Цифровая каста

Я мог бы пнуть себя за то, что не согласился раньше.

– Но вот что я тебе скажу. Выслушай, прежде чем соглашаться, – с серьезным видом добавил Вурт. – Суть в том, что когда-нибудь, в один прекрасный день, мы сможем дать количественную оценку всему, что нас определяет. Взять тебя или меня и все, что мы делаем, и выдать число, которое выражает ценность конкретного человека. Должен сказать, что до этой цели еще чертовски далеко, но сам понимаешь, какого рода люди у нас работают. Джулиус – настоящий гений, как и все, кто здесь трудится, а в деле крутятся огромные деньги. Но это риск. Скажешь «нет», я пойду своей дорогой, а ты – своей. Но если скажешь «да», примешь красную таблетку, мы увидим, насколько глубока эта кроличья нора.

Ну и что ответить на такое предложение?

– Я в деле, – сказал я.

– Отлично! – ответил Вурт. – Поставь отпечаток пальца здесь и здесь.

Тем вечером я выложил остаток наличных за обратный рейс до Чикаго. Вещей у меня было немного, но попрощаться с отцом мне хотелось лично – это казалось важным.

– Держи на запад, молодой человек, – произнес он. – Ты ведь слишком молод, чтобы это помнить, да?

– Мне кажется, кто угодно слишком молод, чтобы это помнить, – ответил я.

– Твоя правда.

Он затушил сигарету, и мы взглянули на раскинувшийся внизу Чикаго. Город кубов и шпилей возносился к самому небу.

– Помни, что теперь работаешь на Д. К., – тихо добавил он. – Держись к нему поближе. Он заведет тебя дальше, чем кто-то либо другой, но ступай с легким сердцем. Какую бы работу он тебе ни поручил, делай ее хорошо и не лезь на рожон. Такая работа на дороге не валяется.

Я разделял его мнение.

– Удачи, – пожелал мне отец, старый журналист. – И постарайся не попадать в неприятности.

После я собрал вещи и отправился в Калифорнию. Пару дней я утрясал разные вопросы с ботом отдела кадров и наконец стал полноправным сотрудником Кремниевой долины.

NumberCorp, как и большинство компаний в Долине, делилась на несколько лагерей. Официально это выглядело примерно так. Инженерное подразделение включало в себя три отдела: производственный, занимавший среднюю часть здания, службу поддержки – этажом выше – и алгоритмический, который работал над внутренней механикой «Номера» и располагался в башне, которую все называли Ортханком. Задачей алгоритмистов было собирать тонны данных и придумывать способы генерации все более точных номеров. Ребята из производственного отвечали за написание кода. Целью отдела развития бизнеса было продать «Номер» как можно большему количеству банков, а служба поддержки прикрывала их с тыла.

На практике инженерное подразделение представляло собой армию взаимозаменяемых гиков в джинсах и футболках Monotone. Менеджеры по развитию, которые отвечали за продажу конечного продукта, были сродни павлинам в зоопарке: гламурного вида, на каблуках и в обуви из искусственной кожи вместо обычной резины, с MBA-степенями Принстона и Гарварда. Инженеры считали менеджеров по развитию полезными, но чересчур расфуфыренными, а те, в свою очередь, видели в инженерах эксцентричных и не слишком цивилизованных типчиков. Все денно и нощно спорили друг с другом и работали с десяти утра до десяти вечера. Сотрудники, которым было перед кем покрасоваться, тратили изрядную долю заработка на аренду квартир неподалеку от кампуса; остальные расползались по корпоративным апартаментам. Обеды доставлялись на рабочие столы через приложение, а их стоимость автоматически вычиталась из зарплаты; тот, кто совершал непростительную ошибку и целый месяц по три раза в день заказывал еду из корпоративного меню, быстро понимал, как мало мы на самом деле зарабатывали, стоило вычесть из зарплаты расходы на жизнь.

Короче говоря, типичный крупный стартап.

Вурт, как выяснилось, был моим боссом – более или менее – и, по сути, олицетворял PR-подразделение NumberCorp; он парил между инженерами и менеджерами по развитию и занимался всем от маркетинга до совещаний. По пятницам он вел небольшой вебкаст под названием «Электроовцы».

– Это отсылка к Филипу К. Дику, – с гордостью признался он.

