Credit, запущенной Пекином в 2015 году, «Номер» – это пока что не более чем сайт в интернете. Если первая уже стала образом жизни, то второй пока что остается игрушкой на смартфонах. Тем не менее не стоит забывать, что когда-то лишиться самых базовых привилегий можно было по факту банкротства или за одно только упоминание площади Тяньаньмэнь».

– О чем речь? – спросил Вурт, когда я переслал ему ссылку. – Звучит довольно серьезно. Ты навел справки?

«СТАРЫЙ ГОСПРОЕКТ КИТАЯ», – ответил @ИБРАГИМ_М.

Мой WorkChat разразился ссылками. На старые веб-сайты. «КИТАЙ ПРЕВРАТИЛ ПОСЛУШАНИЕ СТРАНЕ В ИГРУ», – писал в декабре 2016-го Сэмюэль Осборн для газеты Independent. За много лет до того, как я окончил универ.

У нас было рабочее пространство, куда мы закидывали разные идеи. Я отправил туда краткий отчет и выбросил проблему из головы. Проект был слишком древним, а мои мысли – как никогда далеки от Китая.

Однажды к нам заглянул Джулиус. Дело близилось к полуночи; я уже потерял счет времени. Вурт спал в углу. А здоровяк прокрался в наш наспех сооруженный военный штаб с незаметностью кота.

– Как идут дела? – спросил он, скользя взглядом по окружавшим нас настенным экранам.

– Мы… делаем успехи, – ответил я. Наверное, я слишком устал, чтобы проявлять излишнюю вежливость. Я указал на новостные ленты, которые возникали и преображались на дисплеях. Все, что имелось в интернете насчет NumberCorp. – О нас многие говорят.

Огромное бритое лицо Джулиуса оглядело происходящее.

– Отлично, – произнес он. – Отлично, отлично, отлично.

Он сжал мое плечо.

– Выиграй этот бой ради меня, – добавил он. Это было одновременно и просьбой, и приказом.

Спустя две недели к нам поступил первый звонок от ублюдков из Facebook. Но Вурт держал оборону, и к четвертой неделе они уже были готовы к настоящим переговорам.

Чтобы отметить нашу победу, Ибрагим принес в офис двадцать бутылок текилы и раздал каждому по стопке. Кто-то распечатал последнее творение Korporal Havoc: трехметровый постер, изображавший логотип Facebook и молодого Цукерберга, стоявшего посреди пустынной дороги. По бокам с фонарных столбов свисали трупы мертвых социальных сетей. В дальнем конце виднелись Hi5, MySpace и Yahoo! 360. Ближе всех – Twitter. Из-за двух столбов на переднем плане выглядывали NumberCorp и Anagram, которые пристально смотрели на Цукерберга бледными глазами. Одна держала пистолет, другая – нож.

Приехавшая к нам делегация Facebook заметно побледнела, увидев эту картину. В своих сине-белых футболках они выглядели аккуратными, прилизанными гиками; на нас же не было живого места – да и чувствовали мы себя примерно так же.

Когда все закончилось и переговорам между NumberCorp и Facebook был дан официальный старт, мы просто отрубились. Я вернулся в свою крошечную квартиру со стенами из фальш-кирпичей, отключил настенный экран и уснул мертвым сном.

Великая война с Facebook, как мы называли ее впоследствии, самую малость сказалась и на самой NumberCorp.

Во-первых, она принесла нам немалое уважение – во всех кругах и, как ни странно, даже со стороны Facebook. Поговаривали, что на самом деле Цукерберг хотел купить NumberCorp, но Джулиус просто послал его куда подальше и ушел. Вдруг стало казаться, что за нами приударила каждая из достойных упоминания компаний. Теперь, когда внимание на нас обратила сама Facebook, обратили его и все остальные.

Во-вторых, победа в одночасье вознесла нас в глазах прессы – и мира в целом. Энистон была на седьмом небе от счастья: судя по всему, к нам начали поступать запросы от банков по всей Европе. Репутация нового стартапа, наделавшего много шума, заманивала к нам целые орды экономистов.