Я сделал вид, будто понял, что он имеет в виду, и зашел в рабочую почту. В конце концов, это же Долина – здесь все творят странные и даже безумные вещи с экзотическими аллюзиями.

Вурт выделил мне кабинет на балконе – сплошь стекло и имитация кирпича. В углу стоял выдвижной стол. Я дважды постучал по нему пальцем, и поверхность засветилась. Хорошо. Wi-Fi. Я переключился с телефона на стол. Там обнаружилось несколько автоматизированных презентаций для новых сотрудников: я подключил наушники, откинулся на спинку кресла и принялся изучать материалы.

Раньше – в 2000-х, 2010-х и 2020-х – миром по большей части управляла незримая математика. Я называю ее незримой, потому что люди, выдумавшие переменные в уравнениях, не имели ни малейшего понятия о том, что с ними происходит и как именно. Это касалось множества вещей – личных финансов, рынка ценных бумаг, подростковой беременности, но главным примером были кредитные рейтинги.

По своей сути кредитный рейтинг – это невероятно сложный алгоритм, позволяющий выразить ваш финансовый статус в числовой форме. Сколько денег вы зарабатываете за месяц? Много ли пропустили платежей по кредитке? Каковы условия вашей ипотеки? Есть ли у вас кредитная история и если да, то насколько длинная? Все это, плюс еще тысяча факторов, послужило исходным материалом для крайне хитроумных математических моделей, созданных для предсказания рисков.

В тогдашних США и Великобритании эту оценку, официально известную как рейтинг FICO, внедрили компании Equifax, Experian и TransUnion. Эта троица титанов могла обеспечить вам райскую жизнь или отправить в самые глубины ада. Хороший кредитный рейтинг указывал на здравое финансовое поведение. А плохой означал, что вам могут отказать в приеме на работу, поднять плату за коммунальные услуги или не выдать ипотеку. В Китае ту же роль играл Sesame Credit, находившийся в ведении гиганта электронной коммерции Alibaba, и еще несколько компаний, которые по сути решали ту же задачу.

Почти всех их погребла под собой NumberCorp.

И дело было не только в технологиях. Кредитные рейтинги постоянно становились предметом разногласий. Система опиралась на невероятно сложную сеть, в которую входили все от мошенников с Уолл-стрит до работника местного банка, отказавшего вам в кредите. Банки и финансовые учреждения снимали миллиардные сливки, пока среднестатистических Джо и Джейн выселяли из собственных домов и низводили до статуса безрабов. Экономический кризис 2008 года должен был показать обществу, насколько капризны подобные модели, но правительства спасли шаткую экосистему, и мир продолжил жить прежней жизнью. В итоге кризис был отложен до 2025-го, когда боты-трейдеры свихнулись, финансовая система пошла вразнос, а активисты предали Уолл-стрит огню. С нас хватит, сказали правительства.

А затем в этой темноте раздался шепот Джулиуса Коммона. Если вы хоть раз видели его за работой, то поймете, почему я решил воспользоваться такой странной метафорой. Ценность человека не ограничивается его банковским счетом, говорил он нужным людям. Дайте мне опробовать другой подход.

Изначально его решение, как и многие из подобных начинаний, было всего лишь математической моделью, набором замысловатых уравнений, основанных на препарированной книге о персональных финансах и на редкость всеобъемлющем понимании современного человечества. В отличие от тех, кто выдумал старые кредитные рейтинги, Джулиус точно знал, сколько наших данных утекает во внешний мир – через социальные сети, лайки, дизлайки, отметки геолокации, комментарии, синтаксис напечатанного текста, мотивы, клики, людей, которые отреагировали на наши действия, и даже приложения, которые мы решили установить на свои телефоны. В любой конкретный момент исследователь данных, подключенный к социальной сети и имеющий возможность соотнести ее с информацией о покупках и поисковых запросах от горстки избранных провайдеров вроде Amazon и Google, способен вынести о вас более справедливое суждение, чем ваша мать.