«В кои-то веки, – как сказал Ибрагим, – нам не приходится умолять о внимании».

И он был прав. TechCrunch, сайт, игравший роль центрального новостного ресурса для всей Кремниевой долины, выпустил о нас несколько статей. Forbes, Business Insider и Wired составили подробные профили компании и самого Джулиуса. MIT Technology Review включил его в список 35 новаторов моложе 35 лет. Нас стали приглашать с докладами на конференции.

Отчасти эта магия объяснялась нашей технологией. Но отчасти и той историей, которую мы раскрутили за время непродолжительной цифровой схватки, – историей об отважном стартапе-аутсайдере, давшем бой самой Facebook. Настолько эти сверхкорпорации виделись нам богами.

А всем нравится, когда богу пускают кровь.

Изменения произошли и внутри NumberCorp. Говорят, что между солдатами, которые сражаются в окопах, возникают почти братские узы. Впервые я увидел нечто подобное между инженерами и менеджерами по развитию. Люди стали героями военных баек, которые они рассказывали с чувством неподдельной гордости.

И все благодаря нашей победе.

А поскольку полем брани были слова и тексты и вел эту игру не кто иной, как Вурт, то часть победы досталась и PR-отделу. Порой уважение – валюта не менее твердая, чем деньги; теперь она была и у нас. Раньше в нас видели лишь расфуфыренных копирайтеров; теперь же мы стали отшельниками, которые отбили осаду Facebook. Вурт был если не героем, то как минимум человеком, побывавшим на передовой; эта мысль кружила голову.

«Людям нравятся зрелища, – говаривал мой отец. – Но будь осторожен. Те, кто сегодня рукоплещут в твою поддержку, первыми забросают тебя камнями, когда сам окажешься в центре внимания».

Я сказал об этом Вурту, который однажды вечером отвел меня в главный офис Джулиуса в алгоритмическом подразделении. На территории кампуса имелась башня, стоявшая несколько в стороне от главного корпуса, темное и грозное сооружение, которое все называли Ортханком в честь волшебной башни из «Властелина колец». Ортханк служил вотчиной алгоритмистов, а его неофициальной правительницей была Эзра Миллер, отшельница и руководитель всего отдела. Кабинет Джулиуса представлял собой темную пещеру на самом верху башни; кабинет Эзры располагался прямо под ним, изолируя его от остального мира.

Двое охранников в блестящей белой броне проводили нас к нему. Последний раз, когда я был в этой комнате, здесь устроили настоящий военный совет: зал был полон людей, обсуждавших сделку с Facebook. Тогда Джулиус возвышался над всеми. Но сейчас это был просто кабинет, пустой и просторный, с отделкой из полированного дерева, блеск которого приглушал сгустившийся полумрак. Джулиус казался гораздо меньше; его силуэт резко выделялся на фоне единственного выключенного экрана матово-черного цвета.

– Садитесь, – велел он. – Вы оба молодцы.

Мы пробурчали что-то подобающее в знак согласия и устроились в креслах. Экран на стене ожил.

– Знаете, почему мы победили?

Мы с Вуртом назвали целую массу причин. Грамотное использование социальных сетей. И так далее и тому подобное. Монополистический автопортрет Facebook. И все в том же духе.

Джулиус Коммон слушал нас с едва заметной улыбкой на лице, а затем принялся что-то рисовать на своем столе. На экране у него за спиной появилась картинка. Это была надпись «ДЕНЬГИ».

– Продолжайте, – сказал он, когда мы замолчали. И снова та же полуулыбка.

– Думаю, роль аутсайдеров сыграла нам на руку, – добавил Вурт. – Все встали на нашу сторону.

Джулиус крутанулся в кресле и указал на экран, где слово «ДЕНЬГИ» теперь было обведено в кружок.

– Вот причина нашей победы, – объяснил он.