Первая версия «Номера» была довольно скромна в исполнении обещанного: в отличие от более старых скоринговых алгоритмов, он штрафовал типчиков, живущих на широкую ногу, поддерживал художников, писателей, активистов, людей, чьи голоса и мотивы были важнее их банковского счета, и следил за тем, чтобы мамам и папам с их щепетильной бережливостью был гарантирован приемлемый уровень жизни. Джулиус взял этот результат за основу, впарил его нескольким крупным банковским консорциумам – из числа тех, что оберегают активы на триллионы долларов, – и вуаля: так родилась NumberCorp.

Моей задачей был ее пиар. С самого начала мне стали платить кучу денег – ту самую легендарную зарплату а-ля «Кремниевая долина» – и выделили собственный уголок. По моим экранам, в причудливой оргии вкладок, проходили потоки всей необходимой для работы информации. Исследование рынка. Поисковая оптимизация. Профили компаний. Анализ инфлюенсеров.

Поступил рабочий запрос. Динь. В нашей системе Workbench каждое рабочее задание сопровождалось перечнем людей, которые должны были что-нибудь посмотреть, проверить или утвердить.

«Напиши две страницы о нашем продукте и последствиях его внедрения», – говорилось в запросе. К нему прилагался список имен: Ибрагим Монард, Энистон Шодри, Расселл Вурт. Это было проверкой.

«Ну ладно, – подумал я. – На вид задача несложная».

Я собрал разрозненные фрагменты пазла и взглянул на картину целиком. В моей голове все еще были свежи воспоминания о топ-100 журнала Time, при помощи которого Вурт объяснял принцип работы «Номера». Насколько я понял, существует масса проприетарных программ, которые читают ваши сообщения, определяют, кто ваш собеседник, где именно вы отметили геолокацию и так далее. Первым этапом было определить ваше примерное местоположение в безумно сложной сети онлайн-пользователей. Далее следовал более глубокий анализ. Регулярные орфографические ошибки, определенное соотношение репостов и оригинальных постов, просмотр определенных типов контента, определенные классы работы, невнимание к собственному статусу – и социальная модель моментально понижает ваши шансы достичь экономического успеха. А значит, присваивает меньший номер. Грамотная речь, репосты определенных видов контента и определенное количество внимания со стороны остальной соцсети – залог высокого рейтинга.

«Говоря простым языком, – небрежно нацарапал я, – «Номер» изучает данные и пытается оценить значимость вашей личности».

Прочитав это предложение, я почувствовал, будто заглянул в глубокий колодец.

Склонившись над небольшим рабочим столом, я писал и переписывал текст. Но мне откровенно не хватало информации. Поначалу это удивляло, но затем доводило до белого каления. Компания на шесть миллиардов долларов, и ноль интереса со стороны прессы – лишь туманные PR-анонсы о сотрудничестве. Очень скоро я достиг предела собственных знаний и направился прямиком в неизведанные воды откровенной спекуляции.

Тем не менее мне хотелось произвести хорошее впечатление, поэтому к трем часам дня статья была готова. Вурт как раз шел наверх. Он толкнул дверь головой, неуклюже вильнул и вошел в комнату с триумфальным видом, не пролив ни капли кофе. Я показал ему статью.

– Но мы используем не только Facebook, – заметил он.

– Не только?

– Боже правый, нет конечно! – Вурт, похоже, был удивлен. – Чувак, мы используем все, что только можно. Удостоверения ООН дают нам информацию о перемещениях. Twitter, Anagram, Tenjin. Даже данные геолокации. У нас, между прочим, есть договор почти с каждым университетом, что дает нам доступ и к записям об образовании. Я к тому, что в этом деле замешано гораздо больше – повторяю, гораздо больше – данных.

Мне хотелось возразить, что я ничего об этом не знал. Я ведь только присоединился к их команде.

– Google ничего не выдает.

– Ну да, публичная информация выглядит сильно упрощенной, – подтвердил он. – Очень многое нельзя выкладывать в открытый доступ. Можешь ли ты, к примеру, найти приличное описание того, как работает современный поисковый алгоритм Google? Или хроника Facebook?

Где-то вдалеке прозвенел колокольчик, громкая трель которого эхом пронеслась по залу. Что-то вроде перерыва на чай.

Затем прозвенел и мой стол. Это был комментарий от Энистон.

«Слишком общо, – заключила она. – Хотя бы немного почитай о конкретных бизнес-примерах и индустрии кредитных оценок. Нам нужно что-то противопоставить конкурентам».

«Ожидал большего. Переделать целиком», – отрезал Ибрагим Монард.

Вурт задумчиво отхлебнул кофе.

– Хорошая новость в том, что писать ты умеешь, – сказал он. – Удачная затравка и выводы. А плохая – в том, что ты не знаком с технической стороной дела. Ну да ладно. Давай-ка попробуем еще раз…

Должен заметить, что суть работы в NumberCorp я уловил довольно быстро. Моим непосредственным начальником был Вурт. Следующим по важности человеком в моем окружении оказалась Энистон Шодри, постдок из Гарварда, которая носила светлые, как у викингов, волосы и заправляла отделом развития бизнеса.

По негласной договоренности я понимал, что Вурт ожидал от меня выполнения и тех задач, за которые не хотел браться сам: написание текстов, рутинные дела, презентации, участие в совещаниях. А вот что ему нравилось – быть ведущим на совещаниях, заниматься исследованиями и выдумывать грандиозные маркетинговые схемы. В итоге он отвечал за генерацию идей и взаимодействие с людьми, а я выполнял львиную долю всей работы.

Время от времени отдел развития бизнеса в лице Шодри запрашивал у нас «материалы»: презентации, статьи – словом, все, что могло склонить на нашу сторону потенциальных клиентов. За предоставление этих документов тоже отвечал я. Если же запрос выходил за рамки моих технических познаний, мне приходилось обращаться к Экспонату C – Ибрагиму Монарду.

Монард, как выяснилось, был главой инженерного подразделения. Обычно его ответ укладывался в одно предложение, но, если такой возможности не было, вместо него появлялся услужливый и немного сбитый с толку разработчик, который объяснял, что Ибрагим сейчас занят, и спрашивал, может ли он чем-то помочь с интересующими меня сведениями.

Я изрядно поднаторел в написании текстов, которые почти никто не читал. И между делом привыкал к новой жизни. Привыкал к маленькой квартире с отделкой под кирпич, к настенному экрану, бесплатному трехразовому питанию и зарплате, которую мне почти не на что было тратить. Поступавшие ко мне рабочие задания в основном касались исследований рынка. К примеру, некая корпорация Refinance хочет знать, какую выгоду им может принести «Номер». Я изучаю их рынок, составляю красивое описание так называемых вариантов использования, добавляю несколько обоснованных прикидок насчет экономии затрат и других показателей и пересылаю в бизнес-подразделение. Вурт его читает. Энистон заверяет. А затем текст передают кому-нибудь вроде финансового или IT-директора.

Ну а Джулиус? В те дни я его почти не видел. Незримо он, однако же, присутствовал везде: в чатах Workbench, в новостях, в программном коде. Иногда за обедом инженеры обсуждали странные фрагменты кода, которые делали то, что казалось невозможным; часто оказывалось, что написал их сам Джулиус много лет назад. Споры с ним были для них предметом чудаковатой гордости; к тем, кто часто и подолгу спорил с Джулиусом, относились с тем же уважением, которое вызывает человек, обмотавший себя взрывчаткой.

Я их до конца не понимал, но мне этого и не требовалось.

– Как работа? – спрашивал отец всякий раз, как я ему звонил – примерно раз в неделю.

– Нормально, – отвечал я. – Еда неплохая, рядом есть приличный паб, квартира вполне сносная.

– А работа.

– Тоже нормально.

– В интернете о твоей компании почти ничего нет.

Теперь он говорил «твоя компания».

– Закрытая технология, B2B-рынок, – объяснял я. – Банки, финансовые корпорации, знаешь, как оно бывает.

– Хорошо, хорошо, – отвечал отец. – Трудись с усердием.

Не кажется ли вам, что на этом моя история должна бы и закончиться? Что ж, возможно, вы правы. Именно это и произошло бы при любом другом развитии событий. Я потратил бы на NumberCorp несколько лет своей жизни, а затем обменял свой пропуск на более прибыльную работу – может, в Google или Facebook, – где зарабатываются настоящие деньги. Потом я бы выгорел, попытался открыть собственный стартап, потерпел неудачу и обрел бы известность благодаря статье блога, в которой устроил бы самому себе разбор полетов. Возможно, я бы отрекся от всей этой жизни и перебрался на яхту, как автор «Chaos Monkeys». Но жизнь, как заметил один мудрый человек, подобна пьесе, и мне в этой пьесе была отведена совершенно иная роль.