В воздухе повисла тишина.

– Во всех предшествовавших нам цивилизациях те, кто контролировали богатство, в итоге получали контроль практически над всем остальным, – продолжил Джулиус. От слова «ДЕНЬГИ» отделилась стрелка с вопросительным знаком на конце. – И наша мелкая перебранка тому пример. Теперь вопрос в том, что делать дальше?

Мы молча пялились на его рисунок.

– Столько возможностей, – добавил Джулиус почти что про себя. Затем он увидел выражения наших лиц. – Вы все еще не понимаете?

Нет, мы не понимали.

– Да уж, – разочарованно произнес Джулиус. – Что ж, давайте пока будем считать, что роль аутсайдеров сыграла нам на руку.

Глава 4

Второй раз я встретился с Джулиусом в 2031 году.

Это произошло спустя какое-то время после инцидента с Facebook, и я уже начал проникаться настоящей симпатией к своей работе. Те первые дни были наполнены особой энергией, которой я не встречал нигде, кроме стартапов. Тогда наш мир еще не успели наводнить «кадры» – скучные люди, работающие по графику с 9 до 17. Все, кто нас окружал, практически бурлили от ментального адреналина. Такие люди смотрят на слова «устав» и «дресс-код» с презрительной насмешкой, а по ночам заполоняют офисы пиццей, неудачными шутками и неустанным стуком клавиш. Они раздвигают горизонты, превращают крошечные идеи в настоящие прорывы, а мелкие споры – в кулачные бои.

Ни одна компания не может существовать в таком режиме вечно: это все равно что жить в клетке. Рано или поздно чудаки отходят от дел, уступая место порядку, конформизму и всему тому, что обеспечивает гладкую работу корпоративного механизма. Но именно этот краткий период хаоса и наделяет компанию душой.

Но что бы там ни думала пресса, деньги мы не зарабатывали – во всяком случае, не тогда. На бумаге мы стоили миллиарды, но в действительности NumberCorp существовала за счет колоссальных объемов частного финансирования, которые сжигала с поистине катастрофической скоростью. Как-то раз я спросил об этом Джулиуса. На тот момент до полного покрытия Соединенных Штатов нам не хватало всего ста миллионов пользователей. Я понимаю, что разбрасываюсь числами, будто это простой пустяк, но тогда они для меня ничего и не значили: всего лишь цифры на экране. Я заметил, что нам стоило бы заняться рекламой и, возможно, увеличить сервисные сборы.

– Нам не нужны деньги, – возразил Вурт. – Не прямо сейчас.

– Но бизнес-модель…

Вурт подался вперед.

– У нас есть абсолютно все данные по двумстам миллионам человек, – загибая пальцы, сказал он. – Мы знаем номера их банковских счетов. Знаем, сколько они зарабатывают, сколько тратят и где. Знаем их аккаунты в соцсетях. Знаем, о чем они говорят, на кого влияют и в какой степени. Мы точно знаем, насколько важен каждый из них. Придет время, когда выгода, которую мы получаем от этой информации, уравновесит наши траты. Но сейчас для нас важнее расти.

– Типичная Долина, – заметил отец. – Важна не прибыль, а оценка рыночной стоимости. Помнишь Uber?

Конечно я помнил Uber. И как Uber, мы воспарили в небо, оставляя за собой след из денежных трат.

Наступил день, когда все согласились с тем, что мы «покорили» Америку. Я не принимал этих решений, но вот как я их видел: после многих лет аккуратных пререканий с ключевыми сервисными компаниями мы подсадили на «Номер» – как минимум в плане финансовых услуг – около трехсот тридцати миллионов человек. Все население Соединенных Штатов Америки. Теперь никто не мог получить кредит без предварительной проверки номера. Это стало первой крупной вехой на нашем пути.