Одним прекрасным днем Вурт спросил, пью ли я. И есть ли у меня подходящая компания.

– Не слишком общительный, да? – чуть погодя заметил он.

Я ответил, что предпочитаю проводить время дома.

– Мне знакомо это чувство, – признался он. – Но, если у тебя есть возможность с кем-то выпить, пей. Дела идут куда проще, если пропустишь с человеком пару бокалов пива.

Не знаю, сделал ли он это из жалости ко мне, но слова Вурта и по сей день остаются одним из самых практичных советов, которые я получал в своей жизни. Когда сомневаешься, пей.

Мы сели в такси, и машина вывезла нас на дорогу, огибавшую кампус с тыла. Вдалеке солнечные блики отражались от стеклянных башен, разбрызгиваясь по всему городу, который будто вырастал из тумана. Мы отъехали на приличное расстояние.

– Симпатично, – заметил я.

– А по вечерам здесь становится еще лучше, – добавил Вурт. – Вот мы и на месте. Добро пожаловать, в «Лосиную голову».

«Лосиной головой» назывался паб, который по своему виду напоминал шестислойный торт. Каждый этаж отличался от остальных. Первый представлял собой открытое пространство с баром; третий мерцал неоновыми огнями и светящимися в темноте напитками; но мы расположились на пятом – в недурной имитации старого английского паба, с панелями из синтетического дерева и фотографиями на стенах. Приглядевшись повнимательнее, вы бы наверняка заметили на этих фото знакомых людей: Роберт Нойс, Гордон Мур и Энди Гроув из Intel; Стив Джобс и Стив Возняк из Apple; Илон Маск; Марк Цукерберг; Питер Тиль и другие – слишком много, чтобы сосчитать. Это был настоящий алтарь, посвященный людям, которые сделали Кремниевую долину такой, как она есть.

Здесь же были и люди, с которыми мне предстояло встретиться. Над нами журчал гомон пивных разговоров.

– Дамы, господа и все остальные, – с помпой вмешался Вурт. – Познакомьтесь с Патриком.

– Вурт, наконец-то у тебя появился подручный, – сказала в ответ Энистон Шодри, которая в те дни могла бы сойти за настоящую богиню викингов; ее шикарная грива золотистых волос была заплетена в косу; она бы выглядела одинаково уместно и на подиуме, и посреди средневековой зоны боевых действий. В суматохе светских бесед она представила меня нескольким сотрудникам из своей команды – таким же новичкам, как и я сам.

– Патрик Удо, – представился я каждому из них. – PR-отдел.

Вурт передал мне пиво.

– Так поведай нам, – сказал худощавый мужчина, который своим видом напоминал скорее солдата, чем разработчика. Он лениво полулежал в углу. – Как ты здесь оказался?

Монард. Или, как сказал он сам: «Просто Ибрагим, к чему эти формальности?»

Я вкратце обрисовал цепочку событий, которая и привела меня в NumberCorp. Они знали моего отца. Маркус Удо, как выяснилось, не был знаменитостью – эта роль отводилась исключительно директорам и инвесторам, – он был довольно известен своими исследованиями, посвященными краху рынка акций и роли, которую в этом процессе сыграла Кремниевая долина, а также «разборами полетов», посвященными местным обанкротившимся компаниям.

Какое-то время разговор шел о нем.

– Чертовски хороший писатель, – сказал Вурт. – Неудивительно, что Джулс хотел его нанять.

– Но он не из тех, кто станет работать на корпорации, – заметил Ибрагим. – Скорее уж тот, кто напишет о нас некролог.

– Ну да, – согласился Вурт, качнув в мою сторону бокалом. – Но мы ведь заполучили его сына, верно?

Похоже, что для него это было поводом для гордости. Отец бы наверняка испытал толику удовлетворения от мысли, что его имя знали ребята из Долины, зарабатывавшие в десять раз больше, чем он в самых смелых мечтах.

– Так что думаешь насчет NumberCorp, Пат? Нравится тебе у нас?

Все взгляды сосредоточились на мне.

– Место мне по душе, – ответил я со всей уверенностью, которую могли дать шесть бокалов пива. – Мне еще многому предстоит научиться, но для этого я к вам и пришел.

Вурт поднял бокал.

– Отличный настрой, – сказал он. – Добро пожаловать в NumberCorp. Продукт стабилен, деньги текут рекой, а каждому из нас досталась чертовски крутая работа. Могу я произнести тост? За NumberCorp. За пиво по пять долларов.

– За NumberCorp, – послушно отозвались остальные.

Глава 3

Как-то раз – вскоре после начала работы в NumberCorp – я шел по полю между моей квартирой и офисом. Утро выдалось холодным и тихим, а я встал раньше обычного. Вот почему я удивился, когда мимо меня с ревом пронесся автомобиль. Черная зверюга, длинная и низкая, одна из немногих бензиновых машин, которые еще встречались на городских улицах. Машина Джулиуса.

Подойдя к главному офису, я увидел ее снова. Менеджеры по развитию собрались вместе. Повсюду слышались встревоженные голоса.

– В чем дело? – спросил я у одного из сотрудников.

Тот кивком указал вверх. У переговорных на верхнем этаже были стеклянные стены. В одной из них нам удалось разглядеть Джулиуса, Вурта и Энистон. Та, похоже, срывалась на крик.

Ибрагим, который по обыкновению появился на работе позже остальных, вошел в офис и увидел совещание. На его лице промелькнуло выражение тревоги, и он пулей помчался в переговорную.

Мы ввязались в войну с одним из крупнейших техногигантов за всю историю человечества.

Произошло это довольно просто. Из Facebook мы получали данные более чем двухсот миллионов американцев: сообщения, фотографии, контактные данные, историю перемещений, информацию о работе. Это был один из лучших источников пользовательских данных.

Вероятно, мы вытягивали из их сети слишком много данных, потому что в один прекрасный день они попытались обговорить с нами новые условия. Джулиус отказался. Facebook в ответ отключила интеграцию с «Номером».

Facebook была не единственной социальной сетью, с которой работала наша система, – Anagram, возглавляемый Полом Монитой, почти не уступал ей по размеру – однако ее потеря стала серьезным ударом. Инженеры взвыли, и Джулиус созвал военный совет.

Мои воспоминания о Джулиусе тех лет отличаются от его теперешнего экранного имиджа. Я помню его более высоким и полным; тогда он брил волосы почти под ноль и носил одежду строгого черного цвета. В общем и целом он походил на толстого безумного монаха. Когда он злился, то часто барабанил пальцами по столу. И пока на экране Ямы прокручивался список затронутых пользователей, его пальцы выбивали яростный ритм.

Вместе с ним в комнате были инженеры. И менеджеры по развитию. Даже члены совета директоров. И никто из них не имел ни малейшего понятия, что Джулиус скажет в следующий момент.

– Отключаем их, – заявил он.

Я увидел, как побелели инженеры.

– Джулс, – возразила Энистон. – Это же целая уйма людей.

– Не могу поручиться за алгоритмы, – высказался Ибрагим. – Но половина нашей серверной инфраструктуры занята обработкой новостных лент Facebook. Если отключим их, «Номер» пойдет вразнос. При всем уважении, если в этом решении и есть здравый смысл, то я его не вижу.

– Когда я только создавал эту компанию, мы прекрасно осознавали свою зависимость от сервисов вроде Facebook, – ответил Джулиус. – Но все эти люди не понимают одной вещи: чем крупнее мы становимся, тем меньше готовы терпеть их дрючево. Сколько у нас пользователей с Facebook – двести миллионов? Знаете, что произойдет, когда двести миллионов человек увидят, как обвалились их номера?

Он снова забарабанил пальцами.

– Мы скажем им, что номера упали, потому что нас кинула Facebook. Мы скажем, что «Номер» нуждается в данных и они вправе делиться с нами личной информацией. А потом мы снова обвалим их номера. И снова. Пока они не поднимут на уши весь интернет и не заставят этих ублюдков из Менло-Парка приползти к нам на коленях.

Наступила тишина.

Джулиус повернулся к Вурту.

– Можешь взять на себя письменную работу? Связаться с редакторами, распространить новости по сети и так далее. Если потребуется, найми людей для работы с социальными сетями. Нас ждет кошмар пиарщика, и я хочу, чтобы ты взял его под контроль.