По такому случаю мы закатили грандиозную вечеринку. У меня сохранились лишь смутные воспоминания о тех временах, но кое-что выделяется на общем фоне подобно стоп-кадрам. Один из них – та самая вечеринка. Энистон Шодри сверкала золотом. Менеджеры по развитию, преодолевшие весь этот путь вместе с ней, буквально сияли от радости и прятали усталость под слоем макияжа. Мы взяли в аренду всю башню Амбер-Тауэр, и вечеринка осветила собой половину города. Поздним вечером появился и сам Джулиус Коммон, внушительный и грозный. Энистон встретила его у двери. В сравнении с массивной фигурой босса она выглядела кометой на фоне его черного костюма. Она протянула Джулиусу руку. Тот наклонился и взял ее, а затем они вдвоем прошли сквозь ревущую, аплодирующую толпу, будто королевская чета NumberCorp.

Видимо, в честь этого события Вурт опубликовал в блоге заметку, которую я храню до сих пор:

«Меня зовут Расселл Вурт, и я посланник от имени NumberCorp.

Если вы читаете мой пост в стране, где еще нет «Номера», это может показаться вам завуалированным признанием в том, что я всего лишь безработный. Но не беспокойтесь: это не так. Я не обращаюсь к вам с просьбой сделать пожертвование.

NumberCorp – это новая революция. Мы предоставляем платформу, которая внедряет принципы социальных сетей во все сферы нашей жизни: от правительства, оплаты счетов и образования до славы и счастья. Во все. Мы превратили политическую власть в измеримую величину, отмасштабировали социальное влияние человека согласно его вкладу в общество и, по сути, связали в единое целое всех людей на планете.

Ну, может и не всех. Ведь тогда я бы и правда остался без работы.

Объяснить это не так уж сложно. Представьте социальную сеть. У каждого человека, который зарегистрирован в этой сети, есть идентификатор. Все идентификаторы уникальны. Так вот, допустим, что этот идентификатор будет по умолчанию использоваться как удостоверение личности в масштабах всей страны. А теперь задумаемся о таких вещах, как влияние и подписчики – основа основ всех социальных сетей первого и второго поколения. Добавим это в общий котел.

Теперь допустим, что мы будем выдавать людям баллы за то, что они работают, взаимодействуют друг с другом, делятся информацией, создают контент, обращаются к другим людям и влияют на их мысли и мнения. И вуаля: вот вам и количественная оценка славы, счастья и влияния. А затем мы берем существующие сервисы и объединяем их с NumberCorp. Полицейские досье? Уже в системе. Пожалуйста. Instagram? Пожалуйста. Facebook? Пожалуйста. YouTube? Пожалуйста. Свидетельства о рождении, информация о перемещении, кредитная история? Все что угодно.

Дальше все просто. Вы получаете баллы за то, что стараетесь на работе. За то, что оказываете влияние на других людей. За то, что делаете в Facebook. За все, что выдает в вас здорового и продуктивного члена NumberCorp. Мы анализируем все возможные показатели: популярность, эффективность на работе, гражданские обязанности — сами выбирайте, а значит, вы в любой момент можете узнать, какое положение занимаете в системе NumberCorp. Мы приравняли эффективность вашей жизни к самой жизни. Больше никакой фальши. Больше никаких забытых героев. С NumberCorp вы – как и весь мир — точно знаете собственную ценность. NumberCorp – истинное мерило человеческих взаимоотношений.

Мы низвергли Фальшь. И теперь возвещаем Правду.

Если заинтересованы и хотите узнать больше, напишите мне».

Текст перемежался моими снимками влиятельных людей – беседующих, жестикулирующих – и у каждого над головой был наложен номер, выражавший власть, которой этот человек обладал в реальной жизни.

Пост завирусился. Его прокомментировал сам Марк Цукерберг.

До этого я ни разу не видел, чтобы Вурт напивался до потери сознания, но в тот день у нас состоялся довольно-таки вычурный обед с верхушкой Facebook, и, пока Джулиус и Цукерберг пожимали друг другу руки и вели разговоры о мировом господстве, Расселл отрубился прямо у меня на глазах. Когда я на следующий день пришел в офис, то увидел на столе у Вурта охладитель Portacool и бутылку превосходного вина.

– За «Номер», – объявил Вурт в полутьме нашей офисной пещеры.

Победами надо упиваться, пока можешь.

– За нас, – сказал я в ответ, и мы распили вино.

Спустя несколько дней мне на телефон пришло сообщение от Джулиуса с текстом: «Прилетай на Шри-Ланку». К нему прилагался план полета, данные отеля и прочие детали. Я переслал сообщение Саманте, нашему боту @ОтделКадров; она поздравила меня и оформила авиабилеты. Не успел я оглянуться, как оказался на борту самолета и вскоре уже снижался над взлетно-посадочной полосой международного аэропорта имени Бандаранаике, Шри-Ланка.

Шри-Ланка – живописная страна, которая занимает небольшой остров в опасной близости от Индии. Здесь слишком жарко, слишком влажно и, пожалуй, слишком дорого, хотя у острова есть и несомненные плюсы в виде шикарных пляжей, удивительно меланхоличных холмов и руин древних царств. Коммон, как мне объяснили, отправился сюда в паломничество.

Стоило мне вместе с толпой пробиться сквозь наружные двери, за которыми меня встретила ударная волна жары, как к нам подкатила машина, и мужчина поистине необъятных размеров выставил голову из пассажирского окна.

– Мистер Патрик Удо? – прогремел его фантастический бас.

– Привет. Да, это я, – ответил я, вздернув рюкзак.

Тот повелительно взмахнул рукой:

– Садитесь, мистер Удо. Дорога предстоит долгая.

Я сел в машину.

Толстяк оказался прав. Транспорт Шри-Ланки в значительной степени опирается на систему автострад, змеящихся поверх и вокруг паутины старых дорог – узких, петляющих и проложенных с единственной целью максимально усложнить путь из точки A в точку B. В тот день шоссе между Коломбо и Канди оказалось закрытым, из-за чего сотням тысяч машин пришлось довольствоваться медленным и извилистым маршрутом. Мы провели в машине несколько часов, пытаясь преодолеть чуть больше ста километров по магистрали с четырьмя полосами движения, в которые по факту пытались втиснуться все шестнадцать.

Моего тучного спутника, как выяснилось, звали Амарасингхе. («Амара-синг-хе, мистер Удо. Амарасингхе»). В свои пятьдесят с лишним лет Амарсингхе страдал от экстремальной полноты, но свой вес носил с царственным достоинством; это придавало ему невероятную солидность, и чиновники нередко начинали суетиться уже от одного его вида. Будучи кем-то средним между дворецким и начальником службы безопасности, он выполнял для Коммона всевозможные поручения – от организации обедов и стирки белья до сопровождения важных гостей.

За то время, что мы провели вместе, Амарасингхе наотрез отказывался называть меня иначе, чем «мистер Удо», причем говорил он это таким тоном, что моему внутреннему школьнику хотелось поскорее смыться.

Амарасингхе был весьма неравнодушен к чаю («Именно это заставляет мир вращаться, мистер Удо!») и намеренно делал остановки в разных необычных местах, которые находил посреди шри-ланкийских холмов.

В каждом из них он как бы между делом заводил беседу за чаем и печеньем, расспрашивая о работе, об отношениях («Убежденный холостяк, да?»), о том, что я думал насчет Джулиуса Коммона, и так далее и тому подобное. Я отвечал без особых затей. Часть меня задавалась вопросом, делал ли он это намеренно: в конце концов, Коммон мог в любое время забрать меня оттуда на вертолете.

Наконец, Амарасингхе остался доволен. Обогнув крутой холм, машина сделала последнюю остановку. За окном я увидел зеленые, слегка подернутые туманом холмы и чистую, практически нетронутую линию горизонта; где-то вдалеке слышались кроткие удары колокола. Это было прекрасное место.

– Удачи, мистер Удо, – сказал Амарсингхе